Античеловечность буддизма

Следующий тезис буддизма, относится также к «теории всеобщей изменяемости». Он развивает предыдущий тезис о не существовании души и связанной с ним теории об элементах сознания, которые передаются при перевоплощениях. Буддисты утверждают, что личность человека также как и окружающий нас материальный мир, как и «сознание», состоящее из дхарм — не тождественна сама по себе, в ней нет никакого постоянного, устойчивого ядра, её никоим образом нельзя обнаружить с помощью органов чувств или описать.

Этот тезис дополняется в буддизме ещё одним: ничто в мире не постоянно, всё проходит, всё находится в процессе непрерывного изменения, а потому, стремясь достичь чего-то, мы в конечном итоге остаёмся ни с чем.

Чего после такой космогонической “философии” удивляться тому, что буддисты ставят своё общественное благополучие на одно из последних мест: зачем заботиться об обществе на Земле, если всё равно «останешься ни с чем»? Ну а чтобы буддисты не впадали в апатию от такой перспективы, они следуют теории перевоплощений, основанной на космогонической “объективности” циклического существования Вселенной.

Мы уже упоминали при изучении индуизма, что жизнь человека в его религиозной системе координат ценится ничтожно мало: чего ценить жизнь, если земное существование — всего лишь очередное перевоплощение души, которое напрямую зависит от кармических законов. В буддизме ещё хуже: там индивидуальность человека не признаётся за ценностную основу, поскольку в ней не имеется даже души. Всё-таки признание души в индуизме придавало хоть какую-то ценностную индивидуальность.

И получается, что жизнь человека — тоже иллюзия: чего её беречь, если это всего лишь совокупность разнообразных дхарм, которые перегруппируются в следующий момент… и нет индивида; распадутся — и нет индивида. Все “канонические” морали, которые расписывают буддистам «не убивать», «не воровать», «не прелюбодействовать» и тому подобное — ничто по сравнению с “философским” обесцениванием индивидуальности человека и его жизни[312].

Чтобы лучше понять логику буддистов по этому сверх важному для богословия вопроса, приведём известную в буддизме притчу, которая демонстрирует якобы иллюзорность человеческой индивидуальности.

«Итак, царь Милинда пришёл к достопочтенному Нагасене [313]. Придя к нему, он приветствовал достопочтенного Нагасену, учтиво и дружественно расспросил его о жизни и сел подле. Достопочтенный же Нагасена учтиво расспросил царя в ответ и расположил этим к себе сердце царя Милинды. И вот царь спросил достопочтенного Нагасену: «Как зовут почтенного? Каково твоё имя, почтенный?» — «Моё имя Нагасена, государь. Нагасена зовут меня сподвижники. Впрочем, это родители дают имя — Нагасена ли, Шурасена ли, Вирасена ли, Симхасена ли. Ведь это, государь, название, знак, обозначение, обиходное слово, это только имя — Нагасена, здесь не представлена личность»… И царь Милинда сказал достопочтенному Нагасене: «…Ты говоришь, что сподвижники зовут тебя Нагасеной. Так что же это за Нагасена? Может, почтенный, волосы — Нагасена?» — «Нет, государь». — «Волоски на теле — Нагасена?» — «Нет, государь». — «Ногти, зубы, кожа, мышцы, жилы, кости, костный мозг, почки, сердце, печень, селезёнка…— Нагасена?» — «Нет, государь». — «…Ну, почтенный, спрашиваю я, спрашиваю, а Нагасены не вижу. Выходит, почтенный, что Нагасена — это звук один. Где же здесь Нагасена? Ложь ты говоришь, почтенный, неправду, нет Нагасены».

