Е) Беспредметные чувства

Стихийное вторжение переживаний, генезис которых недоступен психологическому пониманию, находит свое проявление в беспредметных чувствах (gegenstandsiose Gefuhie). Чтобы обрести значимость для субъекта, эти чувства должны прежде всего найти себе объект или попытаться его создать. Однажды возникнув, чувства остаются в силе, хотя объект для них может так и не найтись. Например, беспредметная тревога обычна для депрессивных, тогда как беспредметная эйфория — для маниакальных состояний; то же можно сказать о неопределенном эротическом возбуждении в ранний период полового созревания, о чувствах, возникающих в начале беременности и на ранних стадиях психоза. Побуждаемые почти непреодолимой потребностью сообщить таким чувствам какое-либо содержание, больные часто произвольно выдумывают его. Если же эти чувства описываются как лишенные содержания, это свидетельствует о способности отнестись к ним критически. Опишем некоторые из этих беспредметных чувств.

1. Тревога (Angst) встречается весьма часто и причиняет большие страдания. Страх (Furcht) имеет определенную направленность: тревога же ни к чему не привязана. Витальная тревога как специфическое чувство-ощущение в сердце принимает форму тревоги при стенокардии и одышке, обусловленной сердечной недостаточностью. Но тревога может быть также первичным психическим состоянием — таким же всепроникающим и доминирующим, как соматически обусловленная витальная тревога, и поражающим наличное бытие субъекта в целом. Спектр ее проявлений весьма широк — от беспредметного, могущественного тревожного чувства, приводящего к помрачению сознания и безжалостным актам насилия против себя или других, до легкого тревожного напряжения, при котором тревога переживается как нечто чуждое по отношению к «Я» и необъяснимое. Тревога связана с физическими ощущениями — такими, как давление, удушье, напряженность. Часто она бывает локализована — например, прекардиальная тревога, тревога в голове. Один больной упоминает об испытываемой им потребности «ковыряться» в ней — так, как в больном зубе ковыряют зубочисткой. Что касается экзистенциальной тревоги, проявляющейся в граничных ситуациях, — то есть тревоги как источника экзистенции, имеющего фундаментальное значение для становящегося наличного бытия, — то она уже не может быть понята в терминах феноменологии.

2. Тревога обычно бывает связана с сильным чувством беспокойства. но последнее, будучи эмоциональным состоянием внутреннего возбуждения, может выступать и самостоятельно. Ретроспективно больные называют это чувство «нервным возбуждением» или «лихорадкой». В легких случаях оно может принимать форму чувства, будто что-то необходимо сделать, какое-то дело осталось неоконченным или нужно что-то найти или выяснить. При богатых переживаниями психозах это чувство беспокойства может развиться до высокой степени напряженности и подавленности. Больные чувствуют, что больше не в силах выдержать натиск массы впечатлений, и хотят, чтобы их оставили в покое.

Больной шизофренией на начальной стадии описывает свое беспокойство как нечто новое и отличное от обычного чувства беспокойства, когда человек бывает не в состоянии работать, часто встает рано поутру, выбегает на прогулку. Новое беспокойство, так сказать, более осязаемо, оно пронизывает все его существо. поглощает его. Он бегает по комнате, тщетно пытаясь от него удрать. О прогулках в этом состоянии вообще не может быть речи. «Ничто на свете не доставляет мне столько мучений. Я не могу выйти за пределы его досягаемости. Я хочу улетучиться, но не могу; от этого становится только хуже. Возникает непреодолимая потребность разбить все на мелкие кусочки, но я не могу довериться самому себе и начать с чего-то маленького, ибо за этим последует все остальное. Поэтому я просто наношу удары куда попало. Стоит мне бросить стакан на пол, как все остальное приходит само собой. Я уже не имею сил остановиться. Мне бывает настолько трудно сдержаться, что иногда я желаю себе, чтобы все поскорее кончилось».

