Лекция 17

Даосизм.

Даосизм (кит. Дао-цзя, Дао-цзяо – «школа пути») – философско-религиозное течение в традиционном Китае, одно из его главных «трех учений» (сань-цзяо) наряду с конфуцианством и буддизмом. «Адептами Дао» (дао жэнь) называли не только даосов, но и конфуцианцев, буддистов и магов-алхимиков. С этим связана проблема соотношения философско-теоретического и религиозно-практического направлений даосизма. По конфуцианской версии, преобладавшей долгое время и на Западе, это разнопорядковые явления, которым соответствуют различные обозначения: философии – «школа Дао» (Дао-цзя), а религии – «учение (почитание) Дао» (Дао-цзяо). В современной западной синологии (синология – комплекс наук, изучающих историю, экономику, политику, философию, язык, литературу и культуру Китая) возобладала теория, по которой даосская философия возникла на основе протодаосской религиозно-магической культуры шаманского типа. В соответствии с данной теорией даосизм – единое учение, а его философское направление, выраженное прежде всего в классической триаде текстов «Дао дэ цзин», «Чжуан-цзы» и «Ле-цзы», было реакцией на рационалистическую китайскую культуру.

Предпосылки возникновения даосизма.

Верхи китайского общества жили по конфуцианским нормам, исполняли обряды и ритуалы в честь предков, Неба и Земли, согласно требованиям Ли-цзи. Любой из тех, кто находился выше уровня простолюдинов или стремился выдвинуться из их среды, должен был подчинить свою жизнь строгому соблюдению этих норм и церемоний; без знания и соблюдения их никто не мог рассчитывать на уважение, престиж, успех в жизни. Однако ни общество в целом, ни человек в отдельности, как бы ни были они скованы официальными догмами конфуцианства, не могли всегда руководствоваться только ими. Ведь за пределами конфуцианства оставалось мистическое и иррациональное, не говоря уже о древней мифологии и примитивных предрассудках. Экзистенциональная функция религии в этих условиях выпала на долю даосизма – учения, ставившего своей целью раскрыть перед человеком тайны мироздания, вечные проблемы жизни и смерти. В предханьское время и особенно в начале эпохи Хань (II в. до н.э.) – очень насыщенную для истории Китая пору, когда складывалось и принимало свой окончательный вид уже реформированное ханьское конфуцианство, философские искания творчески мыслящих и ищущих индивидов были объединены с верованиями и обрядами простого народа в рамках оформлявшейся параллельно с конфуцианством религии даосов – религиозного даосизма. Основными источниками даосизма послужили мистические и шаманские культы царства Чу и других «варварских» государств на юге Китая, учение о бессмертии и магические практики, развившиеся в царстве Ци, и философская традиция северного Китая.

Философия даосизма.

В виде самостоятельной философской доктрины даосизм начал складываться практически одновременно с учением Конфуция – в VI–V вв. Основателем философии даосов считается древнекитайский философ Лао-цзы. Старший или младший современник Конфуция, о котором, в отличие от Конфуция, в источниках нет достоверных сведений ни исторического, ни биографического характера, Лао-цзы признается большинством современных исследователей фигурой легендарной или полулегендарной (некоторые, впрочем, полагают, что настоящим его именем было Ли Эр, а родился он в кон. IV в. до н.э.). Легенды повествуют о его чудесном рождении (мать носила его несколько десятков лет и родила стариком – откуда и имя его, «Старый ребенок», хотя тот же знак «цзы» означал одновременно и понятие «философ», так что имя его можно переводить как «Старый философ») и о его уходе из Китая. Идя на запад, Лао-цзы любезно согласился оставить смотрителю пограничной заставы свое сочинение – «Дао дэ цзин» («Книга о Дао и дэ» – «Книга о пути и добродетели») – самый глубокий и самый загадочный текст во всей китайской литературе. В этом сочинении, ставшем священным писанием даосизма (в действительности оно составлено в IV–III в. до н.э.), излагаются основы даосской философии.

Вначале необходимо сказать несколько слов о самом понятии Дао. Иероглиф «дао» состоит из двух частей: «шоу» – голова и «цзоу» – идти, поэтому основным значением этого иероглифа является «дорога». Впоследствии иероглиф приобрел переносные значения – «закон», «закономерность», «высший принцип» и т.д. Все традиционные школы китайской мысли использовали это понятие для обозначения того, что в европейской культуре называют истиной. Китайским аналогом выражения «поиски истины» является «поиски Дао». В конфуцианстве Дао имеет абстрактное значение, это принцип нравственного совершенства и упорядочивания государства на основе принципов, познанных древними совершенными мудрецами и сохраненных Конфуцием и его учениками. Дао понимается конфуцианцами как нравственная изначальная основа и мироздания, и человеческой природы, а также путь нравственного совершенствования и комплекс морально-этических правил, которых должен придерживаться его последователь. Проявлением Дао является гуманность.

В даосизме Дао определяется негативно: «Знающий не говорит, говорящий не знает». Лао-цзы учил, что в основе всех вещей лежит Дао – единое первоначало и первопричина, всеобщий Закон и Абсолют. Дао господствует везде и во всем, всегда и безгранично. Его никто не создал, но все бытие (и материальное, и духовное) происходит от него. Невидимое и неслышимое, недоступное органам чувств, постоянное и неисчерпаемое, безымянное и бесформенное, оно дает начало, имя и форму всему на свете, включая богов. Даже великое Небо следует Дао (у Конфуция иначе: Дао было установлено Небом, вести себя согласно Дао значит сообразовываться с волей Неба). Кроме того, Дао – всеобщий управитель. Оно не только рождает, но и приводит все в должное согласие и гармонию. В даосизме Дао представляется в двух ипостасях: с одной стороны, постоянное, пребывающее в покое и недоступное (т.н. Высшее Дао); с другой стороны, дающее началу Небу и Земле, всеохватывающее, постоянно изменяющееся (т.н. «вторичное» Дао). Даосы понимали под Дао безбрежный, постоянно изменяющийся поток. Все рождается, происходит и развивается по законам Дао и вновь возвращается в Дао. Главной закономерностью Дао является его обратность, движение по кругу, направляемое ритмом инь-ян: «Один раз инь, один раз ян, это и есть Дао». Отметим еще одно отличие в понимании Дао между даосизмом и конфуцианством: если даосы считали, что бытие, протекающее под знаком Дао и в полной гармонии с космическими ритмами, было возможно только вначале (т.е. в стадии, предшествующей социальной организации и развитию культуры), то конфуцианцы рассматривали возможность такого существования именно в условиях справедливого и цивилизованного общества.

Познать Дао, следовать ему, слиться с ним – в этом смысл, цель и счастье жизни. Достигнуть познания этого первоначала можно только ведя жизнь отшельника, следуя правилу «у вей» (недеяния). Помочь в поисках Дао могла «добродетель» или «благодать» (дэ), но это далеко не та простая добродетель, нравственное поведение, о котором говорили конфуцианцы. Дэ – это главное воплощение Дао в каждом объекте мира. Дао проявляется через свою эманацию – через дэ, и если Дао все порождает, то дэ все вскармливает, способствует росту и созреванию всех вещей – от малых до великих. Дэ – основное свойство, сущность каждого предмета и явления вселенной. Одновременно мир пронизывает и еще одно порождение Дао – космическая энергия (ци), которая оживляет все сущее, заставляет его двигаться, взаимодействовать одни объекты с другими. Познание дэ и ци, выявление их в окружающем мире составляет важнейшую часть «пути Дао».

