Психология Платона

1. Платон не разделял грубых психологических воззрений первых космологов, которые редуцировали душу к воздуху, огню или атомам; он был не материалистом или эпифеноменалистом, а бескомпромиссным спиритуалистом. Душа очень сильно отличается от тела – это самое главное богатство человека, и потому он должен за ней тщательно ухаживать. В конце диалога «Федр» Сократ обращается к богам с такой молитвой: «Милый Пан и другие здешние боги, дайте мне стать внутренне прекрасным! А то, что у меня есть извне, пусть будет дружественно тому, что у меня внутри, богатым пусть я считаю мудрого, а груд золота пусть у меня будет столько, сколько не унести, не увезти никому, кроме человека рассудительного». Реальность души и ее превосходство над телом находят свое выражение в психологическом дуализме Платона, который отражает его метафизический дуализм. В «Законах» Платон говорит, что душа «движет саму себя» или является «источником движения». А раз так, то душа первична, а тело – вторично; душа превосходит тело (поскольку оно движется под действием внешних причин) и потому должна управлять им. В «Тимее» Платон говорит, что «душа – это единственная вещь на свете, которая обладает настоящим разумом, и она невидима, в отличие от огня, воды, земли и воздуха, которые мы видим». В «Федоне» Платон показывает, что душа не может быть производной от тела. На предположение Симмия о том, что душа – это всего лишь гармония, возникающая как следствие телесного здоровья и умирающая вместе с телом, Сократ возражает, «что душа может управлять телом и его желаниями, а разве может гармония управлять тем, что ее породило?». Опять–таки, если бы душа была простой гармонией тела, отсюда бы следовало, что одна душа может быть более или менее душою, чем другая (поскольку гармония может быть большей или меньшей), а это чистый абсурд.

Но хотя Платон и определил, чем душа отличается от тела, он не отрицал, что тело может оказывать влияние на душу. В «Государстве» он утверждает, что для полноценного образования необходимы занятия гимнастикой, и отвергает некоторые виды музыки, как оказывающие губительное влияние на душу. В «Тимее» он снова говорит о том, что плохое физическое воспитание и вредные привычки тела оказывают отрицательное воздействие на душу, превращая ее в рабыню этих привычек, от чего нет спасения, а в «Законах» подчеркивает важную роль наследственности. В самом деле, ущербная конституция, унаследованная от родителей, неправильное воспитание и окружение – вот причины большинства душевных недугов. «Никто не порочен по доброй воле, но лишь дурные свойства тела или неудавшееся воспитание делают порочного человека порочным, притом всегда к его же несчастью и против его воли». Поэтому даже если Платон иногда и утверждал, что душа лишь временно пребывает в теле и использует его как пристанище, не следует думать, что он отрицал взаимодействие души и тела. Правда, он не сумел объяснить характера этого взаимодействия, но ведь эта задача исключительной сложности.

Взаимодействие тела и души – это очевидный факт, который следует принять как данность; тот, кто отрицает это взаимодействие по причине того, что не знает, как его объяснить, или отождествляет душу с телом, вообще не желая что–либо объяснять или признаваться, что не знает, как это сделать, ничуть не помогает прояснить ситуацию.

2. В «Государстве» рассматривается концепция триединой природы души. Считается, что Платон позаимствовал ее у пифагорейцев. С этой концепцией мы встречаемся и в «Тимее», а потому не имеем права утверждать, что Платон под конец жизни от нее отказался. Душа состоит из трех «частей» – «разумной части», мужественной или «яростной части» и «вожделеющей части». Может быть, не вполне оправдано использовать здесь слово «часть», поскольку сам Платон применял слово «μέρος» («мера»), но я заключил его в кавычки, чтобы подчеркнуть, что это – метафорический термин, который вовсе не говорит о том, что душа пространственна и материальна. Слово «pμέρος» появляется в четвертой книге «Государства», а до этого Платон использовал слово «είδος» («идея»), что говорит о том, что Платон рассматривал три части души как формы, функции или принципы поведения, а не как части в материальном смысле.

