Ошибки миссионера

Существует несколько довольно распространенных ошибок в практической деятельности миссионера. Здесь приводятся лишь некоторые из них.

1. Подмена христианства чем-то иным: защитой интересов государства, народа или корпоративных интересов Церкви. Миссионер, конечно, может думать, говорить, болеть, молиться и об этом, но хорошо бы, чтобы и в его собственном сознании, и восприятии его речи слушателями сложилось представление о том, что для христианина «судьба России» — лишь часть и притом неглавная — его забот. Общество — часть человека, а не наоборот. Вечность ждет конкретные личности, а не нацию или страну.

Подарить, а не подавить — вот образ действия настоящего миссионера. И дарить он должен не налоговые льготы и карьерные бонусы, а веру в Любовь, явившую себя на Голгофе. И предлагаемый дар он должен преподносить не от имени государства, а от имени Христа.

2. Несомненная ошибка начинающего миссионера — установка на массовый и очевидный успех. Достучаться до всех сердец не удастся никогда. Самый лучший миссионер на планете — Иисус из Галилеи — имел очень плохой «пиаровский» результат. Из миллионного населения Палестины за Ним последовало всего около ста двадцати человек (см.: Деян. 1.16). В любой современной «пиар-компании» такого проповедника (менеджера, рекламного агента) — уволили бы, но этот пример учит миссионера радоваться немногим.

Свт. Николай Японский прибыл в «Страну восходящего солнца» в 1860 г., но первых японцев крестил лишь через восемь лет — в апреле 1868 г.! В следующем году к первой троице добавилось еще 9 человек (и еще 25 ходили в чине оглашенных). Многолетняя миссия прп. Макария (Глухарева) на Алтае своим итогом имела 678 обращений. Так что за количеством гнаться не стоит, надо уметь терпеть свои миссионерские неудачи. Надо уметь радоваться небольшим частным победам. Слышит меньшинство, но зато — лучшее. Даже в самой сложной и шумной аудитории можно и нужно заметить десяток хороших глаз. И трудиться ради них. «Сей при дороге, сей в каменистую почву, сей в терния — где-то да прорастет» (прп. Серафим Саровский).

Очень важно научиться радоваться малым победам, потому что немало молодых миссионеров ломаются именно на этом. Это очень распространенная ошибка, когда начинающий проповедник полагает, что он войдет в класс, и все будут настолько им «обаяны», что колонны школьников сразу двинутся к нему на приход. А этого не происходит. И тогда три вывода.

Первый — это мягкое разочарование. То есть: «Я старался, но у меня ничего не получается, миссионерство — не мое призвание. Буду искать для себя другую колею в церковной жизни или стану как все, буду себе спокойно служить». Этот вариант разочарования иногда может быть полезен — в том случае, если он приводит еще к одному выводу: «Да, к сожалению, так сложилась моя собственная жизнь, что меня не научили, и я не научился общаться с молодежью, не могу я говорить за пределами храма… Ну, раз так, тогда буду сугубо молиться о тех моих сослужителях, у которых такой талант есть и которые несут именно этот крест. Или помогу им от своих приходских доходов». Если разочарование привело к такому выводу — то это хорошо.

Второй — средний вариант: «Виноват не я, а просто нынешнее поколение людей растленно и не подлежит реставрации церковным словом».

Третий — жесткий вариант — когда священник не в себе видит причину, не в своей личной неготовности или бесталанности, а во временах. «Люди меня не послушали… Ну, значит, они слуги антихриста. Печать на них лежит, на этом поколении последних времен. Их неспособность к покаянию — признак конца света».

Четвертый — самый жесткий вариант: «Слышать меня не хотят — значит, нужно их заставить!» Мера богословских знаний в современном церковном мире известна, так что от невежества до жестокости — рукой подать. Оттого и не стоит удивляться преизобилию всякого рода самозваных «опричников».

Чаще всего разочарование выливается в осуждение: «Вот, я-то все делаю правильно — а меня не послушали. Если моего коллегу-соседа слушают — значит, он делает неправильно. А, значит, и православие его сомнительно». Наклонность к таким осудительным сплетням в современной церковной среде весьма заметна.

