Проблема - гипотеза - теория - новая проблема

При этом надо учитывать, что эта модель познания не идентична модели К. Поппера: Р1®TS ® EE ® P2 (где Р1 – исходная проблема, TS – предположительное решение, ЕЕ – процедура элиминации ошибок, Р2 – новая проблема), ибо она имеет «пробелы» в своей структуре. В частности переход от Р1 к ТS выносится за рамки науки, так как процесс открытия нового знания не может быть, по Попперу, научным.

2. Научная гипотеза

Определение гипотезы. Вся совокупность человеческих знаний о мире может быть представлена в виде двух подсистем: достоверной и вероятностной. Достоверное знание более тяготеет к сфере обоснованных и доказанных фактов и теорий (о чем пойдет речь в пособии далее). Вероятность же знания обозначает такое его состояние, когда соответствие между ним и объектом носит условный, недостоверный предполагаемый характер. Одной из основных форм выражения предположений в науке и выступает гипотеза.

В определении гипотезы в литературе не существует единого подхода. Основные расхождения в отношении дефиниции гипотезы относятся к вопросу ее видового отличия1. Это значит, что гипотезе важно иметь самостоятельный статус, который позволил бы ей выражать отдельный, суверенный этап формирования научного знания. Отечественный исследователь П.В. Копнин подчеркивает эту особенность гипотезы, видя ее специфику не в том, что она определяет в качестве познавательного результата, а в том, как определяет гипотеза данный познавательный результат2. Это «как» заключается именно в вероятностном, предположительном, а не в категорическом, не в достоверном характере гипотезы. Подобная степень достоверности знания должна принадлежать только гипотетическому уровню познавательной деятельности. Иначе гипотеза утрачивает свою гносеологическую значимость.

Ряд других авторов (Семенчев В.М., Старченко Л.А. и др.) считают важной стороной познания на гипотетическом уровне указания на закон, формы связи изучаемых явлений, их свойства. В таком случае получается понимание гипотезы расширяется. Поэтому ближайшей родовой характеристикой гипотезы становится понятие «предположение». И здесь тогда встает проблема, чем гипотеза будет отличаться от других видов предположений (в частности, догадки)? Эти же факторы могут быть свойственны и догадке. Это значит, что предположение о причине или закономерности или еще о чем-нибудь не может выступать ни в качестве родового, так и ни в качестве видового отличия гипотезы. Данное отличие должно лежать в ответе на вопрос «какое предположение?», а не «о чем предположение?». То есть гипотеза будет от догадки отличаться не содержательным (предметным) аспектом, а качественными характеристиками. Старченко Л.А. полагает, что отличительной особенностью гипотезы выступает момент ее обоснованности посредством аргументов, выработанных в ходе осмысления полученных фактических данных3. С другой стороны, отличительной особенностью гипотетического уровня научного познания является тот момент, что полученной обоснованности, достоверности знания не хватает для уровня теории.

Существует и еще подход в литературе, обозначенный, в частности, немецким исследователем Г. Роммайсом, который трактует гипотезу предельно широко. Гипотеза здесь выступает в качестве любого научного предположения, даже если оно еще не прошло стадию проверки. Этот подход представляет сферу вероятностной логики, где рассматриваются всевозможные формы развития мысли. Однако критики полагают, что данная интерпретация гипотезы не может быть признана в качестве научной гипотезы, так как она не является следствием детерминистского хода познавательного процесса, опирающегося на фактические данные. Если же признать подобный подход, то тогда любая догадка может быть понята в качестве научной гипотезы. А гипотеза в таком случае утрачивает научность.

Поэтому следует в качестве дефиниции гипотезы избрать определение, максимально учитывающее и наиболее близко приближающееся к констатации сложных вопросов анализа сути гипотезы, которое дает А.П. Хилькевич. Гипотеза есть научное предположение, несущее в себе новое знание, вероятность которого обоснована посредством анализа фактических данных с учетом уже известных закономерностей объективного мира4.

Используя данное определение в качестве рабочего, следует уточнить, что несмотря на вышеуказанную специфику гипотезы, которая заключается в ее интерпретации как предположения о закономерностях, причинах, тем не менее именно такого рода особенности играют важную роль на этапе гипотетического познания. Не являясь специфическим аспектом гипотезы, ориентация на закономерность, причинность делает ее «близкой» теоретическому уровню познания, роднит гипотезу с теорией. Это позволяет четче обозначить преемственность в процессе формирования научного знания. Подобная интерпретация гипотезы очень удобна, поскольку, с одной стороны, делает гипотезу более узкой (отбрасываются ненужные аспекты, в частности «гипотезы о фактах»), с другой стороны, расширяет понимание гипотезы, так как включает в ее рамки все явления, где просматривается закономерность, детерминированность, связь. Таковы, к примеру, гипотезы И. Канта и П. Лапласа о возникновении планетарной системы. Гипотеза в этом случае представляет собой систему знания (своего рода гипотезу-теорию). Это важно для научного познания, потому что данный факт позволяет получить уже на уровне гипотезы почти готовую теоретическую конструкцию. А это свидельствует о более адекватной форме познания мира, когда качество такого исследования только повышается.

Тем не менее следует оговаривать те специфические аспекты научной гипотезы, даже если речь идет о понимании последней в качестве гипотезы-теории. Во-первых, то, что гипотезами можно называть только те теории, истинность которых еще не подтверждена, будет вызывать различные вопросы. Это лучше продемонстрировать через анализ выражения форм научного знания. Последнее может быть представлено в следующих формах:

1. в форме знания о научных фактах;

2. в форме законов о науке;

3. в форме положений науки, которые интерпретируют либо проявления закона, либо другие особенности, свойства и признаки изучаемого объекта;

4. в форме научной теории, которые включают в себя все указанные моменты.

Учитывая особенность форм, выражающих научное знание, возникает вопрос: как называть предположения (гипотетические обозначения), во-первых, не являющиеся простыми недостоверными догадками, и, во-вторых, не представляющих собой систему знаний в виде гипотетической теории? Ведь как понимать догадку о том, что движущееся электричество по сути идентично статическому электричеству, которая стала научным предположением У. Никольсена и А. Карлейля в 1800 году, когда они посредством гальванического тока выделили из воды водород, а Г. Деви в 1806 году продемонстрировал, что данный факт есть результат разложения воды электрическим током. Это предположение не является, с одной стороны, простой малообоснованной догадкой, а, с другой стороны, не есть гипотеза-теория, подобно созданной М. Фарадеем теории-гипотезе электричества.

Во-вторых, даже гипотеза-теория в процессе своего становления проходит ряд этапов, в том числе и этап догадки, и этап научно обоснованного предположения, и этап гипотезы-теории. Сложность будет заключаться в интерпретации начального и промежуточного этапов: догадка – гипотеза – теория. Каким понятием должны быть выражены те явления, которые представлены в этой сфере научного познания? Ведь такие случаи нередки в науке. Например, еще до Дж. К. Максвелла некоторые исследователи предполагали о том, что скорость распространения электромагнитных взаимодействий конечна. Такие догадки высказывали К.Ф. Гаусс (1845 г.), Б. Риман (1858 г.), М. Фарадей. То есть эта идея уже была фактически обоснованной догадкой, но еще не стала гипотезой-теорией.