И вот достопочтенный Нагасена сказал царю Милинде: «…Раз ты приехал на колеснице, государь, то предъяви мне колесницу. Скажи, государь, дышло — колесница?» — «Нет, почтенный». — «Ось — колесница?» — «Нет, почтенный». — «Колёса — колесница?» — «Нет, почтенный». «Кузов — колесница?» — «Нет, почтенный». «Поручни — колесница?» — «Нет, почтенный». — «Ярмо — колесница?» — «Нет, почтенный». — «Вожжи — колесница?» — «Нет, почтенный». — «Стрекало — колесница?» — «Нет, почтенный». — «Так, может, государь, дышло, ось, колёса, кузов, поручни, ярмо, вожжи, стекало вместе — колесница?» — «Нет, почтенный». — «Так, может, государь, что-то помимо дышла, оси, колёс, кузова, поручней, ярма, вожжей, стрекала — колесница?» — «Нет, почтенный». — «Ну, государь, спрашиваю я, спрашиваю, а колесницы не вижу. Выходит, государь, что колесница — это звук один. Где же здесь колесница? Ложь ты говоришь, государь, неправду, нет колесницы…».

…И царь Милинда сказал достопочтенному Нагасене: «Я не лгу, почтенный Нагасена. Вследствие дышла, вследствие оси, вследствие колёс, вследствие кузова, вследствие поручней и используется название, знак, обозначение, обиходное слово, имя — колесница». — «Отлично, государь. Ты знаешь, что такое колесница. Вот точно также и у меня: вследствие волос, вследствие волосков на теле и прочего…, вследствие сознания и используется название, знак, обозначение, обиходное слово, просто имя — Нагасена, однако в высшем смысле здесь не представлена личность» [314].

Только что приведённое “философствование” Нагасены можно назвать по-русски дьявольской логикой. Ведь только Дьяволу (“обиходное слово”, обозначающее главного демона, противостоящего Божиему Промыслу методом введения людей в искушения духовные и материальные) присуще подменять тварную жизнь в согласии с Богом — иллюзиями и поддерживать людские заблуждения. Вспомним из первой книги курса, какие системные компоненты обеспечивают человеку индивидуальность, чтобы понять, в чём всё-таки прав Нагасена, а что он отбрасывает «за ненадобностью», заблуждаясь, как и все буддийские гуру.

Каждой особи вида «Человек разумный» свойственно всё то, что генетически свойственно подавляющему большинству достаточно высокоразвитых видов животных в биосфере Земли, а именно:

· Врождённые безусловные рефлексы разных иерархических уровней в организации его организма (уровня клеток, уровня органов, систем органов и организма в целом).

· Врождённые инстинкты, поведенческие программы которых относятся к уровню организации «организм в целом» и обеспечивают взаимодействие с окружающей средой в «авто­ма­тическом» режиме вне зависимости от персонального жизненного опыта той или иной определённой особи, нарабатываемого ею в течение всей своей жизни. И хотя инстинкты свойственны всем особям вида, но весь комплекс инстинктивно обусловленных поведенческих программ, обслуживает не жизнь той или иной особи, а жизнь вида (его популяций) в целом, поэтому главенствующий из них во всём комплексе — инстинкт продолжения рода, и его алгоритмика обладает своеобразием, отличающим друг от друга психику особей соответственно принадлежности каждой из них к одному из полóв.

· Однозначно не запрограммированный потенциал поведенческих способностей каждой особи в её взаимодействии со средой, включающий в себя как условные рефлексы и привычки, так и выработку тех или иных поведенческих программ на основе мышления в русле той или иной целесообразности.

У наиболее высокоразвитых видов животных (например, у некоторых видов обезьян) последняя составляющая приводит даже к появлению некой «социальной организации» и «культуры» как набора поведенческих навыков, передаваемых от поколения к поколению на основе «социальной организации».

Кроме того, у человека есть компоненты психики, которым нет места даже у высокоразвитых животных:

· Традиции культуры, стоящие над инстинктами.

· Его собственное ограниченное разумение.

· «Интуиция вообще» — то, что всплывает из бессознательных уровней психики индивида, приходит к нему из коллективной психики, является порождением наваждений извне и одержимости в инквизиторском понимании этого термина.

· Водительство Божьим промыслом, на основе всего предыдущего, за исключением наваждений и одержимости, как прямых вторжений извне в чужую психику, вопреки желанию её носителя.

