Просто уроки русского языка

Нитью

вдеваться дальше

в женщину которая тебя не любит

в мать которая тебя не судит

в сына который с тобой не будет

в старика который тебе не отец а мог бы

в маяк на который тебя не пускают

в окна

на которых темнеют стёкла

потому что светает

ушко за ушком на себя набирая как звенья иглу за иглой накопляя в гроздь вживаться сильнее вдеваться больнее оставаться пройдя насквозь

старика

он в воду уходит

женщину

она в лодке дрожит

мать

она с того берега машет страшно

пальцы сына

меж которых песок бежит

его пальцы красивей песка

пока что

* * *

Строго, трудно с меня спроси. В каждую мелочь ткни. Позабытое сотряси, Вывеси, разверни.

Брось попытку свести края, Кротость оставь свою. Господи! Не прощай мне: я Ведаю, что творю.

517

* * *

Прижимаясь к тебе, вижу города, которые не увижу: Улицы, набережные, скверы, скамейки. Успеть бы туда добраться, почти добрался, Проливаюсь в тебя – и можно уже не ехать.

Ты моложе, и скорее всего успеешь. Расскажи мне о них заранее, слов не тратя. В трещинах твоих губ – детали карты: Линии улиц, стрелки путей трамвайных.

Олд таун, бугристые стены, булыжная мостовая. Солнце слепит, чайка взлетает с дорожного знака. В узкой белёной комнате на улице Дольна Брама С настенной фигурки Христа облезает лак.

Двигайся в такт мне, не говори, что и ты никогда не узнаешь Ниигаты, Триеста, Глазго, Дарвина, Кларенвилла. Утешь меня, что успею всюду, что уже успеваю, Обнимая тебя крепко, до судорог в шее. Что с этой минуты умру, не теряя Мёртвой пчелы на предгрозовом лугу под Алкмаром, Мандариновой корки на пляже в Краби, Мелкого авторемонта по дороге в Палмер.

Никто никуда не успеет, никто ничего не увидит. Ветер швыряет чайку обратно, о дорожный знак ударяя. Никому никуда не нужно.

Если заплачешь, значит, не можешь вспомнить: Мы так страшно друг друга сжимали, Что теперь не поймём и сами, Иерусалим это был Или Гаага.

* * *

крошево, марево, курево, морево. режет подошвы родная юдоль. здесь только музыка обезболивает (всё остальное наносит боль).

ставит укол, чтобы час не оттаяло, плотно бинтует меня на весу, полно, хохочет, очнёшься в Италии, в дудочке пить я тебе принесу.

сход и развал заслоняет ладонями, венцев утешных по вене гоня…

518 глава сто пятая

только без палева присное порево даже во сне настигает меня,

через наркозы пробившись дрезинами, перебивает вивальдьевский лёд. в пятнах родимых челяба бензинная рэпом из ВАЗов пролётных блюёт.

вот она, близь моя, милая мресь моя, синих мизаров солёная слизь. где хлороформа на всё это месиво дудочке-дурочке впрок напастись?

* * *

Нехристь моя вода, Накрест твоя волна. Тёплый, войди сюда: Кое-что сберегла.

Нерест растёт в крови. Можешь удить в избе. Зыбкая, забери, Спрячь от себя в себе.

Холоден, тяжек шёлк, Медь болит под губой. Быть в тебе хорошо: Лучше, чем быть с тобой.

519

ГЛАВА № 106

Пока вы не умерли, можно считать, что с вами ничего в этой жизни не случилось. Пока с вами ничего не случилось, можно сказать, вы и не жили.

Венсану Молли и Антону Батову и Рубену и Марии Ходаковой

Совесть справедливость тоска Мальчик двадцати одного года – Я на самом деле старше себя Я всегда был старше себя итальянец и поляк и поэтому он француз – Во Франции теперь все Франсуа – французы, – говорил Марк Холоденко в одном своём сценарии французский поэт А Франсуа это отец Венсана из города Лангра где родился Дидро и есть еда и пособия по безработице

но нет перспектив… Теперь Венсан

худенький, пахнущий вонючим немножко табаком сигарет

возможно немножко испанец потому что он легко спрыгивает из Веласкесовых – «Завтрака» – трое мужчин – и «Трёх музыкантов»

