Экономика сырьевого государства: отсутствие перспектив

Неуклонный рост доли химико-металлургического и топливно-энергетического комплексов в структуре ВВП и, соответственно, экспорта означает, что в России к настоящему времени фактически сформировалась модель сырьевого государства. Безусловно, курс российского правительства на наращивание экспорта сырья, не лишен немалых достоинств сравнительно с ориентацией на его глубокую переработку внутри страны. Помимо большей интеграции России во всемирное хозяйство и получения доступа к мировым технологическим достижениям его реализация приводит к становлению мощных транснациональных корпораций (типа «Газпрома» и «Роснефти» как нынешних мировых лидеров в своей сфере), конкурентоспособность которых способна не только привлечь в нашу страну дополнительные валютные ресурсы и существенно пополнить государственную казну, но и запустить мультипликативный эффект развития сопряженных внутренне-ориентированных обрабатывающих отраслей и производств.

Вместе с тем хорошо знакомая хозяйственной практике модель сырьевой колонии имеет чрезвычайно серьезные изъяны. Уже в 1950-е гг. тезис о безусловно позитивном воздействии ресурсного богатства страны на ее хозяйственную динамику (стимулирующего приток иностранных инвестиций и преодоление тем самым острого дефицита капитала, необходимого для обеспечения полной занятости) был поставлен под сомнение. Уже тогда стало очевидным, что страна, экспортирующая продукцию добывающих отраслей, способна устойчиво функционировать в таком режиме только в случае высокой эффективности сырьевого сектора по критериям мирового рынка. Между тем по основным показателям (капиталоемкость, уровень текущих издержек, обеспеченность разведанными запасами, условия транспортировки) российский ТЭК уступает своим мировым конкурентам. Правда, это не относится к газовой отрасли. По данным РАО «Газпром», в 2005 г. разведанные (и доказанные) запасы природного газа в стране составляли 47,7 трлн куб.м. (27,9% мировых запасов). При нынешней среднегодовой добыче (заметно сократившейся с 1991 г., что уменьшило долю России с 30 до 22%) в 600 млрд куб. м. этого ценнейшего топлива нам должно хватить на 80 лет. Даже в случае дальнейшего нарастания экспорта газа (в связи с нарастающим мировым спросом на него, особенно со стороны Китая) Россия едва ли может столкнуться здесь с ценовой войной с другими поставщиками энергоносителей, тем более что в последнее время правительства стран-экспортеров газа ведут разговоры о целесообразности создания газового картеля по типу ОПЕК. Впрочем, и в данной сфере едва ли следует идеализировать ситуацию: европейские страны, приобретая неочищенный российский газ и используя его в качестве ценнейшего сырья для химической промышленности, получают в результате прибыль в несколько раз больше, чем их суммарные затраты на поставки природного газа.

Но вот по ключевым параметрам нефтедобычи Россия гораздо ближе к добывающим странам, ориентированным на использование этого стратегического сырья на внутреннем рынке, нежели к странам–экспортерам нефти. По величине доказанных запасов нефти (77,4 млрд барр. в 2010 г.) Россия занимает лишь седьмое место в мире, отставая от Саудовской Аравии (264,5),Венесуэлы (211,2), Ирана (137,0), Ирака(115,0), Кувейта (101,5) и ОАЭ(97,8 млрд барр.). Даже если исходить из оптимистических оценок запасов (основанных на засекречивании), при которых Россия все же выходит на второе место, нельзя не учитывать следующие обстоятельства.

Во-первых, рассмотрению России как экспортоориентированной страны, якобы призванной выступать энергетическим донором окружающего мира, препятствует то обстоятельство, что на внутреннее потребление в ней и поныне направляется около половины производимой на ее территории первичной энергии (в том числе примерно 2/3 добытых природного газа и угля и 1/3 – нефти). И хотя по доле топливно-энергетического комплекса в структуре национального продукта и экспорта Россия становится все ближе к государствам ОПЕК, однако крайне высокая энергоемкость создаваемого ВВП объективно отвергает ее некую «миссию» как сырьевого придатка, скажем, Евросоюза. Известно, что, хотя удельный вес Российской Федерации в мировом ВВП не превышает ныне 2,5% (без учета паритета покупательной способности валют), ее доля в потреблении энергии заметно выше и составляет 6%, что свидетельствует не только о крайне непростых территориально-климатических условиях хозяйствования, но и о непозволительно высоких здесь затратах энергии на единицу продукции. По прогнозам российского правительства, к 2020 г. объем промышленного производства увеличится на 90,9%, в то время как добыча сырой нефти – всего на 7,7% [6]. И даже если признать реалистичным прогнозируемое резкое (в 1,8 раза) сокращение энергоемкости национального продукта, нельзя не сделать вывод о том, что возможности продления в будущее курса на экспорт топлива упираются в жесткие материальные ограничения.