Кроме этого в другой “плоскости” психика человека делится на сознание и бессознательные уровни. Двухкомпонентная структура психики личности: «созна­ние и бессознательные уровни психики, взаимодействующие друг с другом», во-первых, является общедоступной для понимания; во-вторых, с нею может соотнести осознаваемую им более детально структуру своей собственной психики каждый.

Буддисты, как мы увидели в разделе «Космогоническая психология», неосознанно признают через общее понятие «сознание» (которое употребляется сплошь и рядом в буддийской религиозной теории) — двухкомпонентную психику «сознание + бессознательные уровни психики». При этом буддийское «сознание» включает в себя все перечисленные выше компоненты психики (рефлексы, инстинкты, однозначно не запрограммированный потенциал, традиции культуры, ограниченное разумение, «интуицию вообще») — кроме водительства Божьим промыслом.

Из этого “обрезанного” от Бога изменчивого «сознания» и материальной оболочки, тоже изменчивой — складывается «не тождественная сама по себе, не постоянная» буддийская личность (лучше — индивидуальность). Трудно возразить тезису буддистов о том, что личность, состоящая из “обрезанного” перечня стандартных “привязок”-компонент двухуровневой психики является не тождественной себе и не постоянной. Это в общем верно, если согласиться с атеизмом буддистов.

Действительно, если не очень учитывать инстинкты и рефлексы (одинаковые для людей всех религиозных культур), то всё остальное, что признают буддисты — изменчиво в процессе жизни человека и, в общем-то, не может точно охарактеризовать его индивидуальнось[315]. Многие из нас часто наблюдают, как меняется человек: был одним, а стал «совсем другим» — как часто говорят об изменившихся людях[316]. Даже внешность часть меняется вместе «с характером» (как говорят). На этом и строится “убедительная” буддийская теория о непостоянности и не тождественности самой себе личности.

Но всё же рассуждения Нагасены (см. притчу) имеют под собой явный изъян. Действительно, имя человека может быть только «названием, знаком, обозначением, обиходным словом, просто именем», а «волосы, волоски на теле, ногти, зубы, кожа, мышцы, жилы, кости, костный мозг, почки, сердце, печень, селезёнка…» — это не личность. Но общая “сборка” из всего перечисленного и не перечисленного, а оставленного в многоточии — представляет собой личностный индивидуальный образ, уникальный, неповторимый и устойчивый (если не злоупотреблять вредными веществами и религиозными практиками традиционных культур). Об этом Нагасена умалчивает[317], хотя буддистам очень хорошо знакомы манипуляции с образами.

Также и творение рук людей, колесница (пример из той же притчи) — не груда отдельных предметов, а сборка уникальной и неизменной (если не осуществлять вмешательство человека после выхода из производства) целостности, образ которой вполне определёнен и неизменен. Но “мудрый” «дьявольский логик» Нагасена закончил свою притчу колесницей не случайно. Колесница — неодушевлённый предмет. И на примере неодушевлённого предмета Нагасена показал царю отсутствие индивидуальности у человека, проведя параллель между неодушевлённым предметом и человеческой натурой — как бы логически доказав этим отсутствие у человека души и связанной с одушевлением индивидуальности.

Кроме того, не завершив анализ колесницы её синтезом (общей сборкой из частей), Нагасена скрыл творение колесницы человеком, который создал её на базе возникшего в его психике образа-идеи: сначала образ, имеющий назначение, цель (в данном случае колесница это средство передвижения) а затем — необходимая деталировка. А сам образ — следствие работы всех компонентов психики человека, которые мы перечислили выше, и Божиего водительства — тоже, поскольку человек не может творить вне пределов Божьего промысла.

Нагасена скрыл факт творения колесницы (изделия, имеющего устойчивую индивидуальность-образ, ясное общее предназначение, точные размеры — мhру, состоящую в свою очередь из перечисленных частей более узкого назначения — частных мhр-образов) человеком, чтобы через эти наглядные параллели скрыть факт творения человека Богом. Кроме удаления из своей логики факта первоначальной сборки творения (в результате чего появился устойчивый индивидуальный образ), Нагасена удалил из логики и факт управления этой сборкой: колесница не сама по себе едет, этим продуктом человеческой сборки и управляет тоже человек [318].