В-третьих, границы и объем системы знаний в качестве теорий не являются строго определенными в науке. Отсюда очень сложно подобрать критерий, на основании которого систему знаний можно назвать гипотезой-теорией. А если учитывать то, что главное в гипотезе – это качественная сторона содержащегося в ней знания, выраженное в вопросе «какое знание?», то различные формы гипотетического знания по сути неотличимы друг от друга. Поэтому гипотеза как может представлять собой разработанную (почти до уровня теории) систему знания, но может таким образом и не представлять. Но важно то, что ни одна не может ограничиться лишь голой констатацией новой идеи. Она должна быть содержательно обоснована и фактически достоверна. А поскольку эти условия сложно выразить в одном суждении, то гипотеза будет представлять собой результат эволюции от догадки к гипотезе-теории. Именно ее императивность на системную оформленность и будет свидетельством ее научности, где основная идея (центральное ядро гипотезы) станет выступать в качестве системообразующего начала.

Статус гипотезы в научном познании. Вопрос о статусе гипотезы предполагает собой решение вопроса о самостоятельности гипотетического уровня научного познания. Ответ на поставленный вопрос предполагает обозначение гипотетического уровня познания в качестве необходимого этапа. Если гипотеза не обладает подобным статусом, то тогда она является эпизодически возникающей формой, вариантом, по которому устремляется познавательный процесс науки.

Все же представляется, что гипотеза является необходимой формой и этапом научного познания, так как она подчеркивает специфику познавательного процесса в науке. Такая ситуация определяется особенностями человеческого мировосприятия. Так мир, который человек обозначает в качестве объекта, может быть представлен в человеческом сознании только в зависимости от свойств человеческого восприятия мира (разумного, чувственного и т.д.). Такой особенностью человеческого мировосприятия является факт того, что мир не осмысляется субъектом как нечто самоочевидное. Суть мира (вещей, явлений, процессов) не дана человеку в ощущениях и в восприятиях. Суть мира и его чувственная данность не тождественны друг другу, они не совпадают друг с другом. В каждом отдельном явлении может проявиться множество смыслов (тогда мы имеем дело с полифоничным явлением), и человеку, следовательно, не гарантировано то, что он способен усвоить всю полноту смыслов.

Но может возникнуть и обратная ситуация, когда один и тот же смысл может быть предоставлен в различных явлениях. Так, во времена М. Фарадея выделяли пять видов электричества (обыкновенное, гальваническое, термоэлектричество, животное и магнитоэлектричество). И лишь М. Фарадей в 1833 году через эксперименты показал их общую природу (тождественность). Поэтому не самоочевидность смысловой выраженности познавательного процесса делает неизбежным использование вероятностного, предположительного уровня познавательной деятельности, а, следовательно, и гипотезы. Аналогично можно судить о тех явлениях, которые определяют развитие мира (это его законы, причины, следствия и т.д.). Те же причины события для нас не очевидны, поскольку мы чаще всего судим о них по следствиям. А следствия неоднозначны: одно и то же следствие может быть вызвано разными причинами. Таков и закон по способу своего функционирования. Ведь закономерность, которая существует, реализуется за счет своего проявления в мире, за счет того, что она случается, является к нам в форме случая, события, демонстрируя свою единичность. А закономерность формирует субъект, человеческое сознание, наблюдая в цепочках единичных явлений какую-то логику и последовательность. Но сам процесс такого наблюдения строится на основе вероятности, на базе допущения. Поэтому любое научное исследование обязательно вероятностное, даже если очевидность познанного не вызывает сомнения.

Еще одним свидетельством необходимости наличия гипотетического уровня научного познания являются неопределенный характер его осуществления. Известно, что наука старается обозначить закономерность явлений и процессов, происходящих в мире. То, что наличие такой закономерности факт вероятностный, мы уже продемонстрировали. Но важно еще показать неизвестность совокупности фактического разнообразия, неопределенность в вопросе, где ее следует искать. Получается «замкнутый круг»: закономерность можно обозначить только тогда, когда исследовано некоторое множество фактов, а чтобы хоть как-то обозначить множество фактов, следует иметь представление о закономерности их проявления. Средством преодоления данного противоречия может быть гипотеза о закономерности, строящаяся на основании определенного количества фактов, уже исследованных ученым. Тогда предположение, на котором строится гипотеза и позволит обозначить необходимую сферу и число фактов, которые либо подтвердят, либо опровергнут выдвинутую идею (чтобы выдвинуть новую).

Даже если рассматривать процесс научного познания, ориентируясь на его разные уровни, то и в этом случае гипотеза должна быть обозначена в качестве самостоятельного необходимого этапа процесса познания. Продемонстрируем это на разных уровнях познания: чувственном (эмпирическом) и абстрактном (теоретическом).

Чувственный уровень познания. Поскольку гипотеза является логической формой выражения знания, следует задаться вопросом: Можно ли чувственному способу познания придать вероятностный характер? Отвечая на данный вопрос, необходимо обратиться к анализу протекания процесса чувственного восприятия, на котором основывается чувственный уровень познания. Чувственно человек реагирует на раздражитель, который существует в мире и воздействует на человека, либо человек сам использует данный предмет в качестве раздражителя. Воздействуя на органы чувств, раздражитель заставляет их воспринимать себя и создавать о себе представление. Однако чувственные познавательные способности ограничены, а, следовательно, человек не может воспринимать все то многообразие мира, которое может выступать в качестве воздействующего на человека начала. Существуют нижний и верхний пороги ощутимости человеком внешнего мира. Так, спектр зрения человека заключен в диапазоне 390 – 800 ммк., а границы слуха обозначены показателями от 15-22 до 15000-22000 гц. Подобным образом строится восприятие мира и в сфере действия других органов чувств. В данной особенности человека и заложена основа вероятностной познавательной деятельности на чувственном уровне.

Конечно, чувственный уровень познания не исключает достоверности. Достоверность здесь будет заключаться в непосредственном контакте с миром, то есть прямом наиболее очевидном его восприятии. Но и такой способ познания мира не исключает вероятностного анализа (гипотезы), поскольку и непосредственное восприятие, прямой контакт анализируются в качественных показателях (по степени). А это опять же не позволяет уйти от вероятностных форм обозначения явлений и процессов в мире.

Абстрактный (теоретический) уровень познания. Исходным пунктом рассуждений о том, что вероятность может быть охарактеризована и в ходе абстрактного (теоретического) уровня познания, является мысль о ее (вероятности) наличии в ходе чувственного уровня познавательной деятельности, когда существует прямой, непосредственный контакт между субъектом и объектом. Понятно, что отсутствие подобного контакта вряд ли будет способствовать элиминации вероятности и на уровне абстрактного (теоретического) познания.