Итак, Дао есть всеобщее начало, закон и правило, которые обнимают собой вселенную, природу и человеческое общество. Трудно отделаться от впечатления, что концепция Дао во многом, вплоть до второстепенных деталей, напоминает многократно зафиксированную в упанишадах индо-арийскую концепцию великого Брахмана, безликого Абсолюта, эманация которого сотворила видимый феноменальный мир и слиться с которым (уйти от феноменального мира) было целью древнеиндийских философов, брахманов, отшельников и аскетов. Если прибавить к этому, что и высшей целью древнекитайских даосов-философов было уйти от страстей и суетности жизни к первобытности прошлого, к простоте и естественности, что именно среди даосов были первые в древнем Китае отшельники-аскеты, о чьем подвижничестве с уважением отзывался и сам Конфуций, то сходство покажется еще более очевидным и загадочным. Чем объяснить его? Можно лишь предположить, что сам факт путешествия Лао-цзы на запад показывает, что и в то отдаленное время оно не было невозможным и что, следовательно, не только из Китая на запад, но и с запада (в том числе и из Индии) в Китай могли перемещаться люди и их идеи.

Практическая философия (этика) даосизма.

В «Книге о Дао и дэ» формулируются и этические нормы, правила поведения каждого, необходимые для осуществления Блага: не кичись заслугами, не унижай слабого, живи в мире и согласии с другими, не желай богатства и роскоши, довольствуйся малым, не кради и пр. Всеобщий закон Дао содержит и другие практические наставления: живи, не противодействуя Дао, не ломай заданный свыше порядок, чти его, благоговейно следуй ему. Когда человек следует Дао, по учению Лао-цзы, то он должен оставить любую активность, имеющую цель, кроме достижения совершенства и единства, слияния с природой, и встать на путь «естественности». Таким образом, даосизм предлагает нравственность, которая может быть определена как природно-космическая. Она-то и составляет самую суть даосизма: следуй естественной природе – и будешь счастлив и здоров как физически, так и духовно. По мысли даосов, все люди рождаются добродетельными, их земная и небесная природы уравновешены (отсюда идеал даосов – младенческое состояние). Деятельность же взрослых людей, побуждаемая страстями, какими бы благородными целями она ни оправдывалась, носит название «деяние», если же она пронизана стремлением следовать Дао, не нарушая природный порядок, носит название «недеяние».

Даосы восприняли старую китайскую идею гармонии инь и ян. Главное выражение даосизма – «перемены», трансформации по принципу «то инь, то ян». В даосизме можно говорить о некоем законе «парных рождений» – вещи и явления существуют лишь как противоположности друг друга. А это значит, что даос, стремящийся к добру, вызывает к жизни зло. Истинный же человек, по представлениям даосов, является существом, стоящим вне добра и зла. В этом смысле он «никаков». Это соответствует даосскому пониманию мира – пустоте, где на самом деле нет ни добра, ни зла, ни противоположностей вообще (поскольку Дао – Абсолют, в нем объединяются и злое, и доброе начала мира). В отличие от многих других религиозных систем в даосизме адепты не интересуются морально-нравственными поисками, – ведь добро и зло лишь условные и относительные понятия. Но это отнюдь не означает, что они безнравственны и аморальны. В даосизме моральной проблемы просто нет, ведь даос стремится к прекращению всякой мысли о действии.

Что же такое «недеяние» (у вэй)? «Недеяние» и «естественность» означают отказ от произвольной целеполагающей деятельности, преобразующей природу, и стремление к спонтанному следованию природному естеству вплоть до полного слияния с ним в виде самоотождествления с господствующим в мире беспредпосылочным и нецеленаправленным путем – с Дао. Фактически теория «недеяния» выражается в том, чтобы следовать Дао, отказавшись от борьбы, плывя по течению. Лао-цзы проповедовал не усилие воли, не мобилизацию жизненных сил, а личное высвобождение, достигаемое целостным расслаблением. Речь, однако, идет не о полном бездействии, а о том, чтобы действие совершалось само собой, нецеленаправленно, непреднамеренно.

Таким образом, даосизм учит созерцательному отношению к жизни. Блаженства достигает не тот, кто стремится добрыми делами завоевать расположение Дао, а тот, кто в процессе медитации, погружения в свой внутренний мир стремится вслушаться в самого себя, а через себя вслушаться и постичь ритм мироздания. Цель жизни осмысливалась в даосизме как возвращение к вечному, возвращение к своим корням, к «самому началу» индивидуального существования.

Однако вместе с этим недействие есть только то, что нельзя не делать. Знаменитый афоризм Лао-цзы: «Путь (дао) ничего не делает, но ничего не оставляет несделанным». Такое «недеяние» соответствует покою в движении, «удержанию срединности» в любой ситуации. Как это понимать? Вот фрагмент из «Книги о Дао и дэ»: «Военное искусство учит: Не смей наступать первым, выжидай. Не смей наступать и на вершок, лучше отступи на аршин. Это значит действовать бездействуя, поражать без усилия. Избегая врага, сбережешь солдат. Нет хуже, чем недооценить противника: недооценишь противника – и самое верное средство не поможет. В битве побеждают те, кто перед битвой боялся». Лао-цзы обосновывал эффективность стратегических приемов: победу в войне одерживает тот, кто, во-первых, умеет беречь силы (и, стало быть, не действовать), ориентируясь на «обстановку в целом» и подспудно накапливая стратегическое преимущество, и, во-вторых, умеет действовать творчески, заставать противника врасплох и наносить удар в системообразующую точку его позиции, каковая всегда есть точка «срединности». Лао-цзы учил «приобретать мир, не предпринимая усилий». Более того, реализация человеком личностных потенций имеет в «Книге о Дао и дэ» вселенские масштабы: мудрец превозмогает пространство и время и становится скрытым властелином или, точнее, «хранителем» мира.

И все же в даосизме существуют определенные правила поведения, которые тем не менее никак нельзя назвать нравственностью в европейском понимании этого слова. Сложилось несколько кодексов поведения даосов; большинство из них – под влиянием буддизма. Классическими стали пять правил, которые можно встретить практически во всех даосских школах: не убивать, не злоупотреблять вином, стремиться к тому, чтобы речи не расходились с велениями сердца, не воровать, не заниматься развратом. Даосы считали, что, соблюдая эти запреты, можно «сконцентрировать заслуги и вернуться к корням», т.е. достичь Дао. Постепенно, с появлением новых школ, запреты усложнялись. Кроме того, если, напр., в IV–III вв. до н.э. даосы иронизировали над одной из главных ценностей конфуцианства – сыновней почтительностью: «Когда исчезает благодать (дэ), то появляются “сыновняя почтительность” и “долг”», – то уже в средневековье такие понятия, как «сыновняя почтительность» и «долг», стали едва ли не самыми привычными терминами в даосском лексиконе.

Социально-политическая концепция даосизма.

Социальный идеал «Книги о Дао и дэ» – маленькая патриархальная страна, максимально обособленная от других аналогичных образований. Она не ведет никаких войн, не имеет никаких отношений со своими соседями и управляется по принципу «недеяния». Мудрый государь правит страной именно по этому принципу, то есть воздерживаясь от активного вмешательства в дела членов общества. Лао-цзы порицал современных ему правителей за то, что они слишком деятельны, устанавливают много налогов и запретительных законов, ведут бесконечные войны. Лао-цзы учил: «Кто любит народ и управляет им, тот должен быть бездеятельным»; «святой муж», управляющий страной, «старается, чтобы мудрые не смели сделать чего-нибудь. Когда все сделаются бездеятельными, то (на земле) будет полное спокойствие»; «Когда я ничего не делаю, то народ делается лучше; когда я спокоен, то народ делается справедливым; когда я не предпринимаю ничего нового, то народ обогащается»; «Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует». По преданию, сам Лао-цзы тоже был на государственной службе (заведовал архивом), но, недовольный беспорядком в государстве, оставил службу и удалился в уединение.