Разумная часть души – это то, что отличает человека от животного и является высшим элементом или формой души, поскольку она бессмертна и богоподобна. Две другие формы, мужественная и вожделеющая, – смертны. Из них более благородна мужественная часть (в человеке, обладающем нравственным мужеством) и является или должна быть естественным союзником разума, хотя эта часть души имеется и у животных. Вожделеющая часть относится к желаниям тела; разумная же часть имеет свои собственные желания, например стремление к истине, Эроту, который представляет собой рациональный антипод физического Эрота. В «Тимее» Платон говорит, что разумная часть души находится в голове, мужественная – в груди, а вожделеющая – ниже диафрагмы. Размещение элементов души в сердце и легких восходит к древней традиции, начало которой положил Гомер; однако трудно сказать, на самом ли деле Платон думал, что душа находится в сердце, или нет. Быть может, он имел в виду точки на теле, где происходит взаимодействие нескольких элементов души. Вспомним Декарта (искренне верившего в божественную сущность души), который местом такого взаимодействия считал щитовидную железу. Впрочем, Платон не создал стройной психологической теории, что очевидно из следующих соображений.

Платон заявлял, что душа – бессмертна, а в «Тимее» утверждал, что только разумная часть души пользуется этой привилегией. Но если другие части души смертны, значит, они должны каким–то загадочным путем отделяться от разумной части либо образовывать отдельную душу или души. Платон настойчиво убеждает нас в «Федоне», что душа цельна, но это, должно быть, относится к ее разумной части. В мифах же, приведенных в «Государстве» и «Федре», утверждается, что душа после смерти сохраняется целиком или по крайней мере сохраняет память, будучи отделенной от тела. Я вовсе не собираюсь утверждать, что все, о чем говорят мифы, следует понимать буквально, однако высказанное в них предположение, что душа после смерти тела сохраняет память и ее судьба зависит от предыдущей жизни, хорошей или плохой, означает, скорее всего, что душа после смерти покидает человека целиком, сохраняя при этом, по крайней мере частично, способность осуществлять функции, свойственные ее мужественной и вожделеющей частям, хотя и не имея возможности сделать это, поскольку у нее нет тела. Однако это всего лишь одно из возможных толкований, и, учитывая утверждения самого Платона и его дуалистическую позицию в целом, можно предположить, что он считал бессмертной только разумную часть души; другие же части, по его мнению, полностью погибают вместе с телом. И если концепция трех элементов души как трех мер вступает в противоречие с концепцией этих трех элементов как трех идей, то это всего лишь лишнее доказательство того, что у Платона не было стройной психологической теории, или того, что он не объяснил смысл своих высказываний.

3. Почему Платон был убежден в том, что душа состоит из трех частей? Главным образом потому, что душе присущ внутренний конфликт. В «Федре» приводится известное сравнение разумного элемента с возницей, а мужественного и вожделеющего – с двумя конями. Один конь – прекрасен и благороден (это мужественный элемент, естественный союзник разума, который «любит почет, но при этом рассудителен и справедлив»), а другой – плохой (это – вожделеющее начало, «друг наглости и похвальбы»). Хороший конь послушен командам возничего, зато второй неуправляем и прислушивается только к голосу чувственной страсти, и его приходится усмирять бичом. Поэтому Платон в качестве отправной точки своей теории использовал тот факт, что в душе человека борются противоположные мотивы, но он нигде не делает попыток согласовать этот факт с идеей единства сознания. В этой связи хочется привести эмоциональное признание Платона: «Объяснить, что такое душа, – это долгий труд, который под силу лишь Богу», в то время как «сказать, на что она похожа, – задача, посильная для человека»1. Поэтому мы можем сделать вывод, что стремление Платона считать три мотива, борющихся в душе человека, принципами единой души, вступает в противоречие с его же стремлением рассматривать их как ее отдельные части.

