Ю. Б. Гиппенрейтер

МЕТОД ИНТРОСПЕКЦИИ И ПРОБЛЕМА САМОНАБЛЮДЕНИЯ¹

В психологии сознания метод интроспекции (букв, «смотрения внутрь») был признан не только главным, но и единственным методом психологии.

В основе этого убеждения лежали следующие два бесспорных об­стоятельства.

Во-первых, фундаментальное свойство процессов сознания непосред­ственно открываться (репрезентироваться) субъекту. Во-вторых, «закры­тость» тех же процессов для внешнего наблюдателя. Сознания разных лю­дей сравнивались в то время с замкнутыми сферами, которые разделены пропастью. Никто не может перейти эту пропасть, никто не может непо­средственно пережить состояния моего сознания так, как я их переживаю. И я никогда не проникну в образы и переживания других людей. Я даже не могу установить, является ли красный цвет красным и для другого; возможно, что он называет тем же словом ощущение совершенно иного качества!

Я хочу подчеркнуть, казалось бы, кристальную ясность и строгость выводов психологии того времени относительно ее метода. Все рассуждение заключено в немногих коротких предложениях: предмет психологии — факты сознания; последние непосредственно открыты мне — и никому больше; следовательно, изучать их можно методом интроспекции — и ни­как иначе.

Однако простота и очевидность каждого из этих утверждений, как и всего вывода в целом, только кажущиеся. В действительности в них за­ключена одна из самых сложных и запутанных проблем психологии — проблема самонаблюдения.

Нам и предстоит разобраться в этой проблеме.

¹ Гиппенрейтер Ю.Б. Введение в общую психологию. М.: ЧеРо, 1988. С. 36—50.

106 Тема 2. Становление предмета психологии

Мне хотелось бы, чтобы на примере рассмотрения этой проблемы вы увидели, как много значат в науке критичность и одновременно гибкость подхода. Так, на первый взгляд очевидный тезис начинает расшатывать­ся от того, что к нему подходят с других точек зрения и находят незаме­ченные ранее оттенки, неточности и т.п.

Давайте же займемся более внимательно вопросом о том, что такое интроспекция, как она понималась и применялась в качестве метода пси­хологии на рубеже XIX—XX вв.

Идейным отцом метода интроспекции считается английский фило­соф Дж.Локк (1632—1704), хотя его основания содержались также в де­картовском тезисе о непосредственном постижении мыслей.

Дж. Локк считал, что существует два источника всех наших знаний: первый источник — это объекты внешнего мира, второй — деятельность собственного ума. На объекты внешнего мира мы направляем свои внеш­ние чувства и в результате получаем впечатления (или идеи) о внешних ве­щах. Деятельность же нашего ума, к которой Локк причислял мышление, сомнение, веру, рассуждения, познание, желания, познается с помощью особо­го, внутреннего, чувства — рефлексии. Рефлексия, по Локку, — это «наблю­дение, которому ум подвергает свою деятельность»¹.

Дж.Локк замечает, что рефлексия предполагает особое направление внимания на деятельность собственной души, а также достаточную зре­лость субъекта. У детей рефлексии почти нет, они заняты в основном по­знанием внешнего мира. Она может не развиться и у взрослого, если он не проявит склонности к размышлению над самим собой и не направит на свои внутренние процессы специального внимания.

«Ибо хотя она (т.е. деятельность души. — Ю.Г.) протекает постоян­но, но, подобно проносящимся призракам, не производит впечатления, дос­таточно глубокого, чтобы оставить в уме ясные, отличные друг от друга, прочные идеи»².

Итак, у Локка содержится, по крайней мере, два важных утверждения.

1. Существует возможность раздвоения, или «удвоения», психики. Ду­
шевная деятельность может протекать как бы на двух уровнях: процессы
первого уровня — восприятия, мысли, желания; процессы второго уровня —
наблюдение, или «созерцание» этих восприятий, мыслей, желаний.

2. Деятельность души первого уровня есть у каждого человека и да­
же у ребенка. Душевная деятельность второго уровня требует специаль­
ной организации. Это специальная деятельность. Без нее знание о душев­
ной жизни невозможно. Без нее впечатления о душевной жизни подобны
«проносящимся призракам», которые не оставляют в душе «ясные и проч­
ные идеи».

