Хронокондуктометрия 1 страница

СЕСТРЫ

Книга 2

Все началось как раз в то время, когда моя сестра как последняя идиотка влюбилась в гомеопата-фанатика. Правда, надо признать, я же её и познакомила с фанатиком, не подозревая, к каким последствиям это приведет, черт бы их всех побрал. Впрочем, возможно, он был просто естествоиспытателем, кто его знает.

И только много позже выяснилось — нет худа без добра. Хотя не поручусь головой, что это такое уж добро...

Мы с сестрой были близнецами, до того похожими — родная мать не различала. Разумеется, пока была жива, а это недолго продолжалось.

При потрясающем внешнем сходстве в остальном мы были совсем непохожи. Разными были характеры, хотя вкусы и пристрастия в принципе схожие, разный подход к самому главному в жизни. Если, скажем, наши вкусы в еде и одежде, как правило, были одинаковы, то школьные предметы, а впоследствии мужчины нам нравились разные.

С самого раннего детства мы смертельно ненавидели друг дружку, что отнюдь не мешало нам пользоваться вытекающими из внешнего сходства удобствами и преимуществами.

Ненависть зародилась в тот момент, когда мы, четырехлетние, как-то случайно глянули одновременно в зеркало. Излишне, наверное, упоминать о том, что одевали нас одинаково. Разумеется, глупость: раз уж мы похожи как две капли воды, надо было нас хоть по одежке отличать. Видимо, в данном случае традиция возобладала над здравым смыслом.

Итак, мы с сестрой одновременно взглянули в зеркало и открыли Америку.

— Ведь это я! — возмущенно заявила Кристина. И с претензией добавила:

— Ты почему выглядишь, как я?

— А это я! — возразила я, ткнув пальцем в кого-то из нас. — Это ты выглядишь как я! Не хочу-у!

— Не хочу-у! — эхом отозвалась сестра и тоже разревелась. — Немедленно перестань выглядеть!

— Это ты перестань! Я настоящая, а ты выглядишь как я! Сделайся другой!

— Сама сделайся!

Слово за слово и пошло-поехало! К счастью, нас разняли до того, как мы выдрали друг дружке волосы. Хотя Кристина и успела укусить меня за ухо, а я ей — исцарапать нос. В жуткой ненависти, страдая от незаслуженной обиды, бросали мы друг на друга гневные взоры и почти не разговаривали. Даже трагическая гибель родителей в автокатастрофе и общее горе не сделали нас терпимее.

Так продолжалось до того, как мы пошли в школу. Школа как-то примирила нас друг с другом. Выяснилось, во-первых, что мы все-таки разные. Во мне преобладали ярко выраженные наклонности к гуманитарным дисциплинам, я была, можно сказать, гуманисткой с ног до головы, в Кристине же пылали математический талант и страсть к физике и химии, органически чуждым моей душе. Вот она и решала за меня задачки и отвечала у доски по физике, я же писала за неё работы по польскому языку и сочинения, а также рефераты по истории. Беззастенчиво пользуясь тем, что никто нас различить не мог, на нужных лекциях мы менялись местами. Учителя, наверное, догадывались, но что они могли поделать? Образумить нас удалось лишь классной руководительнице.

— Можете делать что хотите, поступать, как считаете нужным, — однажды сказала она нам с Кристиной. — Можете учить лишь те предметы, что вам нравятся, можете отвечать у доски одна за другую. Хочу лишь напомнить: экзамены на аттестат зрелости вы будете сдавать обязательно, причем каждая в отдельности. А кроме того, все-таки надеюсь, хватит у обеих ума понять, что в жизни пригодятся хотя бы основы всех наук. И пусть в минимальной степени овладеть ими следует. Вам предстоит жизнь прожить, и неизвестно заранее, какие сюрпризы она преподнесет. Подумайте над моими словами. Девочки вы неглупые. Впрочем, поступайте как знаете.