где сидит обычно, то есть обыкновенно

в тёмно-жёлтой куртке шестнадцатого века выставив большой палец или скрипку повернув к нам насмешливое без улыбки лицо когда уже в привычной нам неприметной одежде городской юношеская чистая шея подымает маленькую темноволосую, гладко остриженную аккуратную голову

и детские аккуратные бровки ровные смотрят

над неспокойными и отчаянно грустными и немножко странно разбойничьими мрачными глазами светлого лица Не надо улыбаться

Здесь никто не улыбается на улице

потому что это глупо – улыбаться потому что «Чо ты лыбишься, как дурак!» Но почему, почему, почему так хорошо?

520 глава сто шестая

Потому что ты сегодня улыбнулась… Улыбка – это подарок

дорогой редкостный подарок Улыбка русского – это подарок Научись улыбаться улыбкой русского твоя улыбка будет подарком! Ты знаешь обо мне,

что когда хромая старуха держится за твой локоть

в рукаве, она и есть хромая старуха;

поэтому ты держишь меня за руку зажимая мою слабую ладонь в своих пальцах

чтобы мне казалось будто я ещё молодая

в летнем платье и веду тебя маленького за руку через дорогу за ручку побежали побежали

пальчики сгибаются в моей руке и щекочут мою

ладонь маленькими ногтиками

я знаю – светлыми

пальчики противятся Ты хочешь сам Нельзя нельзя А вечером из комнаты

снимаю у Иры

ещё на три месяца можно остаться

а потом куда

уже надо думать а сейчас не хочется из окна большого из окна без занавески высокие дома в Ясенево они смутные прямые вдруг живой учебник геометрии просто встают они воздвигаются вдруг сами собой как динозавры какие-то в кино эти высокие дома

они смутные серые в тёмной синеве неба они свечением многих-многих окон Я легко

могу сидеть поджав ноги на полу играть с тобой в кубики строим башню

глава сто шестая 521

Ведь всё это имеет смысл? Ведь это ты – смысл! А без тебя нет смысла А в кухне тепло, хорошо

Ира зелёную стручковую фасоль жарит Нет, надо поесть надо А потом что? А потом ночь

чтобы люди спали а потом утро чтобы люди встали Спи и спи

Внутреннюю рецензию на греческие повести надо написать перевести болгарский рассказ сделать эти подстрочники Зачем? Без тебя нет смысла. Ты – смысл Я пишу от руки Ночью нельзя на пишущей машинке

очень слышно будет Где она теперь пишущая машинка сейчас когда я это пишу А? Ты тихо сбивчиво вдруг во сне говоришь быстро-быстро это лепет это лепетанье Почему на другом языке? А когда наклоняюсь

эта детская теплота маленького тела Почему так больно в груди

Мне больно Могу написать от руки много много раз

что мне больно больно больно Небо и земля – всё – в зелени травы и листвы И сказочная ворона сбрасывает большим клювом

лепестки белые белые с грушевого дерева Их можно ловить Подыми ручки Без тебя нет смысла А ведь всё это имеет смысл? Ты – смысл! На свете

то есть на русском свете существуют два Парижа – реальный город,

где может быть и не так хорошо

522 глава сто шестая

И Париж куда хотят опять, всегда хотят сказочный город

в него входят как в сказочное зеркало в котором раскрытая, поставленная стоймя книга превращается в город воздвигнутый Рабле Бальзаком Гюго Золя

и прочими Там суд закон деньги А здесь -

Совесть справедливость тоска Русский характер настороженно косится

на суд закон деньги они - плохо! они - худо! они - не надо! Они на самом деле - хуйня!

- Но libertё - это свобода подчиняться закону, - говорит

Венсан

- Нет! - говорю я. -

Свобода не может быть свободой подчиняться закону и суду. Свободно подчиняться закону невозможно! Мы говорим о внутренней свободе, которой не может быть потому что двадцатый век доказал что в концентрационном лагере Дахау её быть не может!..

