ЧАСТЬ II 9 страница. Никто не хотел жить в комнате с Ноэлем

Никто не хотел жить в комнате с Ноэлем. Парень из Нью‑Йорка, который считался его соседом по комнате, показывался очень редко, проводя время в основном с друзьями, и если они случайно оказывались вместе в комнате, избегал смотреть на Ноэля. Ноэль не винил его за это. Он и сам знал, что выглядит странно. Он все еще был очень тощим, с худым, изможденным лицом, и, как бы в протест против того, что в Мэддоксе его слишком коротко стригли, сейчас носил слишком длинные волосы. У него было три рубашки и пара джинсов, летом и зимой он носил кроссовки, а когда было холодно, обматывал ноги портянками. Только серые глаза его излучали настолько яркий свет, что это завораживало.

Единственное, что было ему крайне необходимо, это физическая нагрузка, которая помогала от сильного перенапряжения из‑за учебы и больших перегрузок на работе, так как трудиться приходилось очень много, чтобы покрывать расходы, и для того, чтобы гнать в дальний угол физические желания. Сексуальные потребности мучили его, и иногда он сам пугался силы и настойчивости этих желаний. Ноэль пытался заглушить их интенсивными тренировками. Он наращивал вес, бегал, прыгал и подавлял неумолимый зов плоти. И его тело с благодарностью отзывалось на все усилия, становясь мускулистым, стройным, с осанкой атлета. Ноэль даже прибавил немного в росте.

– У Ноэля Мэддокса – великолепное тело, – четыре пары женских глаз наблюдали за ним в кафетерии, в то время как Ноэль собрал высокую стопку подносов и отнес их к раздаточному прилавку.

– Это заметить несложно. – Джинни Бертон, улыбнувшись подругам, пригладила светлые волосы. – Стоит только взглянуть на эти плечи под рубашкой…

– Этой отвратительной рубашкой, – пробормотала одна из подруг с набитым ртом, поглощая салат и бутерброд с помидорами и майонезом.

– Не отвратительной, – сказала Джинни, задумчиво глядя на Ноэля, – просто… дешевой.

– Да, парень – дешевый.

– Откуда тебе знать, какой он? – строго спросила Джинни. – Ты когда‑нибудь с ним разговаривала?

– Нет, я с ним не говорила, – ответила подруга, откусывая бутерброд, – и не представляю себе, кто бы с ним стал разговаривать. Он какой‑то таинственный. Загадочный студент Мичиганского университета.

– Я видела его как‑то раз, – сказала Джинни, наблюдая, как Ноэль натянул пиджак и с полудюжиной книг под мышкой направился к двери. – Он все время занимается в библиотеке.

– И работает тоже все время, – добавила ее подруга, – и много времени проводит на треке. Хотя не принадлежит ни к какой команде и не играет в футбол.

В Мичиганском университете футбол был всеобщей страстью, а игроки – богами. В дни, когда проходили игры, городок Энн Арбор, где размещался университет, пустел, и вечера в такие дни были самыми хорошими.

– Эй! – дразнила подруга, – я думаю, у Джинни Бертон найдется кое‑что для этого бедняги‑инженера. Но, дорогая, ты напрасно потеряешь время – он никогда не смотрит на девушек и, уж конечно, не назначает свиданий!

– В самом деле? – заинтересовалась Джинни, вспоминая мрачный взгляд Ноэля, когда он проходил мимо.

– Послушай, – продолжала подруга, – этот парень не замечал даже Риту Хейвортс. Никому не удастся назначить ему свидание.

Джинни откинулась на спинку стула и зажгла сигарету, лениво выпустив дым.

– Неужели это так? – протянула она. У Джинни Бертон были длинные, красивые светлые волосы и круглые голубые глаза. Она носила нежно‑розовые или голубые кашемировые свитера и нитку мелкого жемчуга, который подчеркивал своим блеском ее нежную белую шею. Короткие юбки в складку покачивались при ходьбе, ремешки кожаных туфель застегивались вокруг ноги – у нее были великолепные стройные ноги. Ноэль уже давно, несколько месяцев тому назад отметил, какие ноги у Джинни. Когда бы она ни появилась в кафетерии, он находил предлог, чтобы быть где‑то неподалеку и иметь возможность смотреть на нее, запоминать ее всю, чтобы потом, ночью, когда останется один, прокручивать ролик памяти, растворяясь в мечтах о ней. Он был настолько удивлен, когда Джинни заговорила с ним, что весь задрожал.

