История развития юридической психологии в начале XIX века в России

Лекция 2. I. Научные запросы в области уголовной юриспруденции в эпоху Александра I в связи с общими условиями юридического образования в России начала XIX ст.

С началом XIX столетия в России наблюдается резкий перелом в области уголовно-правовых воззрений. Произошел он под влиянием вполне определенного фактора – роста и расширения юридической школы и в то же время в обществе укореняется сознание о необходимости образования. Но научное развитие данной эпохи не дало того, чего можно было от него ждать. Волна нахлынувшей реакции отняла скоро у высшей школы возможность ее самоопределения. Стремительность обратного движения, к счастью, не проявилась в полной своей силе. Относительная свобода школы в первую половину царствования Александра I обеспечила благоприятную почву для культивирования русского права в окраинных университетах, не лишившихся одновременно с началом реакции в стране тех условий работы, которые были отняты у центральных русских университетов.

Но в 1835 году был принят Устав университетов, который явился формальным закреплением сложившегося строя в высшей школе и актом, узаконившим его, и это было той гранью, позволяющей говорить о полной ликвидации довольно светлого периода в истории науки уголовного права в России, начавшегося в первых годах XIX столетия.

Давайте охарактеризуем вот эти три первых десятилетия 19 века по существу.

Первые три десятилетия XIX в. отмечены в истории нашей науки уголовного права, как эпоха развития популярной юриспруденции, которая подготовила почву для догматизации права и облегчила работы по составлению «Полного собрания законов» и отчасти «Свода законов». В этом периоде возникают такие труды по уголовному праву, которые носят следы научной догмы и не ограничиваются, как это было в прошлую эпоху, одной постановкой задачи, но дают наряду с зерном и корнем догмы и живые ростки – это самостоятельные научные руководства по положительному уголовному праву.

На ход развития науки оказывают могучее влияние общественные и политические условия.

Мы с вами уже знаем, какое значение для зарождения научной юриспруденции имел политический режим эпохи преобразования Петра Великого. Юриспруденция получила особую окраску под влиянием того, что в насаждении ее выдели одно из средств к преобразованию на иностранный лад русских порядков. Какие-либо иные цели не преследовались. С другой стороны, в век Екатерины II на образование вообще и юридическое в частности начинают смотреть как на одно из самых действенных средств, ведущих к общественному благоденствию.

Губительными для развития знаний становятся условия жизни при Павле I. Из стремления предупредить распространение революционных идей при нем принимают строгие меры для преграждения пути распространению знаний. Крайнее стеснение въезда в Россию, ввоза иностранных сочинений на каком бы то ни было языке и даже музыкальных нот, стеснение книжной торговли не могло не играть роли тормоза для успешного развития науки. При Павле I жестокое гонение на всякое знание достигает крайнего напряжения

При Александре I начинает реально сознаваться потребность страны в расширении знаний в качестве неотложной очередной меры. Первым шагом на этом пути выступает отмена ограничений, установленных при Павле I. За этими мерами последовал ряд начинаний, обращенных на расширение научной школы. Создается целый ряд очагов высшего юридического образования в центре и на окраинах с организацией, которая была способна обеспечить им успех в предстоящей деятельности. Александр I оказал спасительное действие на развитие науки в России.

Действие этой меры было очень плодотворной потому, что и общество, и тесный круг профессиональных юристов чувствовали всю своевременность предпринятых шагов.

Изучение русской уголовно-судебной практики конца XVIII в. обнаруживает на каждом шагу всю ту путаницу понятий, которая наблюдалась в этой сфере. Предпринимавшиеся до этого времени попытки кодификации были настолько несовершенны, что по целому ряду вопросов нельзя было найти точного ответа в законе. Нужно не забывать притом, что и такие отвлеченные юридические познания были достоянием чрезвычайно тесного круга лиц.

Серьезным фактором развития русского уголовного права явилось создание кафедр русского права в окраинных университетах. Это касается Виленского и Дерптского университетов.

4 апреля 1803 г. Виленский университет подвергается реформе. На основании обнародованного «Акта утверждения для императорского университета» в Вильне признается за ним право «сделать частные и подробнейшие постановления касательно разных предметов внутреннего его устройства» и заявляется, что в нем «будут преподаваемы все науки, изящные искусства и свободные художества». Самый Устав Виленского университета, утвержденный 8 мая 1803 г., широко поощряет в нем преподавание юридических наук.

В первой четверти XIX ст. открывается кафедра русского права и в Дерптском университете, оказавшейся чрезвычайно плодотворной для развития русского права. Наряду с кафедрой русского права в Дерптском университете существовали «кафедра теоретического и практического российского правоведения» и «кафедра римского и немецкого права по гражданской и уголовной части». Они, можно без преувеличения сказать, поставили впервые на научную почву историю русского уголовного права.

