Охотники и собиратели Центральной, Южной и Восточной Африки 2 страница

Количество полигамных браков в обществе мбути незначительно - не более 5-6 %; в группах, находящихся под влиянием соседей банту, оно возрастает до 10 %. Браки эти всегда полигинные [503, т. 2, ч. 2, с. 379; 587, с. 181]. У пигмеев бака некоторые мужчины имеют нескольких жен, и у каждой - отдельная хижина.

П. Шебеста и М. Гузинде в отличие от К. Тернбулла подчеркивают значение родственных связей в оформлении общины пигмеев, видят в ней группу семей, связанных кровным родством и совместно ведущих хозяйство. По мнению П. Шебесты, экзогамия общины основана на патрилинейности и патрилокальности. К. Тернбулл, однако, утверждает, что патрилинейное родство «не более чем тенденция», большинство общин строятся на когнатных родственных связях и покоятся прежде всего на территориальности. Значение родственных связей в обществе пигмеев вообще невелико [587, с. 176; 589, 284-285]. Совместное проживание, общие хозяйственные интересы - главные связующие факторы. Мужчин объединяет привязанность к общине, к которой большинство из них принадлежит от рождения, и к ее земле. Говоря о том, что община строится на кровнородственных связях, П. Шебеста добавляет: «Но не кровное родство сохраняет общину как целое, а совместная хозяйственная деятельность. Именно она стоит всегда на переднем плане» [503, т. 2, ч 2 с. 289].

П. Шебеста обнаружил в социальной организации мбути общности, которые он называет кланами. По его словам, эти общности, разбросанные среди различных общин, не локализованы, т. е. не обладают собственной территорией, и не имеют никакого экономического и политического значения [503, т. 2, ч. 2, с. 290]. Единственное, что связывает членов клана между собой, - представление об общем тотеме. Принадлежность группы людей к тому или иному клану определяется общим тотемом и общим самоназванием. В качестве тотемов выступают, как правило, различные животные (особенно часто леопард и шимпанзе), реже - растения. То, что Шебеста называет кланом, имеет характер скорее тотемической группы (по аналогии с тотемическими группами австралийцев), но не тотемического рода. Такого важнейшего признака рода, как экзогамия, клан мбути не знает. Экзогамными общностями являются общины, а не кланы. А так как клан охватывает несколько общин, представители одного и того же клана вступают в брак между собой [503, т. 2, ч. 2, с. 432-441]. Едва ли есть основания характеризовать такую структуру как родовую. Видимо, родовая организация пигмеям неизвестна. И некоторые исследователи прямо говорят о том, что никаких следов родовой организации у пигмеев не обнаружено [320, с. 90].

В то же время факты, о которых идет речь, свидетельствуют, по мнению некоторых исследователей, о существовании у пигмеев древнего и оригинального тотемизма [503, т. 2, ч. 2, с. 426; 311, с. 29-32; 313, с. 78-82]. Таково верование, что каждый человек происходит от животного или растения, с которым он тесно связан посредством безличной силы - мегбе. Все члены тотемического сообщества несут равную ответственность за уничтожение своего тотема (они не могут убить его, если это животное, не могут сорвать, если это растение), они смотрят на него как на родственника, брата. Пигмеи верят, что первый тотем был предком всех животных и растений данного вида и всех людей соответствующего сообщества. Тотемизм пигмеев имеет немало общего с тотемизмом аборигенов Австралии. Это - одно из тех явлений культуры и общественной жизни, которые сближают между собой такие отдаленные друг от друга охотничье-собирательские народы, как пигмеи и австралийцы, явлений, которые имеют типологический характер, свойственный определенной стадии социального развития.

Хотя общины пигмеев, как правило, экзогамны, все же некоторые общины охотников с сетями состоят из нескольких экзогамных патрилиниджей, члены которых могут вступать в брак между собой. По словам К. Тернбулла, экономическое, политическое или религиозное значение линиджей (у пигмеев это всегда патрилиниджи) ничтожно, в жизни общины они большой роли не играют, наиболее заметной их функцией является регулирование брачных связей [589, с. 97-99, 108]. Общины охотников с сетями всегда больше общин охотников с луками и не только иногда состоят из нескольких линиджей, но и включают в свой состав выходцев из других общин. Экономический статус последних не отличается от статуса остальных людей, они такие же равноправные члены общины. И напротив, отсутствующие члены общины, несмотря на то что родились в ней, теряют экономические связи со своей общиной. Экономическое равноправие членов охотничье-собирательской общины - это равноправие тех, кто трудится в ней, независимо от происхождения.

