Карл Маркс

Принято считать, что Карл Маркс был человеком, претендовавшим на то, чтобы сделать социализм научным и сделал более, нежели кто-либо другой, создав могущественное движение, которое, через приятие или неприятие, господствовало в недавней истории Европы. В задачу настоящего труда не входит рассматривать его экономические или политические воззрения, за исключением отдельных общих моментов. Я предполагаю заниматься им лишь как философом, а также его влиянием на философию других людей. В этом отношении его трудно характеризовать однозначно. С одной стороны, он, наподобие Годскина, является последователем философов-радикалов, наследуя их рационализм и оппозиционность романтикам. С другой стороны, он был человеком, возродившим материализм, давшим ему новую интерпретацию и новое соотнесение с человеческой историей. Кроме того, он - последний из великих системостроителей, преемник Гегеля, так же веровавший в некую рациональную формулу, объемлющую развитие человечества. Акцент на какой бы то ни было одной из этих сторон в ущерб прочим привел бы к ложному и искаженному взгляду на его философию.

События его жизни отчасти объясняют эту сложность. Он родился в 1818 году в Трире, как св. Амброз. Трир испытал сильное влияние Франции в эпоху революции и наполеоновских войн и был внешне куда более космополитичным, чем большинство районов Германии. Его предки были раввинами, но родители приняли христианство, когда он был ребенком. Он женился на иноверке-христианке и оставался верен ей всю жизнь. В университете он оказался под влиянием достаточно распространенного тогда гегельянства, равно как и фейербаховского восстания против Гегеля в защиту материализма. Он пытался заниматься журналистикой, но "Рейнская газета", которую он издавал, была запрещена властями за радикализм. После этого в 1843 году он отправился во Францию изучать социализм. Здесь он встретил Энгельса, который был управляющим фабрикой в Манчестере. Через него он начал знакомиться с положением рабочих в Англии и английской экономической наукой. Таким образом, накануне революции 1848 года он располагал необычайно интернациональной культурой. В той мере, в какой это касается Западной Европы, он обнаруживал отсутствие национальных пристрастий. Этого нельзя сказать о Восточной Европе, ибо он всегда презирал славян.

Он принял участие как во французской, так и в немецкой революциях 1848 года, однако реакция принудила его искать убежища в Англии в 1849 году. Он провел оставшуюся часть жизни, с немногими краткими перерывами, в Лондоне, задавленный бедностью, болезнью, смертью детей, но продолжал неутомимо писать и накапливать знания. Стимулом для его работы всегда была надежда на социальную революцию, если и не во время его жизни, то в некотором не очень отдаленном будущем.

Как Бентам и Джеймс Милль, Маркс не желал иметь какого бы то ни было касательства к романтизму; его цель всегда была научной. Его политическая экономия - следствие классической британской экономической науки, изменена

лишь движущая сила. Классические экономисты, сознательно или бессознательно, имели целью благосостояние капиталиста, противостоящего как землевладельцу, так и наемному работнику; Маркс, напротив, принялся за работу, дабы представлять интересы наемных рабочих. Он был в юности - как видно из "Коммунистического манифеста" 1848 года - горячим и страстным приверженцем нового революционного движения. Однако он всегда был озабочен тем, чтобы опираться на факты, и никогда не полагался на вненаучную интуицию любого рода.

Он именовал себя материалистом, но не в смысле материализма XVIII века. Его тип материализма, который он под влиянием Гегеля называл "диалектичес­ким", весьма существенно отличался от материализма традиционного и был скорее близок тому, что сейчас называют инструментализмом. Старый материализм, говорил он, ошибочно рассматривает ощущение как пассивное, тем самым приписывая активность главным образом объекту. С точки зрения Маркса всякое ощущение или восприятие представляет собой взаимодействие между субъектом и объектом; голый объект, вне деятельности воспринимающего, является не более, нежели сырым материалом, который преобразуется в процессе познания. Познание в старом смысле пассивного созерцания - несуществующая абстракция; процесс, который в действительности имеет место, - это процесс овладения вещами. Вопрос о том, "принадлежит ли объективная истина человеческому познанию, есть вопрос не теории, но практики", - говорит он." Истина, то есть реальность и сила мышления должны быть продемонстрированы на практике. Спор относительно действительности или недействительности мышления, которое изолировано от практики, представляет собой чисто схоластический вопрос... философы лишь объясняли мир различными способами, действительная же задача состоит в том, чтобы изменить его" ("Одиннадцать тезисов о Фейербахе", 1845).

Можно, я полагаю, истолковать Маркса как признание того, что процесс, который философы называли поиском знаний, не есть, как представлялось, такой процесс, в котором объект неизменен в то время, как вся адаптация приходится на долю познающего. Напротив, оба: и субъект, и объект, познающий и познаваемая вещь - находятся в постоянном процессе взаимной адаптации. Маркс называл этот процесс "диалектическим", поскольку он никогда не может быть полностью завершен.

Существенным для этой теории является отрицание реальности "ощущения", как это делалось британскими эмпириками. То, что существует как наиболее близкое к тому, что они называли "ощущением", предпочтительнее, возможно, назвать "уделением внимания", которое предполагает активность. В действительности - с этим должен был бы согласиться и Маркс - мы лишь уделяем внимание вещам как части процесса воздействия на них, и любая теория, которая отбрасывает действие, является вводящей в заблуждение абстракцией.

Насколько мне известно, Маркс был первым философом, который критиковал понятие "истины" с такой активистской точки зрения. Критицизм этот не был у него сильно подчеркнут.

