Языковая конвенция – это некий договор, который люди, пользующиеся одним языком, будто бы заключили между собой, чтобы понимать одни и те же слова одинаковым образом

Языковая конвенция

Но есть самый важный лингвистический фактор, обуславливающий понимание или непонимание знаков языка и речи. Лингвисты называют этот фактор языковой конвенцией.

На одном шахматном турнире был такой забавный случай, который записал и проанализировал один из участников, по совместительству – лингвист Н. Голев. Много шахматистов играли в одном зале, на каждом столе были специальные шахматные часы с двумя циферблатами. Но на все часы был всего один ключик для перевода стрелок. И шахматистам надо было просить этот ключик друг у друга. Вот как описывает эту ситуацию Н. Голев: «Первоначально наиболее характерными были разговорные формы – номинации: дай мне эту… (характерный жест вращения пальцами)… стрелки перевести; ну, эту… (жест)... для перевода; у вас время подводить?; чем стрелки подводят; шурупчик этот… для стрелок; дай штырек, ну, винтик этот для стрелок; вон ту … т. п… В конце турнира было довольно заметно преобладание двух: переводка и переводилка» (Н.Д. Голев. Стихийная узуализация номинативных единиц. Известия уральского государственного университета. 2001, №21).

Маленький шахматный народец, ощутив необходимость назвать не имеющий общего названия предмет, буквально за три дня выработал языковую конвенцию. Они, не сговариваясь специально, тем не менее пришли к единому названию. И под этим названием теперь одинаково понимали один и тот же предмет – переводилка.

Обычно этот процесс занимает у народов века!

Нелепо предполагать, что некогда состоялся съезд народа, на котором такая конвенция была подписана. Формально никакой конвенции нет. Этим термином лингвисты называют поразительный феномен, реально существующий в языке.

Как уже говорилось, знаки языка являются символическими знаками с условным значением. Форма языкового знака никак не связана с обозначаемой вещью или явлением. Звуковые колебания воздуха при слове корова никак не связаны с представлением о реальной корове. Между словом корова и коровой нет ни причинно-следственной связи (как у индексальных знаков – признаков), ни связи по подобию (как у иконических знаков). Единственная связь, привязывающая слово корова к корове – это связь, установленная людьми произвольно, условно. Это животное вполне могли назвать краказяброй. Но назвали коровой и зовут так испокон веков. Почему – никто не знает (Впрочем, этимологию названия как раз проследить можно. Считается, что слово «корова» произошло от санскритского «карвь» – рогатая. Но каким образом древние славяне договорились называть это животное по признаку рогатости? Ведь рогаты также и козы, например. Как люди условились называть вещи определенными именами, чтобы потом еще и понимать эти названия одинаково? Это науке неизвестно. Очевидно, процесс установления конвенции сопровождал развитие речи на протяжении всего времени.). Как будто русские люди договорились, что это животное называют коровой и все тут. Вот эту иллюзию договора и называют языковой конвенцией.

Причем все, любой и каждый человек, владеющий русским языком, при слове корова обязательно поймет, что речь идет именно об этом, а ни о каком другом животном. Точная привязка знака к обозначаемой вещи является достоянием всего народа, говорящего на этом языке.

Вероятно, для того чтобы название стало всеобщим, оно должно перешагнуть некий порог употребимости (и «понимаемости»). До каких-то пор явления и вещи могут называться случайными именами, эти имена будут понятны по ситуации. А потом, когда эта вещь или явление прочно входит в широкий обиход, одно из случайных имен, видимо, также получает всеобщее распространение, вытесняя или оттесняя другие случайные имена. Здесь важен фактор удобности названия и частотности употребления. Переводилка в истории с шахматистами победила именно благодаря удобности названия (с ее помощью переводят стрелки) и частотности (постепенно так стало говорить большинство).

Допустим, мы живем в древней русской деревне, называем корову коровой. К нам приходит чужак, тоже русский, но в их деревне корову называют кракозяброй. Он пытается нам что-то рассказать про кракозябру, но мы его не понимаем, хмыкаем и пожимаем плечами. В конце концов он видит, что мы (а нас большинство) называем корову коровой. Ему некуда деваться. И ничего не попишешь, он тоже будет называть ее коровой, иначе его не будут понимать. Он подстраивается под большинство, то есть под частотность употребления. Очень похоже на случай с переводилкой, только спрятано в веках.

Примерно таков механизм выработки общего понимания – языковой конвенции.

Конкретные случаи языковой конвенции постоянно уточняются, модифицируются, как того требуют обстоятельства жизни народа и языка, появление новых реалий.

Любопытные наблюдения над формированием языковой конвенции приводит лингвист Борис Норман. В 60-е годы в СССР появились первые фломастеры. Тогда они были еще редкостью, их привозили из-за границы. Постепенно эти предметы стали обобщаться в особое понятие, но еще долго не получали своего четкого наименования. Бытовали названия плакар, волокнистый карандаш, да и в написании наблюдались варианты: фломастер или фламастер? Сегодня фломастер – уже устоявшееся название, единообразно понимаемое любым носителем русского языка. Иными словами, в русском языке установилась конвенция называть этот предмет этим именем и понимать под этим именем этот предмет. Если сегодня кто-то скажет: «Дай плакар!» – мы вытаращим глаза. Плакар проиграл по удобству и частотности фломастеру. Конвенция закрепила название и написание фломастер (Б. Норман. Язык как система знаков. «Русский язык». 2001, №45. ).

Тот же Борис Норман отмечает, что карандаши с тонким выдвигаемым стержнем специального названия так и не получили. Чтобы назвать такие карандаши, их надо описать, как сделано в предыдущем предложении («карандаши с тонким выдвигаемым стержнем»). Это не совсем так – в советское время такие карандаши назывались цанговыми (так называется похожее стержневое крепление в инженерной науке). Но сейчас название цанговый карандаш практически не используется – новое поколение карандашей со сверхтонким стержнем почему-то не хочет называться этим грубым словом. Очевидно, языку еще предстоит сформировать конвенциальное название для такого карандаша. Или же употребление этого карандаша в обиходе народа столь незначительно, что язык в разработке специального названия не нуждается. Вообще, любопытно: предмет есть, а своего названия у него до сих пор нет! (Название простой карандаш – не в счет, оно не подходит.)

Конвенция достигается исторически, независимо от воли конкретных людей. Однако она может быть установлена также и искусственным путем – то есть буквально люди договариваются называть вещи какими-то именами. Естественное или искусственное установление языковой конвенции является основным признаком естественных или искусственных языков.

Естественные языки – это исторически сложившиеся в народе знаковые системы, это языки, на которых мы говорим в своем обиходе. Конвенция в этих языках также устанавливалась исторически, независимо от воли отдельных личностей (исключая разве что случаи, когда какой-нибудь гениальный писатель или правитель вводил в обиход новое слово – такое случается).

Искусственные языки – это языки, созданные человеком специально. Их материалом могут быть слова естественных языков или какие-либо иные символы. Например, искусственными языками являются языки программирования или язык математики. Их символы придуманы конкретными людьми и значения этих символов тоже задано конкретными людьми. И даже отношения между символами – тоже прописаны конкретными людьми. Иными словами, языковая конвенция в таких языках, то есть договоренность называть определенные вещи определенными именами, установлена искусственно, специально (Правда, в дальнейшем в жизни таких языков могут работать и механизмы естественной конвенции, когда изначально присвоенные символам значения вдруг начинают меняться, мигрировать – подстраиваться для практического удобства. Включаются механизмы естественной исторической языковой конвенции.).

Промежуточное между естественными и искусственными языками положение занимает язык науки. Научный язык состоит из комплекса обычных слов и специально установленных терминов. Своеобразие научных языков в том, что они кодифицированы, то есть значения жестко закреплены за словами-терминами. Термины почти всегда однозначны, передают точный смысл.

Таким образом, в научных языках языковая конвенция устанавливается порой произвольно-исторически, порой специальными усилиями выдающихся ученых, лидеров науки, создающих теории и профессиональные словари. Лидеры науки считают, что такое-то открытое ими явление следует называть так-то. И другие ученые соглашаются с этим. В научных языках конвенция порой устанавливается волей наиболее авторитетных представителей науки.

Представление о феномене конвенции, о возможности искусственного установления конвенции особенно важно в новых отраслях знаний или даже в новых проектах, для обслуживания которых создается свой микроязык. Ведь создание такого языка носит признаки как искусственного, так и естественного процесса.

Менеджеру полезно знать, что необходимые слова (не обязательно термины; это могут быть и слэнговые или вообще случайные, но необходимые в работе выражения) можно вводить в обиход специальными искусственными мерами. К примеру, новое необходимое слово быстрее войдет в речевой обиход коллектива, если будет употребляться в фиксированной форме – в рабочих документах. Иногда это необходимо делать специально, чтобы обеспечить взаимопонимание и взаимодействие в коллективе. Грубо говоря, механизм установления языковой конвенции можно и нужно использовать для решения задач менеджмента. Тем более в инновационной сфере, когда необходимо внедрять новые обозначения для новых явлений.

Однако не менее важно для менеджера представление о конвенции вообще как о некой договоренности одинаково понимать одни и те же слова. Обеспечение понимания является одной из важнейших задач управления. Механизмы понимания сложны, преобразование знака обратно в смысл неизбежно сопровождается потерями смысла. Если эти потери будут слишком большими, сообщение не принесет результата, команда не достигнет цели. Поэтому при производстве сообщения менеджер должен делать его доступным для адекватного понимания. Иногда это специальная работа, например, по упорядочиванию сообщения, оснащению его дополнительными сигналами (иллюстрациями, примерами, цифрами) и так далее.

Менеджер должен умело соблюдать языковую конвенцию, а инновационный менеджер – иногда и управлять ею, вводя в оборот трудового коллектива новые названия.

Дата добавления: 2014-01-20