Охотничье-собирательские угодья общины со всей добываемой на них растительной и животной пищей, сырьем для изготовления орудий и утвари - ее коллективная собственность. Все члены общины, как принадлежащие к ней по рождению, так и влившиеся, имеют равные права на пользование землей и ее ресурсами. Ведь все они вносят в добывание средств существования свой труд. На земле общины отдельный человек ничего не может присвоить в полную собственность (за исключением только деревьев с ульями, о чем будет сказано особо), как не может присвоить саму землю [313, с. 67-68; 310, с. 287-289]. Как и в других охотничье-собирательских обществах, община в целом является субъектом экономической собственности на землю и ее ресурсы.

Территория общины хорошо известна ее членам и соседям. «На границах нет никаких условных знаков, - пишет Л. Котлоу, - но все пигмеи хорошо знают, где проходят эти условные линии. Более того, вам никогда не удастся уговорить пигмея, даже за щедрое вознаграждение, нарушить невидимую границу... Проводники-пигмеи будут сопровождать вас только до границы их владений» [81, с. 63]. Чужие допускаются на угодья общины только с согласия последней. Произвольное нарушение границ чревато конфликтами, но пигмеи, как уже говорилось, избегают нарушать границы чужих территорий, и столкновений на этой почве, как правило, не бывает. Преследуемое охотниками животное принадлежит той общине, на земле которой оно убито; если соседние общины находятся в дружеских отношениях друг с другом, они или делят добычу, или собственники территории уступают ее охотникам. Границы общинной территории, где протекает хозяйственная деятельность пигмеев, образуют своего рода окружность. Радиус активной хозяйственной деятельности вокруг стойбища - 3-4 км [503, т. 2, ч. 1, с. 96-98; 560, с. 123-124].

Если собственность на землю является коллективной, общинной, то все предметы личного пользования, изготовленные и употребляемые отдельным человеком, а также семейная хижина составляют его личную собственность [503, т. 2, ч. 1, с. 274-276; 587, с. 186]. Домашняя утварь, орудия собирательства принадлежат женщинам, копья, луки и стрелы, охотничьи сети - мужчинам. П. Шебеста пишет, правда, что оружие, одежда и некоторые другие предметы рассматриваются иногда в качестве собственности всей общины, однако уточняет, что распоряжается тем или иным предметом всегда один какой-нибудь человек и никто в общине, даже наиболее авторитетные, старейшие ее члены, не имеет права посягать на него. Более того, даже муж не может распорядиться по своему усмотрению вещами, принадлежащими жене, без ее ведома [503, т. 2, ч. 2, с. 535-536]. В чем же выражается право общины на эти предметы, если собственность на них, по существу, личная? Замечание Шебесты объясняется, видимо, тем, что в обществе пигмеев интересы общины доминируют над личными интересами.

Некоторые деревья с пчелиными ульями принадлежат той семье, которая первая их обнаружила и отметила особыми знаками. Другие пигмеи с уважением относятся к этому виду собственности, как и к любому иному [585, с. 237]. Семейная или личная собственность на деревья известна андаманцам и семангам. Таковы отношения собственности у пигмеев, и здесь, как и во многих других сферах социально-экономической жизни, пигмеи ничем не отличаются от остальных охотников и собирателей.

