Неомарксизм 9 страница

Сегодня уже остается все меньше сомнений в том, что международ­ная политика, как сложная система соперничества и согласования интересов и ценностей возрастающего числа и многообразия ее участ­ников, остается сферой неуверенности и риска, многократно усилива­емых вторжением в нее «обычного» человека. Это выдвигает повышен­ные требования к компетентности и профессионализму «творцов меж­дународной политики» и актуализирует необходимость интенсивной исследовательской, образовательной и просветительской работы в оо-ласти международно-политических знаний. В то же время обоснованная критика неумеренного энтузиазма, односторонне интерпретирующего феномены институализации прав человека, расширения гуманитарной деятельности международных организаций и «вторжения» в сферу международных отношений конкретного индивида с его стремлениями к «прямому» решению касающихся его вопросов и проблем, — решению, не опосредованному государственными структурами или же бюрократическими механизмами, межправительственных организаций, — не должна заслонять другую сторону рассматриваемой проблемы. Несмотря на все его недостатки, процесс интернационализации прав человека имеет необратимый характер. Уже сегодня гарантии и защита индивидуальных прав и свобод становятся предметом

регулирования международного права, переставая быть исключительно внутригосударственной компетенцией. Устанавливая стандарты в сфере прав человека, международное сообщество рассматривает их как своего рода ориентиры, к которым следует стремиться, подчеркивая, что нынешнее состояние в данной сфере не может считаться терпимым (Офуатеи-Коджое. С. 179).

Учитывая возрастающую роль нетрадиционных участников на международные отношения, приведенное выше определение междуна­родного актора должно быть уточнено. В наши дни в роли междуна­родного актора могут выступать любая социальная общность или ин­дивид, если они имеют ту или иную степень автономии при принятии ими своих решений, если они оказывают определенное влияние на международные отношения, а также если их действия или намерения учитываются другими акторами (прежде всего, но не исключительно, государствами и их правительствами) при выработке собственной международной (мировой) политики.

Растущая взаимозависимость приводит к развитию функционального и институционального международного сотрудничества, участниками которого выступают различные предприятия, фирмы, административные структуры и граждане приграничных зон соседних государств, а также регионы и отдельные города различных стран (ВгаШагй, ЩаНН. 1988. Р. 53—55). В первом случае (функциональное трансграничное взаимодействие) речь идет об установлении контактов и обменов между представителями сопредельных государств, в основе которого лежит общность интересов и потребностей и которое нередко устанавливается как бы стихийно, т.е. помимо официальных договоренностей между государствами (а иногда и вопреки им). Таковы, например, отношения между жителями приграничных районов России и Китая или отношения между сопредельными районами стран СНГ, жители которых фактически игнорируют запреты и ограничения властей на взаимную торговлю. Примером второго (институционального сотрудничества локального характера) выступают достаточно представительные международные организации, формирующиеся вне национально-государственных рамок (Ассоциация породненных городов; Совет коммун Европы и т.п.). Кроме того, в федеративных государствах наблюдается феномен своего рода фрагментации внешней политики, когда руководство субъектов федерации в стремлении более полно отстоять свои интересы устанавливает прямые связи на международной арене и тем самым как бы нарушает прерогативы суверенного государства, частью которого данный субъект является. Иногда развитие какой, по выражению канадского исследователя П. Сольдатоса, «суб­национальной дипломатии» происходит с согласия соответствующих государств и осуществляется в рамках международного права: так, Квебек уже с 1882 г. имеет своего генерального представителя во Франции (ВгаШагй, ЩаНН. 1988. Р. 54). В других случаях наблюдается конфликт центральных и местных властей — проблема, которая была особенно характерной для постсоветской России на первых этапах ее государственности, но продолжает сохранять свою актуальность и по настоящее время.