Злом считал Лао-цзы и всякое знание: «Кто свободен от всякого рода знаний, тот никогда не будет болеть»; «Кто знает глубину своего просвещения и остается в невежестве, тот сделается примером всего мира»; «Нет знания; вот почему я не знаю ничего». Не случайно впоследствии даосы стали отвергать все достижения цивилизации, довольствуясь патриархальным бытом. Совершенное знание – это только знание экстатическое (приобретаемое в состоянии экстаза), поскольку оно не содержит в себе дуализма бытия. Власть царя среди народа Лао-цзы ставил очень высоко, но понимал ее как чисто патриархальную власть: «Дао велико, небо велико, земля велика, и, наконец, царь велик. Итак, в мире существует четыре величия, одно из которых составляет царь». Главная добродетель для Лао-цзы – воздержание: «Для того чтобы служить небу и управлять людьми, всего лучше соблюдать воздержание. Воздержание – это первая ступень добродетели, которая и есть начало нравственного совершенства».

Социально-политическая концепция даосизма – это утопия. В проповедуемой ею идеологии квиетизма и застоя отразилось умонастроение общественных слоев китайского общества чжоуской эпохи, стремившихся к сохранению существующего порядка: старого патриархального жречества (гадатели си и бу) и тех слоев родовитой знати и общинной верхушки, положение которых было подорвано растущим имущественным и социальным расслоением. Не обладая реальной силой для борьбы с новой аристократией, эти слои претендовали на роль хранителей священной мудрости, не доступной другим.

Даосизм о достижении бессмертия.

В то время как философское направление в даосизме ориентировано прежде всего на достижение личностью духовного совершенства, религиозное направление является совокупностью учений, практик и верований, нацеленных на обретение человеком физического бессмертия и его превращение в существо особого типа, обладающее сверхъестественными свойствами и способностями. К этому же направлению принадлежат верования и культы даосских божественных персонажей, даже если они не связаны напрямую с обретением бессмертия. Отметим, что адепты обоих направлений разделяют одну и ту же концепцию Дао и преследуют одну цель: соединить в своей личности две ипостаси исходной реальности (ян и инь, материю и дух, жизнь и смерть). Различие между «философским даосизмом» и «даосской религией» – в средствах.

Если первоначальный даосизм учил о равноценности жизни и смерти (жизнь и смерть суть две возможности или две стороны реальности и составляют единство), то позднее оформилась установка на признание высшей ценности жизни с ориентацией на различные виды практик достижения бессмертия, понимаемого как слияние с Дао. Для даосского учения об обретении бессмертия характерно представление о подобии микрокосма (человека) и макрокосма (вселенной). Поскольку Дао-Универсум вечен, вечным может быть и подобный ему человек. Подобно тому как вселенная функционирует в ходе взаимодействия Неба и Земли, сил инь и ян, имеет звезды, планеты и т.п., организм человека – это тоже скопление духов и божественных сил, результат взаимодействия мужского и женского начал. Стремящийся к достижению бессмертия должен прежде всего постараться создать для всех этих духов-монад (их 36 тыс.) такие условия, чтобы они не пожелали покинуть тело. Еще лучше – специальными средствами усилить их позиции, дабы они стали преобладающим элементом тела, вследствие чего тело дематериализуется и человек «одухотворяется» – становится бессмертным (сянь).

В центре даосского учения о бессмертии находится категория «сянь», которую обычно переводят понятием «бессмертный», что носит условный характер. Иероглиф «сянь» представляет собой сочетание графем «человек» и «гора», обнаруживающих прозрачную этимологию «горный человек», «отшельник». Однако первоначально это слово записывалось более сложным иероглифом, изображающим некое пернатое существо, возможно, шамана, способного совершать магический полет. В текстах рубежа н.э. слово «сянь» могло также употребляться в значении «возноситься ввысь». Следовательно, этимологически оно выражает не столько идею долголетия и бессмертия, сколько некие таинственные способности, прежде всего к вознесению в высшие небесные сферы. Позднее акценты были смещены, и идея долгой жизни стала неотъемлемой частью представлений о бессмертных (сянях). Тем не менее даосская традиция всегда предполагала, что сянь – это прежде всего существо, причастное к высшему миру и наделенное сверхестественными силами и способностями. Даосские сяни наделяются традицией рядом качеств. Во-первых, при обретении состояния сяня меняется сама внешность человека: у него заостряются или перемещаются на макушку уши, становятся квадратными или двойными зрачки, тело покрывается чешуей, шерстью, перьями или особыми узорами. Во-вторых, сянь приобретает ряд сверхестественных способностей – от левитации до умения одновременно пребывать в нескольких местах, становиться невидимым, превращаться в различные предметы и животных, путешествовать под водой и на облаках и т.п. В-третьих, он обретает способность к бесконечно долгой жизни. В-четвертых, он получает должность и чин в иерархии Иного мира, и к нему с небес спускаются облачные колесницы, запряженные вихрем, драконами или иными чудесными существами, что и считалось главным свидетельством обретения качеств высшего сяня.

Но как достичь всего этого? Традиционная культура Китая не знала противопоставления духовного начала телесному, поэтому и дасское учение о сянях и бессмертии, базирующееся на общекитайской концепции человека как целостного психофизического организма (человек рассматривается как единое психосоматическое целое, не членимое на духовную и материальную составляющие – душу и тело), предполагало не просто бессмертие духа, но материальное бессмертие тела и находящихся в нем душ в их единстве. В связи с этим даосские учения и практики, нацеленные на обретение бессмертия, распадаются на два идейно-практических комплекса, обозначаемых как «внешняя» (вай дань, внешняя киноварь) и «внутренняя» (нэй дань, внутренняя киноварь) алхимия. «Внешняя» алхимия предполагает изготовление снадобий бессмертия в лабораторных условиях и в ходе моделирования искусственно сжатых во времени природных процессов. «Внутренняя» алхимия представляет собой своеобразную форму психофизического тренинга, нацеленного на радикальную трансформацию биолого-физиологических параметров личности и включающего в себя различные психотехники и сексуальные практики. Оба названных компонента зародились в рамках соответственно восточных и южных оккультных знаний и практик. Однако вплоть до VIII–IX вв. даосское религиозное направление было отмечено господством «внешней» алхимии.

Прежде всего, даосы предлагали ограничение в еде – путь, до предела изученный индийскими аскетами-отшельниками. Кандидат в бессмертные должен был отказаться вначале от мяса и вина, потом вообще от любой грубой и пряной пищи (духи не выносят запаха крови и вообще никаких резких запахов), затем от зерна и злаков, овощей, которые все же укрепляют материальное начало в организме. Постепенно удлиняя перерывы между приемами пищи, следовало научиться обходиться совсем немногим – легкими фруктовыми суфле, пилюлями и микстурами из орехов, корицы, ревеня и т.п. Специальные снадобья готовились по строгим рецептам, ибо их состав определялся и магической силой ингредиентов. Диетические предписания обусловлены точной задачей: питать органы продуктами и лекарственными травами, содержащими специфические «энергии» (т.н. «вскармливание жизненной силы»). Как учат даосы, внутренние органы населены не только различными божествами и духами-оберегателями, но и вредоносными существами («Три червя» – не путать с глистами, хорошо известными китайской медицине), пожирающими витальность человека. Для избавления от них и нужно отказаться от обычной пищи и кормиться лекарственными растениями и минеральными веществами, способными убить демонов. Следовало также научиться утолять голод с помощью собственной слюны. Но и это не было пределом. В методе «девяти форм пищевого поста» на предпоследнем этапе человек должен приобщиться к «великой изначальной пустоте» и начать питаться «изначальным ци», т.е. космической энергией. Наконец, высший этап – «зародышевое питание». По традиционным даосским понятиям, зародыш в утробе ничем не питается, но растет и развивается, не дышит, но живет. Таким образом, «зародышевое питание» для даоса фактически означало отказ от пищи, когда человек «восполнялся от Дао», не прилагая к этому никаких усилий.