Абстрактное познание мира строится на основе мыслительных процессов. Очевидно, что мышление не является непосредственной формой отражения объективной реальности. Мышление, тем более абстрактное, опосредованно, отвлеченно, конструктивно, ориентированно на смыслопорождение, а не смыслопрочтение. Мышление может отражать мир как послечувственное восприятие, так и до (прогноз, предвидение). Причем в процессе мышления возможно такое изображение свойств объективного мира, которые могут быть недоступны чувственным способам восприятия (даже с помощью приборов). Тем самым, мышление способно самостоятельно, не опираясь на чувственный опыт, углубляться в сущность предметов, явлений, процессов, существующих в мире. По сути мышление расширяет наши границы мировидения, делает наши способности в познавательной деятельности более адекватными. Именно поэтому абстрактный (теоретический) уровень познания не может избегать вероятностных форм постижения мира. Во-первых, потому что этот уровень обладает самостоятельным статусом и не зависим от чувственного познания, а, следовательно, может обойтись без эмпирического подтверждения своих суждений (а это возможно только через вероятностные способы функционирования). Во-вторых, потому что абстрактный (теоретический) уровень познания в силу способности мышления расширять границы мировидения человека находится постоянно в «пограничном состоянии», на грани «известного» и «неизвестного», а, следовательно, также вынужден работать на основе вероятностных способов. Не случайно в классической концепции науки одним из критериев истины являлась практика, как форма реализации (проверки) вероятностных идей в жизни.

Опять же практический критерий истины вновь порождает вероятностный аспект научной познавательной деятельности. Ведь практика по сути проявляется как точка соотношения абстрактного (теоретического) мышления с чувственным (эмпирическим) восприятием мира. Такое соотношение реализуется как своеобразная мера («качественное количество»). Мера здесь будет выступать в качестве величины относительной, а значит обозначенной на основе определенных условий, что вполне имеет вероятностный характер. Хотя эта же мера, с другой стороны, и есть фактор достоверности (но до определенного времени).

Современный этап развития науки заставляет говорить еще и о тех особенностях, которые проявляются в научном познании абстрактного (теоретического) уровня, тем более, что это отражается и на гипотезе как одном из его этапов. В эпоху развития техники, приборостроения расширяется и сама человеческая основа познавательной деятельности. Чувственное познание вполне может характеризоваться как абстрактное. Такая специфика должна обязательно учитываться при анализе гипотезы, поскольку подобные изменения, происходящие в процессе познания, расширяют не только гносеологические границы гипотетического уровня познания, но и онтологические, обнаруживая в бытии переходные формы его существования, воспринимать которые зачастую можно только гипотетически. Ведь человек в процессе познания, как правило, испытывает дефицит информации об изучаемом объекте. Гипотеза же восполняет в определенной мере данный пробел.

Иными словами, гипотетичность (вероятность) научной познавательной деятельности обладает по-настоящему самостоятельным статусом, неизбежным и необходимым в процессе роста научного знания. Более того, гипотеза в качестве иерархической ступени научного познания способна характеризовать последний объективно и достоверно. Это значит, что уже на гипотетической стадии познания исследователи способны приходить к серьезным познавательным результатам. Ведь сам мир по особенности своего устройства свидетельствует о том, что его проявления удобнее всего исследовать гипотетическим образом. В мире сущность (смысл) не всегда совпадает с явлением. В то же время эти стороны объектов познания неразрывны. Смыслы к нам являются, а явления свидетельствуют о наличии смыслов. Смыслы выражают себя в явлениях, а явления свидетельствуют о наличии смыслов. Но не всегда (а в полном виде никогда) невозможно связать эти две стороны предметов действительности. Обычно ухватываются какие-то фрагменты реальности в смысловом или феноменальном виде. Об остальном остается только догадываться, строить гипотезы. Именно такое положение дел свидетельствует о важном статусе и огромной значимости научной гипотезы в качестве этапа научного познания.

Виды научных гипотез. С точки зрения логики, гипотеза – это знание, истинное значение которого не определено. Поэтому в основе их дифференциации кладется критерий объема предполагаемого знания. Отсюда гипотезы бывают общими, частными и единичными. Общая гипотеза – это предположение, охватывающее весь объем исследуемого класса объектов; частная гипотеза – предположение о части исследуемого класса объектов; единичная – это предположение об одном или отдельном объекте.

Но можно выделить еще один критерий дифференциации гипотез. Это критерий «официальной» признанности (или непризнанности) гипотезы. Бывают «обычные» и «рабочие» гипотезы. От обычной рабочая гипотеза отличается меньшей обоснованностью и произвольностью. «Рабочая» гипотеза необходима тогда, когда ученый, сталкиваясь с новыми фактами, не может выдвинуть готовую гипотезу, правдиво объясняющую новый эмпирический материал. Такие версии и называются «рабочими» гипотезами.

Стоит в данном вопросе сказать еще об одном особом виде гипотез. Это так называемые ad hoc-гипотезы (от лат. ad hoc – к этому, для данного случая5). Аd hoc-гипотезами называют те предположения, которые используют с целью решения возникших перед испытываемой теорией проблем и оказавшихся в конечном итоге ошибочным вариантом ее развития. Такие формы гипотез необходимы в силу некоторых особенностей функционирования научных теорий. Основная цель научной теории заключается в предсказании новых фактов и приспособлении новых экспериментальных данных. От решения этих задач зависит судьба теорий. Чтобы данный процесс развивался более предсказуемым образом, исследователи основываются на введении дополнительных гипотез, выраженных в виде частных моделей, в главную структуру теории. Но не все подобные формы могут успешно реализоваться, то есть прижиться в основной теории (иногда ученые даже специально используют такие гипотезы). Более того, некоторые ad hoc-гипотезы вообще теоретически несодержательны. Но их цель не в этом, их цель заключается во временном обеспечении основной теории какими-либо прагматичными вариантами ее функционирования (согласование с новыми экспериментальными данными и т.д.). Также ad hoc-гипотезами могут быть названы любые опытно бесплодные вспомогательные предположения, так как их дополнительное теоретическое содержание не получает экспериментального подтверждения. В общем, роль ad hoc-гипотез предельно специфическая и не совпадающая с ролью научной гипотезы в познавательном процессе.

Возникновение и становление гипотезы. Исходным пунктом любого научного процесса является проблема (об этом шла речь выше). Следующей формой (этапом, ступенью) становится научная гипотеза. Ее исходным этапом выступает момент первоначального малообоснованного предположения (идеи, догадки), которое и будет представлять собой «первородную» форму нового знания.

Из чего и каким образом возникает новое знание, являющееся «ядром» будущей гипотезы? Новые знания, как правило, могут быть увязаны с двумя уровнями научного познания: чувственным и теоретическим. Как на том, так и на другом уровнях «новизна» может определяться несколькими способами.

Одним из таких важнейших способов является анализ прежнего знания (вне зависимости от уровня, в котором оно представлено). Данный анализ может позволить выявить «границы» наличного знания, чтобы четче определяться, где существуют какие-либо «пробелы», «лакуны». Именно недостаточность прежнего знания и должны подтолкнуть ученого к пониманию того, какое знание будет новым.

Другой способ получения нового знания – это синтетические приемы, когда имеющиеся знания формируют другим образом. Например, основная идея квантовой гипотезы М. Планка возникла в результате своеобразного синтеза идей: П. Прево – о дискретном характере теплового излучения, Г.Р. Кирхгофа – о применении второго начала термодинамики к объяснению теплового излучения, Л. Больцмана – о сущности энтропии как меры вероятностей.

Еще одним способом получения новых знаний может стать «путь следования мышления» за самим объектом, за его языком. Но данный способ, конечно же, не является универсальным.

В качестве еще одного способа получения новой информации и идей будет прием «параллелизма», позволяющий нам переносить одни законы, на основании которых существуют системы, на другие системы и т.д.