Нам обеим понравилось, что мы, оказывается, неглупые. Однако в ту пору мы воспринимали в штыки намеки на малейшее сходство, и не поручусь, что обе не пожелали в тот же миг стать безмозглыми ослицами, лишь бы отличаться друг от друга. Но ума действительно хватило, и в результате я запомнила таблицу умножения, а Кристина научилась писать без ошибок и знала дату битвы под Грюнвальдом...

Иностранные языки давались обеим одинаково хорошо: видимо, сказалось происхождение от международных предков. На уроках иностранного мы не заменялись взаимно — уникальный случай, — напротив, вроде даже как бы состязались. Родственники, спасибо им, таланты наши разглядели, случая не упустили и создали возможности совершенствоваться в языках, благодаря чему мы одинаково неплохо овладели французским, английским и немецким. А далее, как всегда, каждая захотела отличиться. Я занялась итальянским, Кристина — испанским, потом она вцепилась в шведский, а я в греческий. Одно слово — полиглотки.

Годы шли, наша взаимная ненависть ослабевала, затухала, так что к аттестату зрелости мы почти подружились. И накопили огромный опыт в использовании нашего сходства. Глупые детские выходки сменились продуманными акциями к обоюдной практической выгоде.

* * *

Наши родители погибли в автокатастрофе, когда нам с Кристиной шел пятый год. С тех пор мы оказались на попечении дедушки с бабушкой и многочисленных дядей и теток. Жили мы в роскошных условиях. В нашем распоряжении оказалась удобная вилла с большим садом на окраине Варшавы. Хотя Урсинов, где находилась вилла, и разросся за послевоенные годы, ни одна из многоэтажек не заглядывала нам в зубы, зато мы вовсю пользовались свежим воздухом и хорошей питьевой водой из собственной скважины.

В десяти комнатах удобно размещались три семейства: бабушка с дедушкой, дядя с женой и единственным сыном Юреком, моложе нас на шесть лет, мы с сестрой и Андзя с внучкой. Андзя относилась к представителям вымирающего вида старых верных слуг. В нашем семействе она появилась ещё в довоенные времена, служила бабушке Людвике в трудные годы оккупации. Глядя на эту энергичную, ещё крепкую пожилую женщину, никто не дал бы ей восьмидесяти. Внучку Андзя выписала из деревни, готовя себе смену.

— Не оставлю я вас без помощи, панна Людвика, — объявила она как-то раз нашей бабушке. — Я ить на святом Евангелии поклялась. Казя меня сменит. У нее, как и у меня когда-то, внебрачный, пусть растит, а если что, заведет себе приходящего. Необязательно идти под венец.

Было время, все в доме немного опасались, каким он окажется, этот приходящий. И напрасно. Казин приходящий оказался, что называется, мастер на все руки, так что вскоре без него уже и жизни не представляли. Он с одинаковой легкостью справлялся как со старыми водосточными трубами, так и с кабельным телевидением и радиотелефонами. Впрочем, когда мастер на все руки занимался телефонами, активную помощь ему оказывала Кристина, прекрасно разбиравшаяся в электронике. И хотя мастера не любят, когда суют нос в их работу, тут Казин приходящий претензий не имел. Напротив, высоко оценил Кристинины познания и профессионально полезные советы, о чем и объявил во всеуслышание. Кристина после окончания школы занялась всерьез электроникой, а получив диплом, по уши погрязла в компьютерной премудрости. Добилась больших успехов, прямо компания «Майкрософт», а не женщина.

Я же изучала историю искусства и считалась довольно толковым экспертом в области старинной мебели и ювелирных изделий.

