Моделирование хозяйственного поведения человека с точки зрения экономической теории

ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ СОЦИАЛЬНОЙ И ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ

Исследовательская дисциплина, будь то экономическая теория или экономическая социология, имеет внутренний цикл своего развития, который условно можно разбить на шесть этапов:

1. Доклассический этап, происходит возникновение дисциплины, определяются ее исходные понятия и вводятся ключевые термины.

2. Классический этап, складывается общий дисциплинарный подход, разрабатываются первые системы понятий.

3. Неоклассический этап, или этап профессионализации, в ходе которого четко формулируются системы предпосылок, складывающих «методологическое ядро», идет детальная разработка категориального аппарата, создаются рабочие модели и инструментарий. Одновременно наблюдается интеграция дисциплины и ее обособление от других областей знания.

4. Этап профессиональной зрелости, происходит относительно обособленное развитие дисциплины, ее достраивание и заполнение «белых пятен». В этот же период складываются ее основные исследовательские направления, выясняющие между собой методологические отношения.

5. Этап кризиса и экспансии, осуществляются корректировка предпосылок и переопределение собственных границ, делаются попытки вторжения в смежные области и активного заимствования элементов из других дисциплинарных подходов.

6. Этап фрагментации и переоформления, возникает несколько относительно самостоятельных отраслей знания, которые сплошь и рядом перемешиваются со смежными дисциплинами.

Существуют четыре основных предпосылок, из которых исходит экономическая теория в моделировании хозяйственного поведения человека:

1. Человек независим. Это автономный, атомизированный индивид, принимающий самостоятельные решения исходя из своих личных предпочтений.

2. Человек эгоистичен. Его основная цель – забота о своем интересе и стремление к максимизации собственной выгоды.

3. Человек рационален. Он имеет ясные и устойчивые предпочтения, осуществляет последовательный выбор средств достижения поставленной цели и рассчитывает их сравнительные издержки.

4. Человек информирован. Он не только хорошо знает собственные потребности, но и обладает достаточной информацией о средствах их удовлетворения.

Так возникает облик «компетентного эгоиста», который рационально и независимо от других преследует собственную выгоду. Для такого субъекта политические, социальные и культурные факторы являются не более чем внешними рамками или фиксированными границами, которые держат их в некой узде. Не позволяя одним эгоистам реализовать свою выгоду за счет других слишком откровенными и грубыми способами. Указанные предпосылки и положены в основу общей модели, называемой «homo economicus», который описывает образец «нормального, среднего человека». На ней, с определенными отклонениями, построены практически все основные экономические теории.

Классический этап. Фигура «экономического человека», этого «компетентного эгоиста», ведомого «невидимой рукой» к личному и общественному благу, впервые начинает формироваться в трудах классиков английской и французской политической экономии в конце XVIII в. У А. Смита в «Богатство народов» человек – это автономный индивид, движимый двумя природными мотивами, - своекорыстным интересом и склонностью к обмену.

В моральной арифметике радикального утилитариста И. Бентама – последовательного и убедительного проповедника гедонистических принципов – основу всех действий человека образует принцип пользы, означающий достижение наибольшего удовольствия и стремление всячески избегать страдания.

Дж. С. Милль разделяет законы производства и законы распределения, уподобляя первые законам природы и представляя вторые как продукт общественного устройства.

Фигура экономического человека для К. Маркса «являются олицетворением экономических категорий, носителями определенных классовых отношений и интересов».

Практически все основные работы классиков политической экономии насыщены элементами моральной философии. Реализация утилитаристского принципа связывается ими не с освобождением животных начал человека, напротив она рассчитывает на довольно развитого в умственном и нравственном отношениях индивида, предполагает поддержание благородства характеров, так «нормальный средний» обыватель еще должен был дорасти до настоящего «экономического человека».

Неоклассический этап. «Маржиналистская революция» 1870-1880 гг. наполнена пафосом методологического очищения экономической теории от «посторонних» примесей в виде политических и моральных принципов. Маржиналисты смещают фокус внимания в плоскость потребительского выбора, и человек у них предстает как максимизатор полезности. В основе его поведения лежит уже не столько эгоизм, сколько в возрастающей степени экономическая рациональность. Индивид не только исчисляет свою выгоду, но и оптимизирует свои действия. Полезность представляется маржиналистами как функция. Это предполагает введение дополнительных экономических предпосылок относительно характера индивидуальных предпочтений: предусматриваются их устойчивость, транзитивность, монотонность насыщения. В результате открывается путь к использованию математического аппарата. Математическое направление представлено У. Джевонсом (1835-1882); Л. Вальрасом (1834-1910); В. Парето (1848-1923), разрабатывающего концепцию общего экономического равновесия.

