Эпилог. Не в тюрьме

Я

Любовь

Когда родилась моя дочь, я стоял в родильной палате в больничном халате и сходил с ума от обожания, как будто бы Сама Госпожа Богиня родилась в той комнате и унесла мою душу на небеса с самым сладкозвучным из криков.

Однако как часто мы падаем, опять и опять. Большую часть ее жизни меня не было рядом. «Работа» и куча других неизбежных дел – сплошные оправдания – мешали мне быть заботливым отцом, любить ее. Однако она по-своему справилась с этим – сначала медленно, а затем мгновенно, благодаря Видению. Правду сказать, именно она в недавнем письме напомнила мне, как прошлое вбирается в этот Свет Присутствия, раскрывая, что все происходящее было лишь для Любви. Это «знание», как она его называет, и было тем, что исцелило ее от страдания, когда она скучала по умершему брату, и тем, что продолжает до сих пор заживлять раны ее странного и зачастую нелегкого детства.

Сейчас она работает на двух работах, оплачивает ежемесячные счета, после которых мало что остается, и заботится о своей дочери. Иногда она мечтает о будущем и вынашивает планы, которые не осуществляются. Но чаще всего я слышу, как она говорит о том, чтобы пребывать и жить в качестве того, что есть. В одном из своих писем она сказала: «Я не являюсь ни своим прошлым, ни своим будущим. Все это стремление стать богатым и искушенным, идея того, что счастье и удовлетворенность находятся там и что их надо завоевать, – такая ерунда. Я просто есть, прямо Здесь».

Когда она была маленькой и ей было не больше трех лет, мы сидели летом на крыльце и говорили о жизни. Помню, как я у нее спросил: «Как ты думаешь, что все это такое?» – указывая, как мог, на Вселенную – взмахом руки. Она сразу же ответила: «Коробка!» Я поразился этому, но вскоре добавил: «А что, как ты думаешь, находится за пределами этой коробки?» И она сказала с таким выражением, что, мол, я-то уж должен это знать: «Еще одна коробка!» С тех пор фраза «Больше, чем все коробки» – это наш способ сказать друг другу и «здравствуй» и «до свидания» и все, что можно сказать касательно связи между родителем и ребенком. Однако только недавно до нас дошел истинный смысл – Любовь больше всех коробок, всей иерархии коробок; эта невыразимая Вместимость и все ее содержимое и есть то, что есть мы, – Любовь.

В прошлые выходные я просмотрел стопку ее писем больше чем за два года. Когда я ей об этом сказал, она спросила, не заметил ли я каких-либо изменений. Это любопытное последствие пробуждения к Тому, Кто Вы в реальности, – другим легче заметить изменения, чем вам самому. Ведь то, что находится Здесь, с чем мы себя отождествляем, то, что мы есть, – это Ничто (неизменное Ничто). Тогда как то, проявляющееся там, – постоянно меняющийся мир непостоянных форм. Можно говорить об изменениях там, однако, скажу вам, Здесь ничто не меняется, даже само изменение. Как она изменилась? Вот что она написала: «Все приходит и уходит так стремительно. События. Мысли. Чувства. Настроения. Единственная константа – Это. Я знаю Это и нахожу в своей жизни покой, так как несмотря ни на что, Это никогда не меняется».

В конце концов, кто мы такие без нашей личной «истории», без нашего прошлого и будущего, без кино, в котором мы думаем, что принимаем участие? Познав себя как Пустоту-Наполненность, даже жизнь и смерть мы видим как просто очередную историю.

Однажды, когда она была еще совсем маленькой, с широко раскрытыми от удивления глазами, мы с ней посетили Диснейленд. При входе в дом с привидениями была комната, в которой столпились посетители, ожидая экскурсию. Когда люди вошли и двери закрылись – нас там, наверное, было человек 25 или зо, – стены комнаты начали загадочным образом вытягиваться вверх и наступила зловещая тишина. И вдруг моя дочь спросила так, что слышали все: «Мы здесь умираем, папа?»

