Народники, гильдейцы и проблема индустриализма

Для эсеров как народников моделью для выработки общей социальной программы является деревня. Эта «изюминка» позволяет народникам указать на важный изъян социал-демократии времен II Интернационала: «довоенный социализм был однобоким индустриальным социализмом».

От этого мнения один шаг – до постановки вопроса о постиндустриальном обществе. Но Чернов не делает этого шага – он лишь отстаивает право села двигаться к социализму не через индустриальную концентрацию: «есть пути и формы обобществления труда и собственности снизу, через творческую инициативу, самодеятельность, автономию самих трудовых земледельцев… без промежуточного этапа капиталистического чистилища…» Из этого может последовать два различных вывода: пути города и деревни к социализму качественно различны, либо – путь, найденный на примере деревни, может быть применен и в городе.

Чернов разделяет мысль о том, что социализм смягчит противоречие между городом и деревней, «даст какой-то высший синтез». Эта мысль присутствует и у Маркса, но с явным преимуществом для городской организации. Эсеры стремятся к тому, чтобы ценные стороны аграрного общества получили путевку в будущее. После визита в Палестину в 1934-1935 гг. Чернов даже выразил надежду, что в здесь с помощью киббуцной организации, может быть, удастся «совершенно миновать стадию капиталистического развития, придя к социализму непосредственно через объединение трудового хозяйства на путях кооперативной эволюции». Но и эту оптимальную возможность Чернов рассматривает как исключительную.

В то же время Чернов разделяет индустриальную концепцию социализма. Но, как народника, его беспокоит связь между могуществом капитала и самой индустриальной организацией: «Индустрия – вот царство капитала». Аграрное общество, таким образом, оказывается антитезой капитализма, средой сопротивления ему. Село – еще не база социализма, но его объективный союзник. Чернов считал, что крестьяне могут идти к обобществлению труда только снизу, то есть на демократических основаниях.

Партия эсеров специализировалась на аграрном вопросе, и сумела выработать план его решения, поддержанный Россией на выборах 1917 г. Чернов так определял принципы этого плана: «Вся земледельческая Россия… как бы превращалась в одну «поземельную общину», а отдельные местные соседские земельные союзы как бы в ее разветвления, органы». Связь их между собой в программе эсеров не ясна. Тут бы пригодилась прудоновско-бакунинская система федерализма (делегирования). В 1917 г. Чернов с симпатией относился к советам, которые возникли как делегированные. Но захват советов большевиками отпугнул Чернова от этой модели координации социальных интересов. Без делегированного федерализма общины как «органы» подчиняются бюрократическим государственным структурам.

Чернова, как мы увидим, тревожит проблема бюрократизма, и у него остается один выход – свести полномочия чиновников к минимуму с помощью четко определенных норм права. Чернов считает необходимым четко определять земельные нормы, исходя из средне-статистической продуктивности земли в России и в отдельных регионах. Предусматривалось не изъятие, а дополнительное обложение сверхнадельных излишков. Это должно было стимулировать интенсификацию труда – хозяин должен был быть заинтересован в получении максимального результата на нормативном участке, не стремясь к его расширению. Земельные органы, получая сверхнадельные лишки, устраивают на них переселенцев с тех территорий, где земли не хватает.

Лишь постепенно, по мере развития технологий крестьяне перейдут от общественного перераспределения земли к ее совместной, коллективной обработке. Чернов горячо поддержал опыт киббуцев, в которых обобществление не зависело от технических возможностей, а от идеологического импульса. Добровольный коммунизм киббуцников Чернов оценил как «Палестинский опыт конструктивного социализма».

Чернов выступает против «грубой аналогии» между земельной и промышленной социализацией, в которой видит призрак максимализма, ненавистного ему со времен прежних партийных расколов. Чернов не согласен применить принципы своей аграрной программы к индустриальному сектору. Для него социализм – общество, организованное как единая фабрика (как не вспомнить здесь идеал В. Ленина). Чернов утверждает: «социализированное хозяйство до тех пор не может стать вполне социалистическим, пока оно не превратится в единый, упорядоченный, универсальный «комбинат»». Мечта об индустриальном сверхкомбинате, вера в возможность его конструирования на основе городского хозяйства, здесь делает Чернова вполне марксистом.

