![]() КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Паутина
ЛИМОНАД
Я, конечно, человек непьющий. Ежели другой раз и выпью, то мало так, приличия ради или славную компанию поддержать. Больше как две бутылки мне враз нипочем не употребить. Здоровье не дозволяет. Один раз, помню, в день своего бывшего ангела, я четверти выкушал. Но это было в молодые, крепкие годы, когда сердце отчаянно в груди билось и в голове мелькали разные мысли. А теперь старею. Знакомый ветеринарный фельдшер, товарищ Птицын, давеча осматривал меня и даже, знаете, испугался. Задрожал. — У вас, — говорит, — полная девальвация. Где, говорит, печень, где мочевой пузырь, распознать, говорит, нет никакой возможности. Очень, говорит, вы сносились. Хотел я этого фельдшера побить, но после остыл к нему. "Дай, — думаю, — сперва к хорошему врачу схожу, удостоверюсь". Врач никакой девальвации не нашел. — Органы, — говорит, — у вас довольно в аккуратном виде. И пузырь, говорит, вполне порядочный и не протекает. Что касается сердца — очень еще отличное, даже, говорит, шире, чем надо. Но, говорит, пить вы перестаньте, иначе очень просто смерть может приключиться. А помирать, конечно, мне неохота. Я жить люблю. Я человек еще молодой. Мне только-только в начале нэпа сорок три года стукнуло. Можно сказать, в полном расцвете сил и здоровья. И сердце в груди широкое. И пузырь, главное, не протекает. С таким пузырем жить да радоваться. "Надо, — думаю, — в самом деле пить бросить". Взял и бросил. Не пью и не пью. Час не пью, два не пью. В пять часов вечера пошел, конечно, обедать в столовую. Покушал суп. Начал вареное мясо кушать — охота выпить. "Заместо, думаю, — острых напитков попрошу чего-нибудь помягче — нарзану или же лимонаду". Зову. — Эй, — говорю, — который тут мне порции подавал, неси мне, куриная твоя голова, лимонаду. Приносят, конечно, мне лимонаду на интеллигентном подносе. В графине. Наливаю в стопку. Пью я эту стопку, чувствую: кажись, водка. Налил еще. Ей-богу, водка. Что за черт! Налил остатки — самая настоящая водка. — Неси, — кричу, — еще! "Вот, — думаю, — поперло-то!" Приносит еще. Попробовал еще. Никакого сомнения не осталось — самая натуральная. После, когда деньги заплатил, замечание все-таки сделал. — Я, — говорю, — лимонаду просил, а ты чего носишь, куриная твоя голова? Тот говорит: — Так что это у нас завсегда лимонадом зовется. Вполне законное слово. Еще с прежних времен… А натурального лимонаду, извиняюсь, не держим — потребителя нету. — Неси, — говорю, — еще последнюю. Так и не бросил. А желание было горячее. Только вот обстоятельства помешали. Как говорится — жизнь диктует свои законы. Надо подчиняться.
Вот говорят, что деньги сильней всего на свете. Вздор. Ерунда. Капиталисты для самообольщения все это выдумали. Есть на свете кое-что покрепче денег. Двумя словами об этом не рассказать. Тут целый рассказ требуется. Извольте рассказ. Высокой квалификации токарь по металлу, Иван Борисович Левонидов, рассказал мне его. — Да, дорогой товарищ, — сказал Левонидов, — такие дела на свете делаются, что только в книгу записывай. Появился у нас, на заводе, любимчик — Егорка Драпов. Человек он арапистый. Усишки белокурые. Взгляд этакий вредный. И нос вроде перламутровой пуговицы. А карьеру между тем делает. По службе повышается, на легкую работу назначается и жалованье получает по высшему разряду. Мастер с ним за ручку. А раз даже, проходя мимо Егорки Драпова, мастер пощекотал его пальцами и с уважением таким ему улыбнулся. Стали рабочие думать, что и почему. И за какие личные качества повышается человек. Думали, гадали, но не разгадали и пошли к инженеру Фирсу. — Вот, — говорим, — любезный отец, просим покорнейше одернуть зарвавшегося мастера. Пущай не повышает своего любимца Егорку Драпова. И пальцем пущай не щекотит, проходя мимо. Сначала инженер, конечно, испугался, — думал, что его хотят выводить на свежую воду, но после обрадовался. — Будьте, — говорит, — товарищи, благонадежны. Зарвавшегося мастера одерну, а Егорку Драпова в другое отделение переведу. Проходит между тем месяц. Погода стоит отличная. Ветры дуют южные. И наводнения не предвидится. А любимчик — Егорка Драпов — карьеру между тем делает все более