Коллективизм пигмеев распространяется и на отношения распределения. По словам К. Тернбулла, «община может существовать только благодаря тесному сотрудничеству ее членов и разработанной системе взаимных обязательств, вследствие чего каждый получает что-то из сегодняшней добычи» [585, с. 100]. Запасов пигмеи не делают. Убитое на охоте животное обычно делится тут же на месте, и каждый охотник возвращается в стойбище со своей долей. Если же убитое животное принесено в стойбище целиком, его делят наиболее авторитетные, старейшие члены общины согласно традиционным правилам между всеми общинниками, как принимавшими, так и не принимавшими участия в охоте. Если в сеть попало мелкое животное, хозяин сети имеет право на большую часть добычи. Крупное животное, по свидетельству Э. Патнем, делят поровну между всеми членами общины [113, с. 37, 40; 477]; правда, мужчины, женщины и дети получают особые доли добычи в зависимости от пола и возраста. Например, печень, которая особенно ценится у пигмеев, обычно достается старикам и женщинам [320, с. 76-78; 587, с. 172]. Люди, обладающие особыми способностями, как и старейшие члены общины, при распределении охотничьей добычи имеют некоторые преимущества. Те и другие могут отложить для себя лучшие куски, даже если они и не принимали участия в охоте. Стрелок, убивший животное, тоже претендует на значительную часть добычи [509, с. 47-50; 503, т. 2, ч. 2, с. 339; 560, с. 118-119]. В отличие от охотничьей добычи продукты собирательства не распределяются внутри всей общины, а поступают в распоряжение отдельных семей. Однако всякий излишек сверх необходимого семье минимума передается общине.

Ограничиться утверждением, что распределение в первобытной общине имеет равнообеспечивающий характер, значит отметить лишь одну его сторону, хотя и важную, отражающую сущность первобытнообщинных отношений. Но эти отношения проявляются и в том, что старшим и выдающимся членам общины, иногда женщинам, независимо от того, были они на охоте или нет, достаются лучшие части добычи.

Все главные решения, касающиеся хозяйственной и других сфер общественной жизни пигмеев, принимаются с общего согласия. У пигмеев нет вождей, стоящих над общинами, нет совета старейшин как сложившегося института или иных органов власти, нет религиозных лидеров. Мужчины и женщины равноправны [589, с. 178-182; 478, с. 334]. Наибольшим влиянием пользуются самые опытные, но не обязательно самые старые члены общины (хотя пигмеи уважают пожилых людей и старейшие имеют такой же высокий статус, как и лучшие охотники), которые организуют коллективную охоту, руководят религиозными обрядами, улаживают конфликты внутри общины, ведут переговоры с ее соседями. Люди добровольно подчиняются им, охотно обращаются к ним за советами. Наиболее авторитетные члены общины пользуются и некоторыми привилегиями; так, им принадлежит исключительное право делить охотничью добычу. Власть самых влиятельных людей (не более чем «первых среди равных») [503, т. 2, ч. 2, с. 289-290; 311, с. 24; 310, с. 285-286], ограниченная обычаем и традицией, покоится исключительно на общественном признании их выдающихся личных качеств. В некоторых ранних источниках есть сведения о существовании у пигмеев наследственных вождей, в других - об этом не упоминается. Авторитетные современные исследователи - П. Шебеста, К. Тернбулл и др. - отрицают это [587, с. 184-185].

Все сказанное выше характеризует систему традиционных отношений. У пигмеев, которые испытали воздействие более развитых соседей, общины объединяются в интегрированные сообщества, каждое из которых возглавляют один или два вождя, при этом старший - нтума - является религиозным лидером, а младший - коумбети - руководит хозяйственной жизнью [325, с. 147-180]. У нгомбе, обитающих в Восточном Камеруне, во главе каждой общины стоит вождь, при котором есть совет старейшин. Подобная структура власти несвойственна пигмеям, живущим в традиционных условиях.

Социальный мир пигмея, как и многих других охотников и собирателей, ограничен ближайшими соседями, обычно членами общины, в которой он живет, да еще банту, с которыми его община поддерживает отношения. Поэтому и самоидентификация пигмея не выходит за пределы общины [310, с. 278]. Племенного самосознания у пигмеев нет и быть не может, потому что племя как социальная общность еще не сложилось. Следовательно, на этом раннем уровне общественного развития этническое самосознание - это самосознание члена общины, а этническая общность - сама община.

Итак, в обществе пигмеев действует несколько различных, но сбалансированных тенденций: общинная собственность на землю как основа социально-экономической структуры и личная собственность на объекты индивидуального или семейного пользования; преобладание коллективизма в добывании и распределении пищи и наряду с этим индивидуальное ее добывание и внутрисемейное распределение; разделение труда между мужчинами и женщинами и между людьми разных возрастов, отвечающее их возможностям, индивидуальным способностям и сложившимся в обществе традициям; внутренняя мобильность, органически присущая общине, дисперсия и концентрация, подвижность и оседлость как выражение социальной адаптации к меняющимся внешним условиям; стабильность общин, связанных с определенными территориями, и взаимное перераспределение их членов для восстановления оптимальной численности общин, отвечающей хозяйственным потребностям. Все это, за немногими исключениями, не имеющими принципиального характера, свойственно и другим охотничье-собирательским обществам.