– Привет, – поздоровалась она, – я вижу тебя здесь уже сто лет. Я‑Джинни Бертон.

– Привет! – Ноэль ошеломленно глядел на нее.

– Я знаю, ты – Ноэль Мэддокс, – продолжила она с улыбкой. – Послушай, нам по дороге. Ты не мог бы мне помочь донести книги?

– Конечно, конечно. – Он взял книги, которые она ему протянула, и пошел рядом.

– Итак, – начала Джинни, – чем ты занимаешься, Ноэль? Ты такой загадочный субъект.

От нее пахло чудесными свежими цветочными духами.

– Я учусь. Много занимаюсь. И, конечно, работаю. Иногда я не знаю, что же важнее, – Курица или яйцо! – рассмеялась она. – Но я слышала, ты – великолепный спортсмен. – Она смело взглянула на него. – Ты должен много тренироваться, чтобы оставаться в такой форме.

Ноэль вспыхнул.

– Мне нравится бокс, – ответил он. – Поэтому я тренируюсь, но у меня нет времени участвовать в турнирах.

Джинни остановилась около библиотеки для студентов средних курсов.

– Вот мы и пришли. Спасибо, что помог.

Ноэль передал ей книги, и их руки встретились.

– А почему бы нам не увидеться, скажем, за пиццей и пивом? – улыбнулась Джинни, пристально глядя на него голубыми глазами. – Ты когда свободен?

– Я… э… ну… – заикался Ноэль.

– Завтра? В семь часов? Давай встретимся здесь, – махнув рукой, она легко взбежала по ступеням.

Весь оставшийся день Ноэль не мог заниматься. Он был не в состоянии сосредоточиться. Не мог уснуть, думая о ней, вспоминая жемчужные бусы на нежной шее, длинные ноги, взбегающие вверх по ступенькам, улыбающиеся глаза. Он с волнением думал о предстоящей встрече, о том, как вести себя на свидании, о чем они станут разговаривать и во сколько обойдется пицца и пиво. И еще его волновало, как он прикоснется к ней.

В течение одного часа он дважды принял душ, надел чистые джинсы и новую клетчатую рубашку. Сложив и сунув в карман десять долларов, Ноэль отправился к библиотеке. Было всего шесть пятнадцать.

– Ты точен, – приветствовала его Джинни двадцатью минутами спустя. На ней был белый с широким воротом свитер и голубая юбка, светлые волосы сияли.

– Пошли, я умираю с голода.

Джинни пила красное вино и только пощипывала пиццу.

– Я думал, ты голодна, – сказал Ноэль, с сожалением глядя на отвергнутую пиццу.

– Да, была, – ответила она, зажигая четвертую сигарету, – но я слишком много говорю, чтобы есть. Джинни отпила еще вина.

– Знаешь ли ты, Ноэль Мэддокс, что у тебя очень интересное лицо? – Она нежно провела пальцем по его щеке. И, придвинувшись ближе, продолжила:

– И самые великолепные глаза. Иногда они выглядят яркими и непроницаемыми – когда ты не хочешь, никто не может догадаться, о чем ты думаешь, а когда ты спокоен и доволен жизнью, они становятся светло‑серыми, прозрачными, почти как стекло. Как сейчас.

Ноэль слушал с восторгом. Его глаза еще никогда не были объектом столь пристального внимания.

– И твои губы, – сказала Джинни, дотрагиваясь до них пальцами. – Сильные и твердые, такие страстные губы, Ноэль Мэддокс.

Она поднесла к губам сигарету, затянулась, затем протянула ему. Ноэль не курил, но взял ее потому, что ее касались губы Джинни. Он ощутил вкус ее губной помады. Джинни потягивала вино, Ноэль же прикончил свое пиво одним огромным глотком.

