Шут как носитель остаточной сакральности

Шут, таким образом, берет на себя в значительной степени "темную часть", "остаточное сакральное", и это во многом объясняет нам особенности этого персонажа. Фигура дохристианского друида (или славянского волхва) распадается в Средневековье на две составляющие – "серьезную", "положительную", "возвышенную" сакральность кардинала или епископа и "смеховую", "грубую", "приземленную" сакральность шута, скомороха. В обоих случаях обе части "расчлененного Мерлина" оказывают на структуру Политического самое серьезное влияние.

Возраст архаической фигуры трикстера доказывает, что подобные трансформации сакральности, ее редукция могли иметь место и в более далекие эпохи, и переход к религиозной форме сакральности есть лишь один из эпизодов этого более длительного и масштабного явления, чьи прецеденты уходят в глубокую древность*.

Сакральные атрибуты шута (шут и шаман)

Некоторые особенности поведения, костюма и жестов королевских шутов сближают их с древнейшим видом жречества – шаманизмом. Фигура шамана в определенном смысле может считаться архетипической.

Ортодоксальные традиционалисты (Генон, Эвола) видят в шаманах результат деградации более полноценной жреческой касты. Перманентисты стараются найти общие типологические черты между ними и другими типами жречества в разных культурах. Прогрессисты видят в них, напротив, примитивную начальную ступень развития религиозного комплекса. Для нас важно просто сопоставить ряд их характерных черт с образом "королевских шутов".

Наряд шута всей своей структурой подчеркивает его странность, отличность, инаковость. Это, в каком-то смысле, "одежда наоборот" -- отсюда задом наперед одетые башмаки, отсутствие рукавов и т.д. Одеяние шамана основано на той же идее. – Его костюм: вывернутая наизнанку шуба, гротескные украшения – часто из тех предметов, которые в данном культурном контексте украшениями не считаются, предметы быта, используемые не по назначению и т.д. Шаман в каком-то смысле, как и шут, есть " человек наоборот ". Поэтому он иногда меняет пол, переодеваясь в одежду противоположного пола, ведет себя подчеркнуто странно. Костюм шамана подчеркивает " слияние противоположностей " – как и сам он объединяет миры посюсторонние с мирами потусторонними. Шаман сам есть "сочетание противоположностей".

Показательны симптомы "шаманской болезни", позволяющие распознать шамана. В переломном возрасте будущий шаман начинает видеть странные сны: ему предстают разные необычные сущности, он впадает в ступор перед исполнением обычных для молодых людей племени заданий – рубка деревьев, рыбная ловля, охота. Ему становится "жалко" дерево, рыба "просит его не ловить ее", "зверь взывает к нему голосом предка" и т.д. Это признаки " видения ", т.е. контакта с иным миром, который призывает шамана к себе. Для обычных людей выражения "голос рыбы", "просьба дерева", "шепот ночных духов" звучат нелепо и гротескно. В принципе, это предмет для смеха, но смех этот сопряжен с особым напряженным подозрением. Нечто подобное – вполне зловещее – есть в репликах шута или невнятных речах юродивых.

Став шаманом, человек начинает носить атрибуты своего призвания. Это инструменты камлания. В первую очередь, бубен или трещотка. Издание странных неблагозвучных звуков – обязательная практика в ходе камлания. Погремушка шута и его колокольчики явно относятся к этому разряду. Звук погремушки и звон бубенцов обращают внимание на "остаточное сакральное", на мир духов – подобно тому, как колокольный благовест зовет людей к заутренней – к светлой стороне сакрального.

Древнейшим значением наделены и повадки шута – в частности, то, что он прыгает на одной ноге. Символизм "одноногости" (вариация -- хромоты) тесно связан с культовыми обрядами зимнего солнцестояния: одна "нога" года переместилась в новый цикл, другая осталась в старом году. – Отсюда же одиночные башмаки и чулки под новогодней елкой, куда кладут подарки. В ирландском цикле легенд существовала особая категория особенно могучих демонических существ, называемых "одноногие". – Это фигуры ключевой точки цикла. Прыгая (или стоя) на одной ноге, шут призывает сосредоточиться на том миге, где происходит контакт двух областей – символически "старого года" и "нового года".

Одежда шута состоит из черно-белых заплаток – как у фракийских колдунов. Грасе д'Орсе считает, что это также намек на панцирь черепахи, символ мудрости. Черно-белый костюм – это также напоминание о глазах Аргуса – мифического существа, тело которого состояло из глаз. Это "сферическое зрение" соответствует пророческому схватыванию прошлого, настоящего и будущего в едином миге, в архетипическом неразрывном единстве. Это наглядный образ "интеллектуальной интуиции".

Черно-белый цвет символизирует парадоксальное сочетание "света" и "тьмы", "ума" и "безумия", "добра" и "зла", которое и составляет, в определенном смысле, стихию сакрального в полной, еще нерасщепленной форме. Этот же символизм связан с моментом зимнего солнцестояния -- точкой года, где во многих древнейших культурах праздновались "великие мистерии". Обряды переодевания на зимние святки людей в странные одежды, в шкуры животных, параллельно с обрядовым колядованием – попрошайничеством – сохранились в Восточной Европе (в том числе в России) до сегодняшнего дня – они являются распространенным ритуалом рождественских праздников. Это воспоминания о древнейших архаических культах. Если "светлой" легитимизированной церковью точкой годового цикла, связанной с зимним солнцестоянием, является праздник Рождества Христова, то приуроченные к нему "святки", народные обряды и поверья, с ними связанные, отражают именно "остаточную сакральность".

Дата добавления: 2014-11-25