Создание большого числа юридических школ естественно привело к оживлению науки и, в частности, к развитию уголовно-правовых знаний. Главными рассадниками юридического образования, конечно, служили университеты, но и специальные школы несли полезную работу. В то время, как в Московском, Казанском и Харьковском университетах работали кафедра «прав гражданского и уголовного судопроизводства в Российской империи», кафедра «прав естественного (политического и народного)» и «прав знатнейших, как древних, так и нынешних народов», в специальных училищах, как, например, в Демидовском высшем училище, в Ришельевском лицее, открываются кафедры «права естественного и народного»; в Царскосельском лицее преподаются права: естественное, публичное, гражданское; в Главном педагогическом институте – права положительные: уголовное, римское, российское и порядок российского судопроизводства. Легко заметить, что в специальных учебных заведениях преподается, главным образом, естественное право как общая теоретическая дисциплина.

Деятельность высшей юридической школы времени Александра I, которую нужно признать, по достигнутым ею результатам, стоящей на высокой степени развития, обладала рядом особенностей, в которых отчасти и надо искать объяснения плодотворности ее влияния на развитие юридических дисциплин у нас. Мы не можем в то же время рассматривать эти особенности без связи их с общественными условиями, выразившимися в стремлении общества к знанию, – в жажде образования, в частности, юридического.

Но если есть основание утверждать, что для нашего научного развития принципы, положенные в основание организации русских университетов начала XIX столетия были весьма плодотворны, то сравнительно не долог был, период времени, на который они удержались. Очень скоро эти начала должны были уступить место другим принципам, другим построениям и другим мероприятиям.

Было организовано Главное правление училищ. Оно начало через посвященных в его цели людей устранять массами преподавателей, стоявших на страже свободного научного знания, пополнять университеты послушными преподавателями, объявлявшими себя благонамеренными и сочувствующими задачам Главного правления училищ. Эти попытки, нашедшие своих наиболее последовательных исполнителей, а отчасти и вдохновителей, в лице М. Магницкого и Д. Рунича, оказались гибельными для научного духа русских университетов.

Жертвами такого режима стал ряд выдающихся преподавателей, которые при тогдашних условиях были совершенно незаменимы. Достаточно назвать имена А. Куницына, Г. Солнцева, М. Плисова, чтобы понять, каких сил лишала русскую юриспруденцию политика Главного правления училищ.

Профессор Солнцев – это первый русский криминалист, давший в своих трудах образец научной догмы уголовного права. Однако его труды не выходили за пределы круга его непосредственных учеников.

Факт неизвестности Г. Солнцева как криминалиста не только в широких кругах, но и среди специалистов вряд ли подлежит сомнению.

Если в специальных изданиях и попадались кое-какие сведения об этом замечательном человеке, то они или носили чисто биографический характер, или сообщали отдельные эпизоды из жизни Г. Солнцева, связанные так или иначе с казанскими университетскими скандалами начала минувшего века. Даже такие солидные, покоящиеся на непосредственном изучении материала, труды, как История Казанского университета проф. Н. Загоскина, не дают характеристики Г. Солнцева, как ученого-криминалиста. Проф. Н. Таганцев, упоминая вскользь, что Г. Солнцев читал одно время при Казанском университете курс уголовного права, сознался, что профессорская деятельность этого русского ученого прошла для науки уголовного права бесследно. Солнцев работал в Казанском университете с 1814 по 1823 годы.

При всех своих способностях и огромной эрудиции Г. Солнцев почти ничего не печатал. Несколько трудов, даже и приготовленных им к печати, остались неизданными. После его смерти осталось большое количество рукописных трудов. Одна рукопись Г. Солнцева, а именно его курс естественного права, хранится в архиве Казанского университета. Рукописи этой суждено было сыграть роль вещественного доказательства в суде над Г. Солнцевым М. Магницким, – в том суде, который призван был служить внешней оболочкой решенного уже удаления Г. Солнцева из Казанского университета.

Сама судьба Г. Солнцева в высшей степени интересна как иллюстрация того нередкого в истории нашего просвещения порядка, по которому весьма ценные для академической жизни единицы выбрасывались, по чисто случайным поводам, за борт.

Гавриил Ильич Солнцев родился 22 марта 1786 г. в подгородном селе Радогощ, Дмитровского уезда, Орловской губернии в вотчине князей Голицыных. Отец его был священником соборной церкви города Дмитрова. До посвящения своего в духовный сан Илья Солнцев служил у князей Голициных капельмейстером крепостного оркестра. Будущий ученый Гавриил Солнцев окончил курс в Орловском народном училище, а затем в духовной семинарии г. Орла. По окончании семинарского курса он 24 мая 1807 г. поступил на службу в Орловское губернское правление. В скором времени он покидает, однако, провинцию и переезжает в Москву. Здесь на первых порах, как можно видеть из его послужного списка, он зачисляется слушателем Московского университета на отделение нравственно-политических наук. 9 сентября 1811 года Г. Солнцев переводится в канцелярию 7 департамента Правительствующего Сената в Москве. В тяжелый 1812 г. перед занятием Москвы французами отсюда были переведены в далекую провинцию некоторые учреждения. Вместе с другими были отправлены в Казань 6, 7 и 8 департаменты Сената. Под главным наблюдением обер-прокурора Столыпина туда были посланы архивы и канцелярии со всем их штатом. Таким образом, попал в Казань и Г. Солнцев. Здесь он старается сблизиться с университетскими кругами. По словам Г. Солнцева, он прослушал в Казани, пользуясь служебным досугом, курс юридическо-политических и философских наук. К апрелю 1814 г. от Г. Солнцева поступает в университет прошение об «определении его в ученые чиновники» Казанского университета и о желании его подвергнуться испытанию на степень магистра правоведения. Каких-нибудь точных и подробных официальных данных об экзамене Г. Солнцева не сохранилось. Из краткой автобиографии Г. Солнцева, найденной в его бумагах, можно заключить, что испытание прошло блестяще. Ко 2 декабря 1814 г. Г. Солнцев возводится в степень доктора права.