- Мне нужны деньги, - говорит Венсан. -

Мне нужно заработать деньги для того чтобы быть свободным

Может быть он прав

может быть в каком-то его «там» можно быть свободным

с деньгами я не верю но знаю здесь деньги у тебя отнимут

завтра или когда-нибудь Совесть справедливость тоска

Никак нельзя перевести ни на какой язык conscience только притворяется совестью

а на самом деле она сознательность и сознание И scrupule напрасно притворяется совестью он - щепетильность и разборчивость И напрасно словари привязывают нашу справедливость к их justice -

суду а нашу тоску к их spleen. Оно не привязывается

Маленькая верёвка распускается

глава сто шестая 523

И наши три слова, три понятия гуляют по своей воле Гуляй душа!

Гуляй живая душа! В школе Лангра тоже задают писать сочинение о счастье как будто в нашем фильме «Доживём до понедельника»

Венсан написал лучшее сочинение

Учитель читает его вслух перед всем классом Мы приходим к выводу:

счастье – это одно мгновение счастье длится одно мгновение Наше счастье, дружок,

как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так-то. На свете счастья нет, а есть покой и воля Нет неправда какой покой какая воля в Дахау? – Нет, деньги – что-то нехорошее, – говорит Лиза. – Не разговаривайте, – просит Федя Протасов. – … Свобода… Воля!..

– Как тебя мама зовёт, какими уменьшительными? – Винс. И все – Винс. – А если хочет ласково? – Mon cher. Mon petit – Но должно же быть что-нибудь ещё? – Отец – Вансуне – И всё?! Нет, у нас не так!

У нас женщина целует, целует маленькие ножки ребенка и входит в экстатическое состояние Ритм произнесения убыстряется убыстряется… Андрейка Андреечка Андрюша Дрюша Дрюнечка Андрейчик Катенька Катечка Катериночка Тиночка Риночка И ещё тысячу раз чего-то… Совесть справедливость тоска – Хандра? Человеку чего-то не хватает? Нет.

Хандра – это обрусевшая к началу девятнадцатого века греческая гипохондриа ску-учание скука в животе или в хрящах человеческих Нет! Тоска – это ведь тоска

человеку надо забыть себя

возвратная частица забыться

524 глава сто шестая

Всё его тело тоскует единое с душой тоскующей Всё не может в нём существовать в любом мире, нигде ЖИзнь – тяЖЕсть – уЖАс не может быть легкой vie почти как да – oui ЖизНЕнный – НЕТ жизни! И…

человек выпивает бутылку плохой водки и его нет – Нет. Если ты выпьешь,

ты просто телесно заболеешь А чтобы стать русским человеком, надо – тоска! Надо обрести тоску. – Русский человек может ничего не знать из того что я тебе говорю Это у него внутри, где сердце и наверное лёгкие которые тяжёлые. У России будет, остаётся свой путь хочется нам того или нет нравится или нет Остаётся!

пока мать говорит детям Андрюша и Катечка И оно хорошо!.. Теперь я поняла что-то такое Небо и земля – всё – в зелени травы и листвы И сказочная ворона сбрасывает большим клювом лепестки белые белые с грушевого дерева Их можно ловить Подыми ручки Лови!

Без тебя нет смысла А ведь всё это имеет смысл? Ты – смысл! Ты мой смысл. Всё это имеет смысл.

(Закончено в конце мая 2016 года).

ГЛАВА № 107

525

Поэт отличается тем, что предает, ненавидит, убивает, воскрешает, любит, бросает, презирает в одном стихотво­рении, а обычный человек тратит на это всю жизнь. И что предпочтительнее, неизвестно. Хотя известно, конечно.

* * *

на подушке есть волос

в тайге есть сияющая река

у коровы есть молодость

у пролетарского поэта

есть четыре станка

первый станок сверлильный

с крестообразным рычагом

сверло вворачивается в заготовку

со страстным визгом

третий станок – токарный

вглядитесь в форму резца

это клюв бескрылого

квадратного орла

здесь необходимо ума усилие

точность глаз

и черны руки от металлической пыли

весь пол в занозистой стружке

думая о подружке

пролетарский поэт

попадает на уличный нож

выживает и через четырнадцать лет идёт на войну

* * *

юный есенин смотрит на паклю между брёвен как ссыльный бродский пока цела надежда на явно единственную любовь больше похожую на пошлый поединок

