Об экспертизе

Во многих делах экспертиза, особенно психиатрическая, бывает необходима; ее отсутствие ведет к жестоким ошибкам, а иногда составляет и ряд судебных преступлений, как, например, в печальном деле крестьян слободы Павловки (дело Моисея Теодосиенко и др). Мне лично известны случаи, когда своевременное обращение судебной власти к истинно ученому психиатру спасло от суровых наказаний душевно расстроенных людей и настоящих параноиков*(113).

В этом отношении на судебных следователях и на прокуратуре лежит важнейший и, как я думаю, недостаточно сознаваемый долг и чрезвычайная нравственная ответственность. Но, с другой стороны, нельзя не сказать, что слишком часто содействие "сведущих людей" служит не правосудию, а насмешке над ним. Это относится не только к нашим уголовным делам; в Западной Европе, по крайней мере во Франции и в Англии, медицинская и графологическая экспертизы вызывают не меньше нареканий, чем в России. Отдельные уродливые или комические эпизоды, конечно, не доказывают несостоятельности экспертизы как одного из способов судебного расследования, но, к сожалению, общий голос судебных деятелей приводит к отрицательному выводу: заключения "сведущих людей" бывают согласны между собой и убедительны в тех случаях, когда предложенные им вопросы настолько просты, что судьи и присяжные собственным разумом и здоровыми глазами могли бы безошибочно разрешить их. В сомнительных же обстоятельствах эксперты по большей части не устраняют сомнения, а еще больше затемняют дело.

Эксперты бывают:

а) сведущие и добросовестные;

b) добросовестные и несведущие;

c) сведущие и недобросовестные; и

d) недобросовестные и несведущие.

К недобросовестным экспертам я отношу не только бесчестных, которых почти не видал на суде, но и бескорыстно пристрастных, а также легкомысленных, которых видал множество; к несведущим - не только невежд, но и людей умеренных познаний, которых также встречаю на каждом шагу.

Серьезное заключение ученого имеет, конечно, право на уважение сторон; но так как людям свойственно ошибаться, то всякий вправе сомневаться в выводах самых знающих специалистов и вправе передать свои сомнения судьям и присяжным, если они имеют основания.

Сведущие люди редко бывают вполне согласны между собою; если в суд вызван не тот эксперт, который производил первоначальное исследование, то обыкновенно оказывается, что оно сопровождалось бесчисленными ошибками и упущениями; их не было бы, если бы работал тот, кто стоит перед судьями, но, к несчастью, его там не случилось, и теперь наука лишена возможности подтвердить первое заключение; остаются одни сомнения. Как скоро эксперт занял эту позицию, никакие усилия оратора не могут разбить его: он огражден неприкосновенностью науки. Столь же неуязвим бывает эксперт в каждом вообще процессе, где он один: если только он умный человек - он хозяин дела. Отсюда вытекает первое главное правило:

Если в процессе есть эксперт со стороны противника и экспертиза имеет значение, оратор должен выставить эксперта не менее сведущего и решительного со своей стороны. Не сделать этого - легкомыслие непростительное*(114). Пока эксперт один, он неуязвим, хотя бы говорил вздор. Дайте ему противника, речения оракула превращаются в самолюбивый спор.

Второе правило заключается в том, чтобы вооружиться необходимыми сведениями в данной отрасли науки или техники; это необходимо и для успешного допроса экспертов во время судебного следствия, и для свободного изложения в речи всего относящегося к экспертизе. Примерами этого могут быть речи Лашо по делу ла Поммере, Кокбурна по делу Пальмера, Шидловского по делу Максименко. Надо только помнить, что научная критика по специальным вопросам не может отличаться привлекательностью литературного произведения и потому, оставаясь строго деловитым в этом разделе речи, следует особенно позаботиться о его возможном сокращении; здесь особенно важно соблюдать общее правило: выяснить все возможное во время судебного следствия, оставив для прений только то, чего нельзя было заранее устранить из них.

Об ученой и добросовестной экспертизе я уже упоминал; все прочие эксперты - честные или легкомысленные, невежды и сознательные лжецы, самозванцы науки - не менее вредны для правосудия, чем подкупленные лжесвидетели. Как быть оратору с такими сведущими людьми?

Надо возможно точнее записать все сказанное экспертом и в ближайший перерыв просмотреть написанное, чтобы выяснить следующие вопросы:

1) удовлетворяет ли экспертиза требованиям логического умозаключения;

2) нет ли в фактах, принимаемых экспертом в основание его выводов, взаимного противоречия или противоречия с другими фактами;

3) не переходит ли эксперт за границы своей науки или своего искусства в чужую область специальных знаний или в общие психологические или иные рассуждения;

4) предлагает ли эксперт суду научные или технические выводы или высказывает свое суждение о виновности подсудимого.