Указанные примеры вновь возвращают нас к центральному для проблемы участников международных отношений вопросу: какой из типов этих участников — государство, международные организации, или же «параллельные' участники», («акторы вне суверенитета») — будет определять содержание и характер международных отношений в обозримом и более отдаленном будущем? Как мы могли убедиться, по данному вопросу существует множество точек зрения, крайние из которых отдают предпочтение либо традиционным (прежде всего, го­сударству), либо нетрадиционным участникам. Важно, однако, под­черкнуть, что сторонники как одного, так и другого из этих полюсов избегают детерминистских подходов. Поэтому существо полемики перемещается в методологическую плоскость: что считать основой для выводов? Поиск специфических факторов, оказывающих влияние на поведение акторов, и изучение той роли, которую играют те или иные из этих факторов в эволюции международных отношений? Или же анализ традиционных и нетрадиционных акторов с целью определения главных и второстепенных из них с точки зрения как состояния, так и тенденций указанной эволюции? Споры продолжаются, и острота их усиливается по мере нарастания признаков изменения привычного международного порядка, исключающих однозначные ответы на вышеприведенные вопросы. Вместе с тем не вызывает сомнений то обстоятельство, что указанные изменения во многом зависят от целей, которые ставят перед собой международные акторы, и от избираемых ими средств их достижения.

ЛИТЕРАТУРА.

1.Аллан П. Сложность, случайность и индивид в теории международной политики // М. Жирар (рук. авт. колл.). Индивиды в международной политике / Пер. с фр. Мч 1996.

2.Бурлацкий Ф.М., Галкии АЛ. Социология. Политика. Международные отношения. М., 1974.

3.Бутрос-Гали Б. Укрепление потенциала Организации Объединенных Наций // Ми­ровая экономика и международные отношения. 1993. № 4.

4.Зайцева О. О методологии изучения международных организаций // Мировая эко­номика и международные отношения. 1992. № 6.

5. Козырев А.В. ООН — демократия против тоталитаризма // Мировая экономика и международные отношения. 1990. № 12.

6. Най Дж.С (мл.). Взаимозависимость и изменяющаяся международная политика // Мировая экономика и международные отношения. 1989. № 12.

7. НестеренкоА.Е. Потенциал ООН // Международная жизнь. 1990. № 5.

8. Николам М. Влияние индивида на международную систему. Размышления о струк­турах // М. Жирар (рук. авт. колл.). Индивиды в международной политике / Пер. с фр. М., 1996.

9. Мопбриалъ Т. де. Память настоящего времени. М., 1997.

10. 0(]щатеи-Код,жое. ООН и защита индивидуальных и гражданских прав // Между­народный журнал социальных наук. 1995. № 11.

11. Покровский Н.Е. Проблема аномии в современном обществе. М., 1995.

12. Устав Организации Объединенных Наций и Статут Международного Суда. М., 1989.

13. Четкое МА. Государственность как атрибут цивилизации: кризис, угасание или воз­рождение? // Мировая экономика и международные отношения. 1993. № 1.

14. Эрман Ж. Индивидуализм и системный подход в анализе международной политики // М. Жирар (рук. авт. колл.). Индивиды в международной политике / Пер. с фр. М., 1996.

ГЛАВА 9

Цели, средства и стратегии участников международных отношений

Лучшему пониманию социальной природы международных отношений служит анализ особенностей их участников и взаимодействия последних друг с другом. В то же время такой анализ рождает новые вопросы: какие цели преследуют участники международ­ных отношений? каковы наиболее распространенные средства и стратегии, которые ис­пользуются ими для достижения поставленных целей? сохранилась ли роль силы в составе средств, используемых международными акторами для достижения своих ин­тересов?