Обе мы были красивы. Возможно, даже очень красивы. Я бы не осмелилась назвать себя красавицей, если бы не Кристина. Глядя на нее, я отчетливо сознавала — передо мной замечательная красавица. А если я похожа на неё как две капли воды, выходит, и я тоже? Лицо, форма головы, очи... Господи боже мой, что за очи! Неужели и у меня такие же? Глубокие как море и так же изменчивы: то зеленые, прозрачные, то совсем черные. Длинные, пушистые, густые ресницы, очаровательной формы рот, точеный носик, прекрасная фигура и потрясающие ноги неимоверной длины. А сколько в ней очарования! Неужели и я такая же? В собственную красоту я уверовала, лишь глядя на сестру, а не в зеркало. А Кристина призналась — у неё точно такие же комплексы. Короче говоря, глядя друг на друга, мы убедились в собственной красоте и значимости, и это окончательно примирило нас.

Мужчины — от мальчишек до старцев, — разумеется, выражали всяческие восторги, но вот это как раз не имело никакого значения. Ведь они же порой восхищались такими обезьянами, что просто оторопь брала! Так что их преклонение, уравнивавшее нас с прочими кикиморами, нам ещё ни о чем не говорило. Мы предпочитали иметь на сей счет собственное мнение.

Обе мы рано повыходили замуж, в студенчестве еще. И обе по-идиотски. Кристинин муж оказался психом-импотентом, мой — тайным наркоманом. О нормальной семейной жизни и речи не было, и мы обе быстро развелись. Развелись почти одновременно, не зная о намерениях другой, так что, может, случайность, а может, и нечто большее...

В приданое каждая получила от бабушки по двухкомнатной квартире. На это пошли остатки некогда значительного родового состояния. Квартиры бабушка купила в Урсинове, на всякий случай поближе к своей вилле. После разводов квартиры остались в нашем распоряжении, идиотам мужьям не удалось прибрать их к рукам, даже на такое они оказались неспособны. Если бы проявили деловую хватку и расторопность, отсуживая жилплощадь, возможно, мы с Кристиной обнаружили бы в наших бывшеньких хоть какие-то положительные качества.

И жилось нам с сестрой более-менее нормально до того самого судьбоносного вечера.

* * *

— Слушай, Иоаська, у меня проблема, — заявила Кристина, явившись ко мне в один прекрасный вечер. — Думаю, тут ты пригодишься...

И замолчала.

— Ну! — поощрила я сестру, открывая бутылку сухого белого. Кажется, я уже упоминала — наши вкусы в еде и питье совпадали, как мы в свое время ни пытались их изменить. — Выкладывай и перестань ковырять в носу, а то у меня нехорошее ощущение — это я сижу и ковыряю.

— Могла бы уже привыкнуть! Видишь ли, сложное дело...

— Ну! — повторила я, разливая вино по бокалам.

— Знаешь, завелся тут у меня один... — запинаясь, начала Кристина и спохватилась:

— Да что я такое говорю, ты прекрасно его знаешь... короче, это Анджей. Как бы тебе так объяснить, чтобы и не солгать, и не сглазить...

— А, понятно. Ты уже спала с ним?

— Спать-то спала, да не в этом дело...

— Так в чем же?! Разродись наконец!

— Ну ладно. В конце концов, не сексом единым... Полюбила я его, понимаешь!

— Езус-Мария! — в ужасе вымолвила я. И больше ничего не могла сказать. Кристина не дала.

— Знаю, что скажешь! Помешался на своей работе, больше его ничто не интересует, денег зарабатывать не умеет, женщину оценить не в состоянии. Ну и что?

Отпив глоток вина, я нарезала сыр. Камамбер, самый подходящий. Какое счастье, что сей тяжкий крест, я имею в виду Анджея, достался не мне!

— По-моему, он тебя тоже, — сказала я. — Так в чем же проблема?

Кристина так и вскинулась.

— А ты откуда знаешь?

— А то ты не знаешь!

— Я-то знаю, но мне интересно, откуда узнала ты?

— Так мне же по работе приходится иметь с Анджеем дело. Вот на днях опять приходил: изучал грунтовку на одной старинной картине. Ну и я заметила: смотрит на меня странно, так как-то... алчно... Причем с некоторых пор, до этого я его абсолютно не волновала. Наверное, как меня видит, тебя каждый раз вспоминает.