С момента получения докторской степени связь Г. Солнцева с академическими кругами и с самим университетом становится более тесной. В наступающем 1815 г. он уже принимает, по-видимому, деятельное участие в жизни Казанского университета *(

Скоро появляется в Казани М. Магницкий в качестве лица, ревизующего Казанский учебный округ. В положении ревизора он нуждался в толковых указаниях деятельного члена академической коллегии. Он останавливается на Г. Солнцеве, как одном из наиболее способных членов университета. Вместе с появлением М. Магницкого Г. Солнцев продолжает все выше и выше подниматься по ступеням своей академической карьеры.

Об отношении М. Магницкого к Г. Солнцеву красноречиво свидетельствует следующее его донесение министру: «в сем факультете (нравственно-политических наук) один проф. Солнцев преподает лекции на латинском языке... один он занимается своей частью с прилежанием, имеет собрание нужных для нее авторов, составляет записи и принял деятельные меры к тому, чтобы студенты ходили на лекции».

Скоро, однако, созревает охлаждение между Г. Солнцевым и М. Магницким.

Магницкий принял твердое решение устранить Г. Солнцева из университета. Однако он не хотел придать удалению Г. Солнцева значение акта личного произвола. Ему хотелось прикрыть задуманное им устранение профессора авторитетом академической коллегии, авторитетом университетского суда над Г. Солнцевым. Под давлением М. Магницкого приостанавливается преподавание Г. Солнцевым курса естественного права.

Дело о суде над профессором Солнцевым началось 10 августа 1821 г. и закончено было только через два года, в 1823 г. Рассмотрение рукописи Г. Солнцева по естественному праву было поручено судом профессорам Городчанинову и В. Тимянскому, причем первый из них был личным врагом Г. Солнцева, а второй профессором естественной истории и ботаники.

Скоро М. Магницкому удалось достигнуть желаемого; суд постановил относительно Г. Солнцева решение, которое гласило: «:удалить его навсегда от профессорского звания и впредь никогда, ни в какие должности во всех учебных заведениях не определять». 2 июня 1823 г. состоялось окончательное увольнение проф. Г. Солнцева из учебного ведомства.

Г. Солнцев скончался в Казани 29 ноября 1866 г.

Самым ценным плодом научной деятельности Г. Солнцева является его рукописный труд «Российское уголовное право», изданный в Казани в 1820 году. Он и поныне не утратил своего значения в смысле приведения в научную систему действовавшего в то время права.

Гонение на естественное право выразилось и в запрещении целого ряда книг, посвященных этому предмету. Осуждению подверглись «Логические наставления» Петра Дмитриевича Лодия, запрещено было «Естественное право» А. Куницына, и даже книга Пуфендорфа «О должностях гражданина и человека», введенная в научный обиход России еще во времена Петра Великого. Но одними запрещениями дело не обходилось. Некоторое время Главное правление училищ лелеяло мысль о создании учебника естественного права. Кроме того, экзамены по естественному праву подлежали строгому контролю. Неудача этих попыток, доходящих до 1835 года, окончилась решительным запрещением преподавания естественного права вообще.

Сегодня мы остановимся на сторонниках психологического обоснования уголовного права.

В этом направлении много сделал Христиан Юлий Штельцер, которому суждено было связать свою деятельность и с русской наукой. В начале XIX в., с 1806 по 1812 г., он работает в Московском университете и, позднее, в Дерптском, университете, где проповедует свои взгляды на роль психологии в деле построения уголовно-правовых конструкций, призванных объяснить положительное право.

В Московском университете Штельцер читал в ряду других курсов «всеобщее право частное и уголовное с присоединением критического разбора отступлений от оного в римском и других правах», «начатки уголовного права», «уголовную психологию» и «философию уголовного права». В то же время он издал несколько печатных трудов, из которых можно сделать вывод о содержании его лекций.

Что же понимает Штельцер под всеобщим правом? Под всеобщим правом Штельцер понимает право, построенное из соображений чистого разума и права, применяемого в жизни. По его мнению, охватывая права и обязанности всех культурных народов оно распадается на право рациональное и положительное. Рациональное право включает в себя естественное и гражданское право. «Естественным» правом руководствуются люди вне гражданского общества, «гражданским» – живущие в обществе.

В основание уголовного права Штельцер положил теорию, из которой вывел формы виновной ответственности граждан за правонарушения и меры наказания. Ученый считал, что в зависимости от особенностей воли человек совершает те или иные действия. А действия эти могут быть как желательные, так и не желательные для общества. А воля определяется разумом и сама по себе выступает во всех своих проявлениях продуктом разума.