¹ Локк Дж. Опыт о человеческом разуме // Избр. филос. произведения. М., 1960. С. 129.

^гТам же. С. 131.

Гиппенрейтер /О. Б. Метод интроспекции... 107

Эти оба тезиса, а именно, возможность раздвоения сознания и необ­ходимость организации специальной деятельности для постижения внут­реннего опыта, были приняты на вооружение психологией сознания. Бы­ли сделаны следующие научно-практические выводы:

1. Психолог может проводить психологические исследования толь­
ко над самим собой. Если он хочет знать, что происходит с другим, то дол­
жен поставить себя в те же условия, пронаблюдать себя и по аналогии за­
ключить о содержании сознания другого человека.

2. Поскольку интроспекция не происходит сама собой, а требует осо­
бой деятельности, то в ней надо упражняться, и упражняться долго.

Когда вы будете читать современные статьи с описанием эксперимен­тов, то увидите, что в разделе «Методика», как правило, приводятся различ­ные сведения об испытуемых. Обычно указывается их пол, возраст, образо­вание. Иногда даются специальные, важные для данных экспериментов, сведения: например, о нормальной остроте зрения, умственной полноценно­сти и т.п.

В экспериментальных отчетах конца прошлого и начала нашего века также можно обнаружить раздел с характеристикой испытуемых. Но он выглядит совсем необычно. Например, читаешь, что одним испытуемым был профессор психологии с десятилетним интроспекционистским ста­жем; другой испытуемый был, правда, не профессор, а всего лишь ассистент-психолог, но также опытный интроспекционист, так как прошел 6-месячные курсы интроспекции, и т.п.

Психологи того времени отмечали важные дополнительные преиму­щества метода интроспекции.

Во-первых, считалось, что в сознании непосредственно отражается причинная связь психических явлений. Например, если я захотела под­нять руку и подняла ее, то причина действия мне непосредственно извест­на: она присутствует в сознании в форме решения поднять руку. В более сложном случае, если человек вызывает во мне сострадание и я стремлюсь ему всячески помочь, для меня очевидно, что мои действия имеют своей причиной чувство сострадания. Я не только переживаю это чувство, но знаю его связь с моими действиями.

Отсюда положение психологии считалось намного легче, чем поло­жение других наук, которые должны еще доискиваться до причинных связей.

Второе отмечавшееся достоинство: интроспекция поставляет психо­логические факты, так сказать, в чистом виде, без искажений. В этом отно­шении психология также выгодно отличается от других наук. Дело в том, что при познании внешнего мира наши органы чувств, вступая во взаимо­действие с внешними предметами, искажают их свойства. Например, за ощущениями света и звука стоят физические реальности — электромагнит­ные и воздушные волны, которые совершенно не похожи ни на цвет, ни на звук. И их еще надо как-то «очищать» от внесенных искажений.

108 Тема 2. Становление предмета психологии

В отличие от этого для психолога данные ощущения есть именно та действительность, которая его интересует. Любое чувство, которое испы­тывает человек независимо от его объективной обоснованности или при­чины, есть истинный психологический факт. Между содержаниями соз­нания и внутренним взором нет искажающей призмы!

«В сфере непосредственных данных сознания нет уже различия ме­жду объективным и субъективным, реальным и кажущимся, здесь все есть, как кажется, и даже именно потому, что оно кажется: ведь когда что-нибудь нам кажется, это и есть вполне реальный факт нашей внут­ренней душевной жизни»¹.

Итак, применение метода интроспекции подкреплялось еще сообра­жениями об особых преимуществах этого метода.

В психологии конца XIX в. начался грандиозный эксперимент по проверке возможностей метода интроспекции. Научные журналы того времени были наполнены статьями с интроспективными отчетами; в них психологи с большими подробностями описывали свои ощущения, состоя­ния, переживания, которые появлялись у них при предъявлении опреде­ленных раздражителей, при постановке тех или иных задач.

