Нравственность перед искушением иномирностью

дзен-буддизмом, я могу ответить только: от себя. Это сво­бода от себя и непонятно для кого. Путем тренингов и медитаций мне рекомендуют убить мой мир, мой тип ви­дения, но кому, какому субъекту вместо меня или какой субъективности понадобится этот другой, объективный взгляд на вещи?

Разумеется, трудно не согласиться с X. Ортегой-и-Гассетом, когда он сетует на герметизм сознания чело­века массы, или не выразить солидарности с С. Л. Фран­ком в его отвержении маниакальности обыденного со­знания, замкнутого лишь на самом себе и не видящего глубин невыразимого бытия, на поверхности которого плавают предметы нашей повседневности. Но невозмож­но принять и противоположный взгляд: признание объек­тивности бытийного континуума при уничтожении я, той уникальной точки мироздания, которая этот континуум воспринимает или не воспринимает. Есть большая раз­ница между расширением моей субъективности, вклю­чением в нее новых неожиданных аспектов и ее сведе­нием к нулю, когда на место моей индивидуальности просто вливается безличный мир. Будет ли истинным «я», лишенное самости, стержня, своей, выражаясь язы­ком М. М. Бахтина, единой и единственной позиции в бытии?

С точки зрения Э. Фромма, наше наличное обыден­ное «я» очень склонно мыслить себя по типу предметнос­ти (на это обращал также внимание М. Хайдеггер, объяс­няя такую склонность, прежде всего, влиянием техники, заполнившей в XX в. человеческую жизнь). Мы не осо­знаем себя как пламя духа, как изменчивость, открытость, постоянную способность к иначедеиствию, напротив, мы весьма благосклонны к модусу «иметь». Это означает стремление сохранять неизменными собственную лич­ность, отношения с другими людьми, таланты и способ­ности, как сохраняют вещь. Сохранить себя в сорок лет таким, каким ты был в двадцать. Сохранить любовь та-

Лекция 8

кой, какой она была в первые два месяца знакомства. Сохранить свои знания, полученные в институте, нетро­нутыми (не забытыми, но и не изменившимися). Сохра­нить все имеющиеся блага, навсегда. Ничего не утра­тить, ничего не упустить. Мы желаем гарантий неизмен­ности и жалеем лишь о том, что чувства и отношения нельзя спрятать в сундук под замок. «Лишь по мере того, как мы начинаем отказываться, — пишет Э. Фромм, — а значит, перестаем связывать свою безопасность и чув­ство идентичности с тем, что мы имеем, и держаться за свое "я" и свою собственность, может возникнуть но­вый способ существования — бытие. "Быть" — значит отказываться от своего эгоцентризма и себялюбия, или, пользуясь выражением мистиков, стать "незаполненны­ми" и "нищими"». Эти идеи во многом почерпнуты Э. Фроммом у Мейетера Экхарта — выдающегося за­падного мистика.

Близкую идею о природе истинного человеческого «я» высказывает наш отечественный автор В. В. Налимов, опирающийся на идеи трансперсональной психологии. Он пишет: «Мы не можем сами схватить себя в своей целостности и готовы опять, но теперь уже с других бо­лее широких позиций говорить об иллюзорности личнос­ти... Эта способность быть иллюзорной и есть та самая главная, не схватываемая нами способность личности. В этом, как нам кажется, прежде всего ее сущность. Иллюзорность личности — в ее спонтанности. Личность — это спонтанность. Спонтанность — это открытость все­ленской потенциальности».

Таким образом, оказывается, что истинный путь лич­ности — путь непрерывного самоотрицания, негации, рас­ставания и забвения, такого обновления, которое меняет меня в корне, следа не оставляет от меня вчерашнего. Но тогда и в этом случае, подобно случаю стремления к интегральности, от моей самости ничего не остается! Кто меняется, если я, ни о чем не сожалея, отряхиваю со

Дата добавления: 2014-01-20