Штельцером было положено начало обоснования уголовной теории на данных психологии. Независимо от тех выводов, к которым приходит Штельцер в результате своего построения учения о формах виновности, мы встречаемся в его конструкции с попыткой поставить уголовно-правовые учения на психологический базис и придать последним характер, позволяющий обособить их не только от общих учений о праве в духе школы естественного права, но признать за ними роль доктрины, полагающей основание теории уголовного права, как самостоятельной дисциплине.

Много внимания Штельцер уделял теории наказания. Он считал, что наказание должно быть таким, чтобы у людей больше не возникало стремления нарушить правопорядок. В соответствии с этим Штельцер усматривает цель наказания в устрашении правонарушителя и его исправлении. В то же время Штельцер полагает, что и принципами устрашения и исправления не определяется в достаточной степени самая мера наказания. Для установления последней необходимо еще считаться с соображениями справедливости. Это осуществляется в том случае, когда преступнику будет причинено страдание, соответствующее выгоде, им извлеченной. При определении наказания по такому масштабу нужно исходить из нормы среднего человека, регулируемой в отдельных случаях усмотрением судьи. Также Штельцер высказывался против смертной казни. Он писал, что смертная казнь, даже за тягчайшие виды преступлений, неуместна, равно как и конфискация имущества и другие исключительные постановления, применяемые к этого рода деликтам.

Штельцер был первым, кто определил элементы умысла, вину по неосторожности и охарактеризовал область вменяемости при совершении противоправных действий. Также его интересовал вопрос о телесных повреждениях. Во время работы в Московском университете им была выпущена монография о классификации ран, по их значению для установления состава преступления и меры наказания. Штельцер оперирует в этом труде с рядом судебно-медицинских определений и делит раны на смертельные и не смертельные. К первым он относит те раны, которые оказываются смертельными по индивидуальным особенностям данного преступления, а ко вторым он относит раны сомнительные, которые стали смертельными по причине неприменения должного врачевания.

Значение научной деятельности Штельцера до сих пор не оценено в должной мере. Значителен его вклад в обоснование коренных проблем теории уголовного права с точки зрения психологии. Жизнь Штельцера сложилась крайне неудачно и он окончил ее в Берлине, всеми оставленный, в скромном звании приват-доцента университета в 1831 году.

В дальнейшем идеи Штельцера мы встретим в германской литературе у А. Фейербаха и А. Бауэра. Это течение криминалистической мысли нашло своих адептов и в России. С несколько своеобразной его защитой мы встречаемся у Петра Лодия, у Василия Елпатьевского и Гавриила Гордеенко.

В духе обоснования уголовного права при помощи психологических данных, работал у нас в начале XIX в. профессор Петербургского университета Петр Лодий.

Родился он 04.05.1764 года в Венгрии, по национальности — карпаторусин.

В 1803 году был пригашен из Австрии в Россию на должность профессора логики, метафизики и нравственной философии. В «деле» профессоров Петербургского университета (1821 г.) он занимал прогрессивную позицию и попал под подозрение. Его «обезвредили» переводом на кафедру естественного права. Все попытки вернуться к преподаванию философии оставались безрезультатными.

Когда в январе 1825 года П. Д. Лодий узнал, что в Главном правлении училищ негласно ведется «Дело вредности преподавания философских наук», он выступил со своими «Замечаниями», в которых дал бичующую критику попыток запретить преподавание в России философии, истории и естественного права, заменив их священным писанием. Ученый возражал против стремления реакционеров сделать философию служительницей богословия и подчинить преподавание наук религии.

Он читал курс лекций по естественному праву. В сферу научных интересов Лодия вошел кризис, переживаемый в ту пору уголовным правом, которое как раз в это время обособлялось из системы общей юриспруденции. Свои воззрения он развил в труде «Теория общих прав». В главе «Об уголовной судебной власти» он рассматривает принципы уголовного законодательства, и на этом, в принципе, и ограничивается результат его самостоятельных трудов в этой области. Также, как и Штельцер он различает в праве законы положительные и естественные.

Преступление Лодий понимал, как «произвольное деяние», которое угрожает правам другого и должно быть наказано по закону. Так как преступление представляется действием, опасным для общества, то размер вреда и опасности его не может, в свою очередь, не оказывать влияния на размер наказания. «Чем большею опасностью преступления угрожают праву, тем большее количество наказания будет против них правомерно и законно». Применение смертной казни к физическим лицам П. Лодий считает совершенно допустимым.

С более самостоятельными попытками обоснования принципа уголовного права на психологии мы встречаемся в начале XIX в. у наших криминалистов Василия Елпатьевского и Г. Гордеенко. Оба они представляют интерес в том смысле, что, хотя и идут по проторенным путям, но обосновывают определенные начала иногда самобытным путем на почве доктрины естественного права того оттенка, которая послужила канвой и для А. Фейербаха.