Камамбер малость перезрел и стал слишком мягким. Крыська взяла кусочек и сразу же измазалась.

— Вот интересно, — задумчиво проговорила она, облизывая пальцы. — Почему так получается с этими мужиками? Ты его не волнуешь, а в меня он без памяти влюбился. Выглядим-то мы одинаково!

— Только внешне. Внутри мы разные. Видимо, что-то такое он в тебе учуял. Ты заметила, собаки нас всегда различают? Ну так что? Тот факт, что ты с ним спишь, ещё не проблема, он же разведенный.

— Анджей собирается за границу. В Тибет. Как минимум на год, а то и на два. Какой-то фонд выделил бешеные деньги на изучение природы этого холерного Тибета. Так вот, Анджею интересно это, во-первых, а во-вторых, надеется за один раз отхватить кучу денег, чтобы купить оборудование для своей лаборатории. Сто лет уже об этом мечтает.

— Знаю.

— Отговаривать — дохлый номер. Единственный выход — ехать с ним. А я работаю, терять место... Нет, Такого не могу себе позволить. Так что ты должна меня заменить.

— Спятила?!

— Что касается любви к Анджею — да, спятила, честно признаю, во всем же остальном более-менее нормальная. Ведь у тебя ненормированный рабочий день, можешь появляться когда пожелаешь. Ну чего всполошилась? Подумаешь, компьютеры! Подучу тебя немножко, поймешь, в чем суть, ничего особенно сложного. Никто и не догадается, что это ты, а не я.

Я подавилась сыром и захлебнулась вином. Долго не могла отдышаться и откашляться. Нет, она все-таки ненормальная! Любовь в голову ударила, не иначе. Ведь я же не имела ни малейшего понятия о её работе! Компьютером пользоваться умела, но на самом примитивном уровне, она же все программы щелкала как семечки, ещё и других обучала. Нет, Кристина определенно помешалась от любви! Каждый дурак в момент раскусит меня, самозванку, а её шеф наверняка схлопочет инфаркт. Ненормальная!

У меня перехватило дыхание, и я слова не могла вымолвить, а Кристина, сочтя, видимо, что я напряженно размышляю, продолжала уговаривать, все ещё слизывая камамбер.

— Господи, да в чем сложность-то? В три счета научу тебя, объясню суть, и не такие дубины понимали. Да и не стану я торчать на Тибете все время, я же не обязана сидеть там сиднем, буду ездить туда-сюда и появляться на работе. Попритворяешься немного, ну что тебе стоит? И вообще, я решила лететь по твоему паспорту, чтобы не получилось, что я и тут и там. А ты сама знаешь, мужика одного отпускать опасно, мало ли что в голову придет. Черт его знает, я имею в виду Анджея, на что он там наткнется, в этом Тибете. Раз уж сейчас ему какой-то паршивый сорняк дороже меня... Не ехать, видите ли, не может, а меня здесь оставить может! Ну уж дудки.

Насчет того, что мужиков отпускать на свободу опасно, я с сестрой соглашалась целиком и полностью, что и подтвердила, машинально кивнув головой.

— Тут ещё эта лаборатория, — вдохновенно продолжала Кристина. — Цель и смысл его жизни. А у меня нет денег, чтобы ему эту лабораторию оборудовать...

— А с чего это ты должна ему оборудовать лабораторию? — ехидно поинтересовалась я. — Хочешь взять его на содержание? С катушек сорвалась на почве эмансипации?

— Богатый муж у меня уже был, так ведь? — возразила Кристина. — Сама знаешь, чем все закончилось. Временных же хахалей я не люблю.

Это правда, при муже-импотенте истощение нервной системы ей было гарантировано, как в банке. А к тому же импотент был жутко ревнив. Видимо, бедняжка тщательно скрывала от него вышеупомянутых хахалей, которых приходилось заводить для профилактики. Кошмарная жизнь! Ясное дело, уж лучше отказаться от богатства...