Бушмены населяют обширные пространства Южной Африки, преимущественно области пустынь и полупустынь. Они делятся на многочисленные этнические группы, каждая со своим собственным языком (или диалектом) и самоназванием. Численность бушменов в конце 50-х годов XX в., согласно данным Международного института Африки, составляла 54 тыс. (подробнее см. [41, с. 85]), в настоящее время - 70 тыс. [82, с. 6; 37, с. 870]. Эти цифры опровергают представление о неуклонном исчезновении бушменов. Они сумели приспособиться к сложным экологическим условиям, и за этим, несомненно, стоит опыт многих поколений. В доколониальную эпоху бушмены населяли всю Южную Африку от долины реки Замбези до мыса Доброй Надежды; в середине XVII в. их численность оценивалась приблизительно в 150-300 тыс. человек. С приходом европейцев в 1652 г. началось систематическое истребление бушменов, обитавших к югу от реки Оранжевой; однако там, где они сохранились, их численность вновь увеличивается [582, с. 174-186; 363, с. 5-8].

Существует мнение, что бушмены, населяющие Калахари, были вытеснены сюда племенами банту, а затем европейцами. В действительности же все говорит за то, что бушмены являются аборигенами этой географической области. Поселения охотников и собирателей, относящиеся к уилтонской культуре и обнаруженные в области Добе, показывают, что бушмены населяют эту часть Калахари с глубокой древности, и нет никаких доказательств того, что они - недавние пришельцы, нашедшие здесь убежище [389, с. 51]. Наскальная живопись Калахари (во многом аналогичная палеолитической живописи Европы) служит косвенным свидетельством этого. Некоторым фрескам не менее 7-9 тыс. лет [610; 255, с. 182; 567, с. 12-13]. Сотни таких же рисунков и гравюр найдены и в других местах Южной Африки. Правда, бушмены отрицают, что рисунки и гравюры на скалах и в пещерах оставлены их предками, но ведь и современные аборигены Австралии приписывают создание подобных древних изображений каким-то мифическим существам. По мнению Дж. Д. Кларка и других археологов, бушмены - потомки позднепалеолитического населения этого региона, населявшего его за много тысячелетий до прихода банту и европейцев [231, с. 117]. Палеоантропологические материалы свидетельствуют о том, что бушменский (или койсанский) тип формировался в Южной и Восточной Африке и был широко распространен на юге континента по крайней мере 11 тыс. лет назад [77, с. 115, 157-158]. До сих пор хадза и сандаве Северной и Центральной Танзании - представители этого древнего массива - говорят на «щелкающих» языках, свойственных бушменам Южной Африки; однако большинство остальных областей древнего расселения народов койсанского типа теперь населено бантуязычными народами. Фрагмент черепа из пещеры Бордер-Кейв (Южная Африка), заселенной не позднее 35 тыс. лет назад, имеет признаки протокойсанского типа, а отделение бушменского типа от готтентотского произошло около 10 тыс. лет назад [492, с. 23-26]. Культуры позднего палеолита - смитфилд, уилтон - принадлежали уже непосредственным предкам народов койсанского типа.