В. К. Елпатьевский преподавал в Петербургском университете теорию уголовного права по одним сведениям с 1824 г., а по другим – с 1829 года. К сожалению, Елпатьевский не оставил печатных трудов. Единственное, что сохранилось до наших дней – это его весьма точная запись лекции, которая называется «Теория уголовного права».

В этой лекции Елпатьевский различает философское уголовное право и положительное уголовное право.

Философское уголовное право выводится из идеи практического разума и, будучи приведено в систему, составляет теорию уголовного права, «задача которой состоит в положении твердого основания для науки уголовного права и законодательства».

«Положительное уголовное право, в свою очередь, есть наука о действительных правах, основанных на созданных наказательных законах».

В своей лекции В. Елпатьевский останавливается на учении об уголовном законе, преступлении, и главное на что он обращает внимание на наказание, на условиях применения наказания, подводя юридическое основание под этот вопрос и его целях наказания, как моменте, дающем жизнь всем остальным институтам уголовного права.

Елпатьевский считал, что наказание, должно изменяться в зависимости от степени совершения, участия и моментов внутренней виновности.

В области совершения преступлений Елпатьевский различает «совершившееся преступление», «оконченное покушение» и «неоконченное покушение».

«Совершившееся преступление», он считает более тяжким преступлением, чем покушение к преступлению. Чем меньше опасности и вреда, тем меньше виновность. «Оконченное же покушение» тем опаснее, чем более оно приближается к своему окончанию. Оконченное покушение бывает тогда, когда преступник (Елпатьевский называет его действователь) все сделал, что с его стороны нужно было для совершения умышленного преступления. Покушение бывает не окончено, когда действователь не все сделал, что с его стороны нужно было для исполнения преступления

Участников преступления он делит на «виновников», «помощников» и «потворщиков». Под виновниками он понимает тех, кто замыслил преступление, и чья деятельность непосредственно устремлена на совершение преступления. «Помощником» является тот, «кто своим содействием способствует злоумышленнику. А «потворщиком» является лицо, которое по совершении преступления с противозаконным намерением участвует в судьбе преступника.

Также большое внимание Елпатьвский уделяет теории умысла и преступлениям по неосторожности.

Елпатьевский предполагал, что умысел, это с одной стороны элемент сознания, а с другой – воля действующего. В умысел входит, во-первых, сознание качества действия как преступления, а во-вторых, воля к совершению преступления. Предумышленный умысел Елпатьевский рассматривает, как более наказуемую форму по сравнению с умыслом аффектированным. «Преступление, затеянное или совершенное с размышлением, – говорит он, – виновнее учиненного в сильном душевном волнении».

Неосторожность В. Елпатьевский рассматривает как такое состояние нарушителя, когда он «не имел противозаконной воли к причинению вреда, происшедшего от его действия», и как такую форму вины, при которой «уменьшается виновность».

В. Елпатьевский различает отдельные виды неосторожности: «близкую или неосторожную неосмотрительность» и «отдаленную и непосредственную неосмотрительность». Первая состоит в том, что "виновный действительно предвидел, что от его действий может произойти нежелаемое им последствие, и не смотря на это, он предпринял это действие». Этот вид представляется формой более наказуемой.

«Отдаленная и непосредственная неосмотрительность» состоит в том, что виновник не мог предусмотреть опасность своего действия.

Елпатьевский придавал огромное значение предостерегающему действию уголовного закона, т.е. профилактике в борьбе с преступлением, но не признавал за ним значения единственного и исключительного средства.

В. Елпатьевский возлагает на «властителя», на царя обязанность предупреждения преступлений в самом широком смысле этого слова. Он понимает под такими мерами, главным образом, «народное воспитание», «установление благочиния» и меры против бродяжничества.

Вряд ли может быть какое-нибудь сомнение в крайней близости к учениям А. Фейербаха и А. Бауэра взглядов, развиваемых В. Елпатьевским.

Несколько позднее В. Елпатьевского выступает с попыткой обособления теории уголовного права на почве положительного права и психологии человека другой русский криминалист Гавриила Гордеенко. Как и его предшественник, он не окончательно еще порывает с естественным правом. Впоследствии Г. Гордеенко вступает на путь дальнейшего развития начал, высказанных им в одном из своих первых трудов. И только в более поздней фазе своей научной деятельности Г. Гордеенко выступает как сложившийся ученый.

Гордеенко Гавриил Степанович происходил из дворян. Он родился в 1805 году. В 1825 году он закончил Слободскоукраинскую (Харьковскую) гимназию и поступил в Харьковский университет на юридический факультет, который и благополучно окончил через три года со степенью кандидата.

15 апреля 1849 г. Г. С. Гордеенко скончался, и университет в его лице, лишился талантливого профессора и ученого.

В 1831 году, он начал преподавать русское гражданское и уголовное право. В июле 1833 года ему было поручено преподавание российского публичного права и судопроизводства.

В труде Г. Гордеенко «Разбор основных начал науки уголовного права» сделана попытка теоретического освещения вопроса о понятии и цели наказания как основания для разрешения текущих уголовно-политических проблем. Г. Горденко строит свои взгляды, с одной стороны, на психологии преступника и, с другой, на почве опытов уголовного законодательства.