Все расхохотались. Настроение изменилось, и внезапно – по крайней мере для меня – дом с привидениями стал домом смеха. Я до сих пор смеюсь, вспоминая тот случай, и смеюсь каждый раз, когда ловлю себя на мысли о смерти. Для Того, Кто никогда не был рожден, смерть-лишь еще одна «история», часть этого удивительного парка чудес, который мы называем жизнью. На прошлой неделе она написала: «Я больше не знаю, к какой категории себя относить. Я деловая женщина или мама? Я преуспевающая или неудачница? Я „вполне себе“ или полный псих? Я не знаю, что к этой истории прибавить и что от нее отнять, так как все это – лишь история».

Прошлым летом она слетала в Англию, чтобы встретиться с Дугласом Хардингом и посетить Собрание Безголовых, на котором она выступила. Когда они встретились впервые, Дуглас открыто плакал, как, впрочем, и она. Он сказал, что у нее есть «дар слез», и я с ним согласен. Но я бы добавил, что у нее есть дар Любви, дар, преподнесенный и ей, и всему миру Дугласом Хардингом и всеми, кто живет из этого Света Источника, из того, Кто Мы на самом деле. Не делиться этим с другими невозможно, так как выясняется, что нет того, кто мог бы этим не делиться. Это просто Любовь, которая протягивает руку и находит только Себя.

Итак, я могу сказать, что она совершила самое важное в жизни путешествие. Она пришла от тюрьмы своих мыслей к свободе Источника, от заблуждения того, что она всего лишь человек, к реальности того, что она – Ничто и Все. И, тем не менее, она никуда не уходила, ведь даже заблуждения – это игра Того, Кто Она на самом деле, Источника, который всегда там был. Идея о том, что мы пробуждаемся и пребываем в состоянии полного блаженства, – ерунда. Ограниченность случается. Это не вопрос выбора, – кто существует отдельно от Источника, чтобы выбирать? Нет никого, кто мог бы стремиться к какому-либо состоянию, так как сам Источник является всеми ими. Возможно, единственная разница между Видящим и видящим сон в том, что Видящий знает, что видит сон, и именно это играет во сне определяющую роль. Она видит, Кто Она на самом деле, и это включает в себя все, как оно есть и как было всегда.

Когда она недавно навещала меня в тюрьме, я сказал ей, что для меня она всегда останется такой же прекрасной, живой и наивной, какой она была в трехлетнем возрасте, – наверное, каждый родитель в какой-то степени смотрит так на своего ребенка, даже когда ребенок вырос и сам уже стал родителем. И каждый раз, когда я оглядываюсь и смотрю на то, из чего я смотрю, я также вижу, Кто на самом деле

Она, и внезапно обычное становится поразительно необычным! Она, я, все мы являемся этой светящейся и пробужденной Пустотой, в которой и из которой возникает эта великая игра Любви. Индийский мудрец Нисаргадатта Махарадж сказал: «Мудрость видит, что я – ничто; Любовь видит, что я – все». И они навеки едины – только Это, только Это.

Посмотрите!

Весьма необычайным образом мне удалось проделать путь от себялюбия к Себялюбию, с коротким периодом самоотверженности между. Если точнее, самоотверженность продолжается, однако часто она уходит на задний план, в качестве фундамента для этого бескрайнего пространства, которым, как выяснилось, я являюсь. И как ни странно – как ни удивительно – я вижу связь между этими двумя. Тот, Кто Я в качестве Ничто возникает вместе с Тем, Кто Я в качестве Всего в виде альянса Любви. Как такое возможно, если я ясно вижу, что в качестве Ничто и Всего я единичен (и даже не «единичен»); что нет никакого «другого», с которым можно быть в каких-либо отношениях?