И тем не менее выполнять её идиотскую просьбу я не собиралась. Все равно заменить сестру я не смогла бы при всем желании — тут одного внешнего сходства явно недостаточно. Уж скорее могло получиться наоборот, то есть если бы Крыська взялась заменить меня. Хотя... нет, тоже ничего хорошего бы не получилось, у меня чутье на антиквариат, а у неё и в помине нет...

Начался долгий, бестолковый, изнурительный разговор. Мы основательно поцапались, а в перерывах между обменом эпитетами пытались найти какой-то другой выход. Переломать Анджею ноги, например, чтоб по горам не шастал, или, на худой конец, одну ногу. Ничего умного не приходило в голову, и наверняка мы бы поссорились по-страшному, если бы вдруг не зазвонил телефон.

Звонила тетка, жена нашего родного дяди, того, что с виллы.

— Иоася? Звоню в твою квартиру, так, наверное, у телефона ты. Из нотариальной конторы в Париже пришло письмо, адресовано тебе и Крысе, сразу обеим. Толстое такое. Что мне с ним делать?

— Минутку! — Я попыталась унять злость и раздражение. Предназначенные сестре, они не должны излиться на ни в чем не повинную тетушку. Затем передала информацию Крыське, уже не сдерживая в голосе злых ноток.

Сестра лишь пожала плечами, испытывая ко мне идентичные чувства. В пылу ссоры ни она, ни я как-то не оценили всей значимости сообщения.

— Если тебе интересно — смотайся за письмом! — проворчала Кристина. — Я подожду тут, я с тобой ещё не покончила.

Я обернулась за четырнадцать минут и вернулась с толстым конвертом. Раздражение немного поулеглось, и я попросила Кристину на время отложить свои любовные перипетии. Посмотрим, чего от нас хочет парижский нотариус.

Конверт вскрыла я, Крыська так и не слизала с себя всего камамбера.

Через десять минут уже почти примирившиеся, но слегка ошеломленные, мы перечитывали письмо по третьему разу.

Парижский нотариус нашей французской прабабушки извещал, что графиня Каролина де Нуармон скончалась, назначив нас своими прямыми наследницами и поровну разделив между нами имущество, но с одной оговоркой. В связи с вышесказанным совершенно необходимо присутствие в Париже хотя бы одной из нас с доверенностью от другой. Лично у него, нотариуса, имеются некоторые сомнения. Примо: по закону очередным графом де Нуармон должен стать наш дядя, и ему достался бы замок вдобавок к титулу, но для этого дяде следует предпринять соответствующие юридические шаги. Секундо: покойная графиня оставила для нас ещё письмо, которое, по её особому распоряжению, должно быть вручено лишь нам лично. Он, нотариус, не считает это письмо таким уж важным документом, но воля завещательницы свята.

Перечитав письмо и уяснив себе его смысл, мы уставились друг на друга. Анджей если и не совсем выветрился из Крыськиной головы, то, кажется, значительно потускнел.

— Интересно, что же это значит? — сурово начала Кристина и закончила оживленно:

— Погоди-ка, наследство прабабушки, правильно поняла? Помнится, она не была такой уж бедной. Слушай, может, тогда для меня будет уже неважно, что с работы уволят?