Но если бы Нагасена это смог сказать, осуществив синтез частей колесницы в её устойчивый образ, и царь не был бы совсем глуп, то последний мог бы спросить Нагасену: «а кто создал человека и кто им управляет?». А затем мог последовать ещё другой вопрос: «а кто управляет общей сборкой людей, ведь люди живут вместе в обществе, а не индивидуально?». Чтобы таких вопросов не возникало, Нагасена, как “мудрый” гуру, их предупредил буддийской дьявольской логикой атеиста.

Каждый человек от рождения имеет устойчивую определённость (выраженную в индивидуальности образа личности), обусловленную внешним по отношению к личности фактором и не укладывающимся в перечень кармической сборки из буддийских дхарм («сознание» + «материальное тело»). Индивидуальный образ человека сохраняется в пределах земной жизни и складывается не из дхарм. Индивидуальность складывается из:

· Наследия предков, материальной и духовной генетики (то, что мы разбирали в разделе «Теория всеобщей изменяемости», уподобляя общество ткани).

· Высшей индивидуальной жизненной целесообразности, которую определяет Бог, предлагая каждому человеку индивидуальную судьбу, с учётом его генетического наследия (что написано в предыдущем пункте) и духовно-нравственного состояния общества: насколько оно соответствует Божиему промыслу по всем параметрам, заданным в последнем.

· Мhры управления человеком Свыше по обоюдному согласию (в смысле отзывчивости человека, либо глухоте к призывам Бога) через душу и совесть [319] в соответствии с судьбой.

В таком понимании счастье это — когда человек живёт как можно ближе к программе-максимум в своей судьбе, выполняя всё предложенное ему в жизни Свыше, чтобы его народ был также счастливым в том же смысле этого слова.

Именно поэтому понятие «счастье» это буквально — совместное < с Богом и народом > участие в жизни общества.

Личностный образ действительно может меняться в течение земной жизни, но в таких пределах, что индивидуальная узнаваемость всё же остаётся [320]. И действительно на земную изменчивость индивидуальности оказывают влияние именно те факторы, которые буддисты учитывают, говоря об изменчивом «сознании». Это в нашей терминологии рефлексы, инстинкты, однозначно не запрограммированный потенциал, традиции культуры, ограниченное разумение, «интуицию вообще». Но, как правило, такого рода изменения не стирают до неузнаваемости индивидуальность первоначального образа[321], обретённого человеком от Бога.

В общем, индивидуальность теряется (стирается), что знаменуется превращением внешности, как правило либо в отвратительный образ, либо в некий стандартный образ (все люди похожи друг на друга) в том случае, когда все компоненты, укладывающиеся в буддийское «сознание» (рефлексы, инстинкты, однозначно не запрограммированный потенциал, традиции культуры, ограниченное разумение, «интуицию вообще») оказывают неправедное влияние на индивидуальность, которая «глуха» к Божьему водительству и отклонилась от наилучшего пути в судьбе (нравственная деградация), отдав свою душу в земной жизни на потребу Дьяволу (дьявольской эгрегориальной алгоритмике и своим психическим стереотипам) в смысле, который мы указали в связи с разбором притчи Нагасены.

Тождественность личности своей индивидуальности — а значит и Божией судьбе, высшему праведному индивидуальному предназначению — сосредоточена в устойчивом внутреннем ядре, сущности, называемой душа. Поэтому обнаружить свою душу (а значит и индивидуальность[322] вместе с её высшим индивидуальным предназначением — заданными жизненными “трудностями”, которые нужно увидеть и преодолеть)[323] можно [324], лишь установив связь с Богом через совесть. Но именно этих понятий и не имеется в буддизме, и, мало того, его учение и психотехники направлены на обнуление индивидуальности в нашем понимании под предлогом, что последнюю нельзя обнаружить с помощью органов чувств. Всё, что связано хоть как-то с понятиями, выводящими на Человечный тип психики в буддизме “обрезано” и забыто.

Дата добавления: 2014-11-06