Избежать подобных выводов возможно только в том случае, если начать избавляться от установки на собственную и массовую миссионерскую успешность.

Чтобы избежать искушения, миссионер прежде всего должен знать, что постоянного и стопроцентного успеха ему никто не гарантирует. Напротив, Истинный Евангелист предупреждает Своих учеников о неизбежности миссионерских неудач: «Входя в дом, приветствуйте его, говоря: мир дому сему; и если дом будет достоин, то мир ваш придет на него; если же не будет достоин, то мир ваш к вам возвратится. А если кто не примет вас и не послушает слов ваших, то, выходя из дома или из города того, отрясите прах от ног ваших… Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой» (Мф. 10.12–14,23).

Частные и первые неудачи не должны истолковываться как признак того, что проповедовать больше невозможно или не должно. Частные и первые неудачи еще не есть ни доказательство личной несостоятельности миссионера, ни свидетельство наступления апокалиптических времен, закрытых для евангельской проповеди, равно как и отсутствие бурных аплодисментов при начале встречи и даже при ее завершении не всегда являются признаком неудачи.

Если в миссионере не будет терпения по отношению к человеческой инаковости, неподатливости и даже по отношению к своим собственным частным неудачам — такой миссионер впадет в горделивое «разочарование».

Надо уметь терпеть не только неудачи — надо просто уметь терпеть. Не всякая проповедь приносит свой плод сразу и очевидно. Бог может действовать через человека даже скрыто от него самого. Евангельские притчи уподобляют Царство Божие семечку и закваске. Семя не сразу приносит плод; тесто, в которое брошены дрожжи, не сразу созревает. Бог Библии, то есть Тот Бог, Которого и от имени Которого миссионер проповедует, — это Бог терпения. Свт. Иоанн Златоуст обращает внимание на то, что Бог, столь скорый в созидании, создавший мир в шесть дней, говорит воинам Израиля: «Семь дней обходите Иерихон». «Как, — восклицает Златоуст, — Ты созидаешь мир в шесть дней, и один город разрушаешь в семь дней?»

Надо пройти мимо двух крайностей. Первая из них — утопический энтузиазм: «Я, наконец, познал истину и сейчас всех вас прижму аргументами к стенке, и вы все как миленькие строем в мой храм пойдете!» Вторая — псевдоблагочестивое оправдание своей лености и бесталанности тем, что, кого надо, Господь, мол, Сам приведет в храм.

3. Миссионер, как ни странно, может так увлечься проповедью о Боге, что забыть Самого Бога. В своей необходимой активности легко забыть о Том, ради Кого эта активность проявляется.

Даже если проповедник все замечательно обосновал, Бог, быть может, не желает, чтобы вот этот человек обратился именно сейчас. Поэтому миссионеру следует избегать излишней настойчивости в своей проповеди. Память о том, что не миссионер приводит к вере, а Господь, очень важна для самого миссионера — ибо она избавляет его от азарта идеолога. А потому необходимо всегда помнить слова Господа: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод» (Ин. 15.16).

Это важно еще и для того, чтобы научиться не ненавидеть тех людей, которые остаются глухими к слову Божию. Вера в Промысел Божий нужна миссионеру для того, чтобы научиться спокойно воспринимать то, что кажется сегодняшним поражением, не злиться, не раздражаться. Если в миссионере не будет терпеливой уступчивости перед неисповедимыми путями Божия Промысла, не будет пользы ни ему, ни тем, в ком он пробует пробудить веру. Надо разрешить Богу Самому определять судьбы других людей независимо от субъективные миссионерских капризов и планов.

4. Следующая ошибка — это предположение, будто знаний о православной вере миссионеру достаточно для проповеди любому иноверцу. Нужно еще все-таки знать веру своего собеседника и в соответствии с этим подбирать образ речи и аргументации.