Субъективистское направление (К. Менгер (1840- 1921), Е. Бем-Баверк (1851-1914), Ф. Визер (1851-1926). Здесьчеловеком движет одна «руководящая идея» - стремление как можно полнее удовлетворить свои потребности. Оно заложено в человеке самой природой и не нуждается в поддержке закона или силе принуждения, свободно от всякого общественного интереса. Новые экономические институты, по Менгеру, возникают вследствие понимания частью предпринимателей выгодности каких-то хозяйственных форм. Остальные имитируют их успешные действия, которые затем подкрепляются мощными силами привычки и закона Менгер называет это «социологическим способом» объяснения.

Попытки синтеза маржиналистских и социологических подходов предпринимаются А. Маршаллом (1842-1924), который пытается ввести в экономическую теорию «человека из плоти и крови», заставив его действовать в рамках оптимизационных моделей. Й. Шумпетер, так же говорит о необходимости включения в экономический анализ экономической социологии.

Этап профессиональной зрелости. 20-30-е гг. XX в., когда происходит освобождение экономической теории от всякого рода «психологизмов»: уже не важно, что и по каким причинам максимизируется, важны приписываемые человеку логика выбора и последовательность действий.

В результате «кейнсианской революции» достраиваются этажи макроэкономической теории. При этом Дж. Кейнс (1883-1946) хотя и не отказывается от методологического индивидуализма, но ослабляет эту предпосылку. Он указывает на то, что индивидуальные рациональные действия далеко не всегда приводят к соответствующему результату на социальном уровне и что существует иная, надындивидуальная рациональность.

Альтернативное направление представлено новой австрийской школой (Л. Мизес, 1889-1972; Ф. Хайек, 1899-1992). Если в предположениях Кейнса человек еще в какой-то мере свободен от утилитаризма - способен ограничивать свой эгоизм, ставить моральные проблемы, то человек у Ф. Хайека просто следует традиции и «приспосабливается к неизвестному». Конкуренция производит отбор рациональных и иррациональных правил поведения, часть которых закрепляются в традициях. Общий порядок Хайека не является продуктом человеческого разума, он возникает спонтанно - в результате множества частных решений индивидов, использующих доступное им «рассеянное знание».

«Старый» институционализм, первая половина XX столетия, - более радикальная альтернатива неоклассическому направлению. Первые американские институционалисты (Т. Веблен, У. Митчелл, Дж. Коммонс) отказываются от атомистического подхода к человеку в пользу органицизма. Институты объявляются самостоятельным предметом изучения. Человек «старой» институциональной школы следует не только интересу, но и привычке; его предпочтения изменяются с течением времени; он объединяется в группы и способен вступать в конфликты по поводу властных полномочий. Впрочем, школа как таковая в этот период не возникает, поскольку первым институционалистам не удалось выработать единой методологии и четкой системы понятий. Так, у Т. Веблена (1857-1929) исследование институтов перемежается суждениями об инстинктах, напрямую выходящими на биологические метафоры человека (следует упомянуть инстинкты к мастерству и соперничеству, самосохранению и завистному сравнению); объяснение институциональных изменений экономическими силами («денежными затруднениями») соседствует с субординацией денежных мотивов в процессе демонстративного потребления.

Дж. Коммонс (1862-1945) исходит из примата коллективного действия, определяет институты как «коллективное действие, контролирующее индивидуальное действие», и разрабатывает концепцию контрактной экономики, построенной на договорных отношениях организованных групп давления в виде корпораций, профсоюзов и политических партий.

В этот период утрачивает остатки влияния молодая немецкая историческая школа (ее линия продолжается скорее эконом-социологами, нежели экономистами). Параллельно из критики «историков» возникает особое течение ордолиберализма «фрайбургской школы». Ее лидер В. Ойкен (1891-1950) выступает за сочетание теоретической однородности с принципом историзма. Человек предстает у него в виде целой галереи типов, соответствующих разным «хозяйственным порядкам». При этом формула каждого типа складывается из ограниченного числа фиксированных принципов:

Ø объективное или субъективное следование экономическому принципу;

Ø постоянство или изменчивость уровня потребностей;

Ø следование принципу максимизации дохода;

Ø долгосрочность планов;

Ø сила традиционных связей.

После Второй мировой войны набирает силу административный бихевиоризм (Г. Саймон и др.), рассматривающий не только результаты рационального выбора, но и сам процесс принятия решений, с учетом предела когнитивных возможностей человека. Неоклассическая экономика информации (Дж. Стиглер и др.) исходит из того, что человек ищет лучшие варианты до тех пор, пока издержки поиска не превысят ожидаемую экономию. По мнению Г. Саймона (р. 1916), человек ведет себя вполне рационально, но его интеллект и вычислительные способности ограничены. Зачастую он не доходит до оптимального решения, останавливаясь на каком-то приемлемом для него варианте. Таким образом, его действия характеризуются не совершенной, а «ограниченной рациональностью».