Рецептура изготовления «снадобий бессмертия» в виде эликсиров, пилюль или порошков включала использование преимущественно минеральных и растительных ингредиентов. Первоочередное значение придавалось золоту, которое воспринималось как совершенный металл, неподвластный тлению и способный оказать соответствующее воздействие на тело адепта. Золото получалось искусственным путем. Другим важнейшим алхимическим веществом является киноварь, осмысляемая в качестве воплощения взаимодействия инь и ян: белый цвет этого вещества (сульфид ртути) соотносился с мужской спермой, а содержащиеся в нем ярко-красные кристаллические вкрапления – с менструальной кровью. Киноварь могла дополняться и замещаться свинцом (инь) и ртутью (ян). Широко употреблялись также мышьяк, источенные драгоценные и полудрагоценные камни (нефрит, горный хрусталь). Из растительных ингредиентов фигурировали различные растительные виды и формы, грибы (напр., гриб-чжи – разновидность зонтичных грибов). Активно использовались также хвоя, смола и семена сосны.

Анализы костных останков в погребениях однозначно свидетельствуют о частых случаях смертельного отравления даосских алхимиков в результате приема ими разного рода снадобий. Однако такая смерть предусматривалась в даосской теории и объяснялась ею как обретение человеком состояния «бессмертного, освободившегося от трупа». К тому же перечисленные вещества в случае их приема малыми дозами в течение длительного времени оказывали консервирующий эффект, препятствуя разложению мертвого тела, что также воспринималось окружающими как доказательство превращения усопшего в бессмертного.

«Внутренняя» алхимия, занявшая главенствующее положение в религиозном направлении приблизительно с XII в., по существу дела, является алхимией только по общим с «внешней» алхимией методологическим основаниям своей практики и общему языку описания. В действительности она представляла собой своеобразную форму психотренинга, направленную на радикальную трансформацию биолого-физиологических параметров личности, достигаемую через комплекс физических, психосоматических и психологических упражнений, которые включают религиозное созерцание, гимнастический тренинг, дыхательные упражнения и сексуальные практики. В комплекс упражнений входили различные движения и позы (позы тигра, оленя, аиста, черепахи), постукивание зубами, потирание висков, взъерошивание волос, а также умение владеть своим дыханием, задерживать его, превращать его в едва заметное – «утробное». Что касается сексуальных практик, то их цель заключалась в получении адептом-мужчиной через половой контакт с женщиной отсутствующей в его собственном организме иньной пневмы/энергии и доведение ее до концентрации, необходимой для соития иньной и янной пневмы и зачатия в самом себе «бессмертного зародыша». Для предотвращения иссякания янной пневмы сексуальные практики предполагали воздержание от эякуляции при совокуплении («повернув сперму, напитать ею мозг»). По сути это все тот же даосский идеал «недеяния» – способ избегать расточения жизненной энергии. Для «укрепления мозга» адепту надо получать как можно большее количество инь; вот причина, по которой он должен много раз менять партнерш; эта практика породила позднее коллективные «соединения дыхания», оргиастические церемонии, многажды подвергавшиеся осуждению, особенно со стороны китайских буддистов. Сближение с женщиной нередко сопровождалось «вампиризмом» – высасыванием животворной энергии женщины. После девятимесячного «пестования бессмертного зародыша», сопровождаемого специальными психосоматическими процедурами («зародышевое дыхание»), и «родов» (подъем «зародыша» по каналу позвоночника к макушке головы), тело «новорожденного» и тело даосского адепта сливались и становились одним бессмертным и нерушимым телом.

Влияние идей и практик йогов и тантристов здесь проявляется достаточно отчетливо. Однако даосизм был все-таки китайским учением, даже если на него и было оказано определенное воздействие извне. И это нагляднее всего проявляется в том, сколь большое значение даосская теория достижения бессмертия придавала моральным факторам. Причем морали именно в китайском смысле – в плане добродетельных поступков, демонстрации высоких моральных качеств. Чтобы стать бессмертным, кандидат должен был совершить не менее 1200 добродетельных акций, при этом даже один безнравственный поступок сводил все на нет. В то же время целеполагание всего образа жизни даосов было сугубо эгоистичным – даос существовал для собственного бессмертия, «ради своего я», когда «собственное тело, несомненно, главное в жизни». На подготовку к бессмертию должно было уходить немало времени и сил, фактически вся жизнь, причем все это было лишь прелюдией к завершающему акту – слиянию дематериализованного организма с великим Дао. Эта трансформация человека в бессмертного считалась очень непростой, доступной лишь для немногих. Сам акт перевоплощения почитался настолько священным и таинственным, что никто его не мог зафиксировать. Просто был человек – и нет его. Он не умер, но исчез, покинул свою телесную оболочку, дематериализовался, вознесся на небо, стал бессмертным.

Даосы усердно разъясняли, что видимая смерть – это еще не доказательство неудачи: вполне вероятно, что умерший вознесся на небо и достиг бессмертия. В качестве аргумента даосы умело пользовались легендами, в обилии созданными ими же. Вот, напр., легенда о Вэй Бо-яне. Рассказывают, будто он изготовил волшебные пилюли и отправился с учениками и собакой в горы, дабы там попытаться обрести бессмертие. Сначала дали пилюлю собаке – она издохла; это не смутило Вэя – он принял пилюлю и упал бездыханным. Веря в то, что это лишь видимая смерть, за ним последовал один из учеников – с тем же результатом. Остальные вернулись домой, чтобы потом прийти за телами и похоронить их. Когда они ушли, принявшие пилюли воскресли и превратились в бессмертных, а неповерившим своим спутникам оставили соответствующую записку. Самое интересное в легенде – ее назидательность: именно после смерти и наступает бессмертие, поэтому видимую смерть можно считать мнимой.

Проповедь долголетия и бессмертия обеспечила даосским проповедникам популярность в народе и благосклонность императоров, отнюдь не безразличных к своей жизни и смерти. По-видимому, первым, кто соблазнился этой идеей, был объединитель Китая Цинь Ши-хуанди. Даосский маг Сюй Ши поведал ему о волшебных островах, где есть эликсир бессмертия. Император снарядил экспедицию, которая, как и следовало ожидать, провалилась (Сюй Ши сослался на то, что обилие акул помешало ему пристать к острову). Так же кончались и другие экспедиции за волшебными снадобьями. Разгневанный император нередко казнил неудачников, но тут же посылал других в новый поход, не ставя под сомнение саму идею. Первые ханьские императоры продолжали эту традицию: снаряжали экспедиции, поддерживали даосских магов, щедро жертвовали деньги на их работы над пилюлями и эликсирами. В китайских летописях также упоминается, что в IX в. четверо императоров династии Тан преждевременно расстались с жизнью именно из-за злоупотребления даосскими препаратами.

Псевдонауки даосов.

Увлечение волшебными эликсирами и пилюлями в средневековом Китае вызвало бурное развитие алхимии. Получавшие средства от императоров даосы-алхимики упорно работали над трансмутацией металлов, над обработкой минералов и продуктов органического мира, выдумывая все новые способы приготовления волшебных препаратов. В китайской алхимии, как в арабской или европейской, в ходе бесчисленных опытов по методу проб и ошибок совершались и полезные побочные открытия (напр., в XI–XII вв. был открыт порох). Но эти побочные открытия теоретически не осмыслялись, поэтому они и не сыграли существенной роли в развитии естественных и технических наук. Этому, как упоминалось, способствовала и официальная позиция конфуцианства, считавшего наукой только гуманитарные знания в их конфуцианской интерпретации. Неудивительно, что алхимия, как и некоторые другие протонаучные дисциплины, так и остались в руках даосов псевдонауками. В их числе была и астрология – наука, которой занимаюсь еще древние конфуцианцы. В отличие от конфуцианцев, бдительно следивших за светилами и использовавших их перемещения и небесные феномены в политической борьбе, даосы видели в астрологии возможности для гаданий и предсказаний. Став в средневековом Китае монополистами в области оккультных наук, даосы составляли гороскопы и делали предсказания; причем без совета даосского гадателя никто обычно не начинал серьезного дела, а женитьба в Китае всегда начиналась с обмена гороскопами, точнее, с присылки гороскопа невесты в дом жениха.