Контакт христианских миссионеров с языческим пантеоном не всегда состоял в сожжении капищ, низвержении идолов и прочих энергичных действиях, мало совместимых с вдумчивым анализом. Христиане, помимо этого, вели богословскую полемику со своими языческими соотечественниками, а также с иудеями. Первое требовало классического образования, которое в раннехристианское и даже византийское время было широко распространено, второе же — знакомства с библейскими текстами, что также было естественно для христиан.

Но уже знакомство с учением ислама было в Византии куда более скудным, чем можно бы ожидать, принимая во внимание интенсивность антимусульманской полемики. Например, такой сравнительно образованный человек, как византийский император Константин Багрянородный, знает об исламе лишь несколько отрывочных и искаженных до неузнаваемости сведений. Что же касается тех «варварских» народов, которым Византия несла христианство, то неизвестно ни одного случая, чтобы их конкретные языческие верования служили для имперских богословов предметом изучения и полемики. Если бы византийцы питали хоть минимальный интерес к реальным верованиям «варваров», то и до настоящего времени дошло бы несколько больше информации об их религиях. К сожалению, представления византийцев в этой сфере были почти так же сведены к стереотипам, как и во всех остальных областях этнографии. Подобно тому, как реальным народам, в угоду античной этнографической традиции, присваивались имена народов давно исчезнувших, точно так же язычество современников воспринималось как реплика язычества античного.

Нужно с интересом присматриваться к миру «объекта миссии», помня, что это тоже человеческий мир, что в нем при всей его чуждости лично проповеднику, есть нечто, греющее сердце другого человека. И это надо помнить не только тогда, когда предстоит встреча с японцами, но и тогда, когда надо идти на миссионерский диалог с баптистами или атеистами, кришнаитами или либералами. Очень может быть, что то, что любит баптист в своем баптизме или рокер в своей музыке, дорого или допустимо и для православного.

5. Неумение различать доброе от злого в убеждениях собеседника. Миссионерски, конечно же, нужно заметить это доброе и, исходя от него, строить свое дальнейшее собеседование. А еще по Промыслу Божию бывает, что враги Церкви на самом деле хранят что-то из евангельского сокровища, которое сама Церковь на этом этапе своей истории оставила в небрежении.

Например, революционеры XIX в. утверждали достоинство униженных и оскорбленных, эксплуатируемых людей. И их жертвенная этика, по сути, была вполне христианской (что и показал жизненный путь Ф. М. Достоевского). Книга «Жизнь Христа» неверующего писателя Ренана сыграла определенную положительную роль в русском религиозном Возрождении последней четверти XIX в. Нарисованный в ней образ Христа преимущественно со стороны Его человеческой природы оказался психологически очень убедительным, уравновесил односторонне-клерикальную трактовку преимущественно со стороны божественной и вдохновил целый ряд русских писателей и художников («Идиот» Ф. М. Достоевского, «Христос в пустыне» И. М. Крамского, цикл картин В. Д. Поленова и т. д.). Такое же значение имеют многие художественные фильмы и классические произведения, где подспудно, а иногда и прямо, выступают вполне христианские образы и идеалы, что также не может находиться в пренебрежении у настоящего современного миссионера.

6. Нельзя отождествлять критику в свой адрес с критической реакцией на Православие. Если человек нелицеприятно реагирует на миссионера, не всегда из этого следует делать вывод, что это хула на Христа. Это может быть реакция именно на личные промахи проповедника, за то, «как», а не за то, «о Ком» он говорит.

7. Ошибка «типиконства», начетничества. То, что было удачным примером для подражания когда-то, может привести к неудаче в новой ситуации. Миссионерство не может строиться только на прецедентах, пусть даже святых. Капитан, который при любом ветре выставляет одни и те же паруса, однажды сядет на мель. У отцов надо учиться жизни во Христе. И тогда этот духовный опыт, который был у отцов, будет и миссионеру подсказывать то, как действовать в новой ситуации. Именно этот неформальный «критерий» и называется Преданием. Это некий вкус духовной жизни, церковной жизни. То, что ап. Павел называет «обновлением совести». Как бывает правильно поставленный голос, так бывает и правильно поставленная душа. Только такой человек не потеряется, читая Библию и творения святых отцов. А если он всюду видит просто огромное собрание бесконечных авторитетов, приказов, то рано или поздно у него произойдет «короткое замыкание» и в душе, и в голове.