Утверждение Г. Саймона о том, что “человеческое поведение, пусть даже рациональное, не может описываться горсткой инвариантных признаков», можно считать призывом к активному ревизионизму в области экономической теории, эпоха которого наступила приблизительно в середине 60-х годов.

Этап кризиса и экспансии. Постепенное обособление экономико-математической элиты в послевоенный период неизбежно ведет к серьезному кризису эконометрических моделей. Нарастает понимание невозможности обходиться без анализа внеэкономических факторов. В этой ситуации одни экономисты, подобно М. Фридмену (р. 1912), открыто заявляют о своем безразличии к предпосылкам теории при условии ее хороших предсказательных возможностей «вопрос о том, является ли теория «достаточно» реалистичной, может быть разрешен только исходя из того, дает ли она достаточно хорошие для данной цели предсказания или лучшие предсказания по сравнению с альтернативными теориями». Другие, осознавая теоретическую слабость и неполноту концептуальных предпосылок, пытаются их достроить. И развитие экономической теории во многом идет по пути уточнения и ограничения ее допущений. Под сомнение ставятся то эгоизм поведения, то независимость индивида, то степень его информированности. На этой волне утверждаются очень разные направления экономической теории, которые можно считать «мягкими альтернативами» традиционной неоклассики.

Теория рационального выбора. Ее суть заключается в следующей предпосылке: среди возможных альтернатив действия человек выбирает то, что, согласно его ожиданиям, наилучшим образом соответствует его интересам при условии заданности его личных предпочтений и ограничений внешней среды. В рамках данной теории сформировалось несколько направлений, одно из которых представлено чикагской школой (Г. Беккер (р. 1930) и Дж. Стиглер (р. 1911). В стремлении расширить сферы применения экономической логики они распространяют концепцию накопления капитала на трудовое и потребительское поведение человека. При этом они не считают анализ вкусов и предпочтений «запретной зоной», отданной на откуп другим социальным наукам. Постулируется утверждение о постоянстве вкусов во времени и их одинаковости для разных индивидов и групп. Теоретики чикагской школы считают, что человек не обладает всей полнотой информации. Однако это не мешает рациональности его поведения. Напротив, именно экономная трата ресурсов на некий оптимальный объем информации и пренебрежение к информационным излишествам становятся важным элементом рациональности.

Теория игр, обращает внимание на взаимообусловленность индивидуальных решений и зависимость вознаграждений от поведения других агентов. Причем, демонстрируется, что рациональное следование всех участников индивидуальному интересу способно приводить к худшим последствиям для каждого из них. Теория игр экспериментальным путем пытается ответить на принципиальный вопрос: «При каких условиях возникает кооперация в мире эгоистов при отсутствии централизованной власти».

Механизмом спонтанной выработки доверия между эгоистами в теории игр становится следование принципу взаимности как наиболее разумной стратегии ситуативного поведения, соответствующей к тому же эмоциональному строю человека.

Другое направление развивается представителями вирджинской школы (Дж. Бьюкенен, В. Ванберг, Дж. Таллок), которые пытаются переосмыслить теорию рационального выбора с позиций нормативного индивидуализма. Здесь человек следует готовым правилам, усвоенным в результате адаптивного обучения на основе прошлого опыта. Вместо того, чтобы калькулировать выгоды и издержки в каждом отдельном действии, индивид осуществляет выбор на другом уровне - между правилами поведения. Причем выбор этот вполне рационален, поскольку соответствует его долгосрочным интересам.

Бъюкенен уверен, что методы анализа рыночного поведения можно применять к исследованию любой сферы деятельности, в том числе политики, ибо люди руководствуются одними и теми же мотивами.

Теория социального выбора (А. Сен, Ю. Эльстер, Дж. Ремер) активно вводит в экономическую теорию этическое начало. Взгляды, ограничивающие мораль в экономике рамками личной выгоды, ее представители решительно отвергают как примитивные. Но все же, по их мнению, преувеличивать значение этических мотивов не следует, ибо в хозяйственной реальности они проявляются достаточно редко. По сравнению с интересом альтруизм в экономике - это крайне дефицитный ресурс и довольно шаткая опора «Из этого следует, что мы должны улучшать структуру побудительных мотивов с тем, чтобы не апеллировать к большей нравственности, чем та, которой мы обладаем».

Итак, хотя эгоистическому интересу отдается явный методологический приоритет, тем не менее указывается на существование оснований действия, не сводимых к этому интересу. Факторами формирования таких общностей как семья, класс или организация становится «приверженность» (А. Сен, p. 1933), она «заключается в выборе действия, ведущего к уменьшению ожидаемого вознаграждения по сравнению с возможным альтернативным действием. Основной тезис заключается в необходимости освоить приверженность как одну из поведенческих черт» и действие «социальных норм» (Ю. Элъстер, р. 1940). При этом коллективное поведение следует объяснять не каким-то одним мотивом (не важно, эгоизм это или альтруизм), а сразу несколькими мотивами, которые взаимно усиливают друг друга.

М. Олсон (р. 1932) по-своему решает сложную проблему обеспечения общественных благ как продукта коллективного действия. В традиционной экономической теории организация является продуктом спонтанного действия индивидов. Однако рационально действующий индивид не заинтересован лично участвовать в деятельности больших групп, где наличие или отсутствие его личного вклада не меняет кардинально общей ситуации. Даже нуждаясь в коллективном благе, он склонен сэкономить свои ресурсы и «проехать» за счет других. Проблема «безбилетника» становится настоящим камнем преткновения для производства общественных благ, причем, она порождается не недостатком когнитивных способностей, не ошибочными расчетами или отсутствием информации, а напротив, сугубо рациональными установками индивидов «до тех пор, пока не существует какого-либо принуждения или группа недостаточно мала, рациональные, своекорыстные индивиды не будут прилагать никаких усилий к достижению общегрупповых целей». Возникает необходимость принуждения и особых избирательных стимулов как неотъемлемых элементов всякой достаточно крупной организации.

К числу общих предпосылок теорий рационального выбора относятся следующие:

Ø строгое следование принципу методологического индивидуализма;

Ø превращение субъективной рациональности индивида в основу принятия решений;

Ø сохранение предпосылки об автономности решений индивида, опирающегося скорее на личный опыт, чем на социальные связи;

Ø расширительное толкование рациональности как последовательного поведения, включающего следование нормам и правилам;

Ø очищение мотивов поведения от непременных гедонистических наслоений;

Ø ограничение предположений о степени информированности индивида.

Новая институциональная экономика. (Р. Коуз, Д. Норт). Они пытаются расширить возможности неоклассической теорией в области микроэкономики за счет обращения к анализу экономических институтов. По мнению Д. Норта, «Институты снижают неопределенность, структурируя повседневную жизнь», это «правила, механизмы, обеспечивающие их выполнение, и нормы поведения, которые структурируют повторяющиеся взаимодействия между людьми». Они становятся полноправными объектами экономического анализа, где основное внимание новых институционалистов привлекают понятия прав собственности и трансакционных издержек.

В традиционном понимании собственность рассматривается как абсолютное право на ресурсы (средства производства и рабочую силу) в духе Кодекса Наполеона. Теория прав собственности утверждает, что неправомерно отождествлять собственность с материальными объектами, она представляет собой «пучки» прав на совершение действий с этими объектами: использовать их, присваивать получаемый от них доход, изменять их форму и местонахождение. Главный тезис - структура прав собственности воздействует на распределение и использование ресурсов особыми и доступными предсказанию путями «Что оказывается в собственности, так это общественно признанные права на совершение действий... Не ресурсы сами по себе выступают объектом собственности, но пучки или порции прав на использование ресурсов».

Традиционная экономическая теория исходит, во-первых, из наличия у субъектов полной информации и, во-вторых, из того, что издержки обмена, связанные с подготовкой, заключением контрактов и обеспечением контроля за их выполнением, равны нулю. Новая институциональная теория вводит в качестве ключевого понятия трансакционные издержки, которые складываются из затрат на поиск и приобретение информации, переговоры и принятие решений, проверку и обеспечение их выполнения. С измерением этих издержек возникают немалые проблемы, но использование данной категории позволяет обратиться к анализу контрактных отношений. Именно они становятся эффективными средствами обмена «пучками» прав собственности. А новые права собственности возникают тогда, когда индивиды или группы находят выгодным изменить отношения и готовы взять на себя соответствующие издержки. Стоимостные расчеты, таким образом, транслируются в область отношений собственности.

Контракты тоже рассматриваются по-разному. Теория агентских отношений предлагает модель «принципал – агент». Ее суть состоит в следующем: агент (исполнитель) выбирает способы действия, которые влияют на благосостояние обеих сторон; принципал (менеджер, предприниматель) контролирует только результаты действия и к тому же не в состоянии точно отделить собственный вклад агента от влияния внешней среды; в условиях асимметричной информации принципал пытается в результате разовых переговоров заключить полный (всеобъемлющий) контракт на весь срок работы, который как правило невелик и по истечению которого обе стороны вправе расстаться.