Прабабушку мы помнили не очень хорошо. Когда-то, в раннем детстве, мы приезжали к ней в замок Нуармон. В памяти осталась не столько очень старая дама в инвалидной коляске, сколько то, как она отлично с этой коляской управлялась. Мы страшно завидовали её средству передвижения и мечтали хоть разочек прокатиться. Не получилось, прабабушка с коляски не слезала. От самого замка осталось довольно расплывчатое впечатление: очень большой и старый, свое подсобное хозяйство, виноградники с созревающим виноградом. Вот это вызывало интерес. И ещё в замке была пожилая горничная и такой же лакей, почему-то всегда глядевшие на нас с умилением и чуть ли не со слезами на глазах. Дети инстинктивно чувствуют отношение к себе, и мы, хотя были ещё очень малы, беззастенчиво пользовались расположением старых слуг. Стараясь перещеголять одна другую, изобретали самые невероятные пожелания, в основном относительно вкусненького, но все наши капризы и фанаберии исполнялись с готовностью и даже с радостью. Короче говоря, тогда нам понравилось у прабабушки в замке. Однако сама прабабушка, серьезно и испытующе разглядывавшая нас из своей инвалидной коляски, внушала некоторую робость. В Нуармоне мы и овладели французским как-то сразу, за месяц, что прабабушку очень радовало...

— Вот бы хорошо! — ответила я сестре. — Послушай, а может, имеет смысл тебе сначала съездить в Париж, а уж потом на Тибет?

— Раз уж прабабушка отколола такой номер... А что там о дяде? Может, он захочет унаследовать и титул, и замок?

И впрямь от любви люди глупеют на глазах.

— Ты считаешь, дядюшка Войтек обратится в суд, чтобы отстаивать свои права и лишить нас наследства?

Кристина спохватилась.

— Нет, что ты! Ни он, ни тетушка, ни бабушка. Кажется, бабушка была не в ладах с прабабушкой, своей матерью?

— Я тоже слышала. И давай поедем к ним, поговорим, а от меня пока отцепись, ладно? Когда отбывает твой ненаглядный?

— Через две недели.

— Ну так мы ещё успеем подумать...

* * *

— Не хотелось бы вспоминать о семейных раздорах, — с раздражением произнесла бабушка Людвика. — Терпеть не могу... Но видите ли, дети... Родная мать оставила меня совсем маленькой здесь, в Польше, во время войны. Бросила, можно сказать, на произвол судьбы. И если бы не бабушкино наследство, мы бы тут все с голоду померли. Да и вы до сих пор живете безбедно только благодаря этому наследству. С Нуармонами же не желаю иметь дела! Письмо, говорите? Если ваша прабабка оставила вам какое-то письмо, можете не сомневаться — относительно библиотеки. Была в нашем роду такая навязчивая идея, на целые поколения протянулась. Меня тоже пытались загнать в библиотеку, только я не поддалась. Что же касается наследства, тут ничего не скажешь, имеет смысл...

— А у прабабушки оставалось хоть что-нибудь, кроме развалин замка? — спросила Кристина.

— А что с библиотекой? — одновременно с ней выпалила я. — Почему тебя пытались туда загнать и что за навязчивая идея?

— Не люблю, когда все сразу задают вопросы! — фыркнула бабушка Людвика. — Это меня раздражает. Давайте по очереди. Ну!

Мы обе молчали, ведь ясно — если заговорим, то опять в один голос.

Сидели мы с бабушкой на застекленной террасе, сплошь заставленной цветущими растениями. Тут всегда был потрясающий цветник. Прямо тропики! Говорят, здесь, под полом террасы, в войну партизаны устроили склад оружия. Просто удивительно, что никто из предков тут не погиб.

Бабушка знала нас как облупленных, поэтому взяла инициативу в свои руки. А чтобы получилось по справедливости, вспомнила детскую считалоч-ку и принялась тыкать в нас поочередно пальцем, приговаривая:

— Тут лес, тут бор, тут будет раз-го-вор... Начинай, Крыся, тебе выпало водить.

— Она Иоанна, — поправила бабушку сестра. — Крыська — я.

— Все равно. Говори, Иоася.

— И вовсе не все равно! — возмутилась я чисто автоматически. — Мы разные. А я хотела узнать про библиотеку. Что собирались с ней сделать?

— Вот уж никакой разницы не вижу! — пробурчала бабушка себе под нос. — А библиотеку надо было привести в порядок и просмотреть книги, если мне память не изменяет. Перелистать все по страничке!