Джинни рассмеялась.

– Хорошо, – сказала она, – я тебе все о себе рассказала. Теперь поговорим о тебе. Все, что я знаю, – как тебя зовут и что тебе двадцать лет.

Ноэль смотрел на нее, и его охватывала паника. Что она скажет, если узнает, что ему только восемнадцать? Что рассказать о себе? Что она хочет знать? Она болтала о своем доме в Гросс‑Пойнт, рассказывала об отце, который был президентом известной международной биржи, о лошадях своей матери, о сестре, той, что в прошлом году вышла замуж за замечательного парня, который когда‑нибудь станет просто фантастическим нейрохирургом. У них был летний коттедж, и во время летних каникул они плавали на лодке, купались и загорали.

– Не о чем мне рассказывать, – пробормотал он, глядя в пустой стакан. – Мои родители умерли. Я всегда был один.

Джинни пристально посмотрела на него. Улыбка замерла на губах, веселая болтовня прервалась на полуслове.

– О, Ноэль, прости!

Ноэль пожал плечами.

– Ничего.

Она взяла его за руку.

– Вот почему ты держишься обособленно. Тебе все еще больно, произошел несчастный случай, да, Ноэль? Он кивнул.

– Вот почему тебе приходится так много работать – ты совсем один. – Джинни сочувственно пожала ему руку.

– Теперь я знаю, что означает тот твой взгляд, когда глаза, кажется, пусты, и ты как будто где‑то далеко. Должно быть, ты думаешь о НИХ.

Ноэль избегал ее взгляда, осматривая переполненное кафе.

– Пошли, – произнесла она неожиданно. – Мне хочется пройтись.

Уже на улице Джинни очень легко поцеловала его в губы. Она взяла его за руку, когда они возвращались по улицам Энн Арбор, и когда вошли в тень, она обняла Ноэля и крепко прижалась к нему.

– Поцелуй меня по‑настоящему, – потребовала она.

Вопреки его ожиданиям, целовать девушку оказалось несложно. Каким‑то образом его лицо приблизилось, губы нашли ее губы. Он чувствовал их нежность и теплоту. Когда она раскрыла губы, его язык инстинктивно нашел ее, и он прижал ее крепче, растворяясь в ней и в своей страсти.

Джинни чувствовала, как он возбужден, как все внутри него напряжено, и обычно она не позволяла так далеко заходить в отношениях на первом свидании, но в Ноэле Мэддоксе было что‑то необыкновенное, какой‑то голод. Такая сила влечения была очень опасна.

Наконец она оторвалась от него, дрожащими пальцами провела по воспаленным губам. Ноэль отступил от нее.

– Прости, – сказал он, – я не хотел так.

Джинни улыбнулась, ища сигареты.

– Все в порядке, – легко сказала она. – Мне было хорошо.

Ноэль замер, глядя на нее. Если бы он пошевелился, он не смог бы контролировать себя, он все еще чувствовал прикосновение ее маленькой груди, выпуклость живота, и как она стояла, слегка раздвинув ноги, чтобы лучше чувствовать его напряжение. Боже, Ноэль не мог вынести этого! Сунув руки в карманы, он смотрел в землю.

– Я лучше пойду, – сказала Джинни. – Позвони завтра, Ноэль.

Она наклонилась, поцеловала его в щеку и ушла. Легкий шлейф цветочных духов смешался с запахом сигарет в прохладном ночном воздухе. Он подождал, пока она не исчезла в доме, потом пошел. Шаги постепенно перешли в бег. Ноэль мчался в темноте по территории университета, достиг трека и там бегал до изнеможения, пока не выбился из сил.

Ноэль не мог понять, что Джинни нашла в нем. Он не звонил ей, так как не мог себе позволить пригласить ее куда‑нибудь еще раз. Но она позвонила ему сама. Никогда и никто ему до сих пор не звонил, и когда парень внизу в холле позвал его, он был удивлен.