Теория трансакционных издержек обращает внимание на проблемы выполнения контракта. У Г.Саймона заимствуется предпосылка ограниченной рациональности индивидов и указывается на важную роль оппортунизма в их поведении, связанного с обманом, воровством, сокрытием или искажением информации. В подобных условиях невозможно предусмотреть в контракте все будущие неувязки. И вместо краткосрочного классического контракта как разового обмена правами между «незнакомцами», заключается неполный контракт или контракт-отношение, связанный с долгосрочными деловыми связями, постоянными контактами и периодическими согласованиями условий без обращения к помощи суда и прочих посредников. «Безличные контрактные связи заменяются отношениями, в которых имеет значение взаимное признание сторон». Многообразие контрактных отношений объясняется специфическим характером вложений, степенью неопределенности, частотой трансакций. Руководящий принцип, говоря словами О. Уилъямсона, гласит: «Организуй трансакции так, чтобы экономить на ограниченной рациональности, одновременно предохраняя себя от оппортунизма».

Различают два вида институционализма: первый рассматривает правила и нормы как заданные ограничения или устойчивые формы действий, второй же задается вопросом о происхождении самих институтов. Скажем, рассуждения О. Уильямсона принципиально внеисторичны. Этот пробел призвана заполнить новая экономическая история, ставящая своей задачей, по выражению Д. Норта, выработку теоретической схемы для анализа исторически обусловленных препятствий на пути экономического роста.

Приверженцы новой институциональной теории придерживаются позиций эволюционного рационализма. Считается, что появление и развитие институтов есть результат их спонтанной самоорганизации, проистекающей из интересов рациональных субъектов. Рынок представляет набор институтов, далеко не все из которых повышают экономическую эффективность. В конечном счете конкуренция производит естественный отбор, сохраняя институты, более эффективные в решении экономических проблем. Д. Норт, однако, дополнительно указывает на то, что политическим системам свойственно производить неэффективные права собственности в интересах власть предержащих. И в отличие от перечисленных нами институционалистов, он привлекает внимание к процессу совершенствования институциональных условий.

Для Д. Норта характерно также подчеркивание важности неформальных норм. «Мы считаем, - пишет он, - что экономика и вся жизнь современного западного мира организована формальными законами и правами собственности. Между тем даже в наиболее развитых экономиках формальные правила составляют небольшую (хотя и очень важную) часть общей совокупности ограничений, которыми обставляется наш выбор». И все же новых экономических историков интересуют скорее не сами институты, а то, как они влияют на экономические решения. К нормам же они приближаются с привычными экономическими мерками стоимостных оценок «Правила обычно образуют иерархические структуры, так что каждое следующее изменить дороже, чем предыдущее».

В новой институциональной теории делается явный акцент на действиях индивидов в противоположность действию фирм. Индивиды, обладая устойчивыми предпочтениями, максимизируют полезность не только в сфере потребительского выбора, но и во всех своих действиях, включая организацию предприятий. При этом способности индивидов приобретать и осваивать информацию ограничены (предпосылка о рациональности ослаблена). Кроме того, они склонны к оппортунистическому поведению (предпосылка следования собственному интересу усилена). К числу значимых фигур институционального направления следует отнести также Дж.К.Гэлбрейта и Р.Хайлбронера.

Экономический империализм. Изучение эволюции экономической теории подводит нас к следующему выводу: Если классическая политическая экономия XIX в. была теорией материального благосостояния, а неоклассическая теория преобразовалась в теорию распределения ограниченных ресурсов, то современная экономическая теория все более превращается в теорию рационального принятия решений. Последнее обстоятельство освобождает ее от непременной связи с хозяйственным процессом как таковым. Не случайно крепнет стремление утвердить экономический подход в качестве общезначимого объясняющего подхода для всей социальной теории, которое в 70-х годах привело к явлению «экономического империализма» (термин введен в 30-х годах Р. Саутером), т.е. к систематическим попыткам экспансии экономической теории в смежные социальные области.

Одни экономисты не скрывают своих «империалистических» намерений, распространяя экономическую методологию на проблемы дискриминации и преступности, сферы образования и семейных отношений (Г. Беккер), политическую деятельность (Дж. Бьюкенен, Дж. Стиглер), правовую систему (Р. Познер), развитие языка (Дж. Маршак) и т.п. В радикальной форме амбиции «экономического империализма» выражены Дж. Хиршлейфером: «Что придает экономике ту наступательную империалистическую мощь, так это истинно универсальная применимость наших аналитических категорий... Таким образом, экономике действительно образует универсальную основу всех социальных наук». Другие, напротив, указывают на плодотворность привлечения методов социологии и других социальных наук к анализу экономических проблем. Можно привести примеры «психо-социо-антропо-экономики» Дж. Акерлофа или «политической экономики» А. Хиршмана.