У меня нет ответа на этот вопрос. Я могу лишь сказать, что движение очевидно происходит и что это движение определяет то, что я называю «отношениями» между моей недвижимой Сердцевиной и активной Периферией, между тем, Кто Я, и тем, Кто Я такой. Я танцую Сам с Собой и понятия не имею, как и зачем.

Таким образом, я безнадежно Себялюбив. Все, что Я делаю, Я делаю с Собой и для Себя. Я вижу только Себя и разговариваю только с Собой; все, что я слышу, до чего дотрагиваюсь и что я пробую на вкус, есть не кто иной, как Тот, Кто Я. Это нелепо, но куда бы я ни отправился, я путешествую через Себя и возвращаюсь точно туда, откуда и начинал свой путь, то есть Сюда. Может ли что-нибудь еще быть столь же смешным!

Да, будучи добрым малым, я смешу Самого Себя до упаду, увлеченный этой невероятно забавной игрой в прятки, в которой негде прятаться и некого искать. А бывает, я внезапно лью слезы из-за соседа, который о чем-то горюет, или из-за чьей-то трагедии, произошедшей в моих отдаленных областях и принесенной Домой электронными средствами связи. Я двигаюсь, перемещаюсь, Я постоянно являюсь Вместимостью для множества Моих ликов. Я – и представление, и все актеры. Я возникаю в отношениях, ибо Я – Человек и Человечество, Клетка и Жизнь, Молекула и Земля, Атом и Солнце, Кварк и Галактика, вместительное Ничто и Все Всего. Всегда, всегда Я – эта Пустотность-Наполненность в их вечном союзе, наивысшая Пара из всех Моих пар, всегда и никогда. Я – это вы.

Весной 2003 г. я получил статью, написанную человеком, который провел в тюрьме более двадцати лет. Джей Амбершел прочитал эссе одного моего друга, философа и духовного учителя Дугласа Хардинга, и, следуя его инструкциям, увидел, Кто Он Есть на самом деле. (Хардинг, скончавшийся в 2007 г. за месяц до своего 98-летия, – автор многих книг, в том числе и ставшей классикой «Жизни без головы», впервые опубликованной в 1961 г. – книги о его собственном духовном пробуждении.)

Я должен был в том году проводить семинары на тему безголовости недалеко от того места, где находился Амбершел, и мне пришла в голову идея навестить его в тюрьме.

Вслед за этой мыслью пришла другая: «Ты, наверное, спятил, Ричард, – думаешь поехать в эту незнакомую тюрьму в другой стране, чтобы увидеться с человеком, с которым ты не знаком. Оставь эту затею!»

Но через секунду я вспомнил отрывок, написанный Жаном Пьером де Коссадом, французским иезуитом восемнадцатого века, чье собрание писем и эссе «Отдача себя божественному провидению» – одна из моих любимых книг. Дуглас Хардинг впервые познакомил меня с работами Коссада еще в начале 1970-х, и на протяжении всех этих лет мы часто о нем говорили. Я вспомнил абзац, в котором Коссад призывал читателя серьезно относиться к явно необычным мыслям, которые время от времени приходят в голову, доверять им и действовать в соответствии с ними. Эта мысль как раз такой и казалась. Я почувствовал, что должен ее осуществить.

Я узнал номер телефона «исправительного учреждения» Амбершела в справочной службе и, немного волнуясь, позвонил. Поговорив с несколькими людьми, я наконец связался с нужным инспектором и сообщил ему свой номер паспорта и другие детали – в целях безопасности. Из разговора я узнал, что смогу посетить его только в выходные, и, меняя на ходу свое расписание, назначил дату и время посещения Амбершела.