– Привет, – сказала Джинни, – разве я тебе не нравлюсь больше?

Они встретились и просидели пару часов за пивом, просто болтая. Вернее, болтала она. Джинни говорила о себе, о нем, приукрашивая его печальную историю собственными фантазиями: любящие погибшие родители, отсутствие семьи. И ей действительно нравились его глаза.

После этого они встречались несколько раз, и она всегда настаивала, что заплатит за себя сама. Джинни считала, что будет нечестно, если ему придется платить за нее. Ноэлю приходилось тратить деньги, предназначенные на более важные вещи, книги. И занимался он не так много, как следовало бы, даже когда ее не было рядом, он думал о ней.

Они много целовались в кафе, или за кафетерием, или в Коридоре. В темном зале кинотеатра она взяла его руку и Положила себе на грудь. Он чувствовал ее дыхание, через тонкую ткань блузки ощущал, как твердели ее соски под его рукой. Движимый какой‑то неистовой силой, он наклонился и поцеловал ее грудь. Джинни тихонько застонала и оттолкнула его.

Они стали встречаться каждый вечер, даже когда он занимался в библиотеке, она приходила со своими книгами, садилась рядом, и их глаза сливались в едином желании. Ее друзья были поражены ее поведением.

– Это шутка, Джинни, – восклицали они, – Ноэль Мэддокс – всего лишь шутка!

– Вы не знаете его, – отвечала она, и ее глаза лихорадочно блестели, когда она вспоминала его губы. – Вы не знаете, какой она на самом деле.

Они с сомнением смотрели на нее. Ноэль Мэддокс был грубым чужаком, Джинни не следовало проводить с ним время, она даже не представляет, в какой ситуации может оказаться. Никогда ни в чем нельзя быть уверенным с таким парнем, как он, о нем никто ничего не знал, и ее отец сошел бы с ума, если бы узнал!

Они встречались уже полтора месяца, когда однажды Джинни сказала, что ее друзья, у которых была квартира за территорией университета, уезжают на выходные дни – на большую футбольную игру в Гарвард.

– Приходи, – бросила она небрежно, – я куплю вина, и мы поужинаем.

На ней была цветастая юбка и белая шелковая блузка, под которой ничего не было, и Ноэль не мог оторвать глаз от тяжелых округлостей под тонкой материей. Они пили красное вино и нервно разговаривали. Джинни предложила ему сыр, красиво разложенный на деревянном блюде, и он вспомнил, что это тот самый сорт, который он видел в холодильнике Скотта. Но на этот раз он не убегал, хотя по‑своему Джинни была опасна, как и Скотт, оттого что он хотел ее, отчаянно хотел.

Смеркалось, и яркий свет вытеснили серо‑голубые сумерки, Джинни зажгла свечу в облитой воском бутылке кьянти и опустила шторы. Казалось, он видит все в каком‑то замедленном действии: она встала перед ним на колени, расстегнув блузку и спустив ее с плеч, ожидая. Жемчужные бусы оттеняли теплый тон ее кожи, свет свечи позолотил грудь. Руки Ноэля нашли ее, и Джинни отклонилась назад, задохнувшись, когда его губы стали целовать ее маленькие твердые соски. Он хотел бы никогда не отрываться от них, прижиматься к ним, гладить их языком, ласкать. Джинни оттолкнула его, их глаза встретились. Не отрывая от него взгляда, она встала и медленно сняла юбку. Джинни постояла минутку, высокая и стройная, в одних белых трусиках, потом расстегнула его рубашку. Быстро провела руками по груди, наклонилась и слегка прикусила его сосок. Ноэль почувствовал, что его пронзает дрожь. Ее руки легко прикоснулись к ремню, потом к пуговицам. Глаза мгновенно выхватили то огромное желание и напряжение, которое все еще скрывала одежда. Потом она очутилась в его объятиях, и они лежали на ковре, и свеча освещала их обнаженные тела. Он зарылся лицом в ее душистые волосы, а руки нежно блуждали по ее телу. Оно было мягким, гладким, влажным. Его охватило желание попробовать вкус ее кожи, и она дрожала и изгибалась под его настойчивым языком. Это было слишком, слишком… он должен овладеть ею. Он крепко обнял ее, пытаясь проникнуть в ее лоно.