Философия истории Маркса представляет собой смесь гегельянства и британской экономической науки. Подобно Гегелю, он считал, что мир развивается согласно некоей диалектической формуле, но был полностью не согласен с Гегелем в том, что касается движущей силы этого развития. Гегель верил в мистическую сущность, именуемую "Духом", которая заставляет человеческую историю развиваться согласно стадиям диалектики, как это изложено в гегелевской "Логике". Почему Дух должен проходить через эти стадии, неясно. Есть соблазн предположить, что Дух пытается понять Гегеля и на каждой стадии поспешно объективизирует то, что уже прочитал. Диалектика Маркса вовсе не такого сорта, за исключением некоторой фатальности. По Марксу, материя, а не дух, является движущей силой. Но это - материя в том специфическом смысле, который мы уже рассмотрели, а не полностью дегуманизированная материя атомистов. Это означает то, что и в действительности движущей силой, по Марксу, является отношение

человека к материи, наиболее важной частью которого является способ производства. Таким образом, материализм Маркса на практике превращается в экономику.

Политика, религия, философия и искусство любой эпохи в человеческой истории являются, согласно Марксу, результатом ее способов производства и в меньшей степени - способом распределения. Как я предполагаю, он, вероятно, не настаивал на том, чтобы это применялось ко всем тонкостям культуры, но лишь к ее наиболее общим очертаниям. Это учение именуется "материалистическим пониманием истории". Таков этот чрезвычайно важный тезис; в особенности он интересен для историков философии. Для себя я не принимаю этот тезис в том виде, как он сформулирован, но считаю, что в нем содержится чрезвычайно важный момент истины. Обратимся к рассмотрению истории философии в соответствии с учением Маркса.

Маркс приспособил свою философию истории к шаблону, предложенному гегелевской диалектикой. В действительности он имеет дело лишь с одной триадой: феодализмом, представленным землевладельцем; капитализмом, представленным промышленным работодателем; и социализмом, представленным наемным рабочим. Гегель мыслил о нациях как о носителях диалектического движения; Маркс заменил их классами. Он не признает каких бы то ни было этических или гуманитарных причин предпочтения социализма или перехода на сторону наемного рабочего; он утверждает не то, что эта сторона этически лучше, но то, что именно она является стороной, избранной диалектикой в ее полностью детерминистском движении. О нем можно было бы сказать, что он не защищает социализм, а пророчествует его. Это, однако, не было бы в полной мере истинным. Он несомненно верил в то, что каждое диалектическое движение должно быть, в некоторое безличном смысле, прогрессивным, и определенно придерживался того, что социализм, будучи упроченным, сможет содействовать счастью людей в большей степени, нежели это делали феодализм или капитализм. Эта вера, хотя она, должно быть, управляла его жизнью, оставалась, по большей части, на заднем плане в том, что касается его сочинений. Время от времени он, однако, покидал тихое пророчествование ради энергичного призыва к восстанию, и эмоциональная основа его, по-видимому, научных предсказаний скрыто подразумевается во всем, что он писал.

Рассматриваемый исключительно как философ, Маркс имеет весьма серьезные недостатки. Он был излишне практическим, слишком погруженным в проблемы своего времени. Кругозор его был замкнут этой планетой, а в ее пределах - Человеком. После Коперника стало очевидным, что человек не имеет того космического значения, которое он высокомерно приписал себе некогда. Навряд ли человек, который не желает признать этот факт, имеет право называть свою философию научной.

Такое ограничение исключительно земными делами сопряжено с готовностью поверить в прогресс как универсальный закон. Эта готовность характеризует девятнадцатый век, она присутствует у Маркса в той же степени, как и у его современников. Лишь благодаря такой вере в неизбежность прогресса, для мысли Маркса оказалось возможным обходиться без этических соображений. Если социализм приближается, он должен быть определенным улучшением. Маркс, судя по всему, с готовностью допускал, что социализм навряд ли будет улучшением для землевладельцев и капиталистов, но это лишь указывало на то, что они не находятся в гармонии с движением времени. Маркс открыто признавал себя атеистом, но сохранял при этом космический оптимизм, который лишь теизм способен подтвердить.

Строго говоря, все элементы философии Маркса, которые восходят к Гегелю, являются ненаучными в том смысле, что не существует каких бы то ни было оснований считать их истинными.

Несмотря на философские одежды, в которые Маркс облачил свой социализм,

в действительности это не так уж сильно связано с основой его убеждений. Нетрудно сформулировать заново наиболее значительную часть того, что было им сказано, без каких бы то ни было ссылок на диалектику. Он был потрясен ужасающей жестокостью промышленной системы, существовавшей в Англии сто лет назад, с которой он основательно познакомился через Энгельса и по отчетам Королевских комиссий. Он решил, что система, вполне вероятно, будет развиваться от свободной конкуренции к монополии и что ее несправедливость неизбежно породит движение протеста в пролетариате. Он полагал, что в полностью индустриализированном сообществе людей единственной альтернативой частному капитализму является государственная собственность на землю и капитал. Ни одно из этих утверждений не является предметом философии, и поэтому я не буду обсуждать их истинность или ложность. Вопрос заключается в том, что, если их признать истинными, то этого будет вполне достаточно для того, чтобы обосновать все то, что практически важно для его системы. Гегелевские украшения, следовательно, могут быть с успехом отброшены.

Дата добавления: 2014-01-13