Надо сказать, что это не были описания фактов сознания в естествен­ных жизненных обстоятельствах, что само по себе могло бы представить ин­терес. Это были лабораторные опыты, которые проводились «в строго кон­тролируемых условиях», чтобы получить совпадение результатов у разных испытуемых. Испытуемым предъявлялись отдельные зрительные или слу­ховые раздражители, изображения предметов, слова, фразы; они должны бы­ли воспринимать их, сравнивать между собой, сообщать об ассоциациях, ко­торые у них возникали, и т.п.

Эксперименты наиболее строгих интроспекционистов (Э. Титчене-ра и его учеников) осложнялись еще двумя дополнительными требова­ниями.

Во-первых, интроспекция должна была направляться на выделение простейших элементов сознания, т.е. ощущений и элементарных чувств. (Дело в том, что метод интроспекции с самого начала соединился с атоми­стическим подходом в психологии, т.е. убеждением, что исследовать — значит разлагать сложные процессы на простейшие элементы.)

Во-вторых, испытуемые должны были избегать в своих ответах тер­минов, описывающих внешние объекты, а говорить только о своих ощуще­ниях, которые вызывались этими объектами, и о качествах этих ощущений. Например, испытуемый не мог сказать: «Мне было предъявлено большое, красное яблоко». А должен был сообщить примерно следующее: «Сначала я получил ощущение красного, и оно затмило все остальное; потом оно сме­нилось впечатлением круглого, одновременно с которым возникло легкое

¹ Лопатин Л.Н. Метод самонаблюдения в психологии // Вопросы философии и психологии. М., 1902. Кн. II (62). С. 1034.

Гиппенрейтер Ю.Б. Метод интроспекции... 109

щекотание в языке, по-видимому, след вкусового ощущения. Появилось также быстро преходящее мускульное ощущение в правой руке...»

Ответ в терминах внешних объектов был назван Э.Титченером «ошибкой стимула» — известный термин интроспективной психологии, отражающий ее атомистическую направленность на элементы сознания.

По мере расширения этого рода исследований стали обнаруживать­ся крупные проблемы и трудности.

Во-первых, становилась все более очевидной бессмысленность такой «экспериментальной психологии». По словам одного автора, в то время от психологии отвернулись все, кто не считал ее своей профессией.

Другим неприятным следствием были накапливающиеся противоре­чия в результатах. Результаты не совпадали не только у различных авто­ров, но даже иногда у одного и того же автора при работе с разными ис­пытуемыми.

Больше того, зашатались основы психологии — элементы сознания. Психологи стали находить такие содержания сознания, которые никак не могли быть разложены на отдельные ощущения или представлены в ви­де их суммы. Возьмите мелодию, говорили они, и перенесите ее в другую тональность; в ней изменится каждый звук, однако мелодия при этом со­хранится. Значит, не отдельные звуки определяют мелодию, не простая их совокупность, а какое-то особое качество, которое связано с отношениями между звуками. Это качество целостной структуры (нем. — «гештальта»), а не суммы элементов.

Далее, систематическое применение интроспекции стало обнаружи­вать нечувственные, или безббразные, элементы сознания. Среди них, на­пример, «чистые» движения мысли, без которых, как оказалось, невозмож­но достоверно описать процесс мышления.

Наконец, стали выявляться неосознаваемые причины некоторых яв­лений сознания (о них подробнее ниже).

Таким образом, вместо торжества науки, обладающей таким уни­кальным методом, в психологии стала назревать ситуация кризиса.

В чем же было дело? Дело было в том, что доводы, выдвигаемые в защиту метода интроспекции, не были строго проверены. Это были ут­верждения, которые казались верными лишь на первый взгляд.

В самом деле, начну с утверждения о возможности раздвоения соз­нания. Казалось бы, мы действительно можем что-то делать и одновре­менно следить за собой. Например, писать — и следить за почерком, чи­тать вслух — и следить за выразительностью чтения. Казалось бы, так — и в то же время не так или, по крайней мере, не совсем так!

Разве не менее известно, что наблюдение за ходом собственной дея­тельности мешает этой деятельности, а то и вовсе ее разрушает? Следя за почерком, мы можем потерять мысль; стараясь читать с выражением — перестать понимать текст.