заманчивую. И не только теперь мастер, а и сам любимый спец с ним похохатывает и ручку ему жмет. Ахнули рабочие. И я ахнул. "Неужели же, — думаем, — правды на земле нету? Ведь за какие же это данные повышается человек и пальцами щекотится мастером?" Пошли мы небольшой группой к красному директору Ивану Павловичу. — Вы, — говорим, — который этот и тому подобное. Да за что же, говорим, такая несообразность? А красный директор, нахмурившись, отвечает: — Я, говорит, который этот и тому подобное. Я, говорит, мастера и спеца возьму под ноготь, а Егорку Драпова распушу, как собачий хвост. Идите себе, братцы, не понижайте производительности. И проходит месяц — Егорка Драпов цветет, как маков цвет или, скажем, хризантема в саду. Балуют его и милуют и ручку со всех сторон наперерыв ему жмут. И директор жмет, и спец жмет, и сам мастер, проходя мимо, щекотит Егорку Драпова. Взвыли тут рабочие, пошли всей гурьбой к рабкору Настину. Плачутся: — Рабкор ты наш, золото, драгоценная головушка. Ругали мы тебя, и матюкали, и язвой называли: мол, жалобы зачем в газету пишешь. А теперича, извините и простите… Выводите Егорку Драпова на свежую воду. — Ладно, — сказал Настин. — Это мы можем, сейчас поможем. Дайте только маленечко сроку, погляжу, что и как и почему человек повышается. Хвост ему накручу, — будьте покойны. И проходит месяц. Ветры дуют южные. И наводнения не предвидится. Птички по воздуху порхают и бабочки крутятся. А Егорка Драпов цветет жасмином или даже пестрой астрой распущается. И даже рабкор Настин, проходя однажды мимо, пощекотал Егорку и дружески ему так улыбнулся. Собрались тут рабочие обсуждать. Говорили, говорили — языки распухли, а к результату не пришли. И тут я, конечно, встреваю в разговор. — Братцы, — говорю, — я, говорю, первый гадюку открыл, и я ее и закопаю. Дайте срок. И вдруг на другой день захожу я в Егоркино отделение и незаметно становлюсь за дверь. И вижу. Мастер домой собирается, а Егорка Драпов крутится перед ним мелким бесом и вроде как тужурку подает. — Не застудитесь, — говорит, — Иван Саввич. Погодкато, говорит, страсть неблагоприятная. А мастер Егорку по плечу стукает и хохочет. — А и любишь, — говорит, — ты меня, Егорка, сукин сын. А Егорка Драпов почтительно докладывает: — Вы, говорит, мне, Иван Саввич, вроде как отец родной. И мастер, говорит, вы отличный. И личностью, говорит, очень вы мне покойную мамашу напоминаете, только что у ей усиков не было. А мастер пожал Егоркину ручку и пошел себе. Только я хотел из-за двери выйти, шаг шагнул — рабкор Настин прется. — А, — говорит, — Егорушка, друг ситный! Я, говорит, знаешь ли, такую давеча заметку написал — ай-люли. А Егорка Драпов смеется. — Да уж, — говорит, — ты богато пишешь. Пушкин, говорит, и Гоголь дерьмо против тебя. — Ну, спасибо, — говорит рабкор, — век тебе не забуду. Хочешь, тую заметку прочту? — Да чего ее читать, — говорит Егорка, — я, говорит, и так, без чтения в восхищении. Пожали они друг другу ручки и вышли вместе. А я следом. Навстречу красный директор прется. — А, — говорит, — Егорка Драпов, наше вам… Ну-ка, говорит, погляди теперича, какие у меня мускулы. И директор рукав свой засучил и показывает Егорке мускулы. Нажал Егорка пальцем на мускулы. — Ого, — говорит, — прибавилось. — Ну, спасибо, — говорит директор, — спасибо тебе, Егорка. Тут оба два — директор и рабкор — попрощались с Егоркой и разошлись. Догоняю я Егорку на улице, беру его, подлеца, за руку и отвечаю: — Так, говорю, любезный. Вот, говорю, какие паутины вы строите. А Егорка Драпов берет меня под руку и хохочет. — Да брось, — говорит, — милый… Охота тебе… Лучше расскажи, как живешь и как сынишка процветает. — Дочка, — говорю, — у меня, Егорка. Не сын. Отличная, говорю, дочка. Бегает… — Люблю дочек, — говорит Егорка. — Завсегда, говорит, любуюсь на них и игрушки им жертвую… И проходит месяц. Ветры дуют южные. И наводнения не предвидится. А Егорка Драпов цветет, как маков цвет или, скажем, хризантема в саду. А вчера, проходя мимо, пощекотал я Егорку Драпова. Черт с ним. Хоть, думаю, и подлец, а приятный человек. Полюбил я Егорку Драпова.
Дата добавления: 2014-11-06; Просмотров: 275; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |