Можно указать на три характерные черты русского права

Первая черта — это неразвитость юридических традиций у рос­сийского населения, зачастую переходящая в правовой нигилизм, в отрицание самой необходимости и ценности права.

Государственная власть поддерживала и насаждала с помощью юридических средств господствующую идеологию, а та в спою очередь активно влияла на содержание правовых норм. Девять веков преоб­ладания христианства и семьдесят лет «марксистско-ленинской идео­логии» характеризуют вторую черту русского права, суть которой — идеологизация правовых норм, подчинение права идеологии.

Географическое положение русского государства и сосущество­вание и взаимодействие различных культур способствовали форми­рованию третьей характерной черты русского права — слиянию в нем европейских и азиатских начал. Свойственные западной культуре юридические формы тесно соединялись в России с присущими Вос­току коллективизмом, соборностью, общиной. Евразийский характер русской правовой культуры делает ее восприимчивой к иностранным влияниям.

Русское право выросло на основе восточнославянских, а отчасти финно-угорских и скандинавских (норманнских) юридических обы­чаев в конце I тысячелетия нашей эры. При возникновении и в первые века своего существования оно обладало всеми основными призна­ками древнего права в его восточном варианте. Однако внешние вли­яния, общение с более культурными народами, в первую очередь с наследницей Восточной Римской империи Византией, ускорили переход Руси к средневековому праву, что и произошло в Х1-ХП вв.

Замедленное изживание норм и институтов древнего права объ­ясняется отставанием средневековой Руси в социально-экономичес­ком развитии, а также политикой изоляционизма, которую право­славная страна проводила перед лицом более передовой католической и протестантской Европы: ограничение людских контактов и идео­логическая неприязнь мешали заимствованию прогрессивных новелл в правовой сфере.

Древнейшим источником права на Руси были юридические обычаи.

Усиление княжеской власти способствовало возникновению законодательства, основу которого составляет «Русская Правда» — важнейший памятник древнерусского права Она включала в себя нормы различных отраслей права, и в первую очередь уголовного и процессуального. Источником «Русской Прав­ды было обычное право. Вместе с тем она обобщила отдельные за­коны, принимавшиеся князьями, т.е. означала определенную систе­матизацию права.

«Русская Правда» — светский судебник. Он был создан государ­ственной властью и охватывал дела, подведомственные светским, го­сударственным органам, не вторгаясь в церковную юрисдикцию, ко­торая возникла с крещением Руси и была предусмотрена специаль­ными княжескими уставами. Вместе с тем в некоторых сферах, на­пример в наследственном праве, «Русская Правда» соотносилась с областью церковной компетенции.

В период средневековой раздробленности XIII—XV вв. среди ис­точников русского писаного права на первое место по количеству)! распространенности вышли княжеские грамоты. Они имели местное значение, и их действие не распространялось на всю территорию го­сударства. Постановления этих грамот дополняли и развивали нормы «Русской Правды», приспосабливая их к новым условиям.

Прибывшие из Византии священнослужители привезли на Русь сборники византийского канонического права, нормы которого на протяжении нескольких веков постепенно внедрялись в русскую пра­вовую систему. В результате подобной рецепции, заимствования по­явилась искаженная византийско-русская редакция законников, из­данных в Константинополе после Свода Юстиниана — так называв' мой Кормчей книги. Нормы византийского права — в целом более передового, чем древнерусское, — использовались церковными судами, но в силу особой роли христианской религии в средневековом обществе они также оказали позитивное воздействие на светское за­конодательство Руси — России.

Русская церковь с момента введения христианства стремилась обеспечить защиту своих интересов от чьих бы то ни было посягательств. С этой целью она добилась издания специальных актов кня-,_ской власти, полнивших название церковных уставов. Данными кументами определялось правовое положение православной церкви духовенства, устанавливались круг дел, подсудных церковным ин-_анциям, а также разнообразные льготы для церкви и ее людей.

Развитие законодательства путем издания отдельных актов пред­ставляло много неудобств, так как в результате накапливался огром­ный несистематизированный юридический материал, разобраться в котором было весьма трудно. Многие грамоты просто терялись, а дейтвующие противоречили друг другу. Следовательно, по мере объеди­нения русских земель возникла потребность в кодификации сущест­вовавшего законодательного массива. Изменить разом нормы граж­данского права было невозможно. Гораздо проще оказалось привести к одному знаменателю организацию судов и судопроизводство. Вот почему первые общегосударственные сборники законов, появив­шиеся после «Русской Правды», представляют собой процессуаль­ные кодексы и называются судебниками. Первый судебный устав — Судебник 1497 г. — был издан князем Иваном 111, второй, сменив­ший его судебник — Царский — появился в самом начале правления Ивана IV— в 1550 г.

Судебники систематизировали нормативные правовые материалы предшествующих региональных судебных грамот, в том числе Псков­ской и Новгородской, и подробно регламентировали ответственность за ряд новых для русского права преступлений: убиение государя, «по­сулы» (взятки судьям от тяжущихся) и др.

Наряду с Царским судебником в 1551 г. был составлен сборник церковного законодательства, который ввиду разделения его на сто глав получил позднее наименование Стоглав. Этот памятник русского права принимался церковным собором и содержал нормы об управ­лении православной церковью, о ее обрядах, о церковном суде.

Последовавшие за принятием Судебника 1550 I: дополнительные Указы и постановления (1550—1649 гг.) стали собираться в централь­ных органах управления — в приказах — в своеобразные хронологи­ческие сборники правовых норм. Каждый приказ отбирал для себя Те статьи или указы, которые относились к его ведению.

Развитие русского права в XV-XVI вв. способствовало появлению уникального законодательного акта, который был подготовлен принят Земским собором 1649 г., — Соборного уложения царя Алексея Михайловича. Соборное уложение подготавливалось более полуда и стало результатом творческой переработки многих предыдущих законодательных актов (судебников, грамот, указов), свода юридических норм Юго-Западной Руси (Литовский статут 1588 г.). Это важ­нейший из кодексов допетровской России, служивший основой рус­ского права на протяжении почти двух веков, вплоть до издания в царствование Николая I Свода законов Российской империи. Собор­ное уложение 1649 г. было первым законодательным актом, который был действительно опубликован и разослан в виде книги по всей Рос­сии. Отдельные нормы Соборного уложения были включены в Свод законов и таким образом действовали вплоть до свержения монархии в стране.

В течение первого полувека своего существования этот сборник русского законодательства был переведен на латинский и француз­ский, немецкий и датский языки. В тогдашней Европе ни в одном из государств не было закона, объединяющего в себе все писаное уго­ловное, процессуальное и светское гражданское право. Таким обра­зом, Россия, издав Уложение, опередила более передовые страны по уровню кодификации своего законодательства.

В отличие от обоих Судебников Уложение структурно подразде­лялось иа главы, а главы состояли из статей.

В Соборном уложении не было твердого разграничения права и морали. Законодатель не только устанавливал норму поведения, но и мотивировал свои решения, читая нравственные сентенции: Вторгаясь в сферу морали, Уложение в то же время оставляло без рассмотрения важнейшие юридические вопросы. В нем скудно осве­щены вещные и обязательственные отношения. В статьях Уложения нет изложения норм государственного права России времен царст­вования Алексея Михайловича. На основании Уложения невозможно представить себе государственное устройство и управление Москов­ского царства. Этот свод русского законодательства середины XVII в. охватывал преимущественно нормы административного, финансово­го, уголовного и процессуального права.

За семь веков русское писаное право проделало значительную эво­люцию. Однако оно не стало единственным источником русского права: подавляющее большинство населения — крестьяне — в повсе­дневной жизни продолжали руководствоваться «заветами глубоко!' старины» — юридическими обычаями, которые существовали в их общине на протяжении многих столетий, практически не изменяясь.

В 1721 г. Россия была провозглашена империей. Но историю им­перского права принято исчислять с 1696 г., когда Петр I стал еди­нодержавным правителем России. Правовая система императорской России была направлена на утверждение государства как решающей силы в правотворчестве.

В 60-е годы XIX в. появляются благоприятные условия для раз­вития правовых начал и в деле осуществления крупнейшей в истории страны правовой реформы, заложившей основы правовой государст­венности в России. Если предшествующая история характеризовалась некоторой задержкой правового развития (сильные общинные тра­диции, правовой нигилизм и т.д.), то конец XIX — начало XX в. зна­менуются значительным подъемом в юридической сфере.

В течение двух столетий право Российской империи представляло собой сплав средневековой и западной правовых систем. Даже после реформ 60-х годов XIX столетия и 1905-1907 гг. в русском праве не были вытеснены остатки юридического средневековья: они сохраня­лись в важнейших сферах публичного и частного права. Однако, не­смотря на переходный характер российской правовой системы в пе­риод империи, она как в дореформенное, так и в послереформенное время бесспорно относилась к романо-германской правовой семье. Юридической нормой считалось лишь установленное государствен­ной властью правило, приказ суверена, обращенный к подданным. А судебная практика не признавалась полномочной творить право.

Единственным источником русского права в императорскую эпоху признавали закон. Обычай, игравший прежде определяющую роль в правотворчестве, отступил на задний план, утратил значение правообразующего фактора. Со времени царствования Петра I в ка­честве главного источника законодательства стали выступать сообра­жения целесообразности и заимствования из иностранного права. Этим определялся реформаторский характер имперского законода­тельства.

Законы XVIII в. нередко переводились с немецкого и шведского языков и были гораздо менее понятны народу, чем Соборное уложение с его весьма оригинальной русской правовой терминологией.

В XIX в. юридическая терминология отстоялась, язык высших со­словий остался недоступным для большинства населения. По мере распространения законодательных норм и народных представлений о праве возрастала потребность в широком опубликовании издавае­мых юридических актов. Наряду с обычной рассылкой в государст­венные учреждения стали шире практиковать чтение указов населе­нию. Обычно их читали в церквах, а в торговые дни — на ярмарках.

Важное место в истории развития русского права занимает коди­фикация, осуществленная комиссией во главе с ММ. Сперанским. Был повторен подвиг византийского императора Юстиниана, про­ведшего кодификацию римского права, и в семилетний срок была осуществлена грандиозная систематизация российского законода­тельства. Сначала проводилась работа по сбору и размещению в хро­нологической последовательности указов, международных договорен и важнейших судебных решений за 1649-1825 гг. В 1830 г было опуб­ликовано Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ}, включавшее все нормативные акты — от Соборного уложения до пос­ледних указов Александра I. Правовые акты, принятые до 1649 г., при­знавались недействительными и потому не были включены в Собра­ние законов.

В последующие годы это издание продолжалось: второе ПСЗ со­держало около 62 тыс. актов правления Николая I и Александра II; третье ПСЗ включило нормативные правовые акты двух последних императоров и было доведено до 1913 г. Всего до 1917 г. было выпу­щено в свет 45 фолиантов, являвшихся средоточием большей части правовых актов Российской империи.

Составление ПСЗ, помысли М.М. Сперанского, должно было слу­жить подготовительной работой для составления Свода законов. Из Полного собрания были составлены специальные исторические своды (законодательства) по отдельным вопросам. Затем из сводов устраня­лось все недействующее, а законоположения, сохранившие силу, были сведены в определенную систему. М.М. Сперанский принял при этом за образец Свод законов Юстиниана, руководствовался же он прави­лами, преподанными Ф. Бэконом: исключение всех повторений; со­кращение слишком многословных законов; из двух противоречащих друг другу законов предпочтение оказывать позднейшему.

Конечно, М.М. Сперанский не мог ограничиваться ролью про­стого собирателя действующих норм русского права. Чтобы логично соединить их, он иногда создавал новые юридические правила. Ярким примером подобного правотворчества, родившегося в результате учета передовых достижений западной юриспруденции, стало опре­деление права собственности — первое в истории русского законода­тельства.

В соответствии с эволюцией законодательства развивалась к юри­дическая наука. Что касается русской либеральной правовой мысли — работ Б.Н. Чичерина, П.И. Новгородцева, Б.А, Кистяковского и др., — то она уже в то время находилась на уровне передовых право­вых теорий. После революции 1905-1917 гг Россия готовилась воспринять новые кодексы, которые отвечали бы передовым достижениям западноевропейского права.

История имперской юстиции четко разделяется на два этапа. Пер­вый охватывал промежуток времени от реформ Петра Великого до утверждения Судебных уставов 1864 г.

Реформы, проведенные на первом этапе, смягчили средневековые черты российского правосудия.

Во-первых, судебные учреждения получили коллегиальное устрой­ство.

Во-вторых, судебная функция стала автономной частью админи­стративно-управленческой деятельности.

В-третьих, был установлен контроль за юстицией со стороны спе­циальных органов во главе с прокуратурой.

Однако суд оставался сословным: дворяне, граждане (мещане) и крестьяне судились в различных учреждениях юстиции. Сословной идеологией был проникнут самый образ мышления суда. Его не уда­лось отделить от административной власти. Правосудие вершили не только специализированные органы, но и учреждения управленчес­кие: губернские правления, полиции и др.

Второй этап правовой реформы длился полвека и был основан на четырех Судебных уставах 1864 г;. Таким образом, была создана весьма оригинальная система пра­восудия,

Во-первых, суд отделился от административной власти.

Во-вторых, был введен гласный состязательный процесс: право обвиняемого на защиту обеспечивала впервые созданная в России адвокатура.

В-третьих, законодательство о суде установило презумпцию не­виновности, а формальную силу доказательств заменило свободной оценкой их судом.

В-четвертых, сами судьи, как и судебные следователи (предвари­тельное следствие было передано от полиции суду), стали несменя­емыми по произволу власти и подлежали замене с соблюдением спе­циальной процедуры только в случае совершения ими серьезных пра­вонарушений.

В-пятых, был учрежден суд присяжных, обеспечивавший реаль­ное и непосредственное участие населения в отправлении правосудия. Составители Судебных уставов не ограничились механическим пере­носом этого демократического института из западных государств.

Именно благодаря творческому усвоению зарубежного юридического опыта русский суд присяжных стал заметным шагом в развитии ев­ропейской правовой культуры. Например, важным новшеством в и_е_ тории суда присяжных стала его аполитичность (дела о государствен­ных преступлениях, о многих должностных правонарушениях оказа­лись неподсудны суду присяжных в России),

Таким образом, развитие российской правовой системы в X-XIX вв., восприятие ею византийской культуры, православия, духа позднеримского права, а также североевропейских влияний позволя­ют сделать вывод о вхождении ее в романо-германскую семью пра­вовых систем. При этом можно отметить следующие особенности осо­бой — евразийской — разновидности.

Во-первых, высокая, приоритетная зашита общих интересов, об­щего дела, дух соборности в ущерб личным притязаниям индивида, его правам и интересам.

Во-вторых, слабость личностного правового начала в культуре во­обще.

В-третьих, широкое распространение неправовых регуляторов: моральных, морально-религиозных, корпоративных и т.д.

В-четвертых, отриц отношение православной религии к фундам устоям правового общества и к праву, правовой культуре,

В-пятых, высокая степень «присутствия» государственности в об­щественной жизни, в государственной идеологии, огосударствле­ние многих сторон общественной жизни, подчиненность права го­сударству,

4. Экономические корни права следует искать, прежде всего, в цивилизационной определенности. В настоящее время в общественном сознании достаточно прочно утвердилась мысль о том, что центром мировой цивилизации является, Западная Европа, или шире – Запад, включающий в себя еще и другие индустриально развитые страны. Следует заметить, что это представление является чисто «нововременным»; долгое время Западная Европа была скорее не центром мира, а его задворками. Не Запад, а именно Восток сохранил сокровища античной цивилизации, именно с Востока шли на Запад материальные и духовные богатства. Лишь в пятнадцатом веке возникает явление, ставшее осью мировой политики последних пятисот лет – экспансия Запада и индивидуальные попытки всего остального мира приспособиться, то есть изменить свою культуру и традиции так, чтобы не стать прямым пленником Запада. В течение несколь­ких десятков лет после освобождения Иберийского полуострова от мавров Испания и Португалия завладели мировой торговлей от Перу до Китая. Им на смену явились голландцы, англичане и фран­цузы. Через три столетия Западная Европа либо владела остальным миром, либо оказывала на него решающее влияние. Общее эволю­ционное развитие основных цивилизаций, периодически наруша­емое несчастьями завоевательных войн, но, в общем, примерно син­хронное, оказалось резко нарушенным раз и навсегда. Запад в исто­рически короткое время стал мировой мастерской, центром разви­тия производительных сил, плацдармом мировой науки, местом формирования нового индивида. Запад овладел мировыми комму­никациями и с развитием науки как производительной силы стал диктовать свою волю в мировом освоении природы. В поисках рын­ков и источников сырья он овладел (за малым исключением) всем миром, и к началу ХХ века политическая карта обрела характерную монохромность – целые континенты оказались в колониальной ор­бите нескольких западных стран. Мировые войны (трагедия внут­реннего раскола Запада) вернули карте мира прежнее многоцветие, но суть последнего полутысячелетия мирового развития была и ос­тается прежней Запад, вследствие своего необычайного броска впе­ред, обозначился как авангард мирового развития, оставляя прочий мир «реагирующей» массой, направляющей все свои силы на сокра­щение образовавшегося с середины XV века разрыва. Начиная с этого времени весь мир тайно или явно, успешно или безуспешно пытается догнать или копировать Запад.

Русский философ и политолог К. Леонтьев, крайне скептически относившийся к Западу, тем не менее, отмечал: «Здание европейской культуры гораздо обширнее и богаче всех предыдущих цивилизаций. В жизни европейской было боль­ше разнообразия, больше лиризма, больше сознательности, боль­ше разума и больше страсти, чем в жизни других, прежде погибших исторических миров. Количество первоклассных архитектурных памятников, знаменитых людей, священников, монахов, воинов, правителей, художников, поэтов было больше, войны громаднее, философия глубже, богаче, религия беспримерно пламеннее (на­пример, эллиноримская), аристократия резче римской, монархия в отдельных государствах определеннее (наследственнее) римской; вообще самые принципы, которые легли в основание европейской государственности, были гораздо многосложнее древних». Западная Европа за пятьсот лет сумела достичь результатов, которые стали образцом для всего остального мира.

Русский историк С.М.Соловьев объяснял подъем Запада следую­щим образом: «Все мы знаем, сколь выгодна для быстрого развития, социальной жизни близость океана, пространная линия побережья, умеренно разграниченные и четко очерченные пространства госу­дарств, удобные естественные системы для внутреннего движения, разнообразие физиологических форм, отсутствие огромных обре­меняющих пространств и благоприятный климат без нервирующей жары Африки и без азиатского мороза. Такие благоприятствующие обстоятельства отделяют Западную Европу от других частей света, и они могут рассматриваться как объяснения блестящего развития народов Европы, их доминирования над народами других частей Земли».

Превосходство Запада идеологически всегда идеологически обосновывали по-разному: и как фактор достоинства белой расы, и как свойство пуританского склада ума, и как следствие протестантской трудовой этики. Часто указывают на важную роль национальных государств, на геополитическую ситуацию, позволившую западноевропейцам быстро и эффективно, а главное самостоятельно освоить уникальное по своей удобности морское пространство вокруг Европы. Марксисты говорят о разложении феодализма и первоначальном­ капиталистическом накоплении.

Американский политолог Т.фон Лауэ объясняет необы­чайное и пока непревзойденное превосходство Запада уникальной комбинацией культурного единства и разнообразия в сравнитель­но небольшом географическом регионе, имеющем превосходный климат, естественные ресурсы и исключительно удобные внутрен­ние коммуникации. «Единство было обеспечено иудейско-христианской традицией, базирующейся на греко-римской культуре – оба явления представляют собой источник культурного творчества и растущей конкуренции в зоне Италии и Испании, в Западной Евро­пе. География и общее культурное наследство создали условия для быстрого взаимообмена основными культурными достижениями. Соперничество ремесленников, художников, ученых, а затем горо­дов, регионов и в конечном счете наций-государств вызвало к жиз­ни восходящую спираль вызовов и ответов, распространяющихся с постоянно растущей скоростью. С помощью аскетизма или, иными словами, религии, главная движущая сила культурного творчества – дисциплина индивидуального носителя и социальное взаимодей­ствие были развиты до интенсивности еще не виданной в мире».

Однако историческое пространство является именно «историческим» и поэтому никогда не застывает в раз и навсегда данных географических границах. Непрерывно и безмолвно продолжают свое развитие производительные силы, а вместе с ними расширяются и морские пути: с восточной части Средиземного моря они с течением вре­мени начинают распространяться уже на все это море, а оттуда дороги пошли в глубь Европейского материка. Центр мира перемещается на полуостров Италии, на са­мую середину Средиземного моря. Это также явилось в известной степени следствием закономерного расширения исторического пространства.

Далее, после длительного периода средних веков, на­ступает эпоха нового времени с его стремительным про­мышленным развитием. За стенами замков из среды кре­постных крестьян появляются горожане. Последние, в свою очередь, выдвигают предшественников буржуазии нового времени. Затем нарождается и сама буржуазия, для которой открытие Америки и морского пути через южный мыс Африки представляет новые сферы деятельности. Рынки Ост-Индии и Китая, заселение Америки, торговля с колониями – все это привело к невиданному раз­витию торговли, мореплавания и промышленности. В этих условиях Средиземное море оказалось слишком тесным. Историческое пространство общественных связей стало быстро расширяться. Люди выходят через Гибралтар и мужественно встречают бурные волны Ат­лантического океана... Ричард Тарнас полагает, что приобретение Западом такого великого изобретения цивилизации, как магнитного компаса, было одним из четырёх важных факторов, изменивших облик мира и мировоззрение человека. «Великие открытия», ставшие возможными благодаря магнитному компасу, принесли великие веяния в интеллектуальную сферу, одновременно и отражая, и побуждая дальнейшие исследования естественного мира, подтверждая и упрочивая новое самосознание Запада, стоявшего на подступах к героическим рубежам цивилизованной истории. Совершённые исследователями новых земель открытия, неожиданно обнаруженные ошибки, а порой, и невежество античных географов породили новое сознание собственной осведомленности и даже превосходства над учителями древности, прежде казавшимися непревзойдёнными, тем самым, подорвав все традиционные авторитеты. Одним из «разоблачённых» географов оказался Птолемей, что не замедлило сказаться и на его репутации астронома. Экспедиции мореплавателей требовали, в свой черёд, более точных астрономических познаний и более точных астрономов (из их числа в скором времени появится Коперник). Открытие новых континентов предоставило новые возможности для экономической и политической экспансии, что вызвало коренные преобразования в европейском общественном устройстве. Эти открытия принесли и знакомство с новыми культурами, религиями, с совершенно иным укладом жизни, обогатив европейское сознание неведомым дотоле ощущением относительности привычных ценностей, пришедшим на смену прежней уверенности в абсолютности собственных традиционных представлений. Горизонты Запада – географические, умственные, экономические, политические – неслыханным образом меняли очертания и неудержимо расширялись. Европе стало тесно в своих пределах