По мнению А. Хиршмана, согласно традиционной экономической теории, люди и фирмы действуют на пределе своих возможностей, а в случае провала все, кто могут, покидают «тонущий корабль». Хиршман в противовес этому указывает на существование, помимо конкуренции, других механизмов «лечения» последствий неэффективного рыночного поведения. Клиенты и партнеры не только покидают фирму, испытавшую затруднения (вариант «ухода»), но также пытаются активно воздействовать на ее решения в форме прямых протестов (вариант «голоса»). Выбор между экономическим механизмом «ухода» и политическим механизмом «голоса» во многом определяется степенью лояльности контрагентов. В итоге Хиршман призывает к исследованию рыночных и нерыночных сил как равноправных механизмов.

2. ЭВОЛЮЦИЯ «СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ЧЕЛОВЕКА»

Доклассический этап. Серьезными противниками либеральных построений классической политической экономии с начала XIX в. выступают социалисты А. Сен-Симон, Р. Оуэн, Ш. Фурье, Л. Блан. Именно из их уст раздается призыв изучать положение людей, а не абстрактные факторы производства. При этом акцент переносится с индивида на общественные классы, которые рассматриваются не просто как «статистические» группы, а как реальные социальные субъекты. По мнению социалистов, в человеке заключено инстинктивное чувство стремления к общему интересу, посредством которого только и можно достичь личного счастья. Они считают невозможной спонтанную гармонию экономических интересов. В условиях развернувшейся конкуренцией и жестокостью первых предпринимателей, они указывают на бедствия пролетаризации и принципиальную конфликтность интересов, ведущие к неизбежной классовой борьбе. Человек, по их мнению, выступает продуктом разрушительной экономической среды. Так, изменить человека можно, лишь преобразуя эту среду.

Ф. Лист противопоставил «космополитическую» теорию А. Смита и Ж.Б. Сэя свою национальную систему политической экономии. В качестве самостоятельного субъекта у него выступает нация, подчиняющая себе действия индивидов. Если индивид движим личной выгодой и склонностью к обмену, то цель нации - обеспечение безопасности и развитии ее производительных сил.

Важное место в критике либеральной политической экономии занимает немецкая историческая школа (В. Рошер, Б. Гильдебранд, К. Книс). Ее кредо можно выразить пятью принципами: 1. Историзм: хозяйственная жизнь на разных исторических этапах и у разных народов имеет свою специфику. 2. Анти-индивидуализм: особым субъектом выступает народ с присущими ему нравами, вкусами, образом жизни и даже физическими способностями; важная составляющая природы человека определяется его принадлежностью к специфической, исторически развивающейся целостности. 3. Анти-экономизм: призыв «в каждом явлении народного хозяйства - иметь в виду не только их одних, но всю народную жизнь, в ее целостности». 4. Эмпиризм: народное хозяйство следует изучать не на уровне общих законов, а конкретно, путем исследования фактов, вооружившись статистическими инструментами. 5. Нормативизм: попытка утвердить политическую экономию не как «естественное учение человеческого эгоизма», а как «науку нравственную».

О. Конт так же критикует классическую политэкономию. В его классификации наук политической экономии даже не находится особого места (предполагается, что это лишь одна из ветвей социологии). Он критикует экономистов за отрыв экономических явлений от социального целого. У самого Конта человек чувствителен, деятелен и разумен; побуждения к деятельности у него идут в первую очередь от чувств, а разум выполняет контрольные функции. Человек эгоистичен, но эгоизм не исчерпывает его природы, каковая полагается неизменной. Исходя из приоритета целого над частью, Конт представляет общество как самостоятельную силу, которая держится на согласии умов, на «консенсусе» мнений.

Классический этап. В социологии он открывается трудами К. Маркса, в которых экономико-детерминистские элементы переплетаются с элементами социологического и философско-утопического подходов. По Марксу экономические законы не универсальны, а человек - продукт исторических условий, как «совокупность всех общественных отношений». Бытие человека в качестве homo economicus - состояние преходящее. Сегодня он задавлен нуждой и порабощен разделением труда, но его предназначение - быть целостной личностью. Достижение материального изобилия и освобождение от репродуктивного труда обеспечат скачок к самопреодолению «экономического человека».

Оставаясь утилитаристом, Маркс выходит за пределы индивидуального действия в сферу классовых отношений. Место индивидуальных эгоистов у него занимают эгоисты коллективные: классы эксплуататоров и эксплуатируемых, которые стремятся к реализации своих интересов.