В целом следует отметить, что процесс зарождения новых идей (знания) многообразен и по сути зависит от активной позиции субъекта познания. Другое дело, что существенным свойством гипотетического знания действительно должно быть новое знание, новая идея, а не совокупность исходно собранных различных составляющих. Также выявленные компоненты необходимо подвергнуть процедуре логической совместимости. Данную процедуру следует осуществлять с целью выявления соответствия любого нового знания науки традиционным критериям научного объяснения феноменов. Объяснение по своему устройству представляет процесс логического вывода, при котором каждое данное высказывание следует из другого – более общего. Тем самым, формируя содержание гипотезы по принципу детерминации, объяснение позволяет представить ее в качестве уже научного компонента. К тому же, задавая гипотезе логическую структуру, объяснение позволяет находить логические способы выведения новых идей и знания.

Центральным способом логических попыток нахождения нового знания является построение умозаключений от общего к частному. Уловка использования силлогических умозаключений состоит в том, что, как правило, традиционные силлогизмы являлись логической формой выведения достоверного знания, а их пытаются использовать для выведения вероятностного знания (гипотезы). Смысл ее (уловки) в том, что нарушение правил при построении силлогического вывода делает последний неверным. Но неверным он будет только в качестве достоверного вывода, в качестве же вероятностного данный вывод вполне приемлем. А такой способ представляет собой универсальный механизм порождения нового знания. Ведь для науки важно, чтобы хорошая идея, мысль родилась, а дальше она будет обсуждена и подвергнута процедуре логической обработки. Можно привести несколько вариантов разработки неправильно построенных силлогизмов. Первый вариант – это умозаключение, в котором посылки – категорические суждения, а заключение – проблематические, вероятностные. Другой вариант – это умозаключение, в котором посылки являются суждениями проблематическими, вероятностными, а, следовательно, заключение также проблематическое. Третий вариант – это умозаключение, в котором не соблюдены правила категорического силлогизма и посылки (или хотя бы одна из них) являются суждениями проблематическими. Заключение в таком случае должно также быть проблематическим. Эвристическая ценность подобного рода умозаключений несомненна, так как они достаточно просто позволяют обрести «инструментарий» рождения новых идей.

Однако логическое структурирование гипотезы - не единственный критерий ее научности. Гипотеза должна соответствовать еще ряду требований, чтобы полноправно считаться научной. Во-первых, она должна основываться на фактических данных и объяснять все достоверные факты, касающиеся сферы ее применения (лучше всего, когда гипотеза объясняет несколько больший круг фактов, чем требуется). Во-вторых, гипотеза должна иметь в своем основании соответствие определенным достоверно известным закономерностям реальной жизни, подтвержденных законом науки. В-третьих, плодотворным, как правило, оказывается момент противоречивости содержания гипотезы и настоящей теории (противоречие подталкивает к рефлексии, а это также творческий процесс). В-четвертых, гипотеза должна строиться на базе преемственности, иначе она будет представлять собой беспочвенный вымысел, «плод чистой фантазии». В то же время в науке нередки случаи, когда возникавшие гипотезы часто казались «парадоксальными», даже безумными по отношению к устоявшимся научным положениям. Такими, например, казались предположения об относительности понятий «верх» и «низ» (то есть о шарообразности Земли), о движении Земли вокруг Солнца и т.д. Тем не менее эти гипотезы устоялись, превратились в научные теории. В-пятых, гипотеза должна быть принципиально (логически) простой, не содержать никаких излишних ухищрений, нагромождений или хотя бы стремиться к этому. Логическая простота будет способствовать формально-логической непротиворечивости гипотезы. В-шестых, научная гипотеза должна быть принципиально проверяемой.

Такие требования определяют качественную сторону построения гипотезы. Однако в ходе познания может возникнуть вопрос и о «количественной» стороне гипотезы. Этот момент подразумевает вопрос: а сколько допустимо гипотез об одном и том же объекте исследования. Ряд ученых полагает6, что должна быть одна гипотеза, которая полностью объясняет изучаемое явление. Однако в истории науки не раз случалось, когда относительно одного и того же познаваемого объекта выдвигалось и разрабатывалось одновременно сразу несколько обоснованных гипотез, одна из которых и подтверждалась впоследствии. Так, гипотеза Э. Резерфорда о «планетарном» строении атома была одной из многих гипотез по данному вопросу. Поэтому проблема «количественной» стороны научного познания на гипотетическом уровне остается открытой, поскольку процесс научного творчества сложно детерминировать. А значит, использовать какие-либо нормативы в рамках построения гипотез нецелесообразно.

Основной целью требований (качественных и количественных), предъявляемых к гипотезе, является ее превращение в логико-дедуктивную систему, поскольку подобная система выступает в качестве идеала, на основе которого строится теория. Но теорией гипотеза становится тогда, когда подтвердится ее истинность. Поэтому для гипотезы трансформация в логико-дедуктивную систему является главной задачей. Важнейшим средством данной операции будет выведение из основного предположения гипотезы максимального количества следствий. Причем максимальное количество следствий – это одновременно идеал, цель и предел логическо-дедуктивной трансформации гипотезы. Конечно, количество следствий из основной идеи гипотезы сложно определить, но однозначно можно сказать, что их число в любом конкретном проявлении бывает ограничено. Это объясняется двумя причинами: во-первых, в каждый исторический момент человеческого знания о мире ограничены, а, во-вторых, знания каждого конкретного исследователя характеризуются такими же условиями, только помимо исторической ограниченности к этому добавляется индивидуальные и профессиональные ограничения. К тому же, не все извлекаемые из гипотезы следствия существенны для ее преобразования в теорию. Но все же, чем шире круг следствий гипотезы, тем эвристичней и основательней сама гипотеза.

При выведении следствий чаще всего идет ориентация на сопоставление их с опытом, на обосновании которого можно проверить гипотезу. Но не менее существенным будет являться и выведение таких следствий, которые нельзя непосредственно соотнести с опытом. Если первый тип следствий позволяет сразу же оценить соответствие теоретических посылок тем фактам, которые имеют место быть в действительности, то вторые – это «развертывающие», «уточняющие», «раскрывающие» моменты познавательного процесса. Значимость следствий второго типа возрастает в последнее время в силу особенности познавательного процесса современности, который обретает все большую степень и высоту абстрактности, демонстрируя свою вероятностность и виртуальность. Поэтому на современном этапе важной задачей при разработке гипотезы становится процесс доведения ее следствий до такой формы, в которой эти следствия смогут быть доступными опытной проверке (то есть превратятся в следствия первого типа).

Следующей задачей разработки гипотезы должны стать действия по обнаружению мест соприкосновения ее с другими системами знания (гипотетическими и теоретическими), по определению путей согласования ее с другими системами и, в первую очередь, с достоверными, обоснованными теориями. Эта задача вызвана необходимостью, которая обусловлена тем фактором, что гипотеза не разрабатывается на пустом месте, изолированно от других систем знания. Проведенный выше анализ научной проблемы демонстрирует детерминированность любого познавательного процесса в науке наличным, имеющимся знанием, его неполнотой и недостоверностью. Поэтому от возможностей как можно более полноценного соотношения гипотезы с другими системами знаний будет зависеть ее гносеологическая ценность.