3 Аномальное чувство счастья осложняется смутно переживаемыми значениями относительно которых у больного нет объективной ясности Спектр таких значений простирается от чисто чувственного удовольствия до религиозного экстаза. Возвышенные чувства появляются как фазы у психастеников и как состояния экстатического опьянения у больных шизофренией. Больных переполняет удивительное воодушевление: все окружающее их глубоко трогает, они находят его волнующим и полным смысла. Состояния нежной, сентиментальной любви ко всему миру возникают в фазе выздоровления при легких лихорадках, туберкулезе и т. Д. Приведем несколько описаний, относящихся к шизофрении

«Однажды утром проснулся С Блаженным чувством, будто я воскрес из мертвых или родился заново. Я ощутил сверхъестественное наслаждение, потрясающее чувство свободы от всего земного… Охваченный светлым чувством счастья я спрашивал себя Я — солнце Кто я? Должно быть, я сияющий сын Божества «Дядюшка А. превратившись в Бога, придет за мной… Естественно, мы взлетим прямо на солнце. в это обиталище всех тех, кто воскрес из мертвых… В блаженном просветленном состоянии я принялся петь и произносить торжественные речи: я отказался от еды и больше не нуждался в еде; я ждал рая, где человек вкушает райские плоды»

«Легкие облака подняли меня; казалось, мои дух с каждой минутой освобождался от связывавших его уз, и безымянное наслаждение и благодарность наполнили мое сердце помчалась совершенно новая, небесная жизнь… Меня охватила неописуемая радость, я казался просветленным… Я чувствовал себя изумительно, я испытывал Довольство… Мое тогдашнее состояние было достойно зависти В моей душе я ощущал настоящее предвкушение неба… Мой голос зазвучал ясно и светло, и я все время пел…» (Engeiken).

Другой больной называл свое блаженное чувство «радостью души». Он ощущал его как нечто божественное, как суть вечного блаженства. Такие больные наслаждаются абсолютно самодостаточным состоянием непобедимого радостного блаженства – впрочем, нам кажется, что телесные ощущения играют при таких состояниях чувств более существенную роль, чем обычно.

На начальной стадии болезни больной шизофренией различал три разновидности чувства счастья «интуитивное счастье», при котором он остается дееспособным- это беспрерывное ликование; символически он видит его как сферу, из которой в виде единой плотной массы вырастают другие сферы- (2) «блаженством которое переживается на совершенно ином уровне; оно подобно парению: пребывает где-то вверху, почти не ощущая собственного тета- (3) «интуитивное счастье» ощущается часто, а «блаженство»-редко- и лишь однажды он испытал приступ счастья на том же уровне, что и первая разновидность но симптоматику его лучше было бы выразить бесконечно вздымающейся ввысь волнуй — мощными, громоздящимися друг на друга массами. Это чувство самовозрастающего счастья. Что касается блаженства, то оно, напротив представляет собой покой. Оно совершенно самодостаточно, то есть лишено содержания. Наряду с душевным счастьем ощущается и физическое, но оно более поверхностное. Волна счастья казалась светлой и пустой внутри и темной снаружи подобно коже, под которой ничего нет. Казалось, она постоянно рвется ввысь и существует сама по себе, вне связи с чем бы то ни было. В конце концов она исчезла оставив после себя состояние душевной опустошенности. Чувство счастья было бессодержательным, но светлым: другие счастливые переживания были не столь утонченными, но более оформленными. Больной чувствовал, что не сможет выдержать это состояние еще раз; по его словам. оно невыносимо, поскольку возникает изнутри и поэтому грозит уничтожить его физически.

Следующий случай может служить примером того. как чувство счастья связывается с бредом отношения и выступает в качестве источника последнего: «Казалось, все могут видеть, как я счастлива, и сами становятся счастливы, глядя на меня… Во мне словно было что-то божественное. Пожилые люди приходили на вокзал, чтобы бросить взгляд в мое купе… Все лезли из кожи вон, чтобы поймать мой взгляд; офицеры, высокопоставленные чиновники, дамы и господа с детьми бежали в мою сторону в надежде, что я взгляну на них… Я находила все это прекрасным, но мне нужно было знать, кто я и что я. Не стала ли я совершенно другим человеком?.. Потом я заплакала, так как мне постоянно нужно было двигаться дальше; но я чувствовала себя бесконечно счастливой. Даже животные были рады видеть меня: в знак почтения ко мне лебеди раскрывали крылья» (Rumke).

(ж) Возникновение миров из беспредметных чувств (Wie aus gegenstandsiosen Gefuhlen Welten erwachsen)

Эти новые, не знакомые прежде чувства побуждают того, кто их испытывает, к самопознанию. В них кроются бесчисленные возможности, которые могут быть осознаны только при условии, что рефлексия, воображение и мысль создадут на их основе нечто вроде связного мира. Поэтому всегда существует путь, ведущий от этих невообразимо счастливых переживаний к тому, чтобы попытаться их познать. Переживание блаженства начинается с кристаллической ясности видения при отсутствии реального, ясного содержания, которое могло бы стать предметом сообщения. Больные верят, что им удалось постичь глубочайшие из смыслов; такие понятия, как вневременность, мир. Бог, смерть, становятся огромными открытиями, которые, после того как соответствующее состояние осталось в прошлом, уже никак не могут быть воспроизведены или описаны — ведь они были не чем иным, как чувствами.