Известно, насколько разрушающим образом действует рефлексия на протекание наших чувств: от нее они бледнеют, искажаются, а то и вовсе ис-

110 Тема 2. Становление предмета психологии

чезают. И напротив, насколько «отдача чувству» исключает возможность рефлексии!

В психологии специально исследовался вопрос о возможности од­новременного осуществления двух деятельностей. Было показано, что это возможно либо путем быстрых переходов от одной деятельности к другой, либо если одна из деятельностей относительно проста и проте­кает «автоматически». Например, можно вязать на спицах и смотреть телевизор, но вязание останавливается в наиболее захватывающих мес­тах; во время проигрывания гамм можно о чем-то думать, но это не­возможно при исполнении трудной пьесы.

Если применить все сказанное к интроспекции (а ведь она тоже вто­рая деятельность]), то придется признать, что ее возможности крайне огра­ничены. Интроспекцию настоящего, полнокровного акта сознания можно осуществить, только прервав его. Надо сказать, что интроспекционисты до­вольно быстро это поняли. Они отмечали, что приходится наблюдать не столько сам непосредственно текущий процесс, сколько его затухающий след. А чтобы следы памяти сохраняли возможно большую полноту, надо процесс дробить (актами интроспекции) на мелкие порции. Таким образом, интроспекция превращалась в «дробную» ретроспекцию.

Остановимся на следующем утверждении — якобы возможности с помощью интроспекции выявлять причинно-следственные связи в сфере сознания.

Пожалуй, примерами отдельных, так называемых произвольных, действий справедливость этого тезиса и ограничивается. Зато с каким количеством необъяснимых фактов собственного сознания мы встречаем­ся повседневно! Неожиданно всплывшее воспоминание или изменившее­ся настроение часто заставляют нас проводить настоящую исследователь­скую работу по отысканию их причин. Или возьмем процесс мышления: разве мы всегда знаем, какими путями пришла нам в голову та или иная мысль? История научных открытий и технических изобретений изобилу­ет описаниями внезапных озарений!

И вообще, если бы человек мог непосредственно усматривать при­чины психических процессов, то психология была бы совсем не нуж­на! Итак, тезис о непосредственной открытости причин на проверку ока­зывается неверен.

Наконец, рассмотрим мнение о том, что интроспекция поставляет сведения о фактах сознания в неискаженном виде. Что это не так, видно уже из сделанного выше замечания о вмешательстве интроспекции в ис­следуемый процесс. Даже когда человек дает отчет по памяти о только что пережитом опыте, он и тогда неизбежно его искажает, ибо направля­ет внимание только на определенные его стороны или моменты.

Именно это искажающее влияние внимания, особенно внимания на­блюдателя, который знает, что он ищет, настойчиво отмечалось критиками обсуждаемого метода. Интроспекционист, писали они не без иронии, нахо-

Гиппенрейтер /О. б. Метод интроспекции... 111

дит в фактах сознания только те элементы, которые соответствуют его тео­рии. Если это теория чувственных элементов, он находит ощущения, если безобразных элементов, — то движения «чистой» мысли и т.п.

Итак, практика использования и углубленное обсуждение метода ин­троспекции обнаружили ряд фундаментальных его недостатков. Они бы­ли настолько существенны, что поставили под сомнение метод в целом, а с ним и предмет психологии — тот предмет, с которым метод интроспек­ции был неразрывно связан и естественным следствием постулирования которого он являлся.

Во втором десятилетии нашего века, т.е. спустя немногим более 30 лет после основания научной психологии, в ней произошла револю­ция: смена предмета психологии. Им стало не сознание, а поведение че­ловека и животных.

Дж.Уотсон, пионер этого нового направления писал: «<...> психо­логия должна <...> отказаться от субъективного предмета изучения, ин­троспективного метода исследования и прежней терминологии. Сознание с его структурными элементами, неразложимыми ощущениями и чувст­венными тонами, с его процессами, вниманием, восприятием, воображени­ем — все это только фразы, не поддающиеся определению»¹.-^.^

Рассмотрим, какой оказалась судьба сознания в психологии. Уда­лось ли психологии полностью порвать с фактами сознания, с самим по­нятием сознания?