Прежде чем перейти к перечисленным вопросам, еще раз подчеркнем, что основны­ми участниками международных отношений являются государства. Автономия межпра­вительственных организаций и институтов как участников международных отношений носит относительный характер в силу того, что принимаемые ими решения и их реали­зация невозможны без участия соответствующих государств. Неправительственные ор­ганизации, движения и частные субъекты, конечно, могут вступать в противоречие с теми или иными государственными структурами и государствами в целом, а также пре­одолевать их сопротивление при достижении своих целей, однако понимание последних невозможно без понимания целей, средств и стратегий государств. Именно поэтому в рассмотрении вышеобозначенных вопросов исследователи, как правило, исходят, преж­де всего, из изучения государств, как основных участников международных отношений. При этом необходимо помнить, что сведение международных отношений только к меж­государственным неправомерно.

1. О содержании понятий «цели» и «средства»

Анализ целей участников международных отношений — не только одно из важнейших условий понимания их особенностей, но и одна из самых трудных задач. Дело том, что цель — во многом категория субъ­ективная. Судить о ней можно лишь на основании реальных послед­ствий действий участников международных отношений. И даже в этом случае степень достоверности суждения будет отнюдь не абсолютной и далеко не однозначной. Это тем более важно, если учесть, что резуль­таты деятельности людей нередко сильно расходятся с их намерениями. В мире международных отношений, как пишут В. Муррай

М. Гримсли, царят случайность, неопределенность и двусмысленг яость. Более того, действия, намерения и цели других действующих лиц в этом мире остаются в тени и не имеют четких очертаний, создавая серьезные трудности для самых изворотливых политиков со всей их мудростью и интуицией {Миггау апй Огтз1еу. 1994). При этом каждый участник международных отношений преследует не одну, а множество целей, и изучить их все не всегда возможно и не всегда это необходимо. Кроме того, что между декларируемыми и действительными целями редко существует полное совпадение, а преемственность далеко не всегда является правилом. Например, несмотря на заявления руководителей Косовской операции НАТО о чисто гуманитарных целях ее проведения, многие исследователи продолжают считать, что ее истинные мотивы лежали в иной плоскости. Одни считают эту ситуацию неадекватным восприятием обострившихся проблем самоопределения в регионе, рассматриваемом западноевропейцами в качестве естественной сферы влияния «Большой Европы» (см.: Богатуров. 1999. С. 35). Другие рассматривают операцию НАТО в Косово как стремление США не допустить роста курса евро, а также нейтрализовать геоэкономическую угрозу целостности оборонного пространства (Цымбурский. 1999. С. 148). Ссылка на интересы США содержится и в январском 2000 г. выступлении Президента США Б. Клинтона о состоянии НАТО (см.: \у\у\у. \уЫ1епои8е...).

Таким образом, принципиальное значение имеет понимание главных целей международного актора. В науке к решению этой задачи выработан такой подход, который, не являясь абсолютной гарантией против субъективности, зарекомендовал себя как достаточно плодо­творный. Речь идет об оценке целей международного актора с точки зрения поведения субъекта, т.е. с точки зрения анализа последствий его поступков, а не мыслей и декларируемых намерений. Например, какое-либо действие гипотетически может иметь несколько вариантов возможных последствий, но в реальности осуществляется один, который мы и наблюдаем. При этом у нас есть основание считать, что, не "УДь у действующего субъекта соответствующего желания, последствия были бы иными. Следовательно, мы можем сделать вывод, что именно имевшие место последствия и являлись целью субъекта (Г)ег-^пептс. 1977. Р. 2). Например, популярность правительства М. Тэтчер выросла в результате предпринятых им действий по выходу из Мальвинского кризиса.

Исходя из вышеназванного подхода, большинство исследователей международных отношений определяют цель как предполагаемый желаемый) результат действия, являющегося его причиной (побуди-ельным мотивом) (см., например: Бегпеппгс. 1977; Мег1е. 1974; Позд­няков. 1976). Это относится как к сторонникам политического реализма, так и к представителям других теоретических школ науки о меж­дународных отношениях, в том числе марксистского и неомарксистского течений. Последние основываются, в частности, на положении К. Маркса о том, что «будущий результат деятельности существует сначала в голове человека идеально, как внутренний образ, как побуждение и цель. Эта цель как задача определяет способ и характер действий человека и ей он должен подчинять свою деятельность» {Маркс К., Энгельс Ф. Т. 12. С. 718).