Кто, как и по каким основаниям может решать, что именно из огромного и разноречивого наследия церковных преданий нужно вспомнить именно этому человеку и именно в этой ситуации? Мнение, будто в Библии или у святых отцов можно найти ответы на все вопросы, — это вполне сектантская и поверхностная установка. Мир Православия сложен. Конечно, ответы у святых отцов и в Библии найти можно. Но не существует программы, с помощью которой их надо искать. И даже если ответ у отцов есть, не всегда можно воспроизводить те же аргументы, которые они высказывали в пользу верного вывода.

Язык богословия — это неизбежно язык притчи. А с притчами бывает так, что в одной аудитории быстро и правильно поймут, в каком отношении и почему проведена была параллель и, поняв главное, не будут настаивать на буквальном тождестве частностей. А вот в восприятии других людей именно эти частности затмят собою то, что самому рассказчику казалось главным в его притче. Так что не все из имеющихся даже у отцов ответов стоит сегодня использовать. Кроме того, есть вопросы, на которые и ответов не найти. И тогда тем более необходимо обладать и даром логики формальной, и даром логики духовной, чтобы из тех заповедей, которые даны в Евангелии и у отцов, сотворить новый ответ на новый вопрос, который появился только в нынешнее время.

8. Еще одной ошибкой миссионера является стремление остаться всецело самоидентичным при погружении в другую среду, без различения ее специфических особенностей. Поведение миссионера в данном случае не может быть одинаковым как в храме, так и в библиотеке; нельзя говорить об одном и том же и бабушкам, и молодым людям. Всегда нужно помнить наставление ап. Павла, который по-разному обращался к различной аудитории: «Для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона — как чуждый закона, — не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, — чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1Кор. 9.20–22).

Нередко можно видеть, что священник, обращаясь вроде бы к нецерковным людям, во время проповеди думает прежде всего не о том, как эти слова отзовутся в их жизни, а о том, что про него скажут его сослужители и собратья в Церкви. И в итоге получается «антипроповедь». Не свершается таинство контакта и понимания. И не происходит перевода с порой непонятного «церковно-богословского» языка на язык, понятный современным людям. А потому это вопрос определенного вкуса, опыта и тактики. Так что миссионеру бывает полезно побыть в зраке грешника для того, чтобы людям было понятно, что христианство — вера людей, а в Церкви — такие же люди из плоти и костей, только с другими стремлениями и целями.

9. Другая крайность миссионерства — стать «своим в доску». То есть когда миссионер старается сделаться таким же, как и те, с кем он общается. И для этого пытается подражать привычкам и увлечениям того, с кем ведет беседу: «и я люблю рок, и я такой же, как и ты, и раз ты любишь выпить, то и я не против». В этом случае общение будет. Но о чем? Очень хорошо сказал прот. Димитрий Смирнов: «Если батюшка будет говорить с зеками на фене, он, конечно, к ним станет ближе, но от этого к ним не станет ближе Бог, потому что Бог не на фене».

Миссионер должен искать какой-то другой подход, другие способы свидетельства, доказательства, объяснения, чем те, в которых он сам осмысляет свой духовный опыт. Эти формы отличны от тех, в которых православные говорят между собой.

Но они могут оказаться такими, что не столько сообщат суть Православия, сколько заслонят ее собою, поставят вокруг евангельского слова такой «фон», сквозь который ему и не пробиться. А потому у аудитории может возникнуть следующая реакция: «Если ты всего лишь наше отражение — то зачем ты нам такой нужен?!»

Миссионер тоже может сорваться. Незаметно для себя он может перенять не только язык, но и убеждения своей аудитории. Для того чтобы сделать свою проповедь о Православии более приемлемой, миссионер неизбежно станет упрощать Православие, спрямлять некоторые линии, подчеркивать одно (что, как ему кажется, будет способствовать его взаимопониманию с аудиторией) и предпочитать не касаться другого (что может вызвать преждевременный скандал). Но чрезмерное уподобление приведет к тому, что за миссионером перестанет быть виден Тот, от Кого он послан.