– Нет, – выдохнула она, – нет…

Его пальцы нашли ее нежную плоть, раздвинули ее…

– Нет, – вскрикнула она, – Ноэль, не делай этого… Я не могу…

Ноэль поднял глаза, в смущении посмотрел на нее.

– Вот так, – сказала она, помогая ему, – вот так.

Их глаза вспыхнули и слились в единое пламя, когда слился с ней.

Джинни не могла без него. Ее друзья старались поговорить с ней наедине, серьезно предупреждая о том, что родители будут недовольны и Ноэль ей совершенно не подходит, но Джинни было все равно. Она ничего не могла с собой поделать. Джинни должна была его видеть. Она тратила много времени, отыскивая людей, чья квартира была бы свободна на ночь или на выходные дни, покупала сыр и вино, зажигала свечи и ждала его с работы, во сколько бы он ни возвращался. Та перемена, которая происходила в Ноэле, когда он скидывал дешевую одежду и она видела его обнаженным, была поразительной.

– Перед Богом все мужчины равны, – сказала она ему однажды, – но без одежды ты – король, Ноэль Мэддокс.

Его гладкое сильное тело влекло Джинни, а прикосновение рук и губ становилось все более опасным. Он так желал ее, так страстно желал. Джинни отдавалась ему, и когда их юные тела сливались, она стонала от наслаждения.

Потом они лежали рядом, не прикасаясь друг к другу, все еще слыша свое учащенное дыхание. Джинни протягивала руку и дотрагивалась до шелковистой пленки влаги на его груди. Ноэль склонялся над ней, пристально вглядываясь, но ничего не говорил.

– Наконец‑то ты сделал это – посмотрел на меня, – сказала она, дотрагиваясь до его век.

Он нежно целовал ее.

– Я люблю тебя, Ноэль, – шептала она, а он снова и снова целовал ее.

Всего несколько человек знали об их романе. Друзья, которые беспокоились за ее репутацию, скрывали это. Но Джинни была очень хорошенькая, пользовалась неизменным успехом, и поэтому ее отсутствие на вечеринках и футбольных матчах не могло оставаться незамеченным.

– Ты пропускаешь самые веселые мероприятия, – протестовали друзья.

– В самом деле? – мечтательно отвечала она. В конце семестра у Ноэля были очень низкие результаты. Раньше у него никогда не было оценок ниже «А». А сейчас он глядел в табель, усыпанный «В» и «С». Он так же продолжал работать в университетском городке, но встречи с Джинни отвлекали его от занятий. Впервые за четыре года он был далек от своей цели. Джинни хотела встречаться с ним во время каникул, но он честно сказал ей, что должен работать. Он возвращался на конвейер, где будет работать днем, потому что ночью была его смена в баре. Наступило самое подходящее время, чтобы расстаться.

Когда они вернулись в колледж после каникул, она позвонила ему.

– Привет! Давай встретимся.

Он шел рядом с ней, пиная ногой кусочки льда, попадавшиеся по дороге, стараясь избегать ее взгляда.

– Ты не звонил, – проговорила она, беря его за руку. – Я скучала по тебе.

– Да, – сказал он, отводя глаза, – я тоже.

– Ноэль, – взмолилась она. – В чем дело?

Он пожал плечами.

– Ничего. Ничего, просто я очень занят, вот и все.

Джинни произнесла, едва сдерживая слезы:

– Ты не хочешь меня больше? – Светлые волосы развевались по ветру, а лицо было бледным.

– Мне нужно работать, Джинни, – твердо ответил он.

– Я думала, что знаю тебя, – потрясенно ответила она, ее чудные голубые глаза наполнились слезами.

– Ты не знаешь меня, Джинни, меня – настоящего. На самом деле я не существую.

– Будь все проклято! – вскричала она. – Будь проклято!

И она решительно зашагала по дорожке, волосы разлетались на ветру.