Материальная культура и хозяйство обитателей стоянки Гвишо (Замбия), относящейся к III - началу II тысячелетия до н. э., имеет очень много общего с культурой и хозяйством современных бушменов. На протяжении длительного времени стоянка служила для многих поколений центром охотничьей и собирательской деятельности - здесь разделывали убитых на охоте животных, хранили и готовили растительную пищу. Здесь стояли хижины и ветровые заслоны из ветвей и травы, напоминающие жилища бушменов. Обнаружены наконечники стрел и запасы растения, из которого бушмены кунг и ныне добывают яд для стрел. Техника охоты была, видимо, той же, что и у современных бушменов. Периодически люди уходили с базовой стоянки, а затем вновь возвращались, как делают бушмены и в наши дни. Антропологически население стоянки относилось к койсанскому типу [266]. Границы палеолитических стоянок и поселений современных бушменов нередко почти полностью совпадают. У современных бушменов характер освоения территории, подвижность общин и хозяйственных групп, являющаяся эффективным механизмом приспособления к сезонным и годовым колебаниям в размещении природных ресурсов, остаются такими же, как в далекой древности [620, с. 249-250, 252]. Таким образом, не только в Калахари, но и на ее окраинах бушмены - такие же коренные жители, как и на юге континента [317, с. 82]. Когда около 1600 лет назад племена банту пришли в Южную Африку, они нашли ее заселенной предками бушменов и готтентотов, которые жили здесь уже много тысячелетий. «Ранние иммигранты, знакомые с обработкой железа, проникали в страну небольшими группами. Они смешивались с аборигенами - бушменами и готтентотами - или жили с ними на одной территории» [232, с. 283]. Освоение обширных внутренних областей Южной Африки основной массой банту завершилось за несколько столетий до появления на юге Африки первых европейцев, но и после этого здесь длительное время сохранялись оазисы нетронутой бушменской культуры.

Древнейшим компонентом населения Южной Африки признавали бушменов еще Дж. Стоу и И. Шапера, авторы первых обобщающих исследований по истории и этнографии бушменов, готтентотов и бергдама [548; 517]. Да и в легендах самих бушменов - жителей Калахари - говорится о том, что они населяют ее «с начала мира». В преданиях банту есть сведения о том, что, когда они впервые пришли сюда, бушмены уже населяли обширные пространства Южной, Восточной и Центральной Африки. Антропологические и лингвистические следы древнего бушменского населения, сохраняющиеся в Восточной и Центральной Африке, подтверждают это [517, с. 26-31; 421, с. 52-53; 390, с. 76]. Бушмены Калахари совершенно самостоятельны в этнокультурном и языковом отношении [517, с. 33, 36-41]. Вплоть до недавнего времени их изоляция была обусловлена физико-географическими факторами: со всех сторон бушменов окружали незаселенные земли. «Археология, устные предания, образ жизни на протяжении нескольких последних поколений - все указывает на то, что бушмены кунг - коренные обитатели пустыни Калахари, а не изгнанники из более благоприятных в природном отношении областей» [620, с. 244-245].

Вся культура бушменов, материальная и духовная, неразрывно связанная с охотничье-собирательским бытом, складывалась на протяжении тысячелетий. Их адаптацию к жизни в пустынях и полупустынях по эффективности можно сравнить только с адаптацией аборигенов Австралии к жизни в аналогичных условиях. И у бушменов, и у австралийцев нет и признаков культурной деградации; искусство бушменов - живопись, музыка, танцы, устное творчество - зачастую богаче, чем у окружающих народов [548, с. 250]. «Ни один африканский народ не может сравниться с бушменами в знании природы. Они непревзойденные охотники, знатоки змей, растений и насекомых, они художники и наследники богатого фольклора» [301, с. 132]. В культуре бушменов нет ни малейших следов того, что когда-либо в прошлом они занимались земледелием или скотоводством. «Животные созданы для того, чтобы кормить нас, а не для того, чтобы мы кормили их», - говорят они [153, с. 65].

Итак, традиционная культура и история бушменов дают полное основание рассматривать их наряду с австралийцами, пигмеями и некоторыми другими народами мира как типичное, репрезентативное охотничье-собирательское общество. Ценность бушменского этнографического материала для изучения охотничье-собирательской общины определяется древностью бушменов как охотников и собирателей, устойчивостью их общественного строя. Подобно аборигенам Австралии, бушмены донесли до наших дней одну из древнейших охотничье-собирательских культур человечества.