Многие истины уголовного права, говорит Г. Гордеенко, «рассеяны в указах, учреждениях и постановлениях, утвержденных самодержавною властью российских государей и освященных рукою времени». Но положительное законодательство не единственный источник «изложения начал науки уголовного права». Наряду с ним должны быть поставлены «истины, открытые и доказанные наблюдениями знаменитых государственных людей».

Под истинами этого рода Г. Гордеенко понимает обнаружение результатов применения законодательства в практической жизни – те данные, которые свидетельствуют об уголовно-политической пригодности определенных начал уголовного законодательства. Г. Гордеенко отмечает, что уголовно-правовая практика, погрязшая «во мраке предрассудков, освященных примерами веков», может быть исходным пунктом для создания «новой уголовной политики».

Созданная на почве положительного права и уголовно-политического опыта теория уголовного права может явиться прочным базисом для практики. «Практика, – пишет Г. Гордеенко, – зависит от теории; она тем правильнее и совершеннее, чем совершеннее эта теория».

Несмотря на то, что труд Г. Гордеенко посвящен только одному из вопросов теории уголовного права и самое решение, предлагаемое им, далеко не оригинально, оно представляет значительный интерес. Становясь на точку зрения предупреждения преступлений при помощи наказания, Г. Гордеенко предлагает считаться с миром реальных фактов. Недостаточно строить наказания в соответствии с психологическими особенностями человека и тем опытом, который использован в положительном законодательстве; нужно поставить оценку пригодности наказания в связь и с тем, к чему в действительности приводит та или другая мера. Г. Гордеенко предлагает внести в карательную систему принципы гуманности и требует предупреждения преступлений независимо от наказаний.

Несмотря на то, что юридическая психология — одна из сравнительно молодых отраслей психологии, применение психологического знания в целях обеспечения правосудия и других направлений правоохранительной деятельности берет начало в глубокой древности. Испытания участников процесса, носившие порой мистический характер, но в значительной мере синтезировавшие эмпирический опыт многих поколений, имели место уже в античном и средневековом уголовном процессе. Они базировались на применении знаний психологии человека, ее различных проявлений в момент испытаний. Правда, и в античном, и в средневековом процессе основным доказательством было личное признание подозреваемого. Это признание, как основное доказательство, добывалось любыми путями, в том числе использованием пыток, истязаний. Наряду с физическими применялись и нравственные пытки, в основе которых лежали обобщенные эмпирические данные, бытовая психология.

Чтобы заставить человека давать показания, специально создавалась шоковая ситуация, обстановка, провоцирующая к выражению чувств, отношения к расследуемому событию. Например, подозреваемого неожиданно для него вводили в слабоосвещенную комнату, где лежал труп убитого, и там подозреваемого увещали сказать правду, рассчитывая, что потрясенный виновник выдаст себя.

На смену феодальному средневековому розыскному процессу приходит буржуазный состязательный процесс со свойственной ему гласностью и устностью. Важное значение приобретают свидетельские показания и данные о личности подсудимого, потерпевшего истца и ответчика. Безусловно, и здесь для правильной оценки показаний заинтересованных лиц появляется потребность привлечения и использования психологического знания.

В России о необходимости учитывать психологию преступников высказывался И.Т. Посошков, предлагавший в «Книге о скудности и богатстве» различные способы допроса обвиняемых и свидетелей. Он объяснял, как детализировать показания лжесвидетелей, чтобы получить обширный материал для их изобличения, рекомендовал классифицировать преступников во избежание вредного влияния худших на менее испорченных.

Князь М.М. Щербатов, историк и философ, автор «Истории российской с давних времен», указывал на необходимость знания законодателем «человеческого сердца» и создания законов с учетом психологии народа. Он один из первых поднял вопрос о возможности досрочного освобождения исправившегося преступника и необходимости привлекать содержащихся в тюрьмах к работам.

В.Ф. Ушаков в трактате «О праве и цели наказания» раскрывал психологические условия воздействия на преступника наказания. Главным он считал приведение преступника к раскаянию.

Распространение идеи исправления и перевоспитания преступника привело к обращению права и психологии для научного обоснования этих проблем, над которыми в начале XIX века в России работали П.Д. Лодий, В.К. Елпатьевский, Г.С. Гордиенко, Х.Р. Штельцер и другие ученые.

Однако общая психология, носившая в то время умозрительный характер, не могла в тот период даже в союзе с уголовным правом разработать достаточно научные критерии и методы изучения человеческой личности.

Значительное количество работ, посвященных юридической психологии, появилось в России в конце XIX столетия. Это работы И.С.Баршева «Взгляд на науку уголовного законоведения», К.Я. Яневич-Яновского «Мысли об уголовной юстиции с точки зрения психологии и физиологии», А.У.Фрезе «Очерк судебной психологии», Л.Е.Владимирова «Психические особенности преступников по новейшим исследованиям» и некоторые другие. В указанных работах высказывались идеи чисто прагматического исследования психологических знаний в конкретной деятельности судебных и следственных органов.