Конечно, нет. Заявление Дж. Уотсона было «криком души» психо­лога, заведенного в тупик. Однако после любого «крика души» наступают рабочие будни. И в будни психологии стали возвращаться факты созна­ния. Однако с ними стали обращаться иначе. Как же?

Возьмем для иллюстрации современные исследования восприятия человека. Чем они в принципе отличаются от экспериментов интроспек-ционистов?

И в наши дни, когда хотят исследовать процесс восприятия, напри­мер, зрительного восприятия человека, то берут испытуемого и предъяв­ляют ему зрительный объект (изображение, предмет, картину), а затем спрашивают, что он увидел. До сих пор как будто бы то же самое. Однако есть существенные отличия.

Во-первых, берется не изощренный в самонаблюдении профессор-психолог, а «наивный» наблюдатель, и чем меньше он знает психологию, тем лучше. Во-вторых, от испытуемого требуется не аналитический, а са­мый обычный отчет о воспринятом, т.е. отчет в тех терминах, которыми он пользуется в повседневной жизни.

Вы можете спросить: «Что же тут можно исследовать? Мы ежеднев­но производим десятки и сотни наблюдений, выступая в роли "наивного наблюдателя"; можем рассказать, если нас спросят, обо всем виденном, но

¹Уотсон Дж. Психология как наука о поведении. Госиздат Украины, 1926. С. 3.

112 Тема 2. Становление предмета психологии

вряд ли это продвинет наши знания о процессе восприятия. Интроспек-ционисты, по крайней мере, улавливали какие-то оттенки и детали».

Но это только начало. Экспериментатор-психолог для того и суще­ствует, чтобы придумать экспериментальный прием, который заставит та­инственный процесс раскрыться и обнажить свои механизмы. Например, он помещает на глаза испытуемого перевертывающие призмы, или пред­варительно помещает испытуемого в условия «сенсорного голода», или использует особых испытуемых — взрослых лиц, которые впервые уви­дели мир в результате успешной глазной операции и т.д.

Итак, в экспериментах интроспекционистов предъявлялся обычный объект в обычных условиях; от испытуемого же требовался изощренный анализ «внутреннего опыта», аналитическая установка, избегание «ошиб­ки стимула» и т.п.

В современных исследованиях происходит все наоборот. Главная на­грузка ложится на экспериментатора, который должен проявить изобре­тательность. Он организует подбор специальных объектов или специ­альных условий их предъявлений; использует специальные устройства, подбирает специальных испытуемых и т.п. От испытуемого же требуется обычный ответ в обычных терминах.

Если бы в наши дни явился Э.Титченер, он бы сказал: «Но вы бег конца впадаете в ошибку стимула!» На что мы ответили бы: «Да, но этс не "ошибка", а реальные психологические факты; вы же впадали в ошиб ку аналитической интроспекции».

Итак, еще раз четко разделим две позиции по отношению к интрос пекции — ту, которую занимала психология сознания, и нашу, современную

Эти позиции следует, прежде всего, разнести терминологически. Хо тя «самонаблюдение» есть почти буквальный перевод слова «интроспек ция», за этими двумя терминами, по крайней мере, в нашей литературе, за крепились разные позиции.

Первую мы озаглавим как метод интроспекции. Вторую — ка! использование данных самонаблюдения.

Каждую из этих позиций можно охарактеризовать, по крайней мере по двум следующим пунктам: во-первых, по тому, что и как наблюдается во-вторых, по тому, как полученные данные используются в научных целях

Таким образом, получаем следующую простую таблицу.

Таблица

	Метод интроспекции	Использование данных самонаблюдения
Что и как наблюдается	Рефлексия, или наблюдение (как вторая деятельность) за деятельностью своего ума	Непосредственное постижение фак­тов сознания («моноспекция»)
Как используется в научных целях	Основной способ получения научных знаний	Факты сознания рассматриваются как «сырой материал» для дальней­шего научного анализа

Гиппенрейтер Ю. Б. Метод интроспекции... 113

Итак, позиция интроспекционистов, которая представлена первым вертикальным столбцом, предполагает раздвоение сознания на основную деятельность и деятельность самонаблюдения, а также непосредственное получение с помощью последней знаний о законах душевной жизни.