Почти половина бушменов Намибии все еще ведет традиционный образ жизни. То же относится и к бушменам Анголы. К середине 70-х годов XX в. из 30 тыс. бушменов Ботсваны около 5 % еще жили, как их далекие предки [363, с. 20]; остальные периодически нанимались на фермы европейцев или в хозяйства банту. Дольше всего традиционные устои жизни сохранялись у бушменов северной группы - кунг и ауен (северо-восточная часть Намибии и прилегающие районы Ботсваны), у о кунг (Ангола), у нарон и гви (Ботсвана), обитающих в центре Калахари. К началу 30-х годов лишь кунг, ауен и нарон не были затронуты европейской колонизацией и влиянием соседних народов [459; 258; 216]. Из всех этих этнических групп в наибольшей изоляции вплоть до середины XX в. оставались кунг областей Добе и Най Най (общая численность их в настоящее время - 13 тыс. человек), поэтому-то они и стали объектом интенсивного изучения. Правда, металлические наконечники стрел и копий, сменившие прежние костяные, начали проникать к ним от банту еще с конца прошлого века, но это не повлияло на общественную жизнь бушменов. Постоянное поселение скотоводов-гереро было основано здесь не ранее 1925 г., а европейская администрация учреждена только в 1948 г. До 50-х годов XX в. многие бушмены кунг никогда прежде не видели европейцев [567, с. 11; 388, с. 330-332].

Первыми европейцами, которые провели в местах расселения кунг более нескольких недель, были Л. Маршалл и члены ее семьи; произошло это в 50-х годах. Им принадлежат и первые наиболее полные и детальные этнографические описания жизни бушменов. Эти исследования продолжила Гарвардская этнографическая экспедиция. Европейские фермеры проникли в Най Най лишь по следам экспедиции, открывшей этот район для науки [421, с. 2-14, 49-60]. В 60-х годах были предприняты попытки перевести отдельные группы бушменов на оседлость и привить им навыки производящего хозяйства, однако они окончились неудачей: кунг и поныне остаются охотниками и собирателями [390, с. 40]. Правда, та часть бушменов, которая находилась под более длительным воздействием соседних скотоводов, утратила некоторые черты традиционной культуры и общественного строя [307; 524, с. 9-32].

О традиционном общественном строе бушменов, прежде всего бушменов Калахари, которым удалось сохранить традиционную социальную структуру лучше и полнее, чем другим этническим группам, существуют надежные этнографические сведения Исторические данные свидетельствуют о том, что и исчезнувшие ныне бушмены Капской колонии и других мест имели такую же социальную организацию, как и бушмены Калахари [397, с. 46-50; 256, с. 1-5]. Одним из устоев этой организации является территориальность - прочная экономическая связь с территорией группы и глубокая привязанность к ней. Ожесточенность, с которой бушмены Капской колонии сопротивлялись захвату своих земель, говорит о том, что они не желали, да им и некуда было отступать. На значительной территории ЮАР бушмены были просто уничтожены [153; 75, с. 130-134].

Записки европейцев показывают, что в XVIII - начале XIX в. кунг и другие бушмены Калахари вели тот же образ жизни, что и ныне: переходили небольшими группами от одного источника пищи или водоема к другому [341, с. 9-11]. Систематические миграции более или менее крупных, нередко семейных групп на близкие или далекие расстояния, концентрация или рассеивание их в зависимости от распределения и количества природных ресурсов - такая модель освоения экоценозов была свойственна бушменам пустыни, видимо, с глубокой древности [363, с. 73-97]. Освоение каждой такой группой различных природных зон па протяжении хозяйственного года - традиционная черта жизни бушменов. При этом со сменой сезонов меняется и структура групп, что служит выражением социальной адаптации к природным условиям.

Зависимость всего образа жизни бушменов от природных условий, меняющихся от сезона к сезону, от года к году, хорошо видна из сравнения описаний одной и той же группы разными авторами в разное время. Так, Дж. Зильбербауер, изучавший бушменов гви, обнаружил, что значительную часть их рациона составляет мясо, тогда как, по свидетельству X. Танака, посетившего эту группу несколькими годами позже, они почти целиком зависят от растительной пищи [528; 557, с. 1-26]. Другой пример: к северу от Добе находятся обширные рощи монгонго (орехи, собираемые с этих деревьев, - основная и излюбленная пища бушменов кунг), однако в сезон дождей Хванаси, обычно негостеприимная равнина с многочисленными солеными озерами, привлекает кунг возможностью охоты на антилоп, жирафов, сернобыков и других стадных животных.

