Творчество Ф. М. Достоевского

ЛЕКЦИЯ № 6

В одной из записных тетрадей писателя встречается такая запись: «Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой». Действительно, Достоевский напряженно изучал душевный и духовный мир людей своей эпохи, стремясь угадать главную мысль человека, общества, человечества, проникнуть как он сам говорил, в «будущие итоги настоящих событий». В ответ на обвинения в нарушении принципов реализма однажды ответил: «Я не реалист, я сверхреалист». Как это понимать? Ответ опять же можно найти у самого писателя: «Вся действительность не исчерпывается насущным, но огромною своею частию заключается в нем в виде еще подспудного, невысказанного, будущего Слова». В письме Страхову: «У меня свой особенный взгляд на действительность (в искусстве), и то, что большинство называет почти фантастическим и исключительным, то для меня иногда составляет самую сущность действительного. Обыденность явлений и казенный взгляд на них, по-моему, не есть еще реализм, а даже напротив… Что ж это будет, если глубина идеи наших художников не пересилит в изображениях их глубину идеи, например, Райского…». И еще настойчивее Достоевский спрашивал: ««Неужели фантастичный мой Идиот не есть действительность, да еще самая обыденная?» Если под реализмом понимать реальную действительность, тогда это – не реализм. Если под реализмом понимать поиски закономерностей, которые заложены в действительности, которую я не могу изобразить нефантастической, тогда это реализм в высшем смысле».

Л. Гроссман отметил, что Достоевский был пристрастен к так называемому рембрандтовскому освещению, то есть к созданию такой светотени, при которой яркий световой пучок выделяет лишь некоторые части картины, привлекая именно к ним взгляд зрителя; все же остальное погружается в глубокую тень. При таком освещении достигается необычайная эмоциональная сила, обостряется, а главное – концентрируется внимание на идее картины. Все это приводит к тому, что освещенная свечой или лампой часть помещения вырывает из темноты лишь самое главное, и это главное приобретает фантастический колорит и обобщенно-символический характер.

Эйнштейн писал: «Я с воодушевлением читал «Братьев Карамазовых». Это самая чудесная книга, которую я когда-либо держал в руках…». И дальше: «Достоевский дает мне больше, чем любой ученый. Он вызывает у меня этический порыв такой непреодолимой силы, какой возникает от истинного произведения искусства». По словам известного писателя Ильи Эренбуга, Эйнштейн во время встречи сказал ему: «На меня очень большое впечатление произвели «Братья Карамазовы». Это одна из тех книг, которые разбивают механические представления о внутреннем мире человека, о границах добра и зла

Достоевский – художник суровой правды, ибо он обнажает такие стороны жизни, которые трудно вынести, он рисует такие человеческие страдания – физические, нравственные, духовные, которые делают читателя самого больным. Но человек, ищущий истину и смысл жизни, желающий понять мир и свое место в мире, человек, совесть которого тоскует по справедливости, если и не полюбит творчество писателя, то почитать и уважать станет непременно. У Достоевского существует парадоксальная вера в то, что в человеческой натуре побеждает доброе, а не злое начало: даже самые низменные герои писателя не выдерживают собственной безнравственности, и поэтому, не имея возможности жить в этом ужасе, кончают самоубийством.

Великий князь Константин Константинович (поэт К.Р.) записал в дневнике:

«Что за громадная сила мышления у Достоевского! Он на такие мысли наводит, что жутко становится и волосы дыбом подымаются. Да, ни одна страна не производила еще такого писателя, перед ним все остальные бледнеют»

Важнейшие события в биографии

История духа писателя в сжатом виде как бы повторила весь спектр наших национальных духовных скитаний. В молодости преданный «прогрессивным идеям» (и в высшем смысле никогда не отступавший от них), он сумел постичь «бесовскую» изнанку идеализма и подвергнуть жестокому художественному сомнению те основания, на которых хотел бы утвердиться прогресс.

В 1838 и 1839 году Юноша Федор Достоевский, сын бедного лекаря, обучался в Инженерном училище. Он воспитывался сперва на Карамзине и Анне Радклиф, но хорошо знал Пушкина и переписывался с братом Михаилом – инженером и переводчиком – о Шиллере, Гете, Корнеле, Расине. Сам он мечтал о славе, о богатстве, потому что был самолюбив и беден. Он писал отцу, вымаливая деньги: «Лагерная жизнь каждого воспитанника военно-учебных заведений требует по крайней мере 40 р. денег… В эту я не включаю таких потребностей, как например: иметь чай, сахар и проч. Это и без того необходимо, и необходимо не из одного приличия, а из нужды… Но все-таки я, уважая Вашу нужду, не буду пить чаю». (Достоевский. Письма, т.I. М.-Л., Госиздат., 1928, с.52-53).