— Зачем?

— Чтобы отыскать записи о лечебных травах. Об их целительных свойствах. И рецепты.

— Как ты сказала? — в волнении вскричала Крыся.

— Надеюсь, дитя мое, ты ещё не оглохла? Я же ясно сказала: считалось, что в библиотеке содержались совершенно бесценные сведения о чудодейственных свойствах всевозможных растений и тому подобные идиотизмы. Записанные прямо на полях книг или на отдельных страничках бумаги, вложенных в книги. Ищи-свищи!

Сарказм и презрение в голосе бабушки достигли апогея. Она терпеть не могла всей так называемой народной медицины, воплотившейся для неё в целебных травах. И такое отношение имело свои причины. Когда бабушка была ещё молодой, какой-то врач осчастливил её рецептом травяного настоя для похудания. В результате бедняжка три дня не выходила из нужника и из-за этого не смогла явиться на какую-то жутко для неё важную встречу. Не говоря уже о том, что травяной настой был кошмарно горьким. И с тех пор навсегда прониклась к травкам отвращением.

Зато у Кристины глаза и щеки разгорелись.

— И что, эта библиотека все ещё существует? — допытывалась она. — Ее до сих пор так и не привели в порядок? И эти записи все ещё там? Никем не обнаруженные? Никто к ним не прикоснулся?

— Вот уж не скажу. Возможно, ваша прабабка и пыталась привести её в порядок, так что, может, и прикасалась, не знаю, не скажу. Зато уверена — уж предрассудки-то остались в неприкосновенности.

— Какие предрассудки? — опять дуэтом спросили мы.

— Проклятие предков! — с издевкой пояснила бабушка Людвика. — Вроде бы наложено такое на наш род: не разбогатеем, пока всю библиотеку не приведем в порядок. И прочие подобные глупости. Так что, мои дорогие, поступайте как знаете.

А с нами уже все было ясно. Мне не пришлось уламывать сестру — она сама рвалась во Францию и меня поторапливала. Небось надеялась, что библиотечные травки переплюнут Тибет.

— И на наследство я тоже рассчитываю, — честно призналась мне Кристина. — Видишь ли, Анджей мечтает развести при своей лаборатории подопытную плантацию. А вдруг наследства хватит, как думаешь? Расскажу ему обо всем и попытаюсь уговорить задержаться немного с отъездом, пока не получит от меня весточки. Вдруг уломаю.

— Прабабушка в могиле перевернется, если ты все деньги вложишь в мужика! — предупредила я.

— Ничего, хоть какое-то развлечение для бедняги. На чем едем?

— Если не ошибаюсь, замок стоит на отшибе, вдали от проезжих дорог. Возможно, теперь туда и ходит какой-нибудь автобус, но я на всякий случай все равно поехала бы на машине.

— Правильно. Я тоже.

— На твоей или моей?

— На твоей. У моей мотор барахлит.

Я не упустила случая с удовлетворением заметить:

— Я говорила тебе — «тойота» лучше «фиесты». В парике кто едет?

— Могу и я. Но потом поменяемся.

Мы с Кристиной уже давно старались не показываться на люди вдвоем, чтобы не вызывать ненужных сенсаций. И противно, и незачем всем знать, что каждая существует в двух экземплярах. А когда уж приходилось ехать куда-то вместе, одна из нас надевала парик, чтобы хоть немного отличаться. Теперь, когда придется ехать в одной машине, этого просто не избежать. Полагаю, излишне говорить, что мы обе проклятый парик на дух не выносили.

В путь мы снаряжались, можно сказать, в пожарном порядке. Крыську подгоняло опасение, что Анджею надоест её ждать. Упоминая о его неспособности оценить женщину по достоинству, Кристина, разумеется, имела в виду тот факт, что этот маньяк-натуралист непременно предпочтет даме сердца свои растения. Я мнение сестры всецело разделяла. Более того, в глубине души подозревала, что он в состоянии отвлечься от любимой женщины в самый упоительный момент, если ему вдруг придет в голову новая творческая идея об экстракте из какого-нибудь чертополоха. Чтобы в такую минуту в голову лезли творческие идеи... Нет, я лично не вынесла бы столь нервной обстановки, но раз Крыська выносит — её дело. Бог с ней...