В конце августа я прилетел в ближайший к месту заключения город, взял напрокат машину, три часа ехал по незнакомой местности и прибыл к приемной тюрьмы после обеда. Меня попросили отнести все содержимое моих карманов обратно в машину. Все, что я мог взять с собой, – это пластиковую карточку, выданную мне в приемной, чтобы я мог купить себе в тюрьме попить; документ, дающий мне право на посещение заключенного, и круглый металлический номерок, на который я обменял ключи от своей машины. После короткого ожидания меня и нескольких других посетителей подвезли на автобусе к одному из тюремных корпусов. Зарегистрировавшись, я прошел две раздвижные двери – первая за мной запиралась, прежде чем открывалась другая, – и оказался в так называемом «кафетерии». Здесь были десятки маленьких столиков, где заключенные – только мужчины, одетые в зеленые одежды, – сидели со своими друзьями или родственниками. Вдоль одной стены стояли автоматы по продаже газировки. Я подошел к столику, за которым сидели две женщины – тюремные надзиратели, наблюдающие за происходящим, – и представился. Они направили меня к пронумерованному столику, за которым я и стал ждать, пока Джея Амбершела вызовут из камеры.

Я ждал около четверти часа. Вокруг было странное зрелище – по крайней мере, для меня. Заключенные сидели вместе со своими женами, подругами, матерями, отцами, детьми; болтали, пили газировку, играли в карты. Я смотрел и не мог представить себе, какие чувства бушуют у них внутри. Там находилось около тридцати или более человек. В дальнем конце комнаты была металлическая дверь, которая, как я понял, вела в другую часть тюрьмы. Время от времени через эту дверь в «кафетерий» входил заключенный, и я присматривался, не это ли Джей Амбершел? Несколько раз это оказывался не он, – эти мужчины не обращали на меня никакого внимания и направлялись к другим посетителям за другими столиками. Должен признаться, что пару раз я испытал облегчение, убедившись, что это не Амбершел, чувствуя между этими людьми и собой серьезные расхождения во взглядах. Но кто знает? Это были поверхностные первые впечатления. Я осознал, что осуждаю других, и попытался расслабиться, готовясь к тому, чтобы встретиться с кем угодно, с тем, кто сядет рядом со мной. И тут вошел еще один человек, переговорил с двумя тюремными надзирателями, посмотрел в направлении моего столика и подошел ко мне. Это был Джей.

Он мне сразу понравился. Ему было около шестидесяти лет, у него были седые волосы и доброе, открытое лицо. Я встал, пожал ему руку, и мы сели за маленький квадратный столик.

Сначала поболтали о том о сем, но уже скоро перешли к тому, что действительно интересовало нас обоих, – к Тому, Кто Мы на самом деле.

Я спросил, как долго он пробудет в тюрьме. «Наверное, до конца своей жизни», – ответил он. Однако на протяжении всей нашей встречи я не заметил в нем ни намека на жалость к себе. На самом деле было верно прямо противоположное – я ощущал в нем тихую радость и покой.

Когда я прочитал его заметки, было такое ощущение, что Бог – который на самом глубинном уровне является мною самим и вместе с тем абсолютно отдельным от меня и выше моего понимания – таинственным образом позвал меня из этой тюрьмы. Я ощущал, что меня позвал кто-то другой, который одновременно является мною, и я хотел познакомиться с той частью меня в этом человеке. Мне было любопытно посмотреть, каков он. И я хотел поговорить с ним о том, что было, как я догадывался, одинаково дорого нам обоим. Я также знаю, как замечательно иметь друзей, которые ценят этот прямой путь Домой – «путь Хардинга», как Джей назвал его в своей заметке, – и хотел не только еще одного видящего друга, но чтобы и у него он тоже появился – в моем лице. Дружба видящих глубже того, что можно выразить словами. Вы сознательно делитесь неделимым бытием. Это прекрасно и изумительно. Вас двое, но вы – Одно. Какая загадка! Когда же вас разделяет расстояние, вы все еще можете видеть бытие другого – и быть им – прямо здесь, где находитесь.

И когда мы готовы смотреть и слушать, друзья часто могут вдохновлять и учить нас. Наверное, это одна из причин, по которой Бог создал «других», – исследовать как можно большими путями удивительное чудо Бытия. И когда есть «другие», которые в то же время являются Нами Самими, становится возможной такая любовь, которая не была бы возможна, если бы всегда оставался только один.