Конец XIX и начало XX столетия в России связаны с интенсивным развитием психологии и психиатрии и ряда правовых дисциплин. Многие ученые, представлявшие эти науки в тот период, занимали прогрессивные позиции (И.М. Сеченов, В.М. Бехтерев, С.С. Корсаков, В.П.Сербский, А.Ф.Кони и другие). В результате активной разработки проблем психологии, психиатрии и права возникла необходимость в оформлении юридической, психологии как самостоятельной научной дисциплины. П.И. Ковалевский в 1899 году поставил вопрос о разделении психопатологии и юридической психологии и введении этих наук в курс юридического образования.

В начале XX столетия в теории и на практике все большее значение приобретали экспериментальные исследования в юридической психологии. Значительное количество работ этого периода посвящено актуальной проблеме психологии свидетельских показаний. Это работы И.Н. Холчева, Г.Р. Португалова, Е.М. Кулишера и др. В этот же период времени значительнее количество работ было посвящено исследованию психологии личности преступника. Это работы Л.Е. Владимирова, Г.С.Фельдштейна, М.Н.Гернета и других.

Значительный вклад в развитие юридической психологии в дореволюционный период внес ученый и практик А.Ф. Кони. Его труды, где рассматриваются вопросы юридической психологии, качественно отличаются от трудов других авторов тем, что, обобщив свой громадный опыт, он подходит к оценке каждого явления с точки зрения его применяемости в практической деятельности юриста. Большое внимание А.Ф. Кони уделял психологии судебной деятельности, психологии свидетелей, потерпевших и их показаниям. Он считал, что для того, чтобы занимать судейское кресло, необходимо обладать чертами характера, позволяющими противостоять нажиму, просьбам, давлению окружения, голосу «общественного пристрастия», маскирующемуся под голос «общественного мнения», и др.

Разрешение методологических проблем в юридической психологии продолжалось после установления Советской власти. Изучалась проблема применения психологического знания в дознании, предварительном следствии и суде. В доказательственном праве новой системы правосудия экспертиза, в том числе и психологическая, заняла первое место. Интенсивные исследования в тот период проводились психологом А.Р. Лурия. Им изучались возможности применения методов экспериментальной психологии для расследования преступлений. Значитель­ный вклад в развитие юридической психологии того времени внесли В.М. Бехтерев и А.Ф. Кони.

Прикладные судебно-психологические исследования в 20—30-е годы носили многопрофильный характер, их объектом были психологические предпосылки преступлений, быт и психология различных групп преступников, психология свидетельских показаний, судебно-психологическая экспертиза, психология заключенных, психология несовершеннолетних преступников.

Разрабатывал вопросы юридической психологии и известный русский и советский ученый, профессор Московского университета С.В. Познышев. Его книга «Криминальная психология. Преступные типы» стала итогом осуществленных исследований личности преступника, причин преступлений, совершенных отдельными лицами.

Ошибки и болезни роста психологии, криминологии для такой молодой сферы научного знания, как юридическая психология, были неизбежны, но преодолимы. Однако на рубеже 30-х годов в нашей стране произошли значительные политические перемены, которые помешали дальнейшему позитивному развитию юридической психологии. Начался отход от ленинских принципов в государственной, политической и научной жизни. Сокрушительный удар был нанесен и по материнской для юридической психологии науке — психологии. Были закрыты или реорганизованы психологические научно-исследовательские учреждения, прекращена разработка психологических проблем в социальной сфере, на производстве, в управлении и т. д. Психология была фактически подчинена педагогике и находилась в таком состоянии около тридцати лет. Понятно, что в этот период никакие психологические исследования на стыке с юриспруденцией не велись и вестись не могли.

Психологов изолировали от вопросов следственной и судебной деятельности. Их изгнали даже из криминалистики, которая в предшествующие полвека развивалась с помощью психологии. Чтобы оправиться после ударов, нанесенных по психологии и криминологии в 30-е годы, мало было последующих тридцати лет, необходимо было изменение социальных условий, политической и идеологической обстановки в стране.

Это произошло только в начале 60-х годов. Тогда и возникла необходимость развития социальных наук, прежде всего психологии, социологии, и не ради их самих, а для анализа и оценки происходящих в стране процессов. В 1964 году было принято специальное Постановление ЦК КПСС «О дальнейшем развитии юридической науки и улучшении юридического образования в стране», в соответствии с которым уже в следующем учебном году в программу подготовки юристов в высших учебных заведениях был введен курс «Психология (общая и судебная)». Были развернуты прикладные психологические исследования для обеспечения целей правоохранительной, правоприменительной и профилактической деятельности.

Исследования отечественных специалистов в области юридической психологии за последние 30 лет имеют широкий диапазон. Это не только проблемы использования судебно-психологической экспертизы, психологии дознания и следствия, психологические проблемы профилактики правонарушений, но и вопросы психологии личности правонарушителя, психологии судопроизводства, правомерного поведения и др.

Происходящая в нашей стране перестройка послужила стимулом дальнейшего развития всех наук, в том числе и юридической психологии. Позитивные изменения наблюдаются в плане организации научных исследований. Указанные процессы свидетельствуют о выходе юридической психологии на новый, третий этап развития, который продолжается в настоящее время.