Однако главной этической задачей Платона было обосновать право разумного элемента души управлять телом, то есть выступать в роли возничего. В «Тимее» говорится, что разумная часть души, то есть бессмертный «божественный» элемент, была создана Демиургом из тех же ингредиентов, что и Мировая Душа, в то время как смертные части души вместе с телом были созданы богами–небожителями. Это, вне всякого сомнения, метафора, подчеркивающая высшее положение разумной части души и обосновывающая ее право управлять, ибо это ее естественное право, присущее всему божественному. Разумная часть души имеет естественное родство с невидимым умопостигаемым миром, который способна созерцать только она, в то время как другие части души связаны главным образом с телесным, то есть феноментальным миром и не участвуют напрямую в деятельности разума, а потому не могут созерцать мир Форм. Этот дуалистический подход мы находим и у неоплатоников, у святого Августина, Декарта и других.

Более того, несмотря на то что святой Фома Аквинский и его школа восприняли доктрину, выработанную перипатетиками, христиане по–прежнему используют и должны использовать Платонов «способ выражения», поскольку все приверженцы христианской этики придают огромное значение факту, повлиявшему на мышление Платона, а именно внутреннему конфликту, существующему в душах людей. Следует, однако, заметить, что то, что мы осознаем этот конфликт, существующий внутри нас, говорит о том, что душа едина, а это не соответствует взглядам Платона. Если бы в человеке было много душ – разумных или неразумных, – тогда никак нельзя было бы объяснить, почему мы, зная о конфликте, существующем внутри нас, тем не менее осознаем свою моральную ответственность. Я не хочу сказать, что Платон совсем не понимал этого, скорее всего, он исследовал один аспект проблемы, забывая о другом, и поэтому ему не удалось создать по–настоящему удовлетворительную рациональную психологию.

4. Нет никаких сомнений в том, что Платон верил в бессмертие души. Из его недвусмысленных утверждений следует, как мы уже видели, что бессмертием обладает только одна часть души – ее разумная часть, хотя возможно, что душа целиком сохраняется после смерти; только будучи отделенной от тела, она не может осуществлять более примитивные функции. Однако это может натолкнуть нас на мысль, что душа после смерти тела становится хуже, чем она была во время земной жизни. Этот вывод Платон непременно бы отверг.

Нежелание рассматривать всерьез мифы Платона могло быть вызвано в определенной степени стремлением избавиться от любого упоминания о наказании, которое ждет после смерти человека, ведущего неправедную жизнь, как будто доктрина вознаграждения за добродетель и воздаяния за грехи безразлична морали или даже враждебна ей.

Но справедливо ли и соответствует ли принципам исторической критики стремление приписывать это мнение Платону? Одно дело – допускать, что детали мифов не стоит принимать всерьез (все это допускают), и совсем другое – утверждать, что концепция будущей жизни, характер которой определяется поведением в этой жизни, – из области мифологии. Нет никаких свидетельств того, что сам Платон рассматривал мифы в целом как простые фантазии: если он считал их таковыми, тогда зачем он их вообще включил в свои работы? Современному писателю кажется, что Платон не был равнодушен к теории возмездия, и это было одной из причин, по которой он утверждал бессмертие. Он мог бы согласиться с Лейбницем, что, «чтобы оправдать надежду человечества, необходимо доказать, что Бог, который правит миром, мудр и справедлив и что Он ничего не оставит без поощрения и наказания. Поощрение и наказание есть великие основы этики»2.

Каким же образом Платон пытался доказать бессмертие?

1) В «Федоне» Сократ утверждает, что противоположности возникают из противоположностей, например «из сильного – слабое, из сна – бодрствование, а из бодрствования – сон». Ну а раз жизнь и смерть – противоположности, то и мертвое возникает из живого, а живое, соответственно, из мертвого.