В нашей позиции «данные самонаблюдения» означают факты соз­нания, о которых субъект знает в силу их свойства быть непосредствен­но открытыми ему. Сознавать что-то — значит непосредственно знать это. Сторонники интроспекции, с нашей точки зрения, делают ненужное добавление: зачем субъекту специально рассматривать содержания сво­его сознания, когда они и так открыты ему? Итак, вместо рефлексии — эффект прямого знания.

И второй пункт нашей позиции: в отличие от метода интроспекции использование данных самонаблюдения предполагает обращение к фак­там сознания как к явлениям или как к «сырому материалу», а не как к сведениям о закономерных связях и причинных отношениях. Регист­рация фактов сознания — не метод научного исследования, а лишь один из способов получения исходных данных. Экспериментатор должен в каждом отдельном случае применить специальный методический прием, который позволит вскрыть интересующие его связи. Он должен полагать­ся на изобретательность своего ума, а не на изощренность самонаблюде­ния испытуемого. Вот в каком смысле можно говорить об использовании данных самонаблюдения.

После этого итога я хочу остановиться на некоторых трудных во­просах. Они могут возникнуть или уже возникли у вас при придирчивом рассмотрении обеих позиций.

Первый вопрос, которого мы уже немного касались: «Что же, раздвое­ние сознания возможно или нет? Разве невозможно что-то делать — и од­новременно наблюдать за тем, что делаешь?» Отвечаю: эта возможность раз­двоения сознания существует. Но, во-первых, она существует не всегда: например, раздвоение сознания невозможно при полной отдаче какой-либо деятельности или переживанию. Когда же все-таки оно удается, то наблю­дение как вторая деятельность вносит искажение в основной процесс. По­лучается нечто, похожее на «деланную улыбку», «принужденную походку» и т.п. Ведь и в этих житейских случаях мы раздваиваем наше сознание: улыбаемся или идем — и одновременно следим за тем, как это выглядит.

Примерно то же происходит и при попытках интроспекции как спе­циального наблюдения. Надо сказать, что сами интроспекционисты мно­гократно отмечали ненадежность тех фактов, которые получались с помо­щью их метода. [Вот] слова одного психолога, написанные в 1902 г. по этому поводу:

«Разные чувства — гнева, страха, жалости, любви, ненависти, стыда, нежности, любопытства, удивления — мы переживаем постоянно: и вот можно спорить и более или менее безнадежно спорить о том, в чем же соб­ственно эти чувства состоят и что мы в них воспринимаем? Нужно ли луч-

8 Зак. 2652

Тема 2. Становление предмета психологии

шее доказательство той печальной для психолога истины, что в нашем внутреннем мире, хотя он всецело открыт нашему самосознанию, далеко не все ясно для нас самих и далеко не все вмещается в отчетливые и оп­ределенные формулы?»¹.

Эти слова относятся именно к данным интроспекции. Их автор так и пишет: «спорить о том, что мы в этих чувствах воспринимаем». Сами чувства полнокровны, полноценны, подчеркивает он. Наблюдение же за ними дает нечеткие, неоформленные впечатления.

Итак, возможность раздвоения сознания, или интроспекция, сущест­вует. Но психология не собирается основываться на неопределенных фак­тах, которые она поставляет. Мы можем располагать гораздо более надеж­ными данными, которые получаем в результате непосредственного опыта. Это ответ на первый вопрос.

Второй вопрос. Он может у вас возникнуть, особенно и связи с приме­рами, которые приводились выше, примерами из исследований восприятия.

В этой области экспериментальной психологии широко используют­ся отчеты испытуемых о том, что они видят, слышат и т.п. Не есть ли это отчеты об интроспекции? Именно этот вопрос разбирает известный совет­ский психолог Б.М.Теплов в своей работе, посвященной объективному ме­тоду в психологии.