После того как все это произошло, прежняя феодаль­ная, или цеховая, организация промышленности уже не могла больше удовлетворить спроса, возраставшего вме­сте с новыми рынками. Ее место заняла мануфактура. Но и мануфактура со временем перестала отвечать запро­сам все расширяющихся рынков. В промышленности должна была произойти техническая революция, и она произошла благодаря силе пара и машин. Таким образом, развитие средств сообщения вызыва­ет развитие промышленности, развитие промышленности в свою очередь приводит к дальнейшему развитию средств сообщения, и такая взаимосвязь вызывает стремительное расширение исторического пространства. Крупная промышленность создает мировой рынок, миро­вой рынок дальше развивает крупную промышленность. С открытием мирового рынка и на его основе производ­ство и потребление самых различных стран приобретают международный характер. Промышленность перерабаты­вает уже не местное сырье, а привозимое из самых отда­ленных районов земного шара; фабричные продукты про­даются во всех частях света. На смену старой местной и национальной замкнутости и существования за счет продуктов собственного производства приходят всесто­ронние связи и всесторонняя зависимость наций друг от друга. Далее изменения в сфере материального производ­ства не могли не вызвать огромных изменений и в сфе­ре духовной культуры: достижения отдельных наций ста­новятся общим достоянием. Из множества национальных литератур и искусств образуются единая всемирная лите­ратура и единое искусство. Буржуазия вовлекает в цивилизацию даже самые варварские нации. Еще К. Маркс отмечал: «Дешевые цены ее товаров – вот та тяжелая артиллерия, с помощью ко­торой она разрушает все китайские стены и принуждает к капитуляции самую упорную ненависть варваров к ино­странцам... Так же, как деревню она сделала зависимой от города, так варварские и полуварварские страны она поставила в зависимость от стран цивилизованных»

В это время как Запад усиливал свое экономическое развитие, для России оно было чрезвычайно невысоко

5. Большинство исследователей как российских, так и западных обращали внимание скорее на различия в социально-политических аспектах развития России и Запада, нежели на сходстве. Мысль о глубоком различии между Россией и Западом объединяет лучших российских мыслителей, выясняющих: одни – «совершенную самобытность» русской истории, другие – «её крайнее своеобразие», третьи – её «полную противоположность» истории западной, до резкого «контраста». Поражает, однако, тот факт, что определённый одинаковый комплект отрицательных характеристик российские исследователи приписывали Западу, а западные – России. Так, славянофил И.Киреевский в области государственного развития находил в России целостность в противоположность западной раздвоенности. Государство на Западе возникает как следствие завоеваний и деспотизма, в России – из естественного развития народного быта.

Как ни странно солидаризируется с ним и западник К.Д.Кавелин, отмечавший полную противоположность русской и западной государственности, видевший в новгородском республиканском устройстве не общеевропейские корни, а, прежде всего элемент общинного устройства

Другие западники – Т.Н.Грановский, Б.Н.Чичерин, а ранееИ.Ф.Эверс рассматривали историю России всё же, как проявление всемирно-исторических закономерностей. С.М.Соловьев, прежде солидаризировавшийся с К.Д.Кавелиным, под влиянием социологии Г.Бокля объясняет некоторую задержку в развитии России и специфику её государственности в географическими условиями, жидким состоянием, когда полукочевое население было похоже на перекати-поле, не связанного узами недвижимой собственности и прочной системы отношений.

П.Н.Милюков, исходя из этого же параметра «жидкого элемента» в русской истории, выводит резкую противоположность между российским и западным развитием, которую он сам определил как контраст... Европейское общество, по мнению Милюкова, развивалось нормально, в результате внутреннего процесса, снизу вверх. На Западе средний слой феодалов-землевладельцев вырос на сформировавшемся низшем слое оседлого крестьянства. Высшей надстройкой явилась государственная власть. В России процесс был противоположный: сверху вниз. Государственная организация опережает внутренний процесс экономического развития; она закрепила под собой военно-служивый класс, занявший место местной земельной аристократии, а военно-служивый закрепил под собой крестьянство. По этому же контрасту с Западом шло и последующее развитие России: государственная власть строила общество и связи, прежде всего с потребностями внешней самозащиты.