Это утверждение основано на недоказанном предположении о том, что в мире существует непрекращающийся циклический процесс, а также о том, что одна противоположность порождается другой противоположностью, подобно материи, из которой она происходит или создается. Мы не можем считать этот аргумент удовлетворительным; кроме того, он ничего не говорит о том, в каком состоянии находится душа, будучи отделенной от тела, которое и является причиной вселения души в новое тело. Пребывая в очередной раз на земле, душа не помнит свое предыдущее пребывание, следовательно, «доказано» только то, что душа сохраняется, а «хозяином» ее в каждой новой жизни становится другой человек.

2) Следующий аргумент, приводимый в «Федоне», основан на том, что в знании присутствует априорный момент.

Люди обладают знаниями стандартов и абсолютных норм, что проявляется, когда они судят о тех или иных моральных ценностях. Но эти абсолюты не существуют в чувственном мире – следовательно, душа созерцала их в состоянии, предшествующем рождению. Подобным же образом чувственное восприятие не может дать нам необходимого и всеобщего знания. Но юноша, даже без специального математического образования, лишь отвечая на вопросы, способен «высказать» некоторые истины. Поскольку он ни у кого не учился и не мог получить эти знания посредством чувственного восприятия, то можно предположить, что его душа познала их в состоянии, предшествующем земному, и что процесс «обучения» – это всего лишь процесс припоминания («Менон», 84 ff).

Фактически метод постановки вопросов, примененный Сократом в «Меноне», сам по себе является методом обучения и в любом случае позволяет передать тому, кого спрашивают, некоторые математические знания. Однако, даже если бы математика не могла бы быть получена с помощью «абстракций», она все равно являлась бы наукой a priori, без всякой связи с существованием души до рождения. Даже предполагая, что математика могла быть, по крайней мере теоретически, полностью создана a priori мальчиком–рабом из «Менона», это еще не доказывает существование души до земной жизни: всегда есть альтернатива, предложенная Кантом3.

Симмий указывает, что этот аргумент лишь доказывает существование души до ее соединения с телом, но не доказывает, что душа переживает смерть. Соответственно, Сократ замечает, что аргумент о знании как припоминании должен быть принят в сочетании с предыдущим аргументом.

3) Третий аргумент в «Федоне» (или второй, если два предыдущих принять за один) касается несоставной и богоподобной природы души, ее божественной сущности, если можно так выразиться. Видимые вещи – составные, они подвержены разложению и смерти – и тело из их числа.

Душа может наблюдать невидимые, неизменные и бессмертные Формы и, вступая таким образом с ними в контакт, становится больше похожей на них, чем на видимые и телесные вещи, которые подвержены гибели. Более того, тот факт, что душе предназначено управлять телом, приближает ее скорее к божественному, чем к смертному. Душа – «божественна», что для греков означает «бессмертна и неизменна». (Логическое развитие этого аргумента идет от утверждения, что душа имеет божественную природу и ей свойственны высшие формы деятельности, к утверждению, что душа по своей природе цельна и божественна.)

4) Другой аргумент приводится в ответе Сократа на возражения Кебета. (Я уже ранее говорил о том, как Сократ отверг предположение Симмия о том, что душа – «вторична» по отношению к телу.) Кебет высказывает предположение о том, что, сменив в процессе своего существования несколько тел, душа «изнашивается» и в конце концов окончательно погибает вместе со смертью последнего тела. На это Сократ приводит еще один аргумент бессмертия души. Все его собеседники признают существование Форм. Однако присутствие одной Формы исключает присутствие другой, так же как и наличие объекта, причастного к этой Форме, не допускает присутствия противоположной Формы; к примеру, хотя мы не можем сказать, что огонь – это теплота, тем не менее огонь теплый, и мы не можем одновременно назвать его холодным. Душа как сущность причастна к Форме Жизни, а потому не допускает присутствия противоположной Формы, или Смерти. Когда же смерть приближается, душа должна либо погибнуть, либо удалиться в другое место. То, что она не погибает, уже доказано. Строго говоря, этот аргумент нельзя рассматривать как довод в пользу неуничтожимости души, поскольку ее божественная природа признана всеми. Сократ понимает слова Кебета так, что он признает божественную природу души, но считает, что она может «износиться» и погибнуть. В своем ответе Сократ показывает ему, что божественное начало не может истощиться.