«Никакой здравомыслящий человек, — пишет он, — не скажет, что военный наблюдатель, дающий такое, например, показание: "Около опуш­ки леса появился неприятельский танк", занимается интроспекцией и да­ет показания самонаблюдения. <...> Совершенно очевидно, что здесь че­ловек занимается не интроспекцией, а "экстроспекцией", не "внутренним восприятием", а самым обычным внешним восприятием»².

Рассуждения Б.М.Теплова вполне справедливы. Однако термин «экс-троспекция» может ввести вас в заблуждение. Вы можете сказать: «Хоро­шо, мы согласны, что регистрация внешних событий не интроспекция. По­жалуйста, называйте ее, если хотите, экстроспекцией. Но оставьте термин "интроспекция" для обозначения отчетов о внутренних психических со­стояниях и явлениях — эмоциях, мыслях, галлюцинациях и т.п.».

Ошибка такого рассуждения состоит в следующем. Главное различие между обозначенными нами противоположными точками зрения основы­вается не на разной локализации переживаемого события: во внешнем мире — или внутри субъекта. Главное состоит в различных подходах к соз­нанию: либо как к единому процессу, либо как к «удвоенному» процессу.

Б.М.Теплов привел пример с танком потому, что он ярко показыва­ет отсутствие в отчете командира наблюдения за собственным наблюде­нием. Но то же отсутствие рефлексирующего наблюдения может иметь место и при эмоциональном переживании. Полагаю, что и экстро-спек-

¹ Лопатин Л.Н. Метод самонаблюдения в психологии // Вопросы философии к
психологии. М., 1902. Кн. II (62). С. 1068.

² Теплое Б.М. Об объективном методе в психологии. М., 1952. С. 28.

[иппенрейтер Ю.Б. Метод интроспекции...

цию и интроспекцию в обсуждаемом нами смысле может объединить термин «моноспекция».

Наконец, третий вопрос. Вы справедливо можете спросить: «Но ведь существует процесс познания себя! Пишут же некоторые авторы о том, что если бы не было самонаблюдения, то не было бы и самопознания, самооцен­ки, самосознания. Ведь все это есть! Чем же самопознание, самооценка, са­мосознание отличаются от интроспекции?»

Отличие, на мой взгляд, двоякое. Во-первых, процессы познания и оценки себя гораздо более сложны и продолжительны, чем обычный акт интроспекции. В них входят, конечно, данные самонаблюдения, но только как первичный материал, который накапливается и подвергается обработ­ке: сравнению, обобщению и т.п.

Например, вы можете оценить себя как человека излишне эмоцио­нального, и основанием будут, конечно, испытываемые вами слишком ин­тенсивные переживания (данные самонаблюдения). Но для заключения о таком своем свойстве нужно набрать достаточное количество случаев, убе­диться в их типичности, увидеть более спокойный способ реагирования дру­гих людей и т.п.

Во-вторых, сведения о себе мы получаем не только (а часто и не столько) из самонаблюдения, но и из внешних источников. Ими являют­ся объективные результаты наших действий, отношения к нам других людей и т.п.

Наверное, трудно сказать об этом лучше, чем это сделал Г.-Х. Ан­дерсен в сказке «Гадкий утенок». Помните тот волнующий момент, когда утенок, став молодым лебедем, подплыл к царственным птицам и сказал: «Убейте меня!», все еще чувствуя себя уродливым и жалким существом. Смог бы он за счет одной «интроспекции» изменить эту самооценку, если бы восхищенные сородичи не склонили бы перед ним головы?

Теперь, я надеюсь, вы сможете разобраться в целом ряде различных терминов, которые будут встречаться в психологической литературе.

Метод интроспекции — метод изучения свойств и законов созна­ния с помощью рефлексивного наблюдения. Иногда он называется субъ­ективным методом. Его разновидностями являются метод аналитиче­ской интроспекции и метод систематической интроспекции.

Речевой отчет — сообщение испытуемого о явлениях сознания при наивной (неинтроспективной, неаналитической) установке. То же иногда называют субъективным отчетом, субъективными показания­ми, феноменальными данными, данными самонаблюдения.

Поведение как предмет психологии. Основные понятия, задачи и методы классического би­хевиоризма

Дата добавления: 2014-01-11