При недобросовестной экспертизе в большинстве случаев оратор, на стороне которого правда, найдет одну из этих ошибок в вещаниях "сведущего лица". Коль скоро такая ошибка найдена, надо сосредоточить на ней всю силу своей диалектики и изобличить ее, как это сделано, например, в речи обвинителя*(115) по делу об убийстве отставного рядового Белова*(116).

Обычное преимущество эксперта перед сторонами заключается во всегда готовой ссылке на последние успехи науки. Он вчера прочел новое имя в книжном обзоре своего специального журнала и с полной безопасностью ссылается на там же приведенное извлечение из книжки, которую сам и не открывал. Конечно, ни прокурор, ни адвокат не знают ученого, о существовании которого и сам эксперт узнал только накануне; им приходится уступить эксперту: он следит за последним словом науки, а они все еще ссылаются на Гофмана и Крафт-Эббинга. Однако при желании можно и здесь вывести мнимого ученого на чистую воду. Надо внимательно прочесть несколько серьезных книг по данному вопросу и, не называя авторов, просить эксперта подкрепить его выводы указанием на известных ученых, а затем потребовать передачи их соответствующих тезисов; далее можно спросить, что говорят те, кого эксперт не называет, и я готов поручиться, разумея мнимых ученых, что эксперт или скажет: не помню - это значит: не читал; или ответит наудачу и в большинстве случаев невпопад. Откройте тогда свою книгу и укажите, что в ней сказано.

Как бы то ни было, даже после самого успешного допроса на судебном следствии оратору следует помнить особое отношение присяжных к экспертизе и в своей речи бороться не только наукой, но иногда и искусством, бить не только в грудь, но и в лицо. Если перед судом добросовестный ученый и разумное заключение убеждают вас, что вы ошибались, вы должны преклониться перед правдой. Если можно, ищите других доказательств. Иное дело, когда перед вами глупый или упрямый человек или, как бывает, наглец. Здесь нежности не к месту. При допросе эксперта, невзирая ни на какие его выходки, держитесь исключительно в границах научного спора; если у вас есть в запасе мнение серьезных ученых по отдельным вопросам, касающимся экспертизы, не вводите всех этих союзников в бой с их ученым собратом; пусть некоторые из них останутся в засаде. Приведите их решительные отзывы в своей речи, когда эксперт уже будет лишен возможности вспомнить еще несколько ему одному известных убедительных научных данных, и, сбросив его с незаконно занятого пьедестала, добейте его сарказмами.

О так называемой графологической экспертизе распространяться не приходится. Наши председатели знают, как надо быть осторожным, вручая сведущим людям подлинные документы для сличения с сомнительными: малейшая оплошность - и подлинный вексель может быть громогласно объявлен подложным, а один из подложных - попасть в число "несомненных образцов". И у нас, и за границей люди, знающие судебную действительность, давно перестали видеть в графологии серьезное средство искания истины. О фотографической экспертизе у нас существует выдающееся исследование Буринского "Судебная экспертиза документов, ее значение и пользование". Книга эта дает то, что составляет основу судебного состязания,- знание; оратор должен изучить ее с не меньшим вниманием, чем учебник элементарной судебной медицины. К ней я и отсылаю читателя.

* * *

Мне кажется лишним останавливаться на объяснениях подсудимого. Логические основания для их оценки те же, что для свидетельских показаний. Скажу только обвинителю: не злоупотребляйте ни словами, ни молчанием подсудимого; защитнику: предупредите его, чтобы он не лгал.

Глава VII. Искусство спора на суде

Изменение правил об уголовных доказательствах в нашем судопроизводстве с введением Судебных уставов имело одно несомненно вредное последствие: упраздненная формальная система поглотила собой и научное, логическое учение о судебных доказательствах. Эта область мышления осталась совершенно чуждой нашим судебным ораторам, и пробел этот сказывается очень определенно: в речах наших обвинителей не видно отчетливого и твердого разбора улик. И хуже всего то, что наши законники не только не знают этой важной отрасли их науки, но и знать не хотят. Между тем эта область давно и старательно разработана на Западе, особенно в Англии. Не все мы знаем английский язык, не все имеем средства выписывать дорогие английские или немецкие руководства. Но несколько месяцев назад в печати появилось третье издание сочинений проф. Л. Е. Владимирова "Учение об уголовных доказательствах". Не говоря о несомненных достоинствах этого труда, ведь одного названия достаточно, чтобы такая книга сделалась настольным руководством каждого товарища прокурора: она представляет единственное систематическое исследование этого рода в нашей литературе. Я спрашивал у некоторых знакомых юристов их мнение о новой книге и, к удивлению, убедился, что ни один из них даже не слыхал о ней. Если хотите добрый совет, читатель, отложите эти заметки и, прежде чем идти далее, прочтите книгу проф. Владимирова. Как бы то ни было, я должен предположить, что эта область уголовного права вам достаточно знакома, и перехожу к практическим правилам судебного спора, к искусству пользоваться установленными перед судом доказательствами во время прений.

Дата добавления: 2014-10-31