на есенина смотрит в окно телёнок

или это на бродского

смотрит собачка и

он вдруг всё понимает

и начинает выть

как в пьесе брехта

беззвучно

воздухом, чистой мглой

526 глава сто седьмая

* * *

в синем осеннем

там

как в любом осеннем

в сером иначе впрочем летит и суше лист уже

а вот в белом зимнем солнце – размытая буква о

о стена дома из кирпичей

восемнадцатого века

и глубокие следы

человека

– собаки

голубя

воробья

капель

в синем весеннем – белые нитки, гнёзда

* * *

затекает рука когда держишь

зонт над той кого любишь

и не решаешься сказать

потому что жить негде и

нет профессии надо бросать

пить изначально быть совершенно

другим но куда девать

этот ветвящийся кислород эти

считанные дни веры

белый свет плоских луж

* * *

сложная форма светового

обода на воде в двух ладонях

не заставляет а просит

замереть

и на неё посмотреть:

мечется дугами и острыми углами

и касаясь лица

этот простой холод – как бы

ясное пламя

оно с тобой теперь до конца

глава сто седьмая 527

* * *

рабочие сцены сидели внизу

как просто строители в яме сидят с кефиром

– рабочие сцены сидели с яростной водкой похожей на ртуть – и они сидели

не на солнце, не среди луж а среди ужасной пыльной огромной живописи, в синей темноте:

– мы совершенно не те люди: во всём, целиком не те

* * *

Захар Прилепин смотрит на овцу сейчас он очень Родине к лицу и Родина ему сейчас к лицу: Захар Прилепин смотрит на овцу

Кирилл Медведев смотрит на дома: там крыша едет, сходят там с ума идеалисты сходят там с ума Кирилл Медведев смотрит на дома

а я смотрю в Ничто, я аноним: стоит Ничто; Ничто лежит за ним и новое Ничто стоит за ним и я лечу в Ничто, я аноним

* * *

в кузнице жил чёрт-старожил он её сторожил он огонь сторожил когда огонь горел он угли сторожил когда огня не надо было он на щипцы смотрел на пепел белый

528 глава сто седьмая

и когда кузницу освящали

и освятили

он не пищал и

даже рад был идти

босыми ногами

по колючему снегу

рад был упасть

и рассыпаться на невидимые угли

жалобные угли

в общем, погугли: на этом месте

выстроили пожарную часть

* * *

плачьте, дуры: на столе сохнет мокрый чёрный хлеб, ходит муха, как тиран, никнет воздух-ветеран

вот и мы святую воду времени перевели на нечувствие свободы, на незнание земли

* * *

облака не обладают, здания не обладают; здания – не облака, но ты так же далека, истина, от моей речи, как была давным-давно; сколько я ни шёл навстречу, ты куда-то всё равно уходила и презреньем награждала поиск мой!...но закат – как озаренье: в алом золоте – строенья; облака идут домой

* * *

Русский путешественник, писатель, художник,

пилот свободного аэростата, Протоиерей Русской православной церкви

(Московского патриархата) Пропал совершенно внезапно в две тысячи пятом году, А сегодня с утра нашёлся и всё рассказал:

«Детки, все десять лет я провёл в аду.

глава сто седьмая 529

Я влюбился в девушку-гота, потом были тоже девушки-готы. Мы плясали ночами по склепам под группу

«Соломенные еноты». Я узнал о Дженезисе Пи-Орридже и ядовитейших веществах. Каждый день мы летали на знаменитейших существах. Я готовил двухтомник о том, как седлать

и пришпоривать василиска. Над отдельными главами ржали никогда до тех пор

не смеявшиеся Алиска и Василиска, Украшали моё лицо макияжем из чёрных звёзд, И вороны кричали: «Ну ни хуя же!» из чёрных гнёзд. О окраины, многоэтажки, сырые голые ветки, Стукающиеся друг о друга похмельным утром и, как креветки, Выброшенные уличной кошке с балкона субботним днём, Гопники, скрючившись, переругивающиеся

на лавочках ночью, когда лужи-лужи горят огнём! Был ли я запрещён к служению, я не знаю. Просто сейчас почувствовал: постарел, устал, заебло. Вот вы ещё не поняли, а я понимаю: Ад есть ад, грех есть грех, зло есть зло».

530

ГЛАВА № 108

Торопиться некуда, мы уже никуда не успели: того парня из Назарета распяли без нас.

Дата добавления: 2017-01-13