Пример сексуального прикосновения, и т. д

Любовь стремится к близости; наиболее близкий контакт возможен, пока другой остается неразрушенным. Любовный контакт может осуществляться через взгляд, речь, присутствие, и так далее. Но архетипический момент контакта - все же сексуальное объятие. Здесь актуальная пространственная близость наглядно иллюстрирует уменьшение и неинтересность фона. Фон мал, потому что для него нет места: вырисовывается живая фигура, пытающаяся обходиться совсем без фона, и все ее части вызывают возбуждение. Фигура не является «объектом» для «субъекта», поскольку осознавание проникает в прикосновения. «Дистантные» чувства ощущаются так, как если бы они тоже соприкасались с объектом (были как прикасающимися, так и тем, к чему прикасаются): лицо заполняет поле зрения, а звуки - слух. Это неподходящий момент для абстракций или представлений о других местах и временах: альтернатив не существует. Речь становится, так сказать, довербальной; в ней важен тон и примитивная конкретность терминов. «Близкие» чувства (вкус, обоняние и осязание) в большой мере участвуют в создании фигуры. Возбуждение и степень близости контакта ощущаются как одно и то же; большее возбуждение есть просто более тесное соприкосновение. И движение окончательно становится спонтанным.

Исчезновение телесного фона даже более замечательно. С приближением кульминации фигура состоит из двух тел; но эти «тела» представляют собой сейчас не что-нибудь, а систему контактной ситуации на границе; происходящее перестает быть ощущением физиологических органов. Органические боли перестают осознаваться. Парадоксально, но собственное тело становится частью «Ты», и, в конце концов, целостной фигуры, как будто граница была отсоединена.

Этот архетипический контакт демонстрирует также креативность самости. На высоте осознавания опыт является новым, уникальным и оригинальным. Но когда, в момент оргазма, граница «сломана» и самость уменьшается, субъект ощущает консервативное инстинктивное удовлетворение своего собственного родного тела.

Мы видим также, что контакт является спонтанно преходящим. Самость работает над его завершением, а не над его увековечиванием. Когда процесс формирования фигуры завершен, опыт становится самодостаточным, а фон исчезает, то немедленно становится очевидным, что ситуация контакта как целое является лишь одним из моментов взаимодействия поля организм / среда.

Такие же характеристики финального контакта очевидны в процессе еды - контакта посредством разрушения и объединения. То, что ощущаешь на вкус и жуешь, в этот момент жизненно и уникально; но оно спонтанно проглатывается, фигура исчезает, и ассимиляция является неосознаваемой.

Также и во время интенсивного сопереживания произведению искусства: оно представляется не только неизбежным в своем действии, но также, как ни странно, единственно возможным или, по меньшей мере, наилучшим из возможных, и переживание его неизмеримо ценно; фон (в терминах, в которых мы производим сранительные суждения) исчез.

(Мы выбрали наши примеры контактирования и финального контакта главным образом из числа аппетитов. Однако то же, хотя и не в точности, характерно для такого способа контактирования, как уничтожение. Фигурой при уничтожении является отсутствие исключенного объекта в фоне; поэтому на высоте развития контакта субъект остается без объекта возбуждения. Присутствует только тяжелое дыхание - следствие усилий, и холодное чувство самости в не интересной более ситуации - если только не возникнет триумфа с прославлением эго-идеала. В случае холодного уничтожения не будет, разумеется, никакого последующего роста. Тем не менее, по крайней мере психологически, уничтожение является позитивным поведением и чувством, и не стоит соглашаться с античными и средневековыми авторами, которых мы упоминали выше, в том, что реальное - «хорошо» (желанно), а зло есть отрицание реальности; отсутствие объекта, исключенного из поля, психологически реально, оно устраняет страх. Мы предпочли бы говорить, что «реальность или возбуждает, или беспокоит».)

Дата добавления: 2014-10-31