Одной из популярных оккультных наук была геомантия (фэн-шуй – «ветер-вода») – система гаданий о свойствах земли, вернее, о свойствах местности. Связав небесные явления, звезды и планеты со знаками зодиака и странами света, с космическими силами и символами (Небо, Земля, инь, ян, пять первоэлементов и т.п.), геоманты разработали сложную систему взаимодействия между всеми этими силами и земным рельефом. Согласно даосским верованиям, каждая местность находится под влиянием добрых и злых сил, связанных с особенностями рельефа. Только при благоприятном сочетании небесных сил участок земли считался подходящим для строительства, устройства могилы или приобретения в собственность. Показательно, что компас, одно из величайших изобретений китайцев, появился именно в недрах геомантии и для ее нужд, т.е. для ориентировки на местности. Согласно этой «науке», какой-нибудь холм определенного очертания может влиять на все, что находится по соседству, влиять не только на живых, но и на тех умерших, которые похоронены вблизи. Иногда в истории Китая целые города и деревни пустели и теряли обитателей после того, как даосские жрецы объявляли, что фэн-шуй в этом месте неблагоприятен; и наоборот, местности, которые были объявлены благоприятными, быстро заселялись. Особенно важно было узнать характер местного фэн-шуй в связи с погребением, ибо хоронить своих предков нужно было там, где этому благоприятствует местность. На этой почве сложилась особая профессия из числа даосских жрецов и гадателей, специалистов по фэн-шуй, искателей счастливых местностей. По их указаниям китайцы нередко откапывают своих умерших родственников из «несчастливой» могилы и переносят останки их в другое, более «счастливое» место.

Много сделали даосы и для китайской медицины. Однако следует заметить, что сами даосы, да и их пациенты, всегда больше надежд возлагали не на лекарственные препараты, а на сопровождавшие их магические приемы и заклинания, на обереги и талисманы. Кстати, все болезни даосы считали наказанием за грехи, и больные для своего блага должны были не столько лечиться, сколько «очищаться» с помощью даосского мага. В чем заключалось «очищение»? Любое заболевание понималось как засилье духов внутри основных «пяти органов» человеческого организма, и как следствие даосские лекари старались либо изгнать духов, либо уморить голодом, запрещая больному питаться на протяжении многих дней. Другая диета, направленная против духов, заключалась в питании либо очень острой, либо очень соленой пищей, что должно было сделать существование духа невыносимым.

Пантеон даосизма.

Средневековый даосизм был буквально одержим идеей бессмертия и управления миром духов и божеств. Изначальная идея всеединства, общая для всех восточных религий, в учении даосов стала заменяться политеизмом. Поскольку дэ может проявляться во множестве различных форм, то вселенная предстает как место проявления и взаимодействия множества богов и духов.

Включивший в себя со временем все древние культы и суеверия, верования и обряды, всех божеств и духов, героев и бессмертных, эклектичный и неразборчивый даосизм легко удовлетворял самые разнообразные потребности населения. В его пантеон наряду с главами религиозных доктрин (Лао-цзы, Конфуций, Будда) входили многие божества и герои (полководцы, мастера своего дела, патроны ремесел и т.п.) вплоть до случайно проявивших себя после смерти людей (явился кому-либо во сне и т.п.). Всего в пантеон входят десятки тысяч божеств. Для деификации не требовалось ни специальных соборов, ни официальных решений. Любой незаурядный исторический деятель, даже просто добродетельный чиновник, оставивший по себе хорошую память, мог быть после смерти обожествлен и принят даосизмом в его пантеон. Даосы никогда не были в состоянии учесть всех своих божеств, духов и героев и не стремились к этому. Они особо выделяли нескольких важнейших из них, среди которых числились легендарный родоначальник китайцев древнекитайский император Хуанди, богиня Запада Сиванму (с помощью даосов получил широкое распространение миф о богине бессмертия Сиванму, в саду которой где-то на западе раз в 3000 лет цветут персики бессмертия; Сиванму считается прародительницей и покровительницей всех женщин-сяней), первочеловек Паньгу (согласно одному из китайских космогонических мифов, Паньгу родился в то время, когда Небо и Земля были единым хаосом, напоминавшем собою яйцо, а когда он умер, голова его стала священной вершиной, глаза стали солнцем и луной, жир – реками и морями, волосы и шерсть на теле – деревьями и другими растениями; этот миф весьма схож с индийским мифом о Пуруше), божества-категории типа Тай-шу (Великое Первоначало) или Тайцзи (Великий Предел). Их даосы и все китайцы почитали особо.

Следует отметить, что в даосских школах все множество богов и духов было организовано по подобию национальной административной или военной системы: божественные генералы, офицеры, в подчинении у которых находились сонмы «духов-солдат». Иногда выделялся и один верховный бог. Напр., главой пантеона школы Совершенной истины (основана в XII в.) считался Юйхуан – «Нефритовый император». В пантеоне этой школы следующую за Юйхуаном позицию занимают «Три Наичистейших» или «Три Небесных Достопочтенных» (их образы возникли в более ранних школах на основании синтеза космологических представлений о трех сферах вселенной и мифов об обожествленных основателях даосских школ; впоследствии стали восприниматься как воплощения или персонификации аспектов Дао), а за ними располагаются «Четыре Правителя» (их культ является модифицированным вариантом культа Повелителей частей света). Правда, в формах поклонения верховному владыке проявилась особая черта не только даосизма, но и всего китайского комплекса религий: Верховному владыке поклонялись значительно реже, нежели более мелким и на первый взгляд менее значимым божествам. Частично это объяснялось тем, что верховный владыка в народном сознании ассоциировался с императором, который находится очень далеко и все равно не услышит просьб простого человека. Поэтому проще и надежнее обратиться к местному чиновнику (т.е. к более низкому по рангу духу), который скорее решит все проблемы, а если надо, то и доложит «по инстанциям» на самый верх Небесному владыке.

Но главное место в даосских верованиях, безусловно, принадлежит Лао-цзы в его ипостасях как основоположника даосизма, так и божества. Процесс обожествления Лао-цзы прослеживается приблизительно с I в. в русле социально-утопического «учения Великого равенства». В нем провозглашалась неизбежность нового прихода в мир Лао-цзы и наступления под его правлением царствия всеобщего благоденствия, справедливости и духовного процветания. Сам Лао-цзы объявлялся божеством, способным перерождаться и являть себя людям в новом облике. Впервые он появился в облике старца, ставшего наставником Желтого императора. Поэтому в рамках учения Великого равенства его культ получил название «Желтый Лао». Основные идеи этого учения были восприняты школой Небесных наставников, но Лао-цзы получил в ней другой титул – Высочайший Господин (или Господь) Лао или, сокращенно, Господин Лао (Лао-цзюнь), который и закрепился за его культом. III–V вв. ознаменовались созданием подлинной мифологии Господина Лао, в которой он превратился в вечного и всемогущего бога, действующего лица процесса космогенеза и всех последующих событий космического масштаба и мира людей. Он периодически рождается в мире людей, принимая облик советника государей и наставляя их на путь благого правления. Исторический Лао-цзы и есть одно из таких воплощения Господина Лао. В танскую эпоху культу господина Лао был придан официальный характер. Во всех городах и уездах страны повелевалось возвести посвященные ему святилища. Хотя почитание Лао-цзы на государственном уровне продлилось недолго, оно способствовало упрочению его культа в общенациональном религиозном сознании.