Осуществление первых двух задач своим результатом предполагает повышение степени вероятности гипотезы, ее большей научной обоснованности. Эта степень вероятности, как понятно, может повышаться на основании двух моментов: за счет ее практического подтверждения и за счет сопоставления ее эвристического потенциала с такими же показателями других (другой) гипотез. При таком сопоставлении степень вероятности гипотезы станет более наглядной. Конечно, жаль, что нет возможности количественно обозначить эту степень вероятности, как этого хотели неопозитивисты (в частности, Р. Карнап), но и имеющихся возможностей достаточно для того, чтобы выявить обозначенный критерий гипотезы в ходе ее разработки.

После выявления степени вероятности гипотезы следующей задачей ее разработки будет обеспечение последней (по возможности) относительной завершенности как гипотетико-дедуктивной системы. Это значит, что «ветви», линии всех следствий должны быть логически связаны между собой при соблюдении обеспечения относительной полноты и всесторонности исследованности объекта.

Заключительной задачей разработки гипотезы является ее превращение в достоверное знание или теорию. Существенное значение в данном переходе принадлежит логическим способам. Существует несколько способов превращения гипотезы в достоверное знание. Первый способ – это непосредственное обнаружение объекта того или иного его свойства, мысль о котором была основным предположением гипотезы. Это путь трансформации гипотез в достоверное знание, который доступен эмпирическому уровню познания. Таким способом была установлена достоверность гипотезы Дж. К. Максвелла о кольцах Сатурна. Второй способ – дедуктивное выведение гипотезы из другого достоверного знания. Это ситуация, когда закон, из которого выводится гипотеза, возникает позже, чем гипотеза, но раньше обретает статус достоверного знания. Например, выведение И. Ньютоном из открытого им закона всемирного тяготения законов И. Кеплера. Третий, наиболее распространенный способ, - это дедуктивное выведение из гипотезы следствий и сопоставление их, во-первых, с опытом, практикой и, во-вторых, с достоверными теориями, либо следствиями из последних. Логика этого способа следующая: если гипотеза достоверна, то содержащиеся в ней следствия должны повторяться не только в уже известных нам (эмпирически) случаях, но и в неизвестных нам ситуациях. Например, из общей теории относительности следует, что если свет излучается одним и тем же источником – условно, атомом некоторого элемента – на Земле и на Солнце (в разных средах: более известной и менее известной), то можно ожидать, что в этих случаях излучение будет также немного отличаться друг от друга по частоте. Это предположение подтвердилось спектроскопическими наблюдениями. То есть оказалось, что следствия, вытекающие из общей теории относительности, оказались в полном соответствии с действительностью.

Возможен еще четвертый способ подтверждения гипотезы – это ее подтверждение по правильному утверждающему модусу условно-категорического силлогизма (modus ponens) от утверждения основания к утверждению следствия, где следствием является сама гипотеза, а основанием – те посылки, из которых она была выведена, если посылку в момент построения гипотезы не были достоверными.

Но все же основным критерием проверки гипотез при переходе их в теории (или достоверное знание) для науки является практика. Понятно, что данный переход может быть различным, но тем не менее, можно выделить три случая перехода7.

1. Подтверждение гипотезы означает появление новой достоверной научной теории. Это относится к гипотезам, которые выражают собой целые гипотетические системы знания, которые более или менее логически разработаны, относительно замкнуты и самодостаточны. Так было с общей теорией относительности А. Эйнштейна, с теорией электромагнитного поля Дж. К. Максвелла.

2. Подтверждение гипотезы означает обогащение уже существующей теории новым достоверным законом, положением, или дополняющим принципом, влекущем собой перестройку самой теории, то есть это значит, что обогащение теории может привести к зарождению в пределах самой теории новой научной теории. Так, подтверждение гипотезы А. Ампера о взаимодействии электрических токов обогатило теорию электромагнетизма и зародило новую теорию – электродинамику.

3. Подтверждение гипотезы и превращение ее в достоверное знание означает расширение предметной области уже существующей теории, что делает последнюю эпистемологически и эвристически более полноценной. Так, подтверждение гипотезы о существовании за пределами орбиты Урана новой, дотоле не известной планеты, названной впоследствии Нептуном, обогатило теорию строения солнечной системы. В то же время не следует забывать, что разработка и проверка гипотез, как и весь процесс научного познания, есть творческий процесс. А, следовательно, всегда остается пространство для реализации идеи в познании, которое не обязательно может быть обозначено нами в процессе анализа научной гипотезы как формы и этапа научного познания.

3. Научный факт и познание

Понятие факта. С появлением и становлением научного знания вырабатывается специальный подход к мировосприятию, специальный язык и стиль мышления специфическая методология исследования, где одну из ключевых ролей играет доказательство – формальное или фактуальное и где ничто не может восприниматься на веру. Такими основаниями научного познания становятся факты. Что же это такое – факт?

Факт, по мнению Елсукова А.Н.1 - это то, в истинности чего мы не сомневаемся, это нечто самоочевидное и истинное, но и то, что не исключает своего обоснования и подтверждения. Отсюда - двойственность факта: факт представлен как непосредственно созерцаемое, а, с другой стороны, у факта также существует и логическая схема воспринимаемых явлений (то есть факт – это и обозначенная действительность и элемент научного знания). Такая двойственность обусловлена историческим ходом развития науки. Первоначально, на первых стадиях развития естествознания, представления о фактах предполагали их понимание как о явлениях самой действительности. Само научное познание, строящееся на описательно-эмпирической практике, опиралось в основном на фиксацию внешних признаков предметов, на сбор эмпирических сведений. Не случайно многие открытия в сфере географии, геологии, биологии и других наук сводились к обнаружению новых объектов (будь-то остров, океан, море, минерал, вид животного или растения и т.д.) и возможному более полному его описанию. Такой объект, по сути, и отождествлялся с новым фактом в уже обозначенном смысле. Подобное представление о фактах распространено широко и сейчас в сфере обыденного знания, следственной практики, художественном творчестве и т.д. Здесь факты – это реальные события, воспринимаемые и фиксируемые человеком непосредственно. Поэтому в общепринятых представлениях процесс поиска научных фактов понимается как процесс простого наблюдения и описания реальных явлений.

Другая сторона факта, значащая, что он является элементом научного знания, в плане научного признания оформилась позже. Это связано с особенностью близкого к современному или современного типа познания, когда человек столкнулся с познанием таких объектов, которые он вообще не способен непосредственно воспринимать и наблюдать. Отсюда происходит отказ от трактовки факта как того, что можно поверхностно наблюдать. Более того, исследования показали, что факты не только не являются результатом простого созерцания и описания явлений действительности, а выступают в качестве сложного итога познавательной деятельности, где происходит синтез различных форм мировосприятия (сенсуального и рационального, эмпирического и теоретического). Взять, к примеру, открытие электрона. Свести этот результат к итогу познавательной деятельности, основанной на наблюдении, невозможно, поскольку он был выведен косвенным путем. Причем открытие электрона – это не одноразовый момент, а итог почти столетних исследований в области электрических явлений. Здесь поработали не только экспериментаторы (типа М. Фарадея), но и теоретики (ведь отрицать роль античных атомистов Демокрита и Левкиппа в общем результате также нельзя). Но и само открытие было основано не на прямых сведениях наблюдения, а на предполагаемых расчетах. Поэтому очевидно, что в науке существует теоретический способ анализа, который определяется логической и статистической формами исследовательской деятельности.