Чрезвычайно интересна и плодотворна так называемая «вотчинная теория» В.О.Ключевского, в которой происхождение власти на Руси, взаимоотношения великий князей, собиравших государство и удельных князей, преследующих центробежные тенденции, отношений «сюзерен–вассал», обусловливается спецификой собственности на Руси, принципиально отличной от западной, взаимоотношений власти и собственности.

В самом деле, природа российской государственности отлична от западной. Это различие видно даже этимологически. Русское слово «государство» восходит к «государю», термину частноправовому, собственнику рабов и вещей. Западные обозначения государства (английское state или французское etat) являются публично-правовыми понятиями «состояния, упорядоченности». Западноевропейские государства, пронизанные римским правом, уже в раннем средневевье чётко разделяют публичную власть государя и его частную собственность, imperium и dominium.

Россия действительно всегда шла свои путём, создавая особую восточноевропейскую цивилизацию совместно с народами, втянутыми в орбиту становящейся империи. Россия, к несчастью, не пережила трёх великих потрясений, сотворивших запад – Возрождения, Реформации, Просвещения. Все эти эпохальные перевороты западноевропейской истории коснулись России лишь краем, лишь в отдельных чертах.

Большинство западных исследователей России отмечают черты её несхожести с Западной Европой, полагая, что в основе этого лежит принцип государственного устройства. Европейцы единодушно отмечают, что Россия – это «особый мир». Британский историк Дж. Кларк пишет о России XVI века как о государстве, несущем в себе элементы европейской и азиатской ментальности, отмечает специфику восточноевропейского христианства, но, прежде всего сугубо восточный, деспотический, пирамидальный способ правления российских монархов, взявших себе титул царя (усечённое имя Цезаря). В.О Ключевский, придававших огромное значение мнению иностранцев о России сделал сводку их мнений о русской жизни исследуемого периода, откуда ясно, что хозяйственная жизнь, социально-экономическая жизнь России и Западной Европы изрядно отличалась. При этом В.О.Ключевский обращает внимание на очень слабое развитие товарно-денежных отношений в России даже в XVI веке. Многочисленные свидетельства как российских, таки западных дипломатов, купцов, путешественников XV – XVI веков говорят о крайнем взаимном удивлении таковых при сопоставлении российских и западноевропейских городов. Российский город просто не был городом в западноевропейском смысле, а в российском понимании западноевропейскому городу не было строгого аналога городам, посадам, посадцам и другим русским поселениям того времени. Всё это свидетельствует о чрезвычайно больших различиях между Россией и Западной Европой, проявляющихся в формах государственного устройства, социально-экономической, духовно-религиозной и культурной жизни. На то, что «русские сформировались на особой почве» обращают внимание и современные исследователи.

Россия, начиная с XV – XVI века, была для Запада объектом внешним, годным для торговой эксплуатации, а затем и для военной экспансии. Отмечая шесть форпостов в истории Западной Европы, А.Тойнби специально останавливается на борьбе «Западного мира против Московии».

Но, как показывает практика, невозможно жить изолированно на одном континенте. Еще в XV – XVI веках сложилось представление об общем европейском доме, об общеевропейских ценностях, об взаимовыгодности торгово-экономического, культурного обмена, о значимости дипломатических контактов и необходимости военного сотрудничества. России для того, чтобы встать вровень с западноевропейскими странами, необходимо было доказать это динамикой развития различных сфер жизни. Западной Европе необходимо было осознать, что игнорировать всё возрастающую мощь Российского государства нельзя, ибо это не отвечает собственным интересам. Россию уже нельзя было представлять только дикой, варварской страной, не имеющей своей собственной государственно-политической и философской мысли. Подтверждением этого и является возникновение приблизительно в одно и то же время сходных государственно-философских доктрин в России и на Западе.

6. Естественно, что Европа никогда не была единой. Пространственная разделённость была обусловлена социокультурными и идеологическими основаниями. Разделение европейского мышления на две ветви – западную, латинскую, католическую, и восточную, византийскую, православную, произошло в средние века. Истоком и фундаментом всего европейского мировоззрения является древнегреческая философия.

Западноевропейская схоластика получила древнегреческое наследство в латинских переводах, огромное значение придавалось комментариям к этим переводам, которые для переводчиков-монахов были едва ли не важнее самого текста. Главной задачей средневековой западноевропейской схоластики была интерпретация и согласование учения Аристотеля с христианской теологией. Искажённый в плотиновском духе Аристотель продолжал искажаться в духе средневековых переводчиков и комментаторов. У Аристотеля брали то, что было необходимо для западного христианства и для западной схоластики. Западноевропейское мышление сформировалось как рационалистическое, рационализм пронизывает всю духовную жизнь Западной Европы.