Жесткую критику политической экономии на рубеже XX столетия продолжает Э. Дюркгейм. Во-первых, он отрицает экономизм в объяснении социальных явлений. Так, рассматривая функции разделения труда, он показывает, как экономические результаты последнего подчиняются процессу формирования социального и морального порядка, цементирующей данное сообщество солидарности, которую невозможно вывести из экономического интереса «Интерес, в самом деле, наименее постоянная вещь на свете. Сегодня мне полезно соединиться с вами; завтра то же основание сделает из меня вашего врага. Такая причина, следовательно, может породить только мимолетные сближения и кратковременные ассоциации». Во-вторых, резко отрицает индивидуалистские предпосылки. Общество есть нечто большее, чем совокупность атомов, оно самостоятельно и первично по отношению к индивиду, который во многом является продуктом коллективной жизни. В-третьих, он критикует ограниченность утилитаристского подхода к человеческим мотивам. Альтруизм в поведении человека, по мнению Э. Дюркгейма, укоренен не менее, чем эгоизм, а индивидуальное стремление к счастью (и тем более к собственной пользе) ограничено. В-четвертых, отказывается от психологизма, призывая искать причины тех или иных социальных фактов в прочих социальных фактах. В предложенной схеме Дюркгейма, поведение человека утрачивает утилитаристский характер, а сам человек как индивид заменяется социальной функцией.

Линию немецких историков на рубеже веков продолжают представители молодой немецкой исторической школы. Ее лидер Г. Шмоллер подчеркивает, что народное хозяйство принадлежит миру культуры и объединяется общностью языка, истории, обычаев данного народа, идей, господствующих в данной среде. Он считает, что и либерализм, и социализм слишком упирают на материальные интересы, на внешнее счастье человека. По его мнению, главный же вопрос состоит в следующем: «Каким образом в определенное время и в определенных кругах это (эгоистическое ) стремление видоизменяется под влиянием культурной работы столетий, как и в какой мере оно проникается и пропитывается нравственными и юридическими представлениями».

В. Зомбарт характеризует хозяйственную систему как организацию, которой присущ не только определенный уровень используемой техники, но и характерный хозяйственный образ мысли. Он в поиске «духа хозяйственной эпохи», или уклада хозяйственного мышления. В отличие от некой абстрактной «человеческой натуры», этот «дух» есть нечто укорененное в социальных устоях, нравах и обычаях данного народа, и характерное для конкретной ступени хозяйственного развития. Зомбарт показывает, как капиталистический уклад вырастает «из недр западноевропейской души», из фаустовского духа - духа беспокойства, предприимчивости, соединяющегося с жаждой наживы. Он подчеркивает, что возникающий капитализм специфичен для каждого национально-государственного устройства. И нет никаких «общих моделей» капитализма или любых других хозяйственных укладов.

Велико влияние исторической школы на М. Вебера, в трудах которого экономическая социология впервые получает действительно системное изложение. Вебер разворачивает систему социологических категорий экономического действия, т.е. форму социального действия, вбирающая в себя властные и социокультурные элементы. В результате таким экономическим категориям, как рыночный обмен и хозяйственная организация, деньги и прибыль, придается качественно иное звучание.

В «Протестантской этике и дух капитализма» Вебер демонстрирует исторический характер формирования экономического интереса и показывает вызревание западного предпринимательского духа в недрах протестантизма. Он стоит на позициях методологического индивидуализма, социальный порядок у него не образуется внешними нормативными ограничениями, а оказывается проекцией индивидуального осмысленного действия и не чужд внутренним ценностным конфликтам.

Тему проекции субъективных смыслов в экономических отношениях развивает и Г. Зиммель. В «Философии денег» он концентрирует внимание на элементарных человеческих взаимодействиях, которые он рассматривает как обмен, суть которого не в перемещении материальных благ, а в актах субъективного взаимного оценивания. По его словам, «обмен суть форма социализации». Деньги как квинтэссенция всего экономического, наряду с интеллектом и законом, становятся универсальным посредником в мире современной культуры, объективируя и деперсонализируя субъективные смыслы, обращая цели в подверженные калькулированию средства. Из этой нейтральности денег и интеллекта рождаются экономический индивидуализм и эгоизм, которые теперь попросту отождествляются с рациональным поведением, на этой же почве кристаллизуются дифференцированные стили жизни. Так он подчеркивает культурно-символические значения экономических процессов.

Наряду с классиками экономической социологии следует упомянуть экономистов Т. Веблена, Й. Шумпетера. Наиболее известное изложение институционального подхода дается Вебленом на примере «праздного класса» (господствующего класса собственников) с присущими ему ориентацией на поддержание особого элитарного статуса и мотивами престижного потребления, которые слабо вписываются в рациональность. Сейчас это называют эффектом Веблена, показывающий, как может возрастать спрос на потребительские товары при увеличении их цены.