Двойственная ситуация в интерпретации факта в итоге приводит к аналогичной оценке. С одной стороны, факт – это явление действительности, а, с другой стороны, он не является элементом действительности. Но несмотря на подобную противоречивость, сия способность свидетельствует о полноценном познавательном результате, в котором совмещаются, дополняются действительность и рациональные моменты ее конструирования. Поэтому факт и онтологичен, и логичен. Просто в зависимости от контекста ситуации исследования предпочтения дается той стороне факта, которая для субъекта выглядит наиболее приемлемой. Отсюда формируется необходимость, связанная с возможностью оперирования фактами, как в онтологическом, так и в логическом плане.

Также важным моментом анализа научного факта является стремление к такому его пониманию, которое будет всесторонним. Это можно попытаться обозначить следующим определением. Научный факт является таким научным знанием, сущность и значение которого раскрывается в теоретическом осмыслении, допускающим логическое редуцирование к чувственно-практическим формам познания, реализуемым непосредственно или косвенным путем.2 Такое определение свидетельствует о том, что односторонне понимание факта (или как элемента действительности, или как логической конструкции) будет ограничивающим научное познание, порождая в последнем случайности, ошибки и различные апломбы. Поэтому следует осуществлять двухстороннюю работу в отношении научных фактов. Необходимо осторожно и гибко интерпретировать исходные данные (ведь в прежних взглядах они отождествлялись с понятием «факт»), но также не надо делать легкомысленных следствий при осмыслении тех данных, которые мы вывели в результате исследований. Для такого рода операций используются различные процедуры чувственно-практического и логико-теоретического характера. Так, к примеру, исходные данные подвергают логико-теоретической и математической обработке. Эти данные обобщают, классифицируют, типологизируют, с ними устанавливают «регулярности» эмпирического плана, статистически обрабатывают, подвергают объяснению и интерпретации. И, наоборот, идеи, догадки, гипотезы выносят на поле эксперимента с целью обнаружения на практике существования предполагаемых объектов или явлений.

В итоге следует отметить, что факт как элемент знания не может быть результатом единичного наблюдения, а является единицей знания, совмещающей в себе разнородные формы эмпирического и теоретического характера (хотя такое абсолютно не может быть исключено).

Статус научного факта в познании. Как мы уже выяснили, ход и результаты научного познания в очень большой степени зависят от умения правильного оперирования фактами. Поэтому всегда важно представлять, какова природа научного факта. От этого знания будет зависеть статус самого факта и результат познавательного процесса.

В гносеологическом аспекте следует разводить по своему статусу два вида фактов: «сырой» и «научный». Под «сырым» (еще его называют «грубым», «натуральным») фактом в науке понимают определенную сторону действительности, ту или иную ее конкретную часть. Правда, следует уточнить особенности стороны действительности, которая представлена в качестве «сырого» факта. Во-первых, не следует отождествлять сырой факт с объективной реальностью. Ее наличие уже само по себе есть свидетельство факта, но она не является совокупностью фактов. Во-вторых, сырой факт – это не обязательно компонент объективного мира, это может быть компонент чего-либо иного.

Под «научным фактом» понимается определенная форма знания, более или менее логически обработанный сырой факт. Иными словами, это та сторона или часть действительности, которая превратилась в объект исследования и уточнена субъектом исследования с помощью средств измерения, описания и др. Отсюда, особенностью научного факта будет являться тот фактор, что он (факт) всегда уже частично или полностью интерпретирован. Ведь даже в процессе первоначальной обработки он приобретает специфический вид. Не случайно термин «факт» проистекает в этимологическом плане от латинского «factum», что означает «сделанное». Наш известный физиолог И.П. Павлов подчеркивал по этому поводу, что в научном познании факт просто так не увидишь, для этого необходимо наличие теории. Без теории выявленный факт не будет до определенного времени (а то и никогда) научным. В подобном понимании природы научного факта И. Павлов неодинок. Л. де Бройль также полагает, что научный факт не может получиться на пустом месте. Для его появления должна осуществиться определенная работа нашего ума. А. Пуанкаре аналогично полагает, считая, чтобы факт стал научным, его следует перевести из сырого факта на научный язык. А финский исследователь Р. Мюккиели даже обозначает несколько признаков, которыми может характеризоваться научный факт. К таким признакам3 относятся:

1. Очищенность от сопутствующих случайных элементов.

2. Установленность посредством надежно контролируемых средств.

3. Уточненность, правильность и проверенность.

4. Теоретическая обоснованность и интерпретированность.

5. Искусственность, поскольку факт был подвержен субъективному влиянию.

6. Совместимость с каким-либо методом или теорией.

7. Согласованность с другими фактами, ибо, как уже говорилось ранее, изолированный факт нельзя рассматривать как научный факт.

Таким образом, можно говорить о том, что с точки зрения гносеологии научный факт представляет собой обязательную подтверждаемость своего наличия эмпирическими данными об объективно существующем единичном элементе действительности, которая трансформирована субъектом и стала фактом его сознания. Поэтому наш отечественный философ Б.М. Кедров характеризует еще и факт как дискретный эмпирический материал, из которого и на основе которого строится знание науки.

Такое понимание научного факта связано в первую очередь с особенностями учета эмпирического материала в современной науке. Специфика данного процесса заключается в том, что сильно возросло число этого эмпирического материала и стало необходимостью использовать особые методики подсчета. Отсюда возрастает роль статистических методов. Такая форма очень удобна и практична. Мало того, что статистическая методика увеличивает точность подсчета, она еще позволяет учитывать такой момент как статистическая вероятность (то есть мы можем предполагать возможность обнаружения того или иного факта). Более того, А.И. Ракитов считает, что сам факт по своей природе является статистическим компонентом.4 Поэтому научный факт должен отличаться от сырого факта тем, чтобы его статистическая вероятность была тождественна логической вероятности, а если между ними и возникло различие, то оно должно быть как можно меньше.

Важность разведения понятий «научный факт» и «сырой факт» необходима еще и для того, чтобы устранить возможность спекуляции на их основе. Для этого и нужно использовать статистический и логический способы проверки фактов на их научность. Поскольку только таким образом имеется шанс разобраться в природе факта. А это значит, что для современной гносеологии явно недостаточно, если ученый просто сообщит об открытии какого-то факта. Ему следует также указать (и как можно более информированно насыщенный) способ, каким он получил или установил этот факт, указать подробности, которые имели значения для его установления. Такая специфика позволит опереться исследователю в дальнейшем на воспроизводимость эмпирического материала в содержании факта. Единственно, что это требование не может относиться к уникальным и неповторимым фактам научного познания (таким, как исторические факты). А в целом идеал науки строится на основе такого понимания и такой характеристики научных фактов, чтобы любой исследователь всегда, если ему понадобится, мог бы их воспроизвести.