5) В «Государстве» Сократ утверждает, что вещь может быть разрушена или уничтожена только посредством какого–либо порока, присущего ей. Пороками души являются «неправедность, невоздержанность, трусость, невежество», но они не разрушают ее – мы все знаем, что несправедливый человек может жить столько же, сколько справедливый, и даже дольше. Но если душу не могут уничтожить даже ее собственные пороки, то абсурдно было бы предполагать, что ее может погубить какое–нибудь внешнее зло. (Этот аргумент свидетельствует о дуализме психологии Платона.)

6) В диалоге «Федр» Сократ говорит, что вещь, сообщающая движение другому или приводимая в движение другой вещью, может прекратить свое существование, подобно тому как она прекращает свое движение. Душа же движет саму себя; она служит источником и началом движения для всего остального, а то, что является началом, не имеет возникновения, ибо если бы оно возникло из чего–либо, то не смогло бы стать началом. Но оно не имеет возникновения и потому неуничтожимо, ибо, если бы душа, или начало движения, вдруг погибла бы, то все небо и вся земля, «обрушившись, остановились бы».

Но поскольку душа – источник движения, то она существует вечно (раз все движимое самим собою бессмертно), но это совсем не доказывает бессмертия каждой отдельной человеческой души. Из этого аргумента вытекает лишь то, что каждая конкретная душа – это эманация Мировой Души, в которую она возвращается после смерти тела. Однако, читая «Федона» в целом и мифы в диалогах «Федон», «Горгий» и «Государство», нельзя избавиться от ощущения, что Платон верил именно в личное бессмертие. Более того, отрывки вроде тех, где Сократ говорит об этой жизни как о подготовке к вечности, а также замечание Сократа в диалоге «Горгий» о том, что Еврипид, скорее всего, прав, утверждая, что жизнь на земле – это смерть, а смерть – это жизнь (замечание совершенно в орфическом духе), вряд ли позволяют нам предположить, что Платон, говоря о бессмертии, имел в виду бессмертие только разумной части души без сохранения сознания своей личности и тождественности самому себе. Разумнее было бы предположить, что Платон мог бы согласиться с Лейбницем, когда тот вопрошал: «И какая была бы вам польза, сэр, от того, что вы стали бы императором Китая, позабыв о том, кем вы были? Разве это не означает, что Бог, убивая вас, создает в то же время императора Китая?» (цитируется по книге Дункана «Философские работы Лейбница»).

Рассматривать мифы в подробностях нет никакой необходимости, ибо они представляют собой художественное изложение истин, которые Платон хотел донести до читателя, а именно что душа сохраняется после смерти и что ее последующая жизнь зависит от ее поведения на этой земле. Мы не знаем, принимал ли Платон всерьез идею последующих реинкарнаций души, описанную в мифах: в любом случае для души философа существует надежда выбраться из колеса реинкарнаций, в то время как неисправимые грешники будут ввергнуты навечно в Тартар. Как уже упоминалось выше, описание будущей жизни в мифах не согласуется с утверждением Платона о том, что только разумная часть души сохраняется после смерти, и в этом смысле я согласен с Риттером, который говорит: «Нельзя с уверенностью утверждать, что Платон был убежден в бессмертии души, о котором он пишет в мифах диалогов «Горгий», «Федон» и «Государство».

Таким образом, психологическую доктрину Платона нельзя назвать тщательно разработанной системой согласующихся между собой «догматических» утверждений, поскольку интересы философа лежали главным образом в сфере этики. Однако это вовсе не говорит о том, что Платон не был тонким психологом – в текстах диалогов встречается много очень точных психологических наблюдений, – стоит только вспомнить, как он описывает процесс забывания и припоминания в «Теэтете» или различие между памятью и воспоминанием в «Филебе».

Глава 21

Дата добавления: 2014-10-31