IV. Становление и развитие методологии истории

§1. Понятие методологии истории и ее терминологический аппарат

Слово «метод», как известно, по-гречески означает «путь». Анализ путей постижения исторической истины занимает важное место в нашей науке. И чем более зрелой она является, тем более значительное место в ней занимает методологическая проблематика. Говоря о методологии истории, мы имеем в виду не оторванную от конкретной, живой истории историософию, а глубокие размышления о специальных средствах и приемах познания исторического прошлого.

Отказ в отечественной историографии от догматической и консервативной марксистско-ленинской ориентации исторической науки, начавшийся с середины 1980-х годов, показал необходимость поиска особой исторической теории, которая была бы опосредующим, связующим звеном между общей социологической теорией и реальной исторической действительностью. Задача методологии истории заключается в том, чтобы обосновать такую теорию и ее понятийный аппарат.

Весьма распространенным представлением в научной литературе является отождествление методологии истории с методами изучения истории. Но это будет не полное определение, т.к. изучаются не только методы. Не может быть неких нейтральных методов по отношению к предмету, который они изучают. Более верным и полным будет определить ее следующим образом: Методология истории - это наука о природе, т.е. принципах, категориях и методах исторического познания. Необходимо также учитывать, что методология истории - дисциплина мировоззренческая, т.к. она имеет дело с понятиями, которые носят по сути своей мировоззренческий характер, т.е. с основными понятиями исторической науки. Попробуем дать им приемлемые дефиниции.

Принципы исторического познания - это исходные положения науки, определяющие, принятые в ней, коренные подходы к явлениям (например, принцип партийности, принцип историзма).

Категории исторического познания - это понятия, отражающие наиболее общие связи реального мира (например, историческая закономерность, историческая случайность, причинность, необходимость).

Методы исторического познания - пути и способы достижения научного результата (например, компаративный, структурный).

Все эти понятия не являются чем-то раз и навсегда данным. Они развиваются и совершенствуются с развитием науки и общества. Методология истории - это та сфера, в которой лежит связь истории с другими науками, особенно с философией, т.к. основные понятия истории в силу своего всеобщего характера носят философский смысл.

Однако очень часто историкам свойственно недостаточно внимательное и уважительное отношение к методологическим проблемам исторического познания. Работая над научной проблемой, ученый зачастую приходит к выводу не известным ему самому путем, а потом уже задним числом придумывает метод, которым он, якобы, пользовался. Пренебрежение сквозит, например, в словах видного советского историка Б.А. Романова: «Заниматься методологией, - говорил он, - то же, что доить козла». Сказано, безусловно, остро и ядовито, но несправедливо, ибо все крупные недостатки исторической науки лежат на совести именно методологии истории. Хотя в контексте эпохи (1930-50-е гг.) высказывание историка становится вполне понятным. Его надо относить к догматически воспринятой в советской науке марксистской методологии истории.

Историк - дитя своего времени, и его труд не может не нести на себе отпечатка эпохи. Понимание прошлого, в конечном счете, определяется исторической ситуацией, в которой историк творит. Меняется перспектива, смещается точка отсчета, и история приобретает иной облик, получает новую оценку.

Это переосмысление в той или иной степени затрагивает весь исторический процесс, но особенно важно то, что изменяется методология исторического познания, а, следовательно, обновляется идейно-теоретический арсенал исторической науки. Новые методологические ориентиры смещают самые интересы историков, ставят ученых перед новыми проблемами, меняют ракурс рассмотрения старых проблем.

Поэтому при изучении методологии истории важно понять, что исследования без методологии не бывает. Методология определенным образом проявляется на всех этапах исследования - от постановки проблемы до верификации результатов исследования.

Один из наиболее простых и очевидных способов реализации неявного теоретического знания в конкретном историческом исследовании - это использование того или иного понятийного аппарата. Поэтому ведущая задача методологии истории заключается в изучении основных понятий исторической науки, ибо степень зрелости науки заключается в степени зрелости ее понятийного аппарата.

§2. Историческое объяснение как метод научного познания

В обыденной жизни мы очень часто употребляем слово «объяснение». Так, мы объясняем другим, а порой и самим себе, почему поступили именно так, а не иначе в той или другой ситуации. Та­кого рода объяснения, как правило, заключаются в вы­яснении причины, мотива наших поступков.

Бывает и так, что за объяснение выдается простое описание. Например, в ответ на вопрос «как пройти к тому или ино­му месту» - в качестве объяснения мы получаем про­стое описание маршрута. Историк часто пользуется обыденным языком, при­бегает к описанию исторической реальности - источников, событий, исторических персонажей. В ходе этого описания он нередко оперирует и такого рода объяснения, которыми мы пользуемся в повседневной жизни.

В этом случае видно, как историческое описание тесно переплетается с собственно объяснением, как в нем уже просматриваются причинно-следственные связи и зависимости, закономерности про­исходивших событий и процессов.

Несмотря на ряд трудностей, связанных со специфи­кой познания истории, в исторических исследованиях вычленяется научное историческое объяснение. Объективной основой объяснения вообще и в исторической науке в частности является реальная связь и обуслов­ленность явлений материального мира, их подчиненность определенным закономерностям. Обращаясь к историче­ским фактам, исследователь описывает, оценивает и объясняет их в ходе исторической реконструкции, опираясь на результаты наук, изучающих общественно-исто­рические закономерности. Выявление причинной зависимости событий ведет к раскрытию их сущности.