Но Чернов подробно разъясняет, почему бы не применить в промышленности те же принципы, которые эсеры отстаивают на селе? Это означает полноправие новых работников предприятия, которые получают право на участии в доходах и в самоуправлении на общих основаниях. Однако в этом случае работники менее успешных предприятий будут стремиться попасть на более успешные, вместо того, чтобы выводить свою фабрику из экономического «пике». Чтобы предотвратить такие разрушительные перетоки рабочей силы, возможно введение выплат выходных пособий при увольнении и внесение взносов при приеме на новую работу – в зависимости от доходности предприятия. Если доходность за время работы труженика увеличилась, он получает большее выходное пособие. В начале ХХI в. такой порядок применяется, в частности, на народных предприятиях в России (в соответствии с законом 1998 г.).

Понятно, что в различных отраслях норма прибыли и размер стартового капитала различна, и межотраслевое неравенство коллективов может быть снято с помощью налогообложения, целевым путем направляемого из одних отраслей в другие.

Чернов выделяет более общие универсальные черты социализации, которые видны уже на примере аграрной программы. И в городе, и в деревне социализация должна проводиться снизу, «упраздняет абсолютизм понятия собственности» (здесь Чернов полностью следует за Прудоном), вводится «хартия прав» разных участников производственного процесса, «равенство общегражданских трудовых прав», «синтез частного и публичного права, синтез начал экономического корпоративизма и политической демократии». Под экономическим корпоративизмом понимается создание единой системой демократически организованных синдикатов и кооперативных обществ.

Обсуждая различные модели координации работы предприятий после капитализма, Чернов прежде всего обращается к синдикализму. Действительно, наиболее простой способ устранить чиновника и капиталиста от управления производством – передать его организации работников – профсоюзам. Это синдикалистское решение проблемы не устраивает Чернова, так как отдает преимущество отраслевым демократически организованным корпорациям, которые могут игнорировать интересы потребителей.

Здесь Чернов опирается на идеи гильдейских социалистов, или по-просту гильдейцев. Гильдейцы критикуют синдикалистскую модель, при которой люди, объединенные в производственные организации, господствуют над всеми остальными: «Совершенно не годится отдать потребителей… в жертву произволу производителей, как это делает синдикализм, при котором общественное целое может так же эксплуатироваться, как ныне частными профит-махерами». Конечно, и работник, и потребитель – это один и тот же человек, но гильдейцы понимают, что при отстаивании коллективных интересов организация (и ее аппарат) приобретает самодовлеющую роль. Если будет нарушена гармония между различными сторонами человеческой натуры, это выльется в доминирование одних социальных групп над другими.

Чтобы этого не произошло, система экономической демократии не может быть ни отраслевой, ни территориальной, ни кооперативной. Она должна быть и отраслевой, и территориальной, и кооперативной. Требуется синтез.

Гильдейская идеология как раз и была продуктом синтеза. Её источники разнообразны – это и британская консервативная историография, и британская разновидность синдикализма, и чартизм, и лейборизм, на который гильдейцы в свою очередь оказали большое влияние. Но социалистическая составляющая этого учения через посредство учеников сводится к Оуэну и Прудону. Гильдейскую идею выдвинул в 1906 г. А. Пенти. Он выступил за реставрацию систем гильдий – ремесленных общин средневековья на новой демократической основе. В период своей недолгой, но бурной активности 1906-1925 гг. гильдейцы приобрели большое влияние на Фабианское общество, профсоюзное и лейбористское движение. Даже распавшись под действием борьбы лейбористов и коммунистов, гильдейское течение продолжало влиять на общественную мысль. В 1919 г. лейбористы под прямым влиянием гильдейцев даже выдвинули требование участия работников в управлении предприятиями. Из рядов гильдеизма вышел социолог Б. Рассел, гильдейские идеи нашли продолжение в исследованиях Института рабочего контроля в Британии.

Чернов справедливо считает гильдейцев одним из течений конструктивного социализма. «В то время, как французский анархо-синдикалист уходит, подобно римскому плебею, на Авентинскую гору своей новой синдикальной организации, … английский «гильдеец» заботливо подбирает, как отдельные кирпичики, черты нынешнего производительного товарищества…, в то же время базой или складочным метом для него выбирая старинную, исконную форму былой ремесленной гильдии…» Чернов не случайно симпатизирует гильдейцам. Ведь они применяют метод русских народников, сочетающих традицию и социальное конструирование. Чернов многократно ссылается на идеи гильдейцев, которые во многих отношениях являются для него своими. Гильдейцы – «британские народники», они выступают за социализм, вырастающий из традиционных общественных структур самоуправления.