Конечно, познавательное значение фактов ничем нельзя заменить. Именно поэтому основа научного творчества завязана на сфере фактов. Здесь существуют свои резоны. Один из них (наиболее основной) – это способ избежать субъективного произвола, преодолеть или не допустить его совсем. Поэтому необходимость фактической базы для познавательной деятельности, понимание ее приоритета нельзя подменять культовым отношением к фактам, суеверным поклонением перед ними. Надо помнить, что факты не всесильны, их убедительность и четкость - лишь следствие степени и глубины научной интерпретации и логической доказательности. А здесь важен аспект меры. Ведь экспериментатор не должен идти дольше самого факта, подвергая себя риску впасть в заблуждение. Творческое искусство как раз и строится на таком умении оперировать фактами, когда улавливается точная ограниченность сферы применения самого факта. Ведь факт сам по себе ограничен в гносеологическом смысле еще и потому, что в нем обозначено не только то, что является свидетельством правоты исследователя, но много сторонних, побочных компонентов, часто мешающих обнаружить нужный материал. Искусство исследователя и будет заключаться в том, что он сможет элиминировать ненужные компоненты.

Еще одной стороной работы с фактами следует пользоваться осторожно. Эта сторона является эффектом «идолопоклоннического» отношения к фактам, когда не столько субъект злоупотребляет своими эвристическими способностями, сколько он надеется на то, что сами факты дадут ответ на поставленные вопросы. Конечно же, нельзя ожидать от фактов того, что они «заговорят» языком науки. Ведь научность факта, как уже не раз отмечалось, заключается в его интерпретированности. Естественно, что многосторонность факта создает условия для использования таких интерпретаций, которые не совсем четко будут освещать содержимое факта. Но тем не менее дистанцию между фактичностью как таковой и фактичностью как научным критерием следует сохранять. А это значит, что по отношению к таким явлениям необходимо применять со всей строгостью методы и стиль научного мышления. Тогда факты для ученого, по меткому выражению И. Павлова, должны стать воздухом.

Исходя из обозначенных особенностей интерпретации факта, в современной философии науки можно выделить два подхода к его пониманию. Первый подход заключается в утверждении, что научные факты лежат вне теории и совершенно не зависят от нее. Никифоров А.Л. такой подход называет «фактуализмом». Вторая концепция, по-другому формулирующая вынесенный вопрос, опирается на следующий тезис: научные факты лежат в рамках теории и полностью ею детерминируются. По мнению все того же А.Л. Никифорова, такой подход можно назвать «теоретизмом».

Последователи «фактуализма» опираются на утверждение, что факт по своей природе автономен и поэтому не зависим от теории. Чаще всего подобный образ факта ими ассоциируется с чувственным образом, а последний, по их мнению, не зависим от языка. Поэтому если идет речь о выражении этих образов в мыслительной форме, то «фактуалисты» стараются разводить предложенные теории и предложения, описывающие автономные факты. Спецификой предложений о чувственных образах является то, что это предложения о чистых чувственных явлениях. В любом случае «фактуалисты» пытаются отстаивать линию на противопоставление теории и фактов. Это порождает некоторые особенности понимания познавательного процесса. Одна из таких особенностей заключается в допущении инвариантности фактов и языков наблюдения по отношению к сменяющим друг друга теориям. Такая установка приводит к формированию кумулятивисткого подхода в познавательной деятельности. Поскольку получается, что раз факт не зависим от теории, то их количество будет только накапливаться. К тому же, в подобном понимании, по сути, не учитывается исторический фактор. Как будто получается, что раз факт стал научным, то это уже навеки. Теория в таком случае низводится до инструмента, играющего второстепенную роль в познании. А по-настоящему надежным, достоверным, научным знанием будет знание фактов (неизменных по своему статусу). Второстепенную и пассивную роль «фактуализм» отводит и для исследователя, его творческого потенциала. Все идет от фактов, а роль ученого заключается в том, чтобы их лишь фиксировать. Хотя ими («фактуалистами») допускается, что теория может поощрять деятельность по поиску и созданию новых фактов, но тем не менее ее роль вторична. Ученый играет в рамках этого подхода лишь роль «фотографа», задача которого скопировать, изобразить фрагмент действительности.

Последователи же «теоретизма», соглашаясь с особенностями трактовки роли фактов в «фактуализме», настаивают на глубокой связи, существующей между теорией и фактами. Наиболее четко данная позиция наблюдается в концепции видного «теоретиста» и постпозитивиста Т. Куна. Вводимое им понятие «парадигма» (как «сверхтеория») определяет не только идеалы и нормы научного познания, но и обязательным образом влияет на глубину и характер интерпретации фактов.

Теоретизм, в противовес фактуализму, с явной очевидностью старается продемонстрировать зависимость фактов от теорий. Отсюда теоретизм (и в лице Т. Куна) порождает понимание научного познавательного процесса как антикумулятивного. Ведь теперь факты утрачивают автономный статус, а, следовательно, теория может развиваться не за счет старых фактов (вечных, с точки зрения фактуализма), а за счет их новых интерпретаций. Тогда получается, что наука не идет по пути накопления новых фактов, поскольку осложняется само понятие «новый факт». То ли это в буквальном смысле новый факт, а то ли это его очередная трактовка. Любое научное открытие, таким образом, меняет мир, поскольку дает его иную интерпретацию.

Схожие с Т. Куном взгляды излагает и другой исследователь П. Фейерабенд. По П. Фейерабенду, факт представляет собой синтез чувственного восприятия с таким предложением, которое он характеризует «естестственной интерпретацией» восприятия. Например, любое действие всегда может выражено двойственным образом. Как чувственный образ и как предложение, содержащее в себе описание того, что происходит. П. Фейерабенд считает, что чувственные образы формируются посредством «естественных интерпретаций», в результате чего мы получаем уже совершенно иной факт.

Зависимость фактов от теории очень велика, по версии «теоретизма». Причем степень этой зависимости настолько сильная, что каждая теория, по сути, владеет своими специфическими фактами. Факты целиком утрачивают свою автономность, устойчивость. Такой эффект порождает особое понимание процесса научного познания. Раз факты определяются только через теоретические положения, то различия между теориями будут проявляться в различиях между фактами. Получается, что один и тот же факт в разных теориях будет понят как несколько разных. А это ведет, помимо уже обозначенного антикумулятивизма, к несоизмеримости различных научных теорий. Разные теории, следовательно, не могут иметь общую эмпирическую базу, общий язык и т.д. Предыдущее знание не может быть передано в новую систему знаний, и, таким образом, оно отбрасывается. В науке поэтому не может существовать преемственности, а факты не могут составить конкуренцию теории, заставить на их основе принять или отвергнуть эту теорию. По сути, данное направление не признает никаких ограничений в отношении познающего субъекта. Все в его творческом потенциале.

«Теоретизм» демонстрирует всемогущество теории в познавательной деятельности. Теория формирует концептуальный аппарат, закладывает значения понятий, стимулирует изобретение приборов и инструментов, ставит в зависимость чувственное восприятие и определяет факты. В теории возникает собственный, автономный мир, который закрыт от внешней критики, и поэтому она (критика) не способна его разрушить. Здесь удобна ассоциация мира теории с миром человека, где «я» человека выступает в роли всесильного хозяина. Так и «теоретизм» допускает эвристический потенциал (де-факто, это произвол) субъекта в познавательную среду без всяких ограничений.