То, что связывает миссионера с христианством, будет восприниматься людьми как его личные взгляды и не более того. То есть он будет слишком понятен, и тогда у людей не будет вопроса о его вере, они не заметят стержня его жизни. При чрезмерной ассимиляции миссионер может адаптироваться до того, что его принадлежность к христианству просто станет незаметна. Именно на этом пути потерялись несторианские миссионеры в Китае: они просто растворились в буддизме.

Об этих двух ошибках православного миссионерства очень точно сказал прот. Иоанн Мейендорф: «Любого богослова на этом [пути] подстерегают две опасности: исказить суть учения в угоду вкусам и запросам своих современников или же совершенно забыть о своей аудитории и «заняться повторением излюбленных цитат»». Обретение меры во все века было трудным, и оно до сих пор остается творческим заданием, а не тем, что уже дано. Пройти мимо этих рифов — это вопрос не инструкции, а опыта, такта, вкуса, воспитанности миссионера. Свт. Иннокентий (Вениаминов), когда в молодости (1820-е гг.) служил у берегов Аляски на острове Уналашка, с алеутскими ребятишками в футбол играл (житие подчеркивает: это он делал не в рясе, а в сюртуке).

10. Ошибка «православизма». Это переход православной проповеди в православную пропаганду. Пропаганда появляется там, где проповедник заранее просчитывает эффект своих слов и заранее ждет аплодисментов. Он ставит Православие перед аудиторией как некое зеркало и говорит: «Ну, посмотритесь сюда, и вы увидите именно самих себя, увидите нечто свое. Вы увидите, что Православие очень похоже на ту религию, которую вы хотели бы иметь для себя. Оно совершенно согласно с вашей системой «общечеловеческих ценностей». То, что вы цените в других системах, есть и в нашей лавочке. Только у нас это еще малость экзотичнее — так что заходите и берите».

С сеансов православной «пропаганды» человек уходит успокоенный: оказывается, то, что он ценил в своей жизни и в багаже своих интеллектуально-духовных познаний, ценит и Православие. Что ж, он очень рад, что Православие оказалось «тоже духовно», «тоже терпимо», «тоже современно». Вот только за что же убивали и убивают христиан язычники — он так и не поймет и не узнает.

Порой чувство меры изменяет. И тогда миссионер прислушивается не к требованиям Евангелия и Предания, а к ожиданиям своей аудитории. Он усваивает уже не язык, а взгляды своих собеседников. Тогда миссионер слишком далеко отходит от Церкви. И — теряется. Такими потерявшимися миссионерами и создаются ереси.

11. Ошибкой можно считать и тотальную апологетику. Это защита всего, что есть в жизни и истории Церкви. Уверения в том, что православные люди всегда «были жертвой чужого насилия, но сами никогда и никого…»; что «все мелочи церковной жизни установлены святыми»; что «ничего в церковной жизни не меняется с апостольских времен»; что «история Церкви чужда ошибок и подлостей…» и т. п.

Люди знают о многих церковных «болезнях». И если миссионер будет их замалчивать или отрицать, говоря, что все-то в церковной жизни хорошо и беспроблемно, что все вокруг святые и добрые, то люди сочтут его именно пропагандистом, причем неумным и нечестным.

Чтобы не разочаровались, не нужно очаровывать. Необходимо трезвение, нужно понимать, что сила Божия в немощи человеческой совершается. Миссионер должен уметь говорить вслух о неудачах, признаваться в ошибках, осуждать грех — если даже это все происходит в церковной среде и среди христиан. Так как иначе человек нецерковный будет считать свое поведение вполне обоснованным и оправданным, глядя на аналогичные грехи человека церковного. Не нужно смущаться, если кто-то пытается указать на какие-то церковные «погрешности» — и среди апостолов Христа был предатель, однако Сам Спаситель, зная о замыслах Иуды, не изгнал его из числа двенадцати, ожидая до самого последнего момента его обращения и покаяния.