Ноэль печально смотрел ей вслед, пока она не скрылась, и потом вернулся к себе в комнату, к своим занятиям. Занятия и работа всегда должны быть на первом месте. Но Джинни никогда не узнает, как отчаянно он тосковал по ней. Он был так одинок, как никогда в своей жизни.

Неяркое солнце проникало сквозь листву каштанов, освещая лужайку на южной стороне Лаунсетон‑Холла, ласково касаясь поднятого вверх лица Пич и скользя по ногам причудливой, все время меняющейся мозаикой.

Гладкая, как бархат, лужайка простиралась до цветника, где были посажены розы, и террас, а за ними возвышался дом. Усадьба Лаунсетон‑Холл была построена во времена королевы Анны сэром Эдуардом Лаунсетоном, третьим баронетом. Розовый кирпичный дом живописно вписался в складки Вилтширских гор и ярким пятном выделялся в зелени парка. Прекрасная сосновая аллея серебристым каскадом спускалась со склона горы к озеру, в самом узком месте которого красовался мостик, сделанный по рисунку с китайской фарфоровой тарелки. Греческие ели украшали спуск с горы к восточной стороне озера, где открывался вид на дом, особенно великолепный при заходе солнца.

Все окна Лаунсетон‑Холла были распахнуты вечернему солнцу, а на лужайке то здесь, то там мелькали фигурки по‑летнему одетых людей, которые медленно собирались у чайного столика. Одетые в белую фланель игроки в крикет, благодарно раскланиваясь, покидали поле с лунками под всплески аплодисментов зрителей, дети перешептывались и смеялись, расплескивая лимонад по траве, а ошалевшие от жары собаки радостно подбирали кусочки торта. В тени старинного каштана музыканты оркестра Лаунсетон Магны «Сильвер Бэнд», сидя на маленьких стульчиках, с раскрасневшимися лицами под шикарными остроконечными шапочками, оживляли теплый голубой английский вечер веселыми мелодиями Гилберта Салливана.

Пич отдыхала в кресле с полузакрытыми глазами, погрузив босые ноги в прохладную зеленую траву. Это была изумительная английская сценка – и настолько же изумительно скучная. Она приехала сюда сегодня вместе с Мелиндой и миссис Сеймор в надежде увидеть Тома, но он был в Кембридже. Когда Мелинда пригласила Пич погостить, она нарисовала восхитительные картины английской деревенской жизни. Пич представляла утренние прогулки по лесу с прекрасно выдрессированными собаками, вечерний чай со слойками и, возможно, одним прекрасным длинным летним вечером, в романтических зеленоватых сумерках, встречу с красивым, мечтательным англичанином. Но все вышло не совсем так. Если вы не увлечены верховой ездой в сопровождении отвратительно ведущих себя собак и не любите жить в сыром, несколько обветшавшем доме, где ничего не менялось на протяжении, по крайней мере, столетия, то такая деревенская жизнь не для вас.

Пич выпрямилась в полосатом полотняном кресле, подбирая тяжелые волосы и открывая шею. В самом деле, англичане иногда смущали ее. Взять, например, Мелинду – ей шестнадцать лет, столько же, сколько и Пич, а она в огромных количествах поглощает торты, которые просто убивают ее фигуру, и носит прошлогоднее хлопчатобумажное платье, которое на ней вот‑вот лопнет. И все же Мелинда была нежной, сдержанной, полной очарования и необыкновенно милой. Вероятно, в восемнадцать лет она выйдет замуж, угрюмо размышляла Пич, и у нее будет целый выводок ребятишек, за которыми нужен постоянный присмотр.