Во время нашей встречи я заметил, что два-три раза глаза Джея наполнялись слезами. Он был тронут моим присутствием в этой комнате – тем фактом, что я проехал столько миль, чтобы увидеться с ним. Но его тронуло не только то, что я взял на себя труд его навестить, но красота и бездонная глубина того, что мы с ним разделяли. И он был изумлен, как и я, тем, как просто видеть свое «не-лицо». «Это так просто! – воскликнул он. Наверное, оно и должно быть таким простым!»

Мне кажется замечательным иметь возможность описать видение Того, Кто Мы в реальности, простым «физическим» языком. Сидя за столиком, мы с легкостью говорили о том, как быть «лицом к, не-лицу“», каково это смотреть из нашего «единственного глаза», быть «вместимостью» для тюрьмы, быть недвижимым, в то время как места и люди появляются и исчезают в нашей недвижи́мости. И мы оба согласились, что это удивительно – иметь возможность указывать пальцем на То, Кто Мы на самом деле. Кто бы мог подумать, что можно указать прямо на Бога!

Мы также восхищались загадкой и невозможностью Бытия, создающего само Себя, и немели от удивления, когда осознали, что само-создание Источника-это Наше достижение Здесь и сейчас. Создавать себя из чего-то, что меньше, чем ничто, понятия не имея о том, как мы это делаем! Без каких-либо приготовлений или намерений! И все происходившее в тюремном «кафетерии» было разворачиванием нашего собственного бытия! Сколь творческие мы натуры! С точки зрения всех остальных в «кафетерии», мы были двумя мужчинами, беседующими друг с другом. И вместе с тем каждый из нас осознанно вмещал в себя «кафетерий» и всех людей в нем. Мы обнаруживали, что мы – Источник всего этого. И из этого неделимого Источника мы исследовали две уникальные точки зрения на эту комнату и на этот мир – и наслаждались этим.

Джей упомянул, что его заметка «Путь Хардинга» появилась спонтанно, когда он однажды сел и стал просто писать. Однако из этого непреднамеренного действия последовал контакт со мной. Затем я разослал его заметку многим людям и разместил на нашем веб-сайте. Благодаря такому ходу событий он соприкоснулся со многими людьми в мире, о которых даже не знал. И вот, как следствие всего этого, я сижу здесь перед ним. Мы никогда не знаем, что будет дальше, не правда ли? Лично мы ничем не управляем.

Или, возможно, как сказала индийская святая Анандамайи Ма: «Отсюда все хорошо управляется».

Еще как хорошо! И при этом само Руководство понятия не имеет о том, как оно со всем этим справляется!

В половине четвертого по громкоговорителям сообщили, что посетителям пора уходить. После нескольких прощальных слов мы с Джеем встали и пожали друг другу руки. А затем обнялись.

Я присоединился к другим посетителям. Мы столпились в маленькой комнатке между раздвижными дверями. Через окошко мы могли видеть, как заключенные, теперь оставшиеся в «кафетерии» одни, сидели в ожидании, пока им разрешат уйти, но не через ту дверь, в которую вошли мы, а через ту металлическую в другом конце помещения. Это было душераздирающее зрелище для их жен и родственников… и для меня тоже. И вдруг я увидел Джея. Хотя он сидел среди остальных заключенных, он был один, безмятежно смотря вниз перед собой. Я был уверен, что в тот момент он видел, Кто Он на самом деле. Как и я. Я думаю, наша встреча тронула нас обоих.

Я вышел из тюрьмы, сел в автобус вместе с другими посетителями, забрал ключи от своей машины в приемной и уехал…

Я был волен уйти.

А Джей – нет.

Однако мы оба осознавали свободу того, Кем на самом деле являлись.

