Венесуэльская болезнь

«Политика массовой национализации и квазинационализации частной собственности», вызывающая негодование Илларионова, случалась далеко не единожды — и не только в Венесуэле. Например, в образцово капиталистической Великобритании лейбористы, придя к власти сразу после Второй мировой войны, национализировали целые отрасли. Возможно, потому, что при послевоенном разорении не видели иного способа поддержать их существование.

Правда, многократное повторение национализации позволило всесторонне изучить её практически неизбежные последствия. Сдержать их удаётся, разве что если государственное предприятие реально конкурирует с частными (как, например, Renault во Франции). Если же национализирована монополия — катастрофа неминуема.[130]

До поры до времени предприятие, щедро подпитанное казёнными — то есть для его менеджеров даровыми — деньгами, расширяется и процветает. Но рано (как правило) или поздно (если очень повезёт) качество работы ухудшается — ведь оценивают его теперь не столько потребители (своим трудовым рублём или фунтом), сколько чиновники разных рангов (чьи доходы и расходы если от чего и зависят, то уж точно не от работы подведомственных заведений).

Вслед за качеством закономерно падает и количество. Его, правда, оценить заметно проще, чем качество.

Так ведь и найти уважительные причины сокращения объёмов производства несложно. Тем более что главная из этих причин объективна. Потребители стараются заменить некачественные товары и услуги чем-нибудь более приемлемым.

Наконец, казённая продукция дорожает: количество упало, а сократить число рабочих мест или зарплату на каждом из них не согласится ни демократически избранный чиновник (ему нужны голоса и на следующих выборах), ни тем паче диктатор (не имея внятных способов изучать общественное мнение, он опасается незримых течений).

Если цену поднять не удаётся, изыскиваются иные способы поживиться из казённого котла. Ходорковский и Невзлин, купив на аукционе казённую нефтяную компанию ЮКОС, обнаружили: едва ли не каждый её администратор, начиная с уровня мастера, имел персональную скважину, доход из которой капал прямо в его кошелёк. Как только они покончили с этой формой хищений, прибыль компании выросла в несколько раз.

Кстати, ЮКОС являет и другие примеры эффективности частного управления. Так, там внедрили новую компьютерную систему управления всеми скважинами и насосами. Даже создали самостоятельную компанию СибИнТек для разработки управляющих программ. Решив поставленные ЮКОСом задачи, СибИнТек ушёл на вольные хлеба. Несколько сот молодых сибиряков, изучив искусство программирования за нефтяные деньги, теперь зарабатывают благополучие собственными силами.

Ходорковского ругали за само проведение аукциона по ЮКОСу: не допустив конкурентов к торгам, он отдал государству примерно триста миллионов долларов, а честный аукцион принёс бы, по экспертным оценкам, раза в три больше. Но когда государство решило изъять основу могущества олигарха, слишком увлёкшегося политикой (и на мой взгляд, далеко не безупречного в ней[131]), акции ЮКОСа стоили десятки миллиардов. Правда, за это время и нефть подорожала чуть ли не впятеро, а значит, чистая — за вычетом издержек на добычу и транспортировку — прибыль выросла раз в десять. Но по меньшей мере три «крата» роста цены компании — следствие не выгодных внешних обстоятельств, а несомненной эффективности приватизации.

Об ЮКОСе я говорю так подробно прежде всего потому, что компания — один из очень немногих примеров национализации в нынешней России. Правда, есть ещё Сибнефть, выкупленная по реальной цене. Но в её истории есть и пример неэффективной приватизации. Первый покупатель — Березовский — превосходный изобретатель схем ведения дел, но далеко не лучший организатор. А уж главный способ его деятельности — приватизация менеджмента, т. е. подкуп руководителей компаний, ему не принадлежащих — и вовсе годен только для работы с казёнными корпорациями (так, в правлении Общественного Российского Телевидения все представители государства дружно голосовали под диктовку Березовского). Не удивительно, что Абрамович — не столь изощрённый политик, но хороший управленец — выкупил Сибнефть у Березовского куда дешевле, чем продал государству.

Других сколько-нибудь серьёзных случаев национализации в новейшей российской истории не заметно. Не зря Илларионов обвиняет власти ещё и в квазинационализации. Что это такое — сказать трудно. Именно поэтому оправдаться от столь расплывчатого обвинения практически невозможно.

Вероятнее всего, Илларионов имеет в виду массовое вмешательство чиновников в хозяйственную жизнь. Формы вмешательства весьма разнообразны — и зачастую разно без образны. Мелочная регламентация того, что должен регулировать — изменением спроса — сам рынок. Нелепые и каждодневно усложняющиеся налоговые и таможенные правила. Принуждение к оплате властных затей — от посадки газонов до городских праздников — под лозунгом социальной ответственности бизнеса (хотя именно бизнес даёт местным властям налоги, в том числе и на все их затеи). Наконец, прямые поборы и взятки.

Но всё это — ни в коей мере не национализация. Инициатива здесь исходит не от государства как целого. И интересы государства — пусть и превратно понятые — ни в коей мере не защищаются. Ибо нельзя путать интересы государства с интересами отдельных его чиновников. Так же как интересы страны — с интересами государства.

Словом, национализации у нас пока далеко не так много, чтобы считать её болезнью. Оно и понятно. Доля сырья, добычей которого не слишком сложно распоряжаться, в нашем доходе пока явно меньше, чем в венесуэльском.

Дата добавления: 2014-11-06