Хр. Ю. Л. Штельцер.П. Д. Лодий.В. К. Елпатьевский.Г. С. Гордеенко

В конце XIX в. в связи с формированием криминалистики и криминологии интенсивно формируется судебная, а затем и юридическая психология. Известный французский психолог Э. Клапаред, читавший курс лекций по судебной психологии в Женевском университете, значительно расширил круг судебно-психологических проблем и в начале XX в. ввел термин "юридическая психология".

Основоположник криминалистики Ганс Гросс создал фундаментальный труд "Криминальная психология". Г. Гросс рассматривал судебную психологию как прикладную отрасль общей психологии. "Чтобы знать правила, которые руководят психическими процессами в судебной деятельности, требуется особая отрасль прикладной психологии. Эта последняя занимается всеми психологическими факторами, которые могут идти в расчет при установлении и обсуждении преступления".

Г. Гросс познакомил юристов с современными ему достижениями в экспериментальной психофизиологии (с учением Густава Теодора Фехненра о закономерностях ощущений), с особенностями психомоторных реакций человека, с закономерностями мышления, памяти и др. Получает развитие психология формирования и получения показаний (Марбе, Штерн, Вертгеймер). Альберт Хельвиг исследует психологию допрашивающего (полицейского, судьи, эксперта) и допрашиваемого (обвиняемого, потерпевшего, свидетеля), разрабатывает психологическую технику допроса.

Под влиянием психоаналитической теории Зигмунда Фрейда судебные психологи стали предпринимать попытки проникновения в подсознательную сферу преступников, раскрытия глубинных личностных образований у преступников (Франц Александер, Гуго Штауб, Альфред Адлер, Вальтер Бромберг и др.). Заключенные обследовались психодиагностическими тестами и другими психоаналитическими методами. Психологи и криминологи приходят к выходу, что у большинства преступников не развита высшая психическая сфера личности, именуемая З. Фрейдом как Супер-Эго (Сверх-Я), разорвана внутренняя структура социального самоконтроля, наличествует дисбаланс во взаимодействии тормозных и возбудительных процессов. Преступная наклонность формируется в результате неудач в стабилизации своего Эго (Я), вследствие ранней психической травматизации и десоциализации

Распространение идеи исправления и перевоспитания преступника заставило право обратиться к психологии для научного обоснования этих проблем. Над их решением в начале XIX в. в России работали В. К. Елпатьевский, П. Д. Лодий, Л. С. Гордиенко, Хр. Штельцер и др.

Однако сама психология, носившая в то время метафизический, умозрительный характер, не могла даже в союзе с уголовным правом разработать достаточно обоснованные критерии и методы изучения человеческой личности.

Значительное количество работ по юридической психологии появилось в России в 3-й четверти XIX в. Это работы И. С. Баршева «Взгляд на науку уголовного законоведения», К. Я. Яновича-Яневского «Мысли об уголовной юстиции с точки зрения психологии и физиологии», А. У. Фрезе «Очерк судебной психологии», Л. Е. Владимирова «Психические особенности преступников по новейшим исследованиям» и некоторые другие.

В указанных работах высказывались идеи чисто прагматического использования психологических знаний в конкретной деятельности судебных и следственных органов. Так, И. С. Баршев, например, писал, что если судья не знает психологии, то это будет «суд не над живыми существами, а над трупами».

В работах немецких ученых И. Гофбауэра «Психология в ее основных применениях в судебной жизни» (1808) и И. Фридриха «Систематическое руководство по судебной психологии» (1835) сделана попытка использовать данные психологии в расследовании преступлений.

Психологические вопросы оценки свидетельских показаний занимали и выдающегося французского ученого-математика Лапласа. В «Опытах философии теории вероятностей», изданной во Франции в 1814 году (русский перевод — М., 1908), Лаплас рассматривает вероятность свидетельских показаний наряду с вероятностью исходов судебных приговоров, резолюций на собраниях и т. д., пытаясь дать им оценку в математическом исчислении. Он считал, что элементы вероятности того, что данное показание соответствует действительности, слагаются:

• из вероятностей самого события, о котором повествует свидетель;

• из вероятности четырех гипотез в отношении допрашиваемого:

а) свидетель не ошибается и не лжет;

б) свидетель лжет, но ошибается;

в) свидетель не ошибается, но лжет;

г) свидетель и лжет, и ошибается.

Лаплас понимал трудность оценки подобным образом правдивости или ложности показаний свидетеля из-за большого числа обстоятельств, сопровождающих факты, о которых они свидетельствуют, но считал, что суд в своих суждениях также опирается не на математическую достоверность, а лишь на вероятность. Но тем не менее схема Лапласа интересна как первая попытка создать научную методику оценки свидетельских показаний.

Изучение проблем судебной психологии долгое время дальше этих первых попыток не шло. Во второй половине XIX века не только успешное развитие естественных наук, но и рост преступности во всех ведущих капиталистических странах послужили толчком к дальнейшему оживлению и расширению судебно-психологических исследований.

Дата добавления: 2014-01-20