В зависимости от задач и предмета исследования в основу класси­фикации целей международных акторов могут быть заложены разные критерии. Основные {главные) цели рассматриваются с точки зрения их важности для самого существования международного актора, поэтому их еще называют жизненно важными. Достижение важных, а также неосновных (второстепенных) целей не связано с самосохранением актора. Неудача в их достижении не влечет за собой разрушения актора или утраты им своей автономности. Если оценивают возможность реализации, то с этой позиции различают достижимые (реальные) и недостижимые (нереальные) цели. Реальные цели, исходя из возможных сроков их осуществления, подразделяют на краткосрочные, среднесрочные, долгосрочные и перспективные. Временной фактор целей также определяет их либо постоянное, либо временное присут­ствие в арсенале участников международных отношений. Сторонники геополитического подхода выделяют цели на основе их пространствен­ного охвата: локальные, субрегиональные, региональные, континенталь­ные, глобальные. Если рассматривать различные сферы общественных отношений (и, соответственно, взаимодействия международных акто­ров), то можно выявить соответствующие им цели: военно-политичес­кие, экономические, гуманитарные, социокультурные и т.п.

В рамках одной акции могут преследоваться цели разных типов. Так, военная акция США против Ирака в 1991 г. имела чисто военную цель — разбить атакующую армию и изгнать ее из Кувейта; военную цель с экономической подоплекой — разрушение военных и ядерных ресурсов Ирака; чисто экономическую цель — замораживание производства нефти, разрушение соответствующих производственных комплексов и постепенное изматывание иракского индустриального потенциала путем продолжения блокады. Последняя цель имела и политический контекст: подрыв регионального статуса Ирака и изменение соотношения сил в районе Персидского залива.

Особую типологию целей выстраивают, исходя из степени их об­щности и значимости для международных акторов. В эту типологию входят вечные (и, соответственно, противоположные им — преходя­щие) и абсолютные (которые противопоставляются относительным) цели. Учитывая важность данной типологии и ту роль, которую она играет в международно-политической науке, мы посчитали необходи­мым рассмотреть ее более подробно, что будет сделано ниже. Сейчас же подчеркнем, что в реальной практике международных отношений разные типы целей тесно переплетены. Однако это не мешает им со­хранять свое самостоятельное значение.

Понятие цели близко по своему содержанию другому важному для международно-политической науки понятию — интереса. Интерес от-ажает потребности, формулируемые как цели, и имеет особое значе-ие в ситуации угроз и кризисной ситуации, связанной с их усилением. оэтому всегда определение национального интереса так или иначе вязано с проблемой безопасности, идентификацией угроз существованию или функционированию нации-государства и поиском средств для противодействия им и преодоления их. Различие главных и вто­ростепенных целей в значительной мере определяется условиями меж­дународной среды и может изменяться в зависимости от происходящих в ней трансформаций. Например, еще в начале XX в. защита и реализация национального интереса государства были связаны с отстаиванием непроницаемости его границ для внешних воздействий; сегодня же открытость и участие в мировых процессах в качестве важного сегмента глобального рынка, представляющего интерес для других акторов, выдвигается на передний план в составе главных целей того или иного государства¹.

Основные и главные цели государства связаны с защитой и реали­зацией национальных интересов. Негосударственные акторы также имеют свои цели и интересы, которые могут оказаться как совмести­мыми, так и несовместимыми с национальными интересами. Основные цели ТНК, например, связаны с достижением максимальной прибыли, что вызывает у них стремление использовать в своих интересах дейст­вующие в странах пребывания национальные правила поведения в сфере торговли, труда и инвестирования или же влиять на изменение этих правил в выгодную для себя сторону. МПО преследуют цели, исоторые могут как соответствовать интересам входящих в них государств, так и противоречить им. Например, система ООН призвана проводить глобальную политику сохранения и защиты международного мира (что не всегда совпадает с текущими интересами отдельных Кран), а региональные экономические организации (например, ОПЕК или АТЭС) — отстаивать интересы стран-членов в мировой хозяйст-

¹ Более подробно эти проблемы рассматриваются в следующих главах.