Согласно Л. Маршалл, кунг области Най Най различают шесть сезонов года, а по другим данным - пять: сезон весенних дождей (октябрь - ноябрь), сезон летних дождей (декабрь - март), осенний сезон (апрель), зимний сухой сезон (май - август), ранний весенний сезон (август - октябрь). Каждый из них имеет особое название [421, с. 67-68; 363, с. 32-33; 390, с. 103-105].

Бушмены отнюдь не влачат голодное существование, как часто думают. Ежедневное потребление пищи бушменами кунг составляет 2140 калорий на человека. Этого вполне достаточно, если принять во внимание рост и вес бушменов, а также количество расходуемой ими энергии [389]. На земле бушменов кунг больше природных ресурсов, чем в других местах Калахари. Деревья монгонго дают постоянный и обильный урожай орехов, которые питательностью и калорийностью превосходят злаковые культуры. Собирать эти орехи можно круглый год. Бушмены объясняют свое нежелание заниматься земледелием так: «Зачем нам выращивать растения, когда в мире так много орехов монгонго?» [393, с. 33].

Помимо орехов бушмены Калахари имеют в своем распоряжении десятки других съедобных растений. По наблюдению И. Бьерре, бушмены этой области употребляют в пищу не менее пятидесяти шести видов кореньев, стеблей, листьев, фруктов, ягод, орехов, семян [41, с. 100]. Бушмены Добе имеют наименования для 85 видов растений (которые они считают съедобными) и 54 видов животных. Добыванию пищи они посвящают не более трех дней в неделю, остальные четыре-пять дней отдыхают на стоянке или посещают соседей [389, с. 59, 74].

Растительная пища, собираемая главным образом женщинами, составляет, по данным Л. Маршалл, до 80 % всего рациона кунг [419, с. 335]. По словам Р. Ли, женское собирательство дает около 2/3 всей пищи, потребляемой бушменами кунг, остальное приносит мужская охота [390, с. 310]. Количеством, доступностью растительной пищи и воды как главных источников существования регулируется величина общины. Л. Маршалл пишет, что растительные ресурсы вокруг каждого постоянного водоема способны обеспечить пищей относительно большую группу - 32 человека [419, с. 328, 336]. От количества пищи вокруг стоянки во многом зависит и продолжительность пребывания на ней.

Хозяйственная жизнь бушменов покоится на половозрастном разделении труда [153, с. 116]. Женщины собирают растительную пищу, заготавливают воду и топливо, строят хижины, готовят еду; мужчины охотятся, делают одежду, орудия, утварь. На основе разделения труда образуются целевые группы женщин-собирательниц и мужчин-охотников. Женщины работают группами из двух-пяти человек, однако каждая собирает растения только для себя и своей семьи. Если мужчины иногда принимают участие в собирательстве, то женщины никогда не допускаются к охоте; охота у бушменов - занятие исключительно мужское [421, с. 96, 130; 390, с. 235]. Характерным орудием собирательства (для выкапывания корней и клубней) является кипи-палка из прочного дерева, утяжеленная круглым камнем, просверленным в центре, и снабженная навершием-рогом.

Бушмены не любят выходить на охоту большими группами - такая охота, по их мнению, не может быть успешной. Кунг охотятся группами, в которые входит обычно от двух до пяти охотников. У гви группы охотников изредка достигают двенадцати человек, однако и они в большинстве случаев предпочитают охотиться по двое. Охота загоном, характерная для пигмеев, бушменами практикуется редко, зато им известна охота преследованием, успех которой зависит главным образом от индивидуальных усилий каждого отдельного охотника. Коллективизм, столь свойственный бушменам, проявляется не столько в добывании пищи, сколько в ее распределении, в котором принимает участие вся община.

Группы охотников образуются совершенно свободно, состав и организация этих групп зависят лишь от желания участников. Отношения кровного родства или свойства при этом не принимаются во внимание, совместно охотиться могут даже представители разных общин. Опытные охотники выступают неформальными лидерами таких групп [363, с. 357-358; 421, с. 132-133, 287-312].

Охотничье оружие бушменов - луки и стрелы, копья (в последнее время с железными наконечниками, получаемыми от соседей-банту), метательные палицы на птиц и небольшую дичь. Применяются ловчие ямы и ловушки. Бушмены, так же как австралийцы и пигмеи, охотятся с собаками [283; 255, с. 94, 97; 390, с. 128-142].

Дата добавления: 2015-07-02