У меня же были свои стимулы к немедленной поездке в старинный замок Нуармон. Меня всегда привлекал антиквариат, в особенности старинная мебель. Ну и, разумеется, картины. А кроме того, с этой поездкой я тоже связывала кое-какие личные надежды...

* * *

Местом встречи нотариус выбрал свою контору в Париже.

— Графиня де Нуармон, да будет ей земля пухом, ясно поставила вопрос, — начал нотариус загробным голосом.

Я подумала — так ему по должности положено, но следующие его фразы вывели меня из заблуждения.

— Вы, уважаемые дамы, наследуете условно, — вот какие слова сказал нотариус по-прежнему угрюмо. — А именно: наследство переходит к вам только после того, как будет выполнено это условие.

— Какое ещё условие? — невежливо буркнула Кристина.

— Приведение в порядок замковой библиотеки.

— Вот видишь! — невольно вырвалось у меня.

Сестру явно раздосадовала отсрочка с получением наследства. Забыв о правилах хорошего тона, она раздраженно допытывалась:

— А кто станет оценивать, приведена она в порядок или нет? И в чем, собственно, заключается это самое «приведение в порядок»?

Нотариус хладнокровно удовлетворил её любопытство.

— Оценивать придется мне в качестве душеприказчика госпожи графини. А работа такая: просмотреть каждую книгу и разместить их на полках в том порядке, который вы сочтете наиболее рациональным — хронологическом, тематическом или же по языкам. И надо ещё составить каталог, в котором все книги будут перечислены и обозначено их место на определенной полке в определенном шкафу. Значит, следует пронумеровать шкафы и полки.

Свой вопрос я задала с соблюдением правил хорошего тона:

— Не кажется ли вам, уважаемый месье, что это просто каторжная работа?

Уважаемый месье, не смутившись, хладнокровно парировал:

— Именно поэтому её так и не довели до конца. Что касается меня, то я весьма признателен милым дамам за то, что вы не стали медлить и сразу откликнулись на мое письмо. Видите ли, пока я не покончу с этим делом, не могу пойти на пенсию, закрыть контору, а давно бы пора. В конторе меня сейчас удерживает только завещание уважаемой графини де Нуармон, светлая ей память. Дамы и сами наверняка обратили внимание — я далеко не молод.

Обратили, а как же! На вид ему можно было дать все сто двадцать. А судя по тону высказываний, прабабушка основательно его допекла. Наверное, особенно после смерти. Впрочем, нас также.

Кристина тоже вспомнила о том, что мы девушки из хорошей семьи, и тоже вежливо поинтересовалась:

— А не были бы вы так любезны проинформировать нас о размере наследства? Хотя бы в общих чертах?

— Разумеется. Итак, это три объекта недвижимости в Париже, замок Нуармон с угодьями и акции, приносящие годовой доход около восьмидесяти тысяч франков. Доход от недвижимости в Париже приносит в чистом виде — по вычете налогов и расходов на содержание — около четырехсот тысяч в год. Кроме того, имеются драгоценности, помещенные в банковском сейфе. Их стоимость мне неизвестна, в завещании она не названа. Теоретически вы получите их бесплатно, оформлены в качестве подарка от госпожи графини при её жизни...

Мы переглянулись. Молодец прабабушка, сообразила...

— И кроме того, как я вам сообщил, есть ещё письмо, — сухо продолжал нотариус. — Прочесть его могут лишь правнучки, то есть вы. Находится упомянутое письмо в ящике стола графини в замке Нуармон. Вот ключи от ящика, возьмите.

Дата добавления: 2014-11-06