В Восточной Римской империи, далее в Византии влияние собственно греческой философии было гораздо сильнее, античная грамотность и традиции сохранились дольше, тем более что говорили и писали там на греческом языке. Весь дух был гораздо ближе к античности, чем на Западе. В отличие от Запада, ведущим философом был не создатель логики Аристотель, а Платон, открывший мир идей. До завоевания турками Византии и массового исхода оттуда философов и богословов в Западной Европе мало знали о Платоне. Отцом православия стал византийский патриарх Фотий (810-897), имеющий для восточных церквей такую же роль, как Фома Аквинский – для западных. Фотий отрицал претензии западного христианства на исключительность, доказывал, что Византия – единственный очаг европейской культуры, всячески противопоставлял западное, римское христианство восточному, византийскому. Платоновским духом (а, по сути, – духом Фотия) пронизана идея строя славянской письменности, а также православная церковная литургия.

Мышление западноевропейского человека сформировалось в период схоластики, восточноевропейского (и, прежде всего славян) под влиянием византийских идей. Греческое духовное наследие выражается у славян в общем, нерасчленённом отношении человека к миру и другим людям.

Со временем две ветви европейского мышления – западное, латинское, католическое, расчленённо-логическое, т.е. аристотелевское, и восточное, византийское, православное, синкретическое, т.е. платоновское, – всё больше отделялись друг от друга. Это разделение усугублялось не только разделением церквей, но и границами государств, чьей ментальной самоидентичностью стало соответственно аристотелевское или платоновское мироощущение.

Разделение Церкви на Западную и Восточную началось еще в V веке, но формально было провозглашено в 1054. Если Римская католическая церковь настаивала на первенстве Рима и папской власти, по-своему интерпретируя слова о Церкви, с которыми Христос, согласно Евангелию от Матфея, обратился к Петру, то Восточная православная церковь скорее была экуменическим сообществом, связанным общностью веры, причём мирянам была отведена гораздо большая роль в религиозных делах, чем это было в католицизме, в отличие от чисто западной диалектики государства и церкви (которая возникла по причине и варварских вторжений и политического и культурного отрыва от прежней Западной Римской империи), на Востоке церковь была тесно связана с политической системой Византии. Патриарх Константинопольский нередко подчинялся восточному императору, который, как правило, пользовался полновластием в церковных делах. В целом, потребность в ортодоксальной доктрине, которая до мельчайших подробностей была определена и предписана некой верховной властью, на Востоке ощущалась значительно слабее, нежели на Западе, и высшим авторитетом в вопросах догмы почитался там не первосвященник, а Вселенский собор. Христианская истина рассматривалась там, в отличие от Запада, не как окончательно сформулированная догматическая система, но как такая деятельность, которую можно переживать внутри самой Церкви. Если на Западную церковь основное влияние оказало учение Августина, то Восточное богословие уходило корнями к писаниям греческих Отцов Церкви. На Востоке почти отсутствовали «юридические» отношения между Богом и человеком, характерные для западного христианства, зато преобладали мотивы как вочеловечение Бога, обожествление человечества и божественное преображение космоса. В целом восточное христианство оставалось ближе к единящему мистическому порыву, появившемуся в христианской вере благодаря Иоанну Богослову, тогда как Запад устремился

в более дуалистическом направлении, указанном Августином. Конечно, на основе господства христианской религии в Европе создались какие-то связи и отношения между единоверцами. Но если эти связи сопоставить с теми коренными изменениями в облике мира, которые капитализм осуществил через развитие своей промышленности, тор­говли и средств связи, то здесь не найдется никакого ме­ста для сравнения.

ВЫВОДЫ

1. Глубинные смыслы формирования права конкретного общества являются основными характеристиками правовой духовно­сти народа и его правовой культуры. Из свойств системы общественных правоотношений и из черт совокупной пра­вовой практики, взятых вне их обусловленности правосоз­нанием, невозможно вывести специфику общ правовой культуры.

2. Анализ конкретных исторически определенных форм правовой культуры должен приниматься в качестве узлового пункта сравнительного исследования правовых культур.

3. Правовые культуры, по-прежнему, как и в более отдаленные историчес­кие эпохи, остаются в своей основе самодостаточными, относительно замкнутыми и лишь умозрительно, теорети­чески сопоставимыми. Поэтому, в частности, современная идея плюрализма не только интересов, но и ценностей, вы­ступающая как один из принципов международного права, является не просто идеологе-политической установкой, но и объективной характеристикой общественной жизни, ее закономерностей и тенденций.

Дата добавления: 2014-01-11