Специфической категорией даосских божеств были бессмертные. В их число входили знаменитый Чжан Дао-лин (основатель даосской религии, верховный глава злых духов и ответственный за их поведение), алхимик Вэй Бо-ян и многие другие. Но наибольшей известностью в Китае всегда пользовалась восьмерка бессмертных, ба сянь, рассказы о которых необычайно популярны в народе и фигурки которых (из дерева, кости, лака), равно как и изображения на свитках, знакомы каждому с детства. С каждым из восьми связаны любопытные истории и легенды.

Чжунли Цюань – старейший из восьми. Удачливый полководец ханьского времени, он потерпел поражение только из-за вмешательства небесных сил, знавших об уготованной ему судьбе. После поражения Чжунли ушел в горы, стал отшельником, научился тайнам трансмутации металлов, раздавал золото бедным, стал бессмертным.

Чжан Го-лао (второй в восьмерке) имел волшебного мула, который за день мог пройти десять тысяч ли, а на время стоянки складывался так, как если бы он был из бумаги, и засовывался в специальную трубочку. Понадобится мул – его вытаскивают, разворачивают, побрызгают водой – и он снова жив и готов к переходам. Чжан жил очень долго, не раз умирал, но каждый раз вновь воскресал, так что бессмертие его вне сомнений.

Ли Те-гуай (четвертый в восьмерке), как-то отправившись на встречу с Лао-цзы, оставил свое тело на земле под присмотром ученика. Ученик узнал о болезни матери и немедля ушел, а тело патрона сжег. Ли вернулся – его тела нет. Пришлось ему вселиться в тело только что умершего хромого нищего – так и стал он хромым (Ли – «железная нога»).

Хэ Сянь гу (последняя в восьмерке) с детства отличалась странностями, отказалась выйти замуж, долгие дни обходилась без еды и ушла в горы, став бессмертной.

Народная фантазия наделила всех ба сянь чертами волшебными и человеческими, что сделало их одновременно людьми и божествами. Они путешествуют, вмешиваются в людские дела, защищают правое дело и справедливость. Все эти бессмертные, как и другие духи, боги и герои, хорошо известные в Китае, в своей совокупности отражали различные стороны верований, представлений, желаний и стремлений китайского народа.

Даосы в средневековом Китае.

Официальная поддержка императоров династии Цинь-Хань (III в. до н.э. – III в. н.э.) помогла даосизму выжить и даже укрепиться в условиях господства конфуцианства. Но, выстояв, даосизм довольно сильно изменился. Общефилософские метафизические спекуляции на тему о Дао и дэ были отодвинуты на задний план, как и идея отшельничества с его принципом у вэй. Зато на передний план вышли многочисленные даосские маги и проповедники, примкнувшие к даосизму знахари и шаманы, которые не только резко усилили свою активность, но и умело синтезировали некоторые философские идеи даосизма с примитивными верованиями и суевериями крестьянских масс. Усилившись за счет дальнейшей разработки своей теории, даосы в раннесредневековом Китае сумели стать необходимой и незаменимой частью духовной культуры страны и народа. Простые китайцы стали воспринимать даосов как могущественных колдунов, которые могут оказать действенную помощь людям в земной жизни. В эпоху Тан (VII–Х вв.) даосы широко расселились по всей стране. В качестве опорных пунктов даосизма повсюду были созданы крупные монастыри, где ученые даосские маги и проповедники готовили своих последователей, знакомя их с основами теории бессмертия. Получив первоначальное образование, даосские гадатели и врачеватели растекались по Китаю и практически сливались с гражданами Поднебесной, не отличаясь от них ни одеждой, ни образом жизни – только своей профессией. Эта профессия со временем превращалась в наследственное ремесло, так что для овладения им не было нужды в специальном обучении на стороне – требовалось лишь засвидетельствовать свой профессиональный уровень и получить от властей сертификат на право заниматься своим делом. Для действий даосских магов было найдено и теоретическое обоснование. Поскольку Дао – это Абсолют, в нем объединяются и злое, и доброе начала мира (идея гармонии инь и ян). Зло проявляется в деятельности злых духов, которые препятствуют мировой гармонии и осуществлению человеческого бессмертия. Даосские же мудрецы умеют заклинать и подчинять своей власти злых духов, укрепляя равновесие вселенной.

Даосы в средневековом Китае обслуживали также множество храмов и кумирен, создававшихся в честь многочисленных богов и героев, духов и бессмертных постоянно разраставшегося даосского пантеона. Они принимали участие в бытовых обрядах, в частности в церемонии похорон. В раннесредневековом Китае даосизм из преследуемой секты превратился в признаваемую и даже необходимую стране религию. Эта религия заняла достаточно прочные позиции в китайском обществе еще и потому, что она никогда не пыталась соперничать с конфуцианством и скромно заполняла те пустоты в культуре и образе жизни народа, которые оставались на ее долю. Более того, по своему образу жизни слившиеся с народом даосы сами были теми же конфуцианцами, а своей деятельностью они даже укрепляли идеологическую структуру страны.

На протяжении веков даосизм переживал взлеты и падения, поддержку и гонения, а порой, правда на короткие сроки, становился официальной идеологией какой-либо династии. Даосизм был нужен и образованным верхам, и невежественным низам китайского общества, хотя проявлялось это по-разному. Образованные верхи обращались чаще всего к философским теориям даосизма, к его древнему культу простоты и естественности, слияния с природой и свободы самовыражения. Специалисты не раз отмечали, что каждый китайский интеллектуал, будучи в социальном плане конфуцианцем, в душе, подсознательно, всегда был немного даосом. Особенно это касалось тех, чья индивидуальность была выражена более ярко и чьи духовные потребности выходили за рамки официальных норм. Открывавшиеся даосизмом возможности в сфере самовыражения мысли и чувства привлекали многих китайских поэтов, художников, мыслителей. Но это не было оттоком от конфуцианства – просто даосские идеи и принципы наслаивались на конфуцианскую основу и тем обогащали ее, открывая новые возможности для творчества.

Необразованные низы искали в даосизме иное. Их прельщали социальные утопии с уравнительным распределением имуществ при жесточайшей регламентации жизненного распорядка. Эти теории играли свою роль в качестве знамени в ходе средневековых крестьянских восстаний, проходивших под даосско-буддийскими лозунгами. Кроме того, с народными массами даосизм был связан обрядами, практикой гадания и врачевания, суеверий и оберегов, культом божеств и патронов-покровителей, магией и лубочно-мифологической иконографией. Именно на этом, низшем уровне «народного» даосизма складывался и тот гигантский пантеон, которым всегда отличалась религия даосов.

Но при всей популярности даосизм не составил значительной конкуренции конфуцианству. Идеи строгого исполнения обрядов и соблюдения морали оказались ближе большинству китайцев, чем попытки достичь божественного состояния. Хотя были у даосизма периоды особого влияния на императоров и существовали даже отдельные даосские государства, возглавлявшиеся «патриархами», все же главным вероучением в Китае оставалось конфуцианство.

Сложнее были взаимоотношения даосов с буддистами, проникшими в Китай в нач. н.э. и активно сотрудничавшими с даосами. Помогая буддизму укрепиться на китайской почве, снабжая его терминами и знаниями, даосизм столь же щедро черпал сведения у буддистов и обогащался за счет индуистско-буддийской культуры. Более всего влияние буддизма и вообще индийской мысли заметно на той трансформации, которую испытали даосские концепции о путях и методах достижения бессмертия. Даосизм заимствовал у буддистов идеи (представление об аде и рае), институты (монашество), через посредство буддизма познакомился с практикой йогов и т.п. Но по мере того, как буддизм в Китае приобретал самостоятельность, его идеологи со все большим раздражением относились к бесцеремонным заимствованиям со стороны даосов. Вынужденный отстаивать свое лицо, даосизм пошел на хитрость, выдумав легенду о том, как Лао-цзы, отправившись на запад, достиг Индии и оплодотворил спящую мать Будды. Легенда эта, оформленная в виде специальной сутры под названием «Лао-цзы обращает варваров», оказалась весьма коварной: если принять во внимание ее конец, то все заимствования даосов у буддизма выглядели вполне закономерными. Тем самым даосизм сумел сохранить свое лицо.