После той встречи с Джеем я посещал многие города и страны, продолжая проводить семинары на тему Видения Того, Кто Вы на самом деле. Этим я занимался и в течение того месяца, перед тем как посетить Джея. Время от времени я делился с друзьями и участниками семинаров историей о том, как я прочел статью Джея, и о нашем последующим знакомстве. Я рассказывал людям о том, как Джей вдохновил меня, какая у него была тяжелая жизнь, какой тяжелой она остается до сих пор! И, однако, он видит, Кто Он на самом деле. Кто бы мог подумать, что он придет к Этому после всех взлетов и падений его жизни? Что он прорвется к этой Свободе и Блаженству! Придет к пониманию того, что это не он в тюрьме, а тюрьма в Нем!

Не думаю, что Джей мог бы представить себе, что он найдет эту свободу до того, как ее нашел. А кто мог бы? Как можно представить себе Это? Эту безграничность невозможно предвосхитить – ее возможно лишь увидеть, Здесь и сейчас. Наверное, даже сейчас ему это кажется невероятным. Но я сам в таком же положении – видеть Того, Кто Я на самом деле, кажется по-прежнему удивительным.

Вскоре после моего возвращения домой в Лондон из своего путешествия по миру я получил от Джея письмо. Вот первые два абзаца:

«Дорогой Ричард! Во-первых, хочу сказать, что было огромным удовольствием с Вами познакомиться! Ваш визит укоренил меня в практике Видения. Я знаю, что в этом я Один, но вместе с тем так приятно быть не одному – а Вы сидели прямо передо мной и сияли Видением. Непередаваемо!

С тех пор как Вы меня навестили, я поделился экспериментом с указыванием с еще одним другом, и до него мгновенно „дошло“. Не знаю, что он будет с этим делать, но это несомненно его поразило. Скорее, даже ошарашило! Я постоянно думаю о том, что Вы сказали про Бога, который пробуждается…». В своей книге «Суд над человеком, который считал себя Богом» Дуглас Хардинг писал о вымышленном персонаже, которого посадили в тюрьму, предъявив обвинение в богохульстве. Во времена, описанные в романе, богохульство считалось тяжким преступлением. Своим обвинителям обвиняемый, конечно, кажется всего лишь человеком – человеком, ошибочно мнящим себя Богом. Но обвиняемый указывает на тот факт, что когда он смотрит на то, чем он является сам для Себя – Первым лицом-Единственным числом-Настоящим временем – Он вовсе не человек, Он – Бог. Среди многих свидетелей, вызванных в суд, есть и его тюремщик, который подтверждает адвокату обвинения, что видел обвиняемого в тюрьме. Если бы обвиняемый действительно был Богом, тогда – и тюремщик с этим согласен – никто не смог бы заключить его в четыре стены камеры. Ибо Бог безграничен. Очевидно, что – в качестве третьего лица – обвиняемый действительно заключен в камере. Однако в свою защиту обвиняемый показывает суду рисунок, чтобы доказать, что в качестве Того, Кто Он на самом деле, – в качестве Первого лица-Единственного числа-Настоящего времени, – Он вовсе не находится в тюремной камере, но камера находится в Нем. Как видно из рисунка, обвиняемый не заключен в камере – ближайшая стена отсутствует. Обширный, Прозрачный, Безграничный в этом конце камеры в тюрьме не сидит. Не поддающийся ограничениям, Он сбежал еще до того, как был заключен в тюрьму. Он – и только Он – абсолютно и безусловно свободен.

Ричард Ланг

Приложение Эксперименты «Безголового Пути»

Напоминание: чтобы пережить на собственном опыте Пустоту-Наполненность, нужно сделать эксперименты. Просто читать о них – бесполезно. Попытайтесь делать их так, как делал бы их маленький ребенок – играючи и вместе с тем серьезно; без обусловленных «взрослых» представлений о том, что является глупым, несерьезным, неприличным. На карту поставлено ни много ни мало Царство Божие, которое может оказаться ближе, чем вы думаете.

Дата добавления: 2014-10-17