венной системе. И ООН, и региональные экономические организации имеют собственные интересы, связанные с самосохранением своей самосубъектности. Следствием этого становится вызывающее критику со стороны государств раздувание бюрократического аппарата между­народных организаций и даже тенденция к их превращению в самодо­статочного международного актора. Международные НПО (МОК, МККК, Международная амнистия, Врачи без границ...), имея неком­мерческую направленность, стремятся к реализации своих уставных целей, пользуясь благосклонностью государств, на территории которых они действуют, или же, напротив, вступая с ними в противоречие. Последнее обстоятельство особенно характерно для «неудобных» го­сударствам правозащитных МНПО, идеология. и деятельность которых к тому же часто отличаются противоречивостью (подробнее о этом см.: Куклина. 2000). Кроме того, цели государств вступают в противоречие с целями множества других транснациональных и субнациональных акторов (региональных элит, профессиональных организаций, преступных синдикатов, террористических группировок и т.п.). При этом каждый из них задействует как собственные, так и заимствованные у государства средства достижения целей.

В понятие средств входят пути, способы, методы' и орудия дости­жения целей: Специфика средств (потенциально или актуально нахо­дящихся в распоряжении международных акторов) зависит от особен­ностей международных отношений и прежде всего от того обстоятель­ства, что они применяются к общностям, на которые в большинстве своем не распространяется власть отдельного государства. Специалисты выделяют множество типов средств, используемых участниками международных отношений в их взаимодействии. И все же это много­образие можно свести к следующим типам: 1) сила, убеждение и обмен (см.: Бегпеппгс. 1977. Р. 20—23), 2) сила и переговоры (Мег1е. 1985. Р. 472—473), 3) убеждение, торг, угроза и насилие (см.: БигонеПе. Р. 96). (Есть и другие.) Нетрудно заметить, что, по сути, речь идет о совпа­дающей типологии средств, полюсами которой выступают насилие и переговоры. При этом насилие и угроза могут быть представлены как элементы силы, а убеждение и торг — элементы переговоров. Каждое из названных понятий включает широкую совокупность путей, методов, способов и инструментов достижения цели, которые в реальной действительности международных отношений используются в самых различных сочетаниях, поэтому выделение их 'в «чистом виде» не более, чем абстракция, служащая задачам анализа.

Следует отметить возрастающую роль убеждения и переговоров, т.е. политических средств, во взаимодействии современных участников международных отношений. Такие средства предполагают налажи­вание систематических, постоянных связей и контактов, призванных вести к росту взаимного доверия между акторами. Успеху политических средств способствует наличие у сторон общих интересов. Например, именно общая заинтересованность участников СБСЕ в безопасности и стабильности на Европейском континенте явилась той основой, которая способствовала принятию в ноябре 1990 г. Парижской хартии для новой Европы, в которой признается окончание эпохи конфронтации между Востоком и Западом. Но и несовпадение интересов не является препятствием для успешного применения политических средств участниками международных отношений. Более того, специалисты, занимающиеся теорией и методологией переговоров, усматривают одну из предпосылок успеха именно в несовпадении интересов, отмечая, что «удовлетворительное соглашение становится возможным потому, что стороны хотят разного... Различия в интересах и убеждениях открывают возможность того, что тот или иной аспект оказывается весьма выигрышным для вас, но малоценным для другой стороны» (цит. по: Удалое. 1990. С. 20).