С другой стороны, не смог сохранить свою «чистоту» и буддизм. Буддистские представления постепенно тоже стали смешиваться с даосскими и конфуцианскими взглядами. Буддизм как бы «окитаился». Многие божества даосизма и конфуцианства стали восприниматься как воплощения Будды, а отдельные бодхисатвы – отождествляться с китайскими богами. В деревнях нередко можно было встретить храмы, где находились одновременно статуи Конфуция, Лао-цзы и Будды. В свиту даосского бога Юй ди включался будда Жулай. Великий бодхисатва Авалокитешвара в Китае почитался как богиня Гуань-инь – дочь будды Амитабхи, богиня милосердия и добродетели, покровительница материнства, женщин и детей.

Взаимоотношения трех религий.

Даосизм в Китае, как и буддизм, занимал скромное место в системе официальных религиозно-идеологических ценностей. Лидерство конфуцианства никогда им всерьез не оспаривалось. Любопытно, что, несмотря на такое мирное сожительство конфуцианства, даосизма и буддизма, между ними велась борьба; но борьба не за верующих, потому что китайцы обычно, смотря по обстоятельствам, выполняют обряды всех трех религий. Нет, это была борьба чисто политическая: конфуцианские чиновники и даосские жрецы постоянно соперничали из-за должностей, из-за доходных мест, из-за влияния на политическую жизнь. Вопреки учению Лао-цзы, который проповедовал невмешательство в государственные дела, даосские жрецы всегда стремились к власти. В периоды кризисных ситуаций и больших потрясений, когда централизованная государственная администрация приходила в упадок и конфуцианство переставало быть эффективным, даосизм и буддизм подчас выходили на передний план, проявляясь в эмоциональных народных взрывах, в эгалитарных утопических идеалах восставших. И хотя даже в этих случаях даосско-буддийские идеи никогда не становились абсолютной силой, но, напротив, по мере разрешения кризиса постепенно уступали лидирующие позиции конфуцианству, значение бунтарско-эгалитаристских традиций в истории Китая не должно преуменьшаться. Были эпохи в жизни Китая, когда партия жрецов, опираясь на союз с другими группами и пользуясь своим влиянием в императорском гареме (обычно даосские жрецы сильное влияние оказывали на женскую часть двора), оттесняла от должностей конфуцианских чиновников и захватывала в свои руки власть. Даже крупные перевороты не обходились без их участия. Например, чисто конфуцианская династия Хань (206 г. до н.э. – 220 г. н.э.) была свергнута в результате ряда крестьянских восстаний, из которых самое мощное – известное восстание «желтых повязок» 184 г. – было возглавлено даосами. Были и эпохи, когда особым покровительством императорской власти пользовались буддизм и буддистские монахи; так было в годы династии Суй (581-618), а особенно Юань (1260-1368). Любопытно, что конфуцианское чиновничество в истории Китая наибольшее влияние имело не при национальных династиях Тан, Сун и Мин, а главным образом в эпохи иноземных династий: монгольской и маньчжурской. Иноземные династии, очевидно, чувствовали себя непрочно в стране и старались опереться на образованное чиновничество. А национальные династии Китая, ближе державшиеся к более широким слоям китайского населения, испытывали гораздо большее влияние со стороны связанных с народными массами даосских жрецов.

Теократическое государство даосов.

После подавления крестьянского восстания «желтых повязок», проходившего под знаменем даосизма, оставшиеся в живых даосы – последователи погибшего главы восстания даосского мага Чжан Цзюэ – бежали на запад, где в горных пограничных районах Китая соединились с представителями другой даосской секты во главе с Чжан Лу. Чжан Лу был внуком Чжана Дао-лина, считающегося основателем даосской религии. Вскоре секта Чжан Лу (позднее секта была преобразована в школу Небесных наставников), особенно в связи с окончательным крушением династии Хань и началом эпохи межвластия, превратилась в фактически самостоятельное теократическое или, вернее, «даократическое» образование, сумевшее добиться определенной автономии; с ним впоследствии считались официальные китайские власти.

«Государство» даосских пап-патриархов, передававших свою власть по наследству, просуществовало в Китае вплоть до недавнего времени (63-й даосский папа из рода Чжанов после 1949 г. переехал на Тайвань). Вначале оно было строго организовано и состояло из 24 религиозных общин, возглавляемых наследственно правившими «епископами». Вся власть в каждой из общин принадлежала группе духовных наставников во главе с «епископом», причем все сектанты повиновались им беспрекословно. Жизнь в общинах даосов была организована таким образом, чтобы каждый мог очиститься, покаяться и, пройдя через серию постов и обрядов, подготовить себя к бессмертию.

Во время поста Тутаньчжай (пост грязи и угля), который вначале предназначался для кающихся в грехах больных, а позже стал общим для всех, сектанты мазали лицо и тело грязью и углем, пели гимны, били поклоны, доводили себя до исступления и в заключение бросались на землю. Чуть отдышавшись, они повторяли тот же цикл на следующий день – и так в течение трех, а то и семи-девяти дней. Во время поста Хуанлучжай (пост желтого талисмана) члены общины во главе с наставниками совершали ритуал на специальной площадке с целью очистить души своих предков и сделать их бессмертными. В дни обрядов-сатурналий Хэци (слияние душ) даосы на некоторое время освобождались от всех половых запретов и ограничений, в общинах совершались оргии, что объяснялось учением даосов о благотворности взаимодействия сил инь и ян – женского и мужского начал. Всего таких постов и обрядов было 28, причем происхождение некоторых из них, в частности Хэци, возможно, имело связь с идеями тантризма, широко распространившимися в нач. н.э. в восточных пограничных горных районах Индии, откуда они, видимо, стали известны и даосам.

Несмотря на важную роль наследственной теократии Чжанов и связанных с ней различных даосских сект, главам которых нередко приписывалась чудодейственная сила и власть над духами, все они были лишь высшей духовной инстанцией, своеобразными хранителями принципов и догматов учения. Реальной административной власти вне своих общин и сект даосские патриархи и «епископы» не имели. Они и не стремились к этому. Даосская религия за свое почти двухтысячелетнее существование не создала стройной церковной структуры, и это в условиях господства конфуцианства было оправданным: организационная слабость религиозного даосизма вне его общин и сект способствовала проникновению этой религии во все поры китайского общества.

Современный даосизм – религия обыденного сознания.

В современном Китае количество официально зарегистрированных даосских монастырей значительно уступает количеству буддийских обителей. Чисто религиозный даосизм, по-видимому, постепенно сходит на нет, многие крупные даосские школы прекратили свое существование. Даосизм в кон. XX в. стал особой национальной формой «обыденного верования». В принципе китаец может быть преданным буддистом и при этом участвовать в даосских магических ритуалах, обращаться к гадателям и лекарям-даосам. Поэтому невозможно даже приблизительно ответить на вопрос, сколько даосов проживает в современном Китае. Людей, которые сегодня строго придерживаются даосских ритуалов, осталось очень немного, значительно меньше, чем буддистов. По приблизительной оценке, их число составляет ок. 20 млн. чел. (на 1998 г.).