Такое будущее, конечно, не для Пич – это она решила твердо. Слава Богу, ее «романтический» период закончился. Когда ей исполнилось шестнадцать, она неожиданно расцвела, грудь, которая так долго была для нее предметом огорчений, из бутонов превратилась в чашечки распустившихся цветов, бедра слегка налились, ноги стали длинными, стройными и уже не выглядели тоненькими палочками. Было так приятно, когда на танцах в Л’Ýãëîíå ìàëü÷èêè íàïåðåáîé ïðèãëàøàëè åå íà òàíåö, è óäèâèòåëüíî – îêàçàëîñü, ÷òî îíà ïðåêðàñíî óìååò ôëèðòîâàòü. Íàáëþäàÿ è ñòàðàÿñü ïîäðàæàòü Äæóëèàííå, Ïè÷ íåçàìåòíî äëÿ ñåáÿ íàó÷èëàñü ýòîìó. È áûëî ïðèÿòíî çàìå÷àòü, ÷òî Äæóëèàííà îòíîñèòñÿ ê íåé íåìíîãî ðåâíèâî. Íåîæèäàííî âñå ìàëü÷èêè îêàçàëèñü âîêðóã Ïè÷, è èíîãäà ýòî áûëî ïðèÿòíî, à èíîãäà – ðàçäðàæàëî, îñîáåííî íà âå÷åðèíêàõ, ãäå âñå íàïèâàëèñü, ïîòîìó ÷òî ñ÷èòàëè ýòî ðàçâëå÷åíèåì, à ïîòîì ðàçáðåäàëèñü ïî òåìíûì êîìíàòàì è çàíèìàëèñü òàì Áîã çíàåò ÷åì.

Òåïåðü â æèçíè Ïè÷ äîëãèå ãîäû íå áóäåò ìåñòà äëÿ ìóæ÷èí. Îíà ñîáèðàëàñü óåõàòü â Ðàäêëèôô, ïîòîìó ÷òî òàì õîðîøèé êîëëåäæ, è äÿäÿ, Ñåáàñòèî äî Ñàíòîñ, æèâóùèé â Áîñòîíå, ñìîæåò ïðèñìàòðèâàòü çà íåé. Çàòåì îíà ïîéäåò íà êóðñû áèçíåñà è ìåíåäæìåíòà è âïîñëåäñòâèè ñìîæåò ïîìîãàòü Äæèìó íà ïðåäïðèÿòèÿõ äå Êóðìîíîâ, âîññòàíàâëèâàòü èõ áûëóþ ñëàâó. Ìîæåò áûòü, åé ïðèäåòñÿ êóïèòü î÷êè â ðîãîâîé îïðàâå, êàê ó Ëåîíîðû, ÷òîáû âûãëÿäåòü ñîëèäíåå.

 äîìå Èëü‑Ñåí‑Ëóè Ïè÷ èçó÷èëà ïîðòðåò äåäóøêè Ìåñüå, íàéäÿ â íåì áîëüøîå ñõîäñòâî ñ ñîáîé. Ó íåå áûëè åãî ãëàçà, ïðàâäà, áåç ýòîãî ïóãàþùåãî âçãëÿäà.

– Äåäóøêà, – ñêàçàëà îíà ïîðòðåòó, – ÿ çíàþ î òîì, êàê òû ïîñòðîèë ñâîþ ïåðâóþ ìàøèíó è êàê îíà áûëà êðàñèâà. ß çíàþ, êàê òû ïðèâîçèë ðåçèíó íà øèíû èç Áðàçèëèè. ß çíàþ, ÷òî êàæäàÿ ìàøèíà ïîêðûâàëàñü äâåíàäöàòüþ ñëîÿìè ñïåöèàëüíîãî ëàêà – ëàê, ïîëèðîâêà, ïîòîì îïÿòü ëàê, – äî òåõ ïîð, ïîêà ìàøèíà íå ïðèîáðåòàëà öâåò óäèâèòåëüíîé ãëóáèíû, êîòîðîãî íå áûëî íè ó êàêèõ äðóãèõ ìàøèí. Âåðü ìíå, äåäóøêà, – îáåùàëà îíà, – àâòîìîáèëè «êóðìîí» áóäóò åçäèòü ïî äîðîãàì Åâðîïû è, ìîæåò áûòü, ïî äîðîãàì Àìåðèêè. È îíè áóäóò êðàñèâû. ß íå ïîäâåäó òåáÿ.

Дата добавления: 2015-05-06