Также, как и народники, гильдейцы ставят превыше всего свободу личности. Ей должна служить организация производства, «вне зависимости от того, какими будут экономические последствия этого». Свобода личности предполагает социальные гарантии, равноправие людей, а значит - экономическую демократию и достижение социальной гармонии. Один из идеологов гильдейского социализма А. Орэйдж писал: «А что такое социализм, если не сотрудничество всех с каждым, государства с каждой из спонтанно возникших групп, из которых состоит нация?» А раз так, эти группы должны быть автономны, самостоятельно вырабатывать свои интересы и согласовывать их между собой при помощи государства. Развивая эту идею, Б. Рассел так формулировал гильдейский принцип: «Любая группа…, имеющая отчетливо выраженные интересы, которые непосредственно затрагивают только ее членов, должна обладать самоуправлением в сфере, касающейся этих интересов». Перед конструктивным социализмом встает проблема согласования интересов всех этих самоуправляющихся групп.

Гильдии должны регулировать цены и доходы работников, контролировать качество продукции, как в старые добрые ремесленные времена. Работник в соответствии с гильдейскими идеями должен быть защищен от колебаний цен на отдельные виды труда и получать постоянное «промышленное содержание». Эта идея близка прудоновской.

Пенти даже выступал за восстановление ремесленного производства, когда мастер вкладывает свою индивидуальность в каждый предмет. Утопия? Реакция? Это так, если отождествлять прогресс со специализацией. Но в начале XXI в. мы знаем, что узкая специализация – не вечна, и современные технологии способствуют ее ослаблению. Автоматизация вытесняет человека из сферы узкоспециализированного труда. Конструктор и дизайнер играют все большую роль в производстве вещей, в обиход возвращается производство малыми партиями и по индивидуальному заказу. В XXI веке в передовых странах ремесленное производства начинает играть большую роль, чем в ХХ-м. Об этом предупреждал британский «народник» А. Пенти.

Пенти является основоположником пост-индустриальной футурологии. Ему принадлежит и сам термин «пост-индустриализм». В книге с этим названием, вышедшей за полвека до появления работ Д. Белла, он сделал парадоксальный вывод из распространенного в социалистической среде марксистского экономико-технологического детерминизма. Если капитализм связан с индустриальной организацией труда, то следует отказаться от нее ради освобождения человека от капитализма. В 20-е гг. ХХ в. эта мысль осталась столь же непонятой, как и аналогичные идеи Михайловского и Кропоткина.

Поставив общую задачу преодоления индустриализма, его противники не могли предложить альтернативу, принципиально отличную от средневековья. Постиндустриальные производственные формы еще не были обнаружены в силу своего зачаточного развития. В отличие от народников и анархистов, Пенти был готов к возвращению в средневековье, следуя постулатам консервативной историографии, связывающей индустриальное развитие с отклонением от естественного хода развития.

Эту модель исторической перспективы рассматривает и Чернов. Он сочувственно пересказывает концепцию историка Р. Виппера, изложенную в работе «Круговорот истории». Виппер утверждал, что происходит «генеральный бунт против индустриальной системы», и предвещал ее гибель. Индустриализм порождает «крайнее напряжение», которое достигло во время войны пределов. Начинается бунт рабочих и колониального мира против современной западной цивилизации. Грядет варваризация, подобная закату Рима.

Чернов разделяет опасения, но не общий пессимизм Виппера. Пессимисты, уставшие от индустриальной системы, «влекутся к своим «антиподам», как к необходимым «дополнениям» до утраченной истинно-человеческой цельности». Но человеческую цельность можно возродить на основе социализма (пост-капитализма), а не феодализма (что автоматически предполагает гибель «лишних» людей, которых не сможет прокормить средневековая организация хозяйства). Чернов стремится сбалансировать индустриальную систему, о её преодолении речь у него не идет. Он лишь грозит ей бунтом. Но индустриализм Чернова, как мы видели, не безусловен, он выступает за индустриально-аграрный синтез общественных отношений. «Старый индустриоцентрический социализм… остается лишь локальной программой стран с гипертрофией индустрии за счет атрофии земледелия... Принцип аграрного социализма по содержанию своему есть не что иное, как утверждение права трудового хозяйства на развитие к социализму своим собственным, прямым и непосредственным путем, минуя капиталистическое «чистилище»».

При этом Чернов чувствует, что индустриальная система не очень-то благоприятствует этому синтезу: «Государственный централизм состоит в прямом родстве с капиталистической индустрией, с ее экономической концентрацией и централизацией, государственная децентрализация и федерализм более соответствуют сущности трудового земледельческого хозяйства, развивающегося в высшие формы путем кооперативизации, - а кто говорит «кооперация», то говорит – автономия, децентрализация и федерализм». Если следовать этой логике, автономия и федерализм получают возможности для нормального развития по мере преодоления индустриальной концентрации. Но не только эсеры, но и большинство гильдейцев в начале ХХ в. не ставили задачу преодоления индустриализма.

Дата добавления: 2015-06-04