^ЛКатегории «цели» и «средства» являются соотносительными (см. об этом, например: Поздняков. 1976. С. 127—130) и соответствуют не •различным событиям, поведению и действиям участников междуна­родных отношений, а их различному положению по отношению друг к-другу. Определенное событие, поведение или действие является сред­ством по отношению не к любой, а к конкретной цели; последняя, в свою очередь, может выступать средством по отношению к другой цели. Никакая, даже самая реальная цель не может быть достигнута без соответствующих средств. В свою очередь, средства должны соот­ветствовать цели.

Эта диалектика целей и средств прослеживается в рассуждениях Р. Арона о вечных целях государств. К вечным целям он относит стремление каждого государства к безопасности, силе и славе (см.: Агоп. 1984. Р. 81—86). Арон исходит из того, что «политические единицы стремят -. ся навязать друг другу свою волю и потому их цели несовместимы (или кажутся такими)» (там же. Р. 81). Поскольку каждая политическая единица независима, то соперничество их друг с другом неизбежно. Поэтому первая цель любой политической единицы — выжить в этом соперничестве. И правители и их подданные заинтересованы в сохра­нении той общности, которую они составляют, в силу общего этничес­кого происхождения, истории или судьбы. В условиях естественного состояния это означает, что первой целью каждой политической об­щности является обеспечение своей безопасности. Чем более жестоки войны, как пишет Арон, тем больше люди стремятся к безопасности, безопасность в мире автономных политических единиц может быть основана либо на слабости соперников (что предполагает их полное или частичное разоружение), либо на собственной силе. Если предположить, что безопасность — конечная цель государств, то эффективное средство ее достижения — установить новое соотношение сил или изменить прежнее, для того чтобы ослабленные потенциальные противники не испытывали искушения совершить нападение.

Арон подчеркивает, что соотношение между этими двумя целями <­безопасность и сила — связано со множеством проблем. Дело в том, что наращивание государством своей силы вовсе не обязательно влечет за собой увеличение его безопасности. В традиционной Европе если одно государство усиливалось, то это вызывало страх и ревность других государств и тем самым провоцировало создание враждебной коалиции. В каждой международной системе существует определенный оптимум сил, превышение которого оборачивается своей противоположностью, т.е. ослаблением из-за перехода союзников к нейтралитету или нейтральных стран в лагерь противника.

Как полагает Арон, безопасность и сила не исчерпывают вечных целей государства: «Если бы приоритетность безопасности как цели была очевидной или необходимой, — пишет он, — то это означало бы возможность теоретически определять рациональное поведение. В каждом случае было бы достаточно найти необходимый оптимум сил и действовать, исходя из этого оптимума. Более значительная трудность возникает, как только мы ставим вопрос о соотношении между этими двумя целями — силой и безопасностью. Нет никаких сомнений в том, что человек, индивид или общность, хочет выжить. Но индивид не подчиняет все свои желания единственной страсти жить. Существуют цели, ради которых он согласен на риск смерти. Так же обстоит деЛо и с государствами. Они хотят быть сильными не только для того, чтобы предотвратить агрессию и наслаждаться миром, они хотят быть сильными для того, чтобы их боялись, уважали или любили» (там же. Р. 83). В конечном счете, полагает Арон, государства хотят располагать властью, т.е. способностью навязывать свою волю соседям и соперни­кам, влиять на судьбу человечества, развитие цивилизации. Чем больше силы, тем меньше человек рискует подвергнуться нападению, но он находит в этой силе и в способности навязывать свою волю другим такое удовлетворение, которое не сравнимо ни с чем иным. Конечной целью может быть безопасность: не испытывать страх — судьба, достойная зависти. Но и власть может быть конечной целью: опасность меркнет перед опьянением властью. С этим связана третья вечная цель, к которой стремятся государства, — слава. Когда борьба начата, пишет Арон, возникает опасность, что временная победа станет целью в себе и заставит забыть политические цели. Желание абсолютной победы.

т. е. мира, единолично диктуемого победителем, зачастую отракает стремление добиться не столько силы, сколько славы.