Й. Шумпетер призывает выйти за пределы чисто экономического анализа и рассматривать экономическую социологию как элемент экономической науки наряду с экономической историей и статистикой. По его мнению, «экономический анализ исследует, как люди ведут себя всегда и к каким экономическим последствиям это приводит; экономическая социология изучает вопрос, как они пришли именно к такому способу поведения». В последнем случае речь идет об изучении не только мотивов и склонностей, но также общественных институтов и социальных классов.

Неоклассический этап.

В 20-60-х годах XX в. наступает полоса взаимного отчуждения экономики и социологии. В этот же период экономическая социология утверждается как развитая теоретическая и эмпирическая наука. Причем многие ее направления появляются из независимых от экономической теории источников.

Первым течением стала индустриальная социология, в первую очередь американская, вытекшая из русла прикладной психологии и занимавшаяся изучением основ хозяйственной организации и трудовых отношений. Впоследствии из нее вырастает и социология организаций.

Вторым источником экономической социологии на этом этапе становится антропология. Практически одновременно с «Дорогой к рабству» - либеральным манифестом Ф.Хайека, - появляется «Великая трансформация» антрополога – «субстантивиста» К.Поланьи, написанная с совершенно противоположных позиций. Поланьи показывает историческую ограниченность системы конкурентных рынков, утверждая, что такие рынки в большинстве примитивных и средневековых обществ играют вспомогательную роль и развиваются во многом нерыночными методами (в первую очередь, с помощью государственного регулирования). Становящийся рыночный обмен и товарное хозяйство, по его мнению, регулируются многими средствами: отношениями взаимности, связанными с поддержанием социального положения; способами насильственного и административного перераспределения; патерналистскими отношениями; и наконец, эгоистическим интересом и стремлением к прибыли. Ограничения рыночной экономики также связываются с тем, что основные элементы производства (труд, земля и деньги) являются не более чем «фиктивными товарами».

Ведущим направлением экономической социологии в рассматриваемый период становится американский функционализм во главе с Т. Парсонсом. Он подходит к анализу экономических отношений сначала с позиций теории действия, показывая, как из утилитаристского позитивизма экономистов (Маршалл, Парето) и органицистского позитивизма Дюркгейма возникает волюнтаристская теория действия Вебера. В позитивистских подходах субъективный элемент вменяется действующему лицу только в тех формах, которые эмпирически установлены научными методами. В волюнтаристской концепции субъективный элемент действия обогащается встроенным нормативным элементом. У самого Т. Парсонса человек предстает как элемент более общих структур, или систем действия, среди которых решающая роль отводится нормативным структурам.

Впоследствии Т. Парсонс вместе с Н. Смелсером предпринимают попытку проанализировать природу границ между экономикой и социологией с позиций теории систем. «Экономика, представляет собой подсистему общества, выделяемую прежде всего на основе адаптивной функции общества как целого». Так, экономическая теория это особый случай общей теории социальных систем, а основные экономические категории фактически реинтерпретируются с помощью категорий социальной системы.

Итогом развития данного направления, получившего название перспективы «хозяйства и общества», становится издание в начале 60-х годов книги Н. Смелсера «Социология экономической жизни». Автор определяет экономическую социологию как дисциплину, изучающую «отношения между экономическими и неэкономическими аспектами социальной жизни». Он же выпускает первый сборник экономико-социологических трудов. Отличительная черта данного направления заключается в стремлении субординировать экономическую теорию, не нарушая целостности экономических предпосылок, которые берутся социологами в том виде, как их предлагают сами экономисты.

Попыткой возрождения индивидуализма в экономической социологии становится теория социального обмена Дж. Хоманса и П. Блау. В этой теории внимание привлекается к «элементарному социальному поведению», выступающему в виде обменных отношений. Каждый индивид более или менее рационально рассчитывает свои усилия и ту выгоду, которую он может получить в результате собственных действий. Если итоговое вознаграждение оказывается достаточным по сравнению с затраченными усилиями, то данное действие закрепляется, постепенно становится нормой. Если же вознаграждение недостаточно, с точки зрения индивида, то он начинает избегать соответствующих форм поведения. «Социальное поведение представляет собой обмен благами, не только материальными, но и нематериальными, такими, как символы одобрения и престижа. Тот, кто многое отдает, старается больше получить взамен, а тот, кто многое получает, вынужден и давать больше. Процесс подобного взаимовлияния ведет, в конечном счете, к выработке равновесия в обменном балансе».

Дата добавления: 2014-01-11