Во-вторых, при оценке перспектив развития российской экономики в рамках сырьевой модели следует учитывать и то обстоятельство, что затраты на добычу и транспортировку нефти, скажем, в Ханты-Мансийском автономном округе в 7–8 раз выше, чем в странах Персидского залива[7]. Доля трудно извлекаемых запасов нефти к настоящему времени приближается здесь к отметке в 70%. К тому же топливо, поставляемое в европейские страны, приходится перегонять по трубам, проложенным через зоны вечной мерзлоты, топи и болота. Если даже в территориально протяженной Канаде расстояние от нефтегазовых месторождений до потребляющих это топливо регионов не превышает 1500 км (а в остальных странах оно намного меньше), то в нашей стране оно составляет 2500–4000 км. Поэтому не случайно, как отмечает А. Сидорович, в структуре себестоимости ямальского газа затраты на его транспортировку от месторождения до территории Германии составляют 58,8% [8]. Преобладающая часть нефтяных ресурсов расположена в крайне неблагоприятных регионах, в то время как коммерчески выгодные запасы российской нефти, скорее всего, истощатся (в том числе из-за хищнической их эксплуатации) приблизительно в 2015–2017 гг.[9] Начиная с 2011 г. доходы государственного бюджета России, поступающие от «нефтянки», кардинальным образом сократились в связи с исчерпанием многих старых месторождений и налоговыми льготами, которые предоставлены государством компаниям, разрабатывающим новые месторождения нефти, по уплате ведущих рентных налогов – НДПИ и экспортной пошлины. Так что уже в ближайшее время нефтяная ловушка мнимого финансового благополучия скорее всего оглушительно захлопнется и отсечет основную часть населения от многих нынешних ставших привычными благ цивилизации. Велика вероятность, что даже в случае сохранения относительно высоких мировых цен на энергоносители сложится достаточно противоречивая ситуация, при которой нефть можно будет добывать и продавать, но разбогатеть на этом уже не удастся.

Впрочем, как доказывают события 2008–2009 гг., нельзя впредь исключать возможности серьезного падения мировых цен на нефть, которое оказывает крайне негативное влияние на финансовую систему России. Известно, что в отличие от стран ОПЕК, которые активно регулируя мировой рынок нефти, имеют широкие возможности наращивания ее экспорта при высоких мировых ценах и существенного сокращения в случае обвала цен, Россия (подобно Казахстану и Ираку), по-видимому, не располагает такими возможностями. Она по-прежнему много продает при низких ценах на нефть и оказывается не в состоянии значительно расширить вывоз «черного золота» при восходящей конъюнктуре нефтяного рынка. Как отмечает С. Смирнов, «если Саудовская Аравия во многом определяет рынок нефти, то Россия, напротив, определяется им. В этом смысле Россия зависит от рынка нефти гораздо сильнее, чем Саудовская Аравия» [10]. А так как американские нефтяные компании и по сей день сохраняют свое определяющее влияние на добывающую промышленность Саудовской Аравии, легко понять, какая из стран является ведущим субъектом регулирования мирового нефтяного рынка.

Вообще, страны с «большой нефтью» отличаются несравненно большей цикличностью своей хозяйственной эволюции, фазы которой отчетливо совпадают с перепадами объективно нестабильных, непредсказуемых нефтяных цен. Стереотип потребительского поведения, в соответствии с которым доходы от выигрыша в казино расходуются несравненно более легко, нежели подлинно трудовые доходы, характерен далеко не только для домохозяйств. Ему подвержены и многие государства, наращивающие бюджетные доходы от добычи и продажи сырья. Поэтому в периоды повышательной динамики цен на нефть в инвестиционных планах правительства вполне могут появиться излишне амбициозные, неэффективные проекты (типа поворота сибирских рек или строительства туннеля между Чукоткой и Аляской). Власти сырьевых государств намного легче решаются на необоснованные, дорогие внешние заимствования (залогом при этом становятся обычно природные ресурсы). А вот при низкой конъюнктуре мировых сырьевых рынков возвращать взятые кредиты становится крайне сложно, так как помимо серьезного оголения доходной части государственного бюджета падение курса национальной валюты резко утяжеляет внешний долг. Именно такую ломку, подобную наркоману, переживала в свое время экономика Испании после того, как пираты потопили одну из плывших из Америки «золотых» эскадр. В стране разразился глубокий экономический кризис, отразившийся на всей Европе и сопровождавшийся, в частности, банкротством ряда итальянских банков, которые выступали кредиторами испанской короны. Но даже если исходить из предпосылок о неотвратимости сохранения высоких цен на энергоносители в обозримом будущем и о принципиальной неисчерпаемости российских месторождений углеводородов (что, конечно же, крайне далеко от истины), то нельзя забывать о вполне ожидаемом открытии наукой новых источников энергии, не связанных с углеводородным сырьем. Впрочем, это случится еще не скоро. Прогноз Мирового энергетического конгресса показывает, что удельный вес альтернативных газу и нефти источников энергии в 2020 г. не превысит в мире 5,8%.

Дата добавления: 2014-01-11