Весной 1846 года Достоевский познакомился с Буташевичем-Петрашевским, дворянином по происхождению, чиновником по роду службы, социалистом по убеждениям, в доме которого в Коломне собиралась молодежь разных званий, чинов и занятий. Среди них бывал поэт А.Н.Плещеев, критик В.Н. Майков, врач, сын известного генерала Д.Д. Ахшарумов, писатель М.Е. Салтыков. Споры о текущей политике царизма, крепостничестве сочетались с обсуждением революционных событий в Европе, с теоретическими дискуссиями о путях переустройства общества на разумных, справедливых гуманистических основаниях.

Петрашевский на паях создал со своими друзьями первую коллективную библиотеку, состоявшую преимущественно из сочинений по гуманитарным наукам. Пользоваться книгами могли не только петербуржцы, но и жители провинциальных городов. Для обсуждения проблем, связанных с внутренней и внешней политикой России, а также литературы, истории и философии члены кружка устраивали свои собрания – известные в Петербурге «пятницы». Для широкой пропаганды своих взглядов петрашевцы в 1845-1846 гг. приняли участие в издании «Карманного словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка». В нем они излагали сущность европейских социалистических учений, особенно Ш.Фурье, оказавшего большое влияние на формирование их мировоззрения.

Петрашевцы решительно осуждали самодержавие и крепостное право. В республике они видели идеал политического устройства и намечали программу широких демократических преобразований. В 1848 году Петрашевский создал «Проект об освобождении крестьян», предлагая прямое, безвозмездное и безусловное освобождение их с тем наделом земли, который они обрабатывали. Радикальная часть петрашевцев пришла к выводу о назревшей необходимости восстания, движущей силой которого должны были стать крестьяне и горнозаводские рабочие Урала.

Кружок Петрашевского был раскрыт правительством в апреле 1849 года. К следствию привлекли более 120 человек. Комиссия квалифицировала их деятельность как «заговор идей». Несмотря на это участники кружка были жестоко наказаны. Военный суд приговорил 21 человека к смертной казни, но в последнюю минуту расстрел был заменен бессрочной каторгой.

Идеолог собраний демократически настроенной молодежи, последователь французского социалиста-утописта Фурье, М. Петрашевский отвергал идею революционных действий и хотел достичь общественной гармонии главным образом методом убеждения тех, кто держит в своих руках капитал. Пройдет много лет, прежде чем Достоевский заявит: убеждения, разумные доводы самых просвещенных голов часто бессильны перед индивидуалистическими порывами, перед неподвластными рассудку поступками; а вера в то, что практически можно заставить людей подчиниться умозрительным построениям, головным идеям – наивна и даже опасна.

Но пока, в 1846-1849 годах, он разделял взгляды соратников по движению, программа которого так была определена главой сыскного отделения Липранди: «… разрушение существующего порядка, пропаганда идей коммунизма, социализма и всевозможных вредных других учений».

На заседаниях кружка Достоевский открыто высказывался против крепостного права, читал запрещенное письмо Белинского Гоголю, а в начале 1849 года вошел в состав радикальной группы Н.А.Спешнева и принимал участие в планах создания типографии, где бы печатались книги, журналы «с целью произвести переворот в России»

В конце 40-х мир ждал революции, революции близкой и революции социальной. В России ее ждали еще более горячо, чем во Франции. Герцен 31 декабря 1847 года закончил очерк «Перед грозой». Очерк заканчивается вопросом: «…отчего вам кажется, что мир, нас окружающий, так прочен и долголетен?» Русские мечтатели были убеждены, что они стоят на пороге нового мира и новый мир будет строиться по новому плану. Они ждали социальной революции. Революция во Франции 1848 года обострила и, казалось, приблизила мечты.

Арест и ссылка. Жизненные испытания и мировоззренческий перелом.

23 апреля 1849 года Достоевский был арестован по делу петрашевцев.

На допросе Федор Михайлович держался твердо. Член комиссии генерал Я.Ростовцев дал отзыв: «Умный, независимый, хитрый, упрямый». Император Николай Первый считал писателя «одним из важнейших» в деле. Уполномоченные от имени государя жандармы обещали прощение, если будет рассказано все дело. «Я молчал», -- вспоминал Достоевский. «Я знаю, что был осужден за мечты, за теории». В Алексеевском равелине – сыром, холодном каземате Достоевский провел 8 месяцев. Генерал-аудитор предложил отправить Достоевского за «участие в преступных замыслах, распространение письма литератора Белинского, наполненного дерзкими выражениями против православной церкви и верховной власти и за покушение, вместе с прочими, к распространению сочинений против правительства, посредством домашней литографии…» -- за все это назначалось 8 лет каторги. Царь решил: «на четыре года, а потом на неограниченную службу рядовым». Он службу полковую знал и, разменяв наказанье, не уменьшил его, а прибавил тщательно разработанное устрашение. Отправлять решили арестованных в кандалах, а перед этим объявить им смертную казнь.