Однако из всего этого вовсе не следует делать вывода об утрате даосизмом характера национальной религии. Даосизм настолько глубоко вошел в плоть и кровь китайской культуры, в обыденное сознание каждого китайца, что многие некогда закрытые ритуалы превратились в элемент повседневной практики.Так, каждый день сотни людей приходят в даосский храм в Пекине, чтобы прикоснуться к крупу священной бронзовой лошади (в народном пантеоне лошадь – одно из священных животных, приносящих счастье). Даосский храм в провинции Хэнань пользуется особой популярностью среди местных жителей-буддистов как лучшее место для «изгнания злых духов» и лечения. Даосизм не умер, изменились формы его проявления. Напр., каждое утро в любом парке по всему Китаю можно наблюдать сотни людей, занимающихся дыхательно-медитативными упражнениями, гимнастикой, боевыми искусствами, истоки которых самым непосредственным образом связаны с даосским учением. Из даосизма вышла и вся китайская медицина.

Каждый год в девятый день девятой луны отмечается даосский праздник, посвященный «естественному человеку» Чжэньу, который считается одним из воплощений Лао-цзы. Люди со всех концов Китая (до 30 тыс. паломников) направляются на поклонение в священные горы Удан, где уже в течение многих столетий располагается центр монастырского даосизма. В горах Удан расположены сотни мелких монастырей, а то и просто даосских поселений из пяти-шести человек, где адепты не только соблюдают древние заветы, но даже пытаются изготовить знаменитую «пилюлю бессмертия». Хотя официально Всекитайская даосская ассоциация располагается в Пекине, все же центр религиозной даосской жизни находится в горах Удан. В былые времена здесь проживало до 30 тыс. монахов, но сегодня от былой славы не осталось и следа. В немалой степени к этому привели преследования даосов в 50-х гг. XX столетия, когда многие священнослужители пострадали в ходе кампании по борьбе «с влиятельными феодальными и антиреволюционными пережитками».

Сегодня, как и в древности, никакого единого даосизма не существует. Ортодоксальный даосизм представлен двумя школами: школой Совершенной истины (Цюаньчжэнь) и школой Правильного единства (Чжэньи). Что касается школы Совершенной истины, то ее монастыри являются преобладающими, а школе Правильного единства принадлежит большинство храмов, и она пользуется государственной поддержкой. Руководители даосской ассоциации входят в органы государственного управления. Особую категорию последователей даосизма составляют цзюйши – верующие, которые не являются монахами или служителями культа. Они живут в миру, постоянно совершенствуются в освоении даосского учения и принимают участие в религиозной деятельности монастырей, к которым «приписаны». В отличие от ортодоксального даосизма существует по крайней мере около сотни мелких даосских сект, ритуалы которых далеко не всегда одобряются властями, а некоторые секты вообще именуются «государственно опасными», поскольку их ритуалы связаны с традиционной для даосизма сексуальной практикой, оккультными ритуалами с использованием сильных наркотических средств, методами психовоздействия на адептов, далеко не всегда безопасными для здоровья человека.

В наше время даосизм популярен, помимо КНР, в Сянгане (Гонконге), на Тайване, среди китайских эмигрантов. Возник и т.н. «западный» даосизм. Речь идет о самых разнообразных школах здорового образа жизни, диетологии, фитотерапии, медитации, сексуальной практики, ушу, которые можно встретить практически в любом городе Европы и США и которые называют себя «даосскими». В некоторых странах деятельность подобного рода организаций встречает резкий протест со стороны Христианской Церкви, поскольку даосизм представляется классическим воплощением восточного оккультизма.

В определенной мере даосизм превратился в своеобразную визитную карточку Китая, и хотя религиозный аспект даосизма уступает место даосизму практическому и обыденному, тем не менее именно это учение многие сегодня называют национальной религией Китая.

Религиозный синкретизм в Китае. Традиции и современность.

Конфуцианство, даосизм и буддизм, сосуществуя на протяжении долгих веков, постепенно сближались между собой, причем каждая из доктрин находила свое место в складывавшейся всекитайской системе религиозного синкретизма. Конфуцианство преобладало в сфере этики и социально-семейных отношений, даосизм с его магией, метафизикой и пантеоном божеств и духов был обращен к сфере чувств и как бы компенсировал сухость и рационализм конфуцианства; буддизм заботился об искуплении греховных поступков, рождал и поддерживал верования в загробное блаженство.

Система синкретизма складывалась прежде всего на нижнем уровне, в рамках народных верований и обычаев. Среди необразованного крестьянства и малограмотных горожан она господствовала практически абсолютно. Средний китаец обычно не видел разницы между тремя религиями. К каждой из них, а то и ко всем сразу обращался он в случае нужды: чем большее число богов и духов услышит его просьбы, тем больше шансов на успех. На верхнем уровне тоже наблюдалось некоторое сближение и взаимовлияние доктрин, однако среди образованных шэньши, ученых даосов или буддийских монахов из монастырей сохранялись и культивировались специфика каждого из учений, их самостоятельность и самобытность.

Система богов, ритуалов и культов в рамках гигантской структуры религиозного синкретизма была сложной и многоярусной. На высшем ее ярусе находились общегосударственные культы Неба и Земли, отправлявшиеся в их полном объеме лишь самим императором в специальных столичных храмах. Храм Неба и поныне являет собой архитектурную достопримечательность Пекина: это обширный комплекс, ведущее положение в котором занимает трехъярусное куполообразное здание с мраморными террасами и балюстрадами; оно обычно оживало и красочно светилось в ночь церемонии, свершавшейся под Новый год. К числу божеств, имевших всекитайское распространение и значение, относились основатели трех религий: Конфуций, Лао-цзы и Будда; причем первое место среди них, бесспорно, принадлежало Конфуцию, храмы в честь которого были в каждом уездном городе (их в Китае насчитывалось ок. 1500). (Подробный разбор восьми типов божеств китайского пантеона см. напр.: «Религиоведение. Учебное пособие / Под ред. М.М. Шахнович. СПб., 2009. С.110-115).

Сложившаяся в основном на нижнем уровне синкретическая система кое-чем напоминала индуизм: те же эклектизм и универсализм пантеона, терпимость и либерализм в сфере культа, простота и легкость деификации новых святых, патронов-покровителей. Однако существенно, что при всем том сохранялось лицо каждой из доктрин: пусть в деревенском храме находились рядом даосские и буддийские божества и любой даосский и буддийский монах соглашался отправлять необходимый обряд в отношении каждого из них или всех сразу – все-таки эти божества оставались соответственно даосскими или буддийскими.

Еще одна важная особенность: привычка относиться к божественным силам не как к чему-то сверхъестественному, а как к своим близким, обязанным выполнять долг по отношению к живущим, действовать по принципу «я – тебе, ты – мне». Этот принцип известен и другим религиям. В конце концов, всем богам молятся, дабы получить что-либо от них. Однако в Китае был сделан явный акцент на обязанность божества. Долг – одна из высших конфуцианских категорий, и благоговейное отношение к нему было перенесено и на взаимоотношения с потусторонними силами. Только в Китае на богов можно было жаловаться, апеллировать к властям, обращая внимание на невыполнение божеством его долга. Только в Китае можно было официально наказывать божество в лице представляющего его в храме идола в случае, если он не откликался на настоятельные просьбы, особенно если последние имели важное общественное значение, как, напр., мольбы о дожде в случае засухи. Соответственно складывались и взаимоотношения с божеством на индивидуальном уровне. Ни священного трепета, ни преданной любви-бхакти – почти исключительно деловой расчет. Ничто не мешало просящему разбить глиняного идола, к которому он безрезультатно апеллировал (речь идет о домашнем храме; в общественном этого делать не дозволялось, но не по религиозным, а по административным соображениям), и затем обратиться за содействием к другому, который мог оказаться более покладистым.

Возрождение традиций.

Революция коренным образом изменила Китай. На смену желтому дракону империи пришло красное знамя р

Дата добавления: 2014-01-14