У Нерваля мы находим следующее автобиографическое описание этого чувства кристаиическои ясности видения и глубокого проникновения в суть ве-шей: «Меня осенило: я знаю все: в эти возвышенные часы мне открылись все тайны мира». Больная пишет: «Мне казалось, что я вижу все настолько четко и ясно. словно меня осенило новое и необычайное понимание вещей» (Gruhie). Другая больная говорит: «У меня словно появилось особое чувство, подобное ясновидению; я словно научилась воспринимать вещи, не доступные восприятию других, в том числе и моему собственному в прежние времена» (К. Schneider).

Больной, давший мне описание трех своих разновидностей счастья в то время. когда он еще сохранял способность относиться к собственным переживаниям критически (иными словами, не подвергать их бредовой обработке), позднее развил на этом основании определенный религиозный и мистический опыт. С вои приступы он ощущал как «метафизические переживания», поскольку они были наделены «характером бесконечности». У него бывали также некоторые предметные переживания (непосредственное осознание физического присутствия и т. д.), о которых он говорил: «Я вижу нечто бесконечно великое, заставляющее меня трепетать». Однажды он сообщил о том, что «на собственном опыте пережил Бога» и что это ста-то «кульминацией, вершиной его жизни». Он «обрел собственный смысл». Это продолжалось целый час. От него исходило излученное — «расширение души». Возбуждение было невероятно сильным. Наконец. наступил покой и блаженство с Богом, и Бог излился в него. Сравнивая это «переживание Бога» с собственными прежними переживаниями счастья, он поставил его рядом с тем, когда счастье казалось ему постоянно нарастающей волной. но в данном случае верхушка волны отделилась и превратилась в сферу расширяющуюся в бесконечность. Переживание имело «космический характер». По его словам, символический смысл этого переживания отличался от того, который был свойствен прежним переживаниям счастья. Его содержанием, очевидно, был Бог, но только в чувственно постигаемой форме. По словам больного, все было ни с чем не сравнимо, недоступно воображению и не имело ничего общего с нашими обычными представлениями. Он формулировал свой опыт и по-другому, например: «Я прихожу к Богу, а не Он ко мне. Я изливаюсь. Я словно могу объять весь мир, пребывая при этом вне пределов самого себя, как если бы моя душа вышла, чтобы обнять Бога».

С этими чувствами счастья, ясновидения, переживания Бога часто бывают связаны чувства отпущения грехов, которые быстро уводят больного из сферы возвышенных чувств вниз, в мир конкретных объектов и бредовых идей. Больной ощущает себя свободным от грехов, святым, как Божье дитя, а затем и Мессией, пророком. Богоматерью.

Такие состояния чувств свойственны не только ранним стадиям шизофрении. Они встречаются также при отравлениях (опиумом, мескалином и т. п.), а в классической форме — в короткие моменты, непосредственно предшествующие эпилептическому припадку; они не чужды и переживаниям нормальных людей, то есть случаям, когда каких-либо иных специфических симптомов не наблюдается (мы не можем отнести все развитые, богатые описания мистического экстаза к области психиатрии).

Достоевский описывает собственные переживания, связанные с эпилептической аурой: «Что же в том, что это болезнь?.. Какое до того дело, что это напряжение ненормальное, если самый результат, если минута ощущения, припоминаемая и рассматриваемая уже в здоровом состоянии, оказывается в высшей степени гармонией и красотой, дает неслыханное и негаданное дотоле чувство полноты, меры, примирения и восторженного молитвенного слития с самым высшим синтезом жизни?» «В этот момент… мне как-то становится понятно необычайное слово о том, что времени больше не будет».

Пробуждение новых миров при шизофренической трансформации личности происходит параллельно ее отчуждению от природного мира. Вольные ощущают потерю контакта с вещами. Они чувствуют себя далекими и чужими. «Что там есть в мире?.. Я к нему больше не принадлежу» (Fr. Fischer).

Дата добавления: 2014-10-31