Каждая из трех целей влечет за собой определенное поведение, отличающееся своими особенностями. И вместе с тем все типы гове-дения связаны друг с другом. Клемансо стремился к безопаснати, Наполеон — к власти, Людовик XIV — к славе для Франции (или для себя), что не исключат того, что каждый из них также стремится к целям, которые отражаются двумя другими понятиями.

Однако Арон не ограничивает на этом рассмотрение целей. Он тод-черкивает, что, если ограничиться только абстрактными понятиям-!, то слава может быть отклонена как иррациональная цель (хотя это г не­верно: не хлебом единым жив человек), бездумное накопление сшы — осуждено как противоречивое (из-за потери сил союзников, которая неизбежна с определенного момента наращивания собственной сшы). Единственной вечной целью остается безопасность. Поэтому необхо­димо перейти от рассмотрения абстрактных целей к их конкретгому проявлению в международной практике, трактуя государство кав по­литическую единицу, занимающую определенную территорию, /рон настаивает на том, что и при абстрактном анализе, и в конкре: ной ситуации вечные цели трудно отделить друг от друга. Вместе с тел он считает, что они обладают известной самостоятельностью, и приходит к следующим выводам. Во-первых, первостепенную роль в сопершче-стве народов играет обладание пространством. Во-вторых, суверены часто судили о своем величии по числу своих подданных: то, к ^гему они стремились за пределами своих границ, это не земля, а люди. Наконец, в-третьих, вооруженный пророк иногда-меньше озабочен завоеванием пространства и населяющих его людей, чем их обращением в свою веру: «проявляя безразличие к наземным и подземным богатствам, он вычисляет не количество работников или солдат, — он хочет распространить истинную веру, он хочет, чтобы организация, соответ­ствующая его представлениям о смысле жизни и истории, постепенно завоевывала все человечество» (там же. Р. 84). Поэтому конкрепные вечные цели политических единиц — участников международных от­ношений выглядят, в представлении Арона, как пространство, лю)и и души (там же. Р. 85). «За что люди борются друг с другом, если не за то, чтобы расширить почву, которую они обрабатывают или богатствами которой они пользуются, чтобы подчинить себе людей, сегодня шо-странцев, а завтра — рабов или сограждан, или чтобы обеспечить -ри-умф такой-то идеи — религиозной или социальной, — об универешь-ной истинности которой они заявляют, провозглашая принадлежацую им миссию?» (там же. Р. 84—85).

Как уже было отмечено, взгляды Р. Арона на цели и средства, как и его теоретические позиции в целом, вписываются в традиции поли­тического реализма. В русле этих традиций международный актор (под которым понимается преимущественно государство) рассматривается как унитарная политическая единица, которой свойствен рационализм в постановке целей и принятии решений, склонность к объективизму в анализе содержания целей, а также к «разведению» политики и этики, что способствует рассмотрению категории «цели» отдельно от морали¹.

Как мы могли убедиться, уже Арон подчеркивает два важных мо­мента в понимании целей с точки зрения дальнейшей эволюции ТМО. Во-первых, он подчеркивает трудность определения целей, которые зависят не только от объективных факторов, но и от субъективных желаний и устремлений лиц принимающих решения. Во-вторых, в со­ставе «вечных целей» важное значение Арон придавал «славе» или «душам», т.е. идеальным факторам, идеям, представлениям, ценностям.

В дальнейшем оба эти положения получают в ТМО заметное раз­витие, которое присутствует уже у неореалистов. Например, С. Уолт, рассматривая причины войн и революций и лежащие в их основе цели международных акторов, уделяет значительное внимание таким фак­торам, как восприятия, образы и представления ()Уа11. 1987). Еще даль­ше в этом направлении идет неолиберализм. Напомним, что неолибе­ралы, во-первых, настаивают на важности достижения абсолютных целей; во-вторых, больше внимания они обращают на намерения и стремления. Неореалисты же подчеркивают главенство для политичес­ких деятелей относительных целей и концентрируют свое внимание на возможностях, а не на намерениях.

Дата добавления: 2015-07-02