В этот день Достоевский напишет в крепости свое последнее письмо: «Брат, любезный друг мой! Все решено! Я приговорен к 4-летним работам в крепости… и потом в рядовые. Я уже переиспытал столько в жизни, что теперь меня мало что устрашит. Будь что будет!.. Брат! Клянусь тебе, что я не потеряю надежду и сохраню дух мой и сердце в чистоте. Я перерожусь к лучшему. Вот вся надежда моя, все утешение мое». А из тюрьмы Федор Михайлович писал брату Михаилу, как бы утешая его: «Жизнь везде жизнь, жизнь в нас самих, а не во внешнем. Подле меня будут люди, и быть человеком между людьми и остаться им навсегда, в каких бы то ни было несчастьях не уныть и не пасть – вот в чем жизнь, в чем задача ее… Та голова, которая создавала, жила высшею целью искусства, которая сознала и свыклась с высшими потребностями духа, та голова уже срезана с плеч моих. Осталась память и образы, созданные и еще не воплощенные мной. Они изъязвят меня, правда!»

Каторгу Федор Михайлович прожил уединенно, молча, поссорившись с товарищами по процессу и не сойдясь с новыми товарищами по кандалам.

С арестантами Федор Михайлович не сошелся, хотя и писал про некоторых из них: «А между тем характер мой испортился; я был с ними капризен, нетерпелив. Они уважали состояние моего духа, и переносили все безропотно… Сколько я вынес из каторги народных типов, характеров! Я сжился с ними и потому, кажется, знаю их порядочно. Сколько историй бродяг и разбойников и вообще всего черного, горемычного быта. На целые томы достанет. Что за чудный народ». Писатель, переживая, по его словам, «непосредственное соприкосновение с народом», ищет и ощущает «братское соединение с ним в общем несчастье». Природная доброта и христианское человеколюбие, творческая пытливость и, возможно, гуманистические уроки утопических социалистов (при всей их умозрительности и рациональности) помогли Достоевскому справиться с отчуждением. Вот отрывок из письма брату: «Люди везде люди, и в каторге между разбойниками я, в 4 года, отличил наконец людей. Поверишь ли, есть характеры глубокие, сильные, прекрасные, и как весело было под грубой корой отыскать золото: иных нельзя уважать, другие решительно прекрасны».

Четыре года были временем духовного одиночества, едва ли не полного отчуждения, когда, по образному выражению писателя, он был «похоронен живым и зарыт в гробу». Осужденные, по большей части вчерашние неграмотные крестьяне, солдаты, отбывающие наказание вместе с Достоевским за злодеяния уголовные, не видели в государственном преступнике «своего», не разделяли высокие идеи, ради которых он совсем недавно рисковал жизнью. Для Достоевского настало время отрезвления. Общественно-политические убеждения, в которых прежде виделся залог «обновления и воскрешения» человечества, оцениваются им теперь как заблуждение, «мечтательный бред». Его он с течением времени отверг «радикально».

Мировоззренкий перелом Достоевский описал уже в 1873 году в «Дневнике писателя». В начале же пятидесятых он ощущал себя в состоянии глубочайшего душевного кризиса, в ситуации мучительного поиска новых идеалов, жизненного смысла, общезначимых ценностей. Иногда казалось, то решение найдено: «Если искать братства и благообразия, то их надо искать на божеских религиозных основаниях». Но вновь и вновь, и на каторге, и в семипалатинской ссылке одолевали мучительные думы. Яркое свидетельство тому знаменитое письма Н.Д.Фонвизиной в начале 1854 года: «Я дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор, и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных». До конца дней жажда веры оставалась в писателе едва ли не сильней самой веры, но это духовное перенапряжение, возможно, и являлось мощнейшим стимулом художественных поисков писателя.

В сознании Достоевского зреют новые убеждения: благородные сословия, разделенные с простонародьем глубокой бездной, должны принять народную правду, «смириться» перед народом, даже «у него поучиться», принять безраздельную его веру. Именно религиозное чувство может, считает теперь Достоевский, стать средством соединения с народом.

Впечатления, полученные за 4 страшных года, найдут через несколько лет художественное воплощение в книге, которая получит страшное название «Записки из мертвого дома».

В марте 1854 года последовало облегчение участи осужденного: каторга сменилась ссылкой. Служба рядовым, затем унтер-офицером и прапорщиком в Семипалатинске, дружба с местным прокурором, юристом, дипломатом и археологом А.Е.Врангелем, женитьба на вдове М.Исаевой в Кузнецке, периодическое обострение тяжелой болезни, работа над новыми произведениями – таковы события этого времени. О солдатчине Достоевский вспоминал мало. В статье 1862 года под названием «Книжность и грамотность» вспоминал Федор Михайлович о том, как читали в казарме солдаты. Он вспоминал и, вспоминая, проговаривался о том, что читал он сам: В Сибири Достоевский узнал о смерти Николая Первого, здесь в апреле 1857 года по повелению нового императора Александра Второго ему, как и другим петрашевцам, были возвращены дворянские права, но лишь через два года станет возможным возвращение в Центральную Россию под негласный надзор полиции, без разрешения жить в обеих столицах. Вскоре такое разрешение все же было получено, и Достоевский активно включается в литературную жизнь Петербурга, вместе с братом принимается за новое для него дело – выпуск собственного журнала.

Дата добавления: 2014-01-15