Следовательно, объяснение означает раскрытие сущности изучаемого объекта, осуществ­ляющееся посредством постижения закона, которому подчиняется данный объект, либо путем установления связей и отношений, определяющих его существенный черты.

Из такого широкого определения понятия «научное объяснение» явствует, что оно в качестве непременной составляющей предполагает описание объ­екта одновременно с анализом его в контексте его связей, отношений и зависимостей. Наиболее развитая фор­ма научного объяснения - объяснение на основе тео­ретических законов, связанное с осмыслением объясняе­мого объекта в системе теоретического знания.

Современные западные ученые стремятся противопоставить историческое объяснение естественнонаучному. Для объ­яснения поступков людей, с чем в первую очередь и имеют дело науки об обществе, требуется некоторый другой вид объяснения, нежели в естественных науках. Выразителем этой концепции является, в частности, ка­надский философ У. Дрей. Согласно мнению ученого, собственно историческими являются так называемые рациональные объяснения, когда тот или иной поступок обосновывается указанием его мотивов, а единственно возможным методом в историческом исследовании объявляется метод «сопереживания», «со­чувствующего понимания». К мотивам Дрей относит це­ли, жизненный опыт, систему убеждений личности. Дрей усмат­ривает причинную связь явлений лишь в неорганической природе, в сфере же человеческих отношений действия людей обусловлены, по его мнению, разумом и свобод­ным решением личности. Любое независимое или свободное решение лично­сти обусловлено, тем не менее, объективной логикой раз­вития всей предшествующей жизни общества, его тра­дициями, обычаями, юридическими, нравственными и культурными нормами. Во всем этом закреплены основ­ные формы деятельности человеческого общества. Мы, одна­ко, не можем утверждать, что из этого следует полная тождественность объяснений в истории и естествозна­нии.

Прежде всего, попытаемся выяснить ту роль, кото­рую играют в исторических объяснениях субъективные факторы, поскольку они неявно присутствуют в предпо­сылках любого объяснения исторического события, про­цесса, что вытекает из самого понимания предмета истории: «История» не есть какая-то особая личность, которая пользуется человеком как средством для до­стижения своих целей. История - не что иное, как дея­тельность преследующего свои цели человека».

Начнем с того, что историк, какую бы эпоху, период, страну он ни исследовал, все равно обращается к тем мотивам и целям, которые определяли поступки людей. Объяснение, в предпосылках которого имеется ука­зание на мотивы и цели, определяющие действия людей, называется мотивировочно-целевым, или телеологиче­ским, т.е. целенаправленным, отвечающим на вопрос, для чего, ради какой цели совершен тот или иной по­ступок, предпринято то или иное действие.

Выделим основные виды телеологического объясне­ния в исторических исследованиях: мотивационное, ин­терпретационное и ситуационное, различающиеся по характеру основания, базиса объяснения.

Основание мотивационного объяснения указывает на социально-психологические условия рассматриваемой эпохи, индивидуальные особенности действующей исто­рической личности.

Основание интерпретационного объ­яснения включает свидетельство письменного источни­ка, зафиксировавшего определенное объяснение мотивов и целей, данное его участником или свидетелем.

Основание ситуационного объяснения указывает на намере­ния, побуждения и действия тех социальных классов, групп или слоев, которые предопределили мотивы и це­ли действий конкретного исторического персонажа.

До­бавим, что в практике исторического исследования все основные виды телеологического объяснения - мотивационное, интерпретационное и ситуационное - тесно взаимосвязаны, и можно говорить лишь об условном их выделении. Отметим также, что телеологическое объяснение яв­ляется разновидностью структурно-функционального.

Структурно-функциональное объяснение состоит в выяв­лении структуры и функции того или иного историче­ского события, явления, Понятия структуры и функции неразрывно связаны. Говоря о функции, стремятся вы­делить те основные элементы, которые ее осуществляют; говоря же об элементах системы, стремятся выявить их функциональные характеристики.

К такого рода объяс­нениям историк прибегает, стремясь выявить сущность, скажем, системы государственного управления той или иной страны или, например, «опричнины», введенной Иваном Грозным, как системы с ее элементами - оприч­ной боярской думой, приказами, опричным войском и т.д. Однако в зависимости от задач исследования ос­новное внимание сосредоточивается на том или ином конкретном аспекте. Иногда в исторических исследованиях различа­ют два самостоятельных способа объяснения: структурный и функциональный.

Раскрытие внутренних, генетических причин, обусловивших возникновение исторических событий, особенно важно для исторического иссле­дования. Причинное объяснение принимает в этом слу­чае форму генетического. Задача генетических объяснений состоит в том, чтобы установить последователь­ность главных событий, посредством которых некая ранняя система трансформировалась в более позднюю.

Генетические объяснения даются историком в основ­ном при анализе естественноисторических явлений и процессов, вопросов о происхождении, строении (или структуре) и функциях (или основном значении, основной роли) этих явлений и процессов в ходе общественного развития. Генетический тип объяснения в исторических иссле­дованиях носит в основном теоретический характер, в его основе лежат общие теоретические принципы, однако и эмпирически-индуктивные приемы анализа сохраняют здесь свое значение. Исследователь мысленно строит теоретическую схему объяснения, затем наполняет ее конкретным эмпирическим содержанием, и первое не должно противоречить второму.

Кроме перечисленных, в исторических исследованиях встречаются также модельное объяснение (объяснение по аналогии) и объяснение посредством системы зако­нов.

Модельное историческое объяснение