Миссионеру следует иметь достаточно критический вкус, здравый взгляд и навык для того, чтобы самостоятельно оценивать доброкачественность своих аргументов. Нужно уметь смотреть на себя, на свою веру, речь, суждения глазами тех, кто заранее с этим не согласен. Мимо того, что может не заметить или простить любящий взгляд, не пройдет взгляд критичный. И очень важно, встречаясь в очном полемическом поединке со своим собеседником по диалогу, быть готовым к любым неожиданностям.

12. Ошибка «технологизма». Проповедник не должен видеть в людях предмет приложения каких-то технологий: риторических, миссионерских, пиаровских. К Богу человек приходит лично. Он — прихожанин, а не «привожанин» (как в секте). Человеку можно о чем-то говорить, что-то пояснять, но где именно и когда в нем произойдет смысловое замыкание, предсказать невозможно. Люди справедливо боятся стать жертвами «промывки мозгов». Поэтому в лексиконе миссионера должны отсутствовать слова типа «работа с молодежью». Нельзя манипулировать людьми, видеть в них субъекты, массу. Не должно быть никаких «антропологических» технологий, в том числе и технологий воцерковления.

13. Следующая ошибка «демонизации» своих слушателей и оппонентов. Не надо считать всех нехристиан и язычников одержимыми. Не надо считать, будто язычник — это мистическая угроза для христианина, источник возможной «порчи». Такое мнение приводит к анти-миссионерской установке не на контакт, а на изоляцию от язычников с приписываемым им «колдовским воздействием». Свт. Николай Японский прожил свою жизнь среди язычников. В своем дневнике он отмечает случаи враждебного отношения японцев к нему и к Православию. Отмечает свои неудачи и болезни. Но ни разу святой Николай не предполагает, будто напасть свалилась на него вследствие колдовства язычников.

14. Серьезнейшее искушение миссионера связано с отношением к нему других людей. Ведь миссионер встречает не только ненависть и сопротивление. Его проповедь будет знать и успехи. Понятно, что человек, который узнал о Христе и пришел в Церковь через усилия миссионера, перенесет на своего первого знакомого христианина ту радость и даже «неофитский» восторг, с которым он будет поначалу воспринимать все, освященное ореолом Церкви. Людям свойственно влюбляться в ярких проповедников; мудрость проповедуемого им Евангелия они отождествляют с человеческой мудростью самого проповедника; духовность повествуемых им святоотеческих опытов они отождествляют с жизнью самого рассказчика. И тут миссионер должен научиться быть «прозрачным», научиться не воспринимать всерьез похвалы себе.

Миссионер должен очень жестко, очень внятно пояснять людям, что они не должны отождествлять его и ту Церковь, в которую он их ведет. Миссионер — дверь в Церковь, церковный порожек, но не вся Церковь. На пороге нельзя останавливаться; дверной проем не надо принимать за жилое помещение. И чем по-человечески талантливее и ярче миссионер, тем более велика опасность того, что своей человеческой яркостью он в сознании своих учеников затмит духовный свет Православия. Для миссионера велика опасность того, что он людей приведет к себе, а не ко Христу. Особенности его речи, жестикуляции, аргументации будут казаться им единственно и подлинно христианскими. Чтобы избежать такого отождествления себя с Церковью, миссионер должен постоянно подчеркивать: «я — это не Церковь; Церковь богаче, чем я, духовнее, чем я, разнообразнее, чем я. Послушали меня, поняли, что в Православии можно жить, — так ступайте, входите, ищите себе духовного наставника. И чем больше он будет не похож на меня — тем лучше: вы поймете, что мир Православия разнообразен». «Разве Павел распялся за вас? — восклицает апостол. — Или во имя Павла вы крестились?» (1Кор. 1.13).

Миссионер всегда должен ставить себя в образ Иоанна Крестителя по отношению к Господу, им проповедуемому, и помнить его слова: «Имеющий невесту есть жених, а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха. Сия-то радость моя исполнилась. Ему должно расти, а мне умаляться» (Ин. 3.29–30).

Дата добавления: 2017-01-13