Утрата мировой промышленной монополии

70-е годы XIX в. Великобритания прожила под знаком великой депрессии — длительного и тяжелого кризиса, охватившего с 1873 г. промышленность, сельское хозяйство, торговлю и финансы. Дни британского индустриального превосходства миновали навсегда. С трудом кривая падения производства выпрямлялась и лишь через двадцать лет робко и с перерывами пошла вверх. Общее промышленное производство страны в 1870-1914 гг. удвоилось, но в мире оно возросло вчетверо. Вместо трети мировой индустриальной продукции на долю Англии приходилась теперь лишь седьмая часть. В начале 80-х годов ее перегнали США, в начале XX в. — Германия. Все тревожнее становились сигналы с рынков сбыта — правда, здесь Англия все еще не уступала первенства.

В довершение ко всему заморские товары все с большей легкостью проникали на внутренний английский рынок. 1896 г. появилась книга Э. Вильямса «Сделано в Германии», автор которой в тревожных тонах писал о том, что продленные изделия с немецким клеймом встречаются в его стране на каждом шагу.

Все громче раздавались голоса, настаивавшие на переходе к протекционизму; но агитация в его пользу, развитая в начале XX столетия Джозефом Чемберленом, потонула в море сомнений. Экономические успехи страны, ее превращение в «мастерскую мира» связывались в умах, по крайней мере, трех поколений англичан с принципом свободы торговли.

Протекционизм пригоден для молодого капитализма располагающего «на месте» и сырьем, и продовольствием, и дешевой рабочей силой. Ни того, ни другого, ни третьего в Англии не существовало. Переход к покровительственным пошлинам вполне реально обещал повышение цен, а это тревожило только потребителя, но и фабриканта, ввозившего сырье. Многим казалось поэтому, что протекционизм столь же подходил для перезрелой экономики этой страны, как короткие ученические штанишки для великовозрастного джентльмена.

В пылу дискуссии вокруг фритрэда спорящие, завороженные традиционными понятиями и терминами, как-то упустили из виду, что острота конкуренции между странами не сводилась к таможенной политике. Все большее значение приобретали концентрация производства, мощь финансового капитала, вывоз миллиардных сумм за рубеж. В 1902 г. на прилавках появилась книга Дж. Гобсона «Империализм», пересматривавшая многие из привычных нескольким поколениям понятий. Если Британия сильно отставала от соперников по степени концентрации производства, то в финансовой сфере она была сильна. Оказалось, что в самой «торговой» стране мира поступления от зарубежных инвестиций, возросших в 1862-1900 гг. со 150 млн. до 2 млрд. фунтов стерлингов, впятеро превышали доход от внешней торговли (соответственно 18 и 90-100 млн. фунтов).

Натиск конкурентов лишь в слабой степени затронул некоторые важнейшие отрасли британской индустрии. Суда, спущенные на Клайде и Тайне, не имели равных по своим мореходным качествам; британские станки охотно приобретались за границей, даже Соединенные Штаты далеко отставали Англии по экспорту машин. Состоятельные европейцы и американцы одевались в шерстяные ткани из Лидса — это придавало солидность, и за английский твид платили соответственно. Рос даже вывоз угля. Устарелость шахтного оборудования перевешивалась таким обстоятельством, как несравненное качество «кардиффа» и удобство его залегания: угольные пласты располагались у самого побережья: бросай якорь и грузись. За вторую половину XIX в. экспорт угля из Англии вырос в пятнадцать раз и достиг 58 млн. т. Водоизмещение торговых судов под флагом «Юнион Джека» впятеро превышало водоизмещение флота ближайшего соперника. Даже Соединенные Штаты перевозили половину своих грузов, отправляемых морским путем на английских судах, почти столько же — Франция.

Нет, британская буржуазия отнюдь не чувствовала себя бедным родственником рядом со своими молодыми конкурентами. Она по-прежнему управляла делами богатейшей страны мира. Национальное богатство ее составляло 16,5 млрд. фунтов стерлингов и превосходило достояние Германии.

В конце XIX столетия последовало несколько лет процветания, затем экономический рост замедлился вновь.

Нельзя сказать, чтобы курс на социальные реформы, которого придерживались Вильям Гладстон и Бенджамин Дизраэли и их сторонники, ничего не дал низам в плане материальном. По имеющимся подсчетам, рост номинальной заработной платы за последнюю четверть XIX в. у текстильщиков, строителей, металлургов превысил 10%, у шахтеров — даже 20%. Гораздо более впечатляющей выглядела картина движения реальных доходов, ибо цены заметно снижались. Усовершенствование парового двигателя сделало прибыльным доставку зерновых из-за океана, из США, Канады и Аргентины, где высокорентабельное фермерское хозяйство позволяло выращивать дешевую пшеницу. Зерновой поток из-за океана сбил цены не только на хлеб, но и на другие сельхозпродукты. Появились суда-рефрижераторы, и Австралия и Новая Зеландия стали миллионами поставлять замороженные бараньи туши. Встала на ноги консервная промышленность, на обеденном столе в домах скромного достатка появился маргарин. В общем, «корзина» из 45 продуктов питания упала в цене за те же 25 лет на 40%.

Выяснить рост доходов населения крайне затруднительно, ибо подсчеты касались лишь членов профсоюзов, а они составляли меньшинство рабочих; все же если брать уровень 1850 г. за 100%, то к 1900 г. он возрос до 183%.

Но эта ободряющая цифра относится к взрослым мужчинам, занятым в крупной промышленности, а рядом с ними по-прежнему трудились женщины и дети. Рабочий класс все более расслаивался. Его высококвалифицированная верхушка достигла жизненного благополучия. Хорошее питание, добротная одежда, собственный дом с неизменным палисадником перед крыльцом, обеспеченная старость — все это вошло в быт. Но до всеобщего благополучия было далеко. В конце века известный филантроп Чарльз Бутс выпустил девятитомное издание «Жизнь и труд населения Лондона». Он пришел к выводу, что около трети его жителей не вышли из состояния бедности, а то и просто нищеты. Мрачной славы Лондонский Ист-Энд по-прежнему являл картину убогости и скученности; узенькие улочки, нуждавшиеся в ремонте, а то и покосившиеся дома, а в них — грязь, убогая мебель, на лестничных клетках ночуют бездомные; туалеты и умывальники — на заднем дворе, по одному на несколько семей. Так описывала свои впечатления от посещения Шелтон-стрит известная впоследствии своими трудами по статистике и фабианскому социализму Беатриса Вебб. Так что причины, порождавшие взрывы возмущения, особенно в годы тяжелой безработицы, отнюдь не исчезли, и в движение пришла масса ранее инертных неорганизованных трудящихся.

Дата добавления: 2014-01-15