Естественно вполне напрашивается мысль, что «фактуализм» и «теоретизм» - это крайние позиции, пусть содержащие много чего важного, общего и осмысленного, но все же не дающие достоверного представления о роли фактов в познании. С одной стороны, нельзя не согласиться с «фактуализмом» в том, что факты в какой-то мере автономны по отношению к теории. Иначе теряется смысл самого использования такой формы фиксации действительности для научного познания как факт. Ведь должна же теория чему-то соответствовать, а то, чем она отличается от любой мысли человека? С другой стороны, нельзя не признавать существующую зависимость фактов от теории (как тогда взаимосвязаны эти два компонента процесса научного познания; естественно и то, что факты, по словам П. Фейерабенда, «теоретически нагружены», а, значит, теория влияет на наше миропонимание). Поэтому уклон в одну или другую сторону неуместен, он будет лишь свидетельствовать об абсолютизации одного из важных компонентов, составляющих собой процесс научного познания. Отсюда важно осознавать относительность их отношений в познании. А это значит, что научные факты до какого-то определенного момента не зависимы от теории и, наоборот, с какого-то определенного момента научный факт начинает в большей мере проявлять свою зависимость от теории. К тому же, следует сказать, что возникающая зависимость и независимость также имеют границы. Поэтому нет абсолютно не зависимых от теорий фактов, так же, как нет абсолютно поглощающих факты теорий. А все попытки абсолютизации факта и теории связаны с упрощенным, «одномерным» пониманием. Отсюда и берется позиция, что, к примеру, факт- это или чувственный образ, или предложение, или элемент реальности. Такой подход и заставляет сводить все многообразие факта к какому-то одному из его аспектов: либо к языковому, либо к чувственному, либо к физическому. А это уже заставляет вас заранее следовать за теми логическими выводами, которые вытекают из любого аспекта. Если факт – элемент действительности, то он уже никоем образом не может зависеть от теории; если факт – элемент чувственного образа, то он будет определяться особенностями перцепции человека; и если факт, наконец, - элемент языка, то он, наоборот, будет не зависим от реальности и от чувственного восприятия, а полностью исходит из логических законов и положений теории. Поэтому очень важным вопросом становится «устройство» факта, его структуры.

Структура научного факта. Каждый научный факт является сложным, целостным образованием, в котором присутствует сразу несколько компонентов, между которыми сложились определенные взаимодействия.

Любой факт должен быть обязательно выражен языком, если он хочет иметь статус научного факта. Это не значит, что необходимость быть обозначенным в языке делает факт научным. Но это важное условие. Поэтому каждый должен быть обязательно выраженным в предложении или предложениях. Никифоров А.Л. вводит даже специальное понятие по такому случаю – «лингвистический компонент» факта.5 Вторым компонентом научного факта он предлагает считать «перцептивный компонент», под которым следует понимать определенный чувственный образ или несколько чувственных образов, синтезированных в единое целое, которые включены в процесс установления научного факта. Наличие в факте перцептивного компонента очень важно, ибо он обозначает способ, каким человек может непосредственно взаимодействовать с вещами реального мира. Еще Д. Юм показал значимость органов чувств для процесса познания, констатировав, что все нами воспринимаемое из внешнего мира является деятельностью органов чувств. Любой факт поэтому не может быть выявлен без участия органов чувств. Другое дело, что современная наука заставляет говорить о двойственном значении этих органов в познании. Если речь идет о восприятии непосредственном, выражаясь языком современных исследователей, восприятии «человекоразмерного мира», то перцептивный компонент представлен в устанавливаемых фактах очень явно. Если речь идет о восприятии посредством каких-либо технических устройств, приборов и т. д., выражаясь также языком современных исследователей, восприятии «микромиров» и «мегамиров», то перцептивный компонент выражен слабее.

Выявленные компоненты факта позволяют думать об их едином целостном присутствии в самом факте. Не случайно большинство исследователей факт понимает как синтез чувственного образа и предложения (такие исследовали, как Т. Кун, П. Фейерабенд и др.). Но уже обозначенные компоненты факта заставляют усомниться в таком понимании структуры факта. Указанные компоненты – это наиболее явные элементы, которые можно обнаружить в факте. Однако сложнее всего в факте обнаружить третий его компонент – материально-практический. Этот компонент представляет собой совокупность приборов и инструментов, а также совокупность практических действий с этими техническими средствами, которые применяются при установлении факта.

Материально-практический компонент - наиболее игнорируемый исследователями элемент факта. Это связано с тем, что влияние технических средств познания воспринимается как автоматическое. Ведь приборы и инструменты кажутся «продолжением органов чувств» человека, поэтому либо отождествляются с ними, либо вообще не берутся в учет. А это не так. Ведь большое количество научных фактов вообще не могло бы существовать без материально-технического компонента. Кроме того, именно данный компонент является условием преемственности в науке, поскольку в его задачу не входит ни установление факта, ни его интерпретация. Аспект преемственности с большей очевидностью демонстрирует необходимость наличия и немалую значимость этого компонента в факте. Попробуем, к примеру, задаться вопросом: «Как факты одной исторической эпохи или культуры могут быть сохранены или переданы другим эпохам или культурам?». Понятно, что такая передача или сохранение возможны при фиксации установленных фактов в знаковых системах, причем с тем условием, что эти знаковые системы могли быть понятны представителям другой культуры или эпохи. Другой вопрос: достаточно ли этого и будет ли такой трансфер эквивалентным. Как показывает А.Л. Никифоров, что если бы Лавуазье захотел сообщить древнегреческим ученым, что существует такой газ, как кислород, он бы не мог это осуществить лишь за счет перевода подобной информации на древнегреческий язык, потому что, даже если древние греки и поняли содержимое такого предложения, суть его осталась бы для них загадкой. Ибо, если факт, содержащийся в предложении, соотнести с материально-практическими средствами познания древнегреческой науки, то именно в этой сфере и возникает основное непонимание. Поэтому очень важно создавать условия и для возможностей, имеющихся материально- практических средств подтверждать те идеи, реалии, которые человек способен устанавливать. Как в свое время С. Тулмин вывел формулу научной проблемы, чей смысл приблизительно можно схематически показать следующим образом: Научная проблема = Творческий потенциал – Материальные возможности, так и сейчас, можно констатировать, что факт для науки возможен только в границах ее материально-практических средств. Поэтому важность материально-практического компонента нельзя отрицать при анализе научного факта.

Таким образом, факт включает в себя три компонента: лингвистический, перцептивный и материально-практический. Только их целостное единство позволяет сказать, что факт установлен. Если же хоть один компонент его выпадет из этого единства, то разрушится и факт. Поэтому ни «фактуализм», «теоретизм» реально не позволяют анализировать, что такое «факт», в чем заключается его гносеологическая роль и ряд других важных вопросов.

Обладая неоднородной структурой, факт также нельзя представить в качестве статистического образования. Факт – это не обязательно результат, факт – это также процесс. Процессуальность факту задают те отношения, которые существуют между его компонентами. К тому же, эти взаимоотношения носят достаточно сложный характер. Посмотрим, к примеру, на отношения лингвистического компонента и материально-практического. Ясно, что эти компоненты влияют друг на друга. В лингвистическом компоненте всегда представлены выражения о некотором фрагменте действительности, которые естественным образом способствуют разработке технических средств для познания этого фрагмента. Сложнее обозначить влияние лингвистического компонента на перцептивный. Однако не признавать такое влияние, то есть не признавать, что наши знания не влияют на наше восприятие мира, нельзя. Перцептивный компонент так же, как и лингвистический, влияет на материально-практический, поскольку все технические средства познавательной деятельности обязательно рассчитаны на то, что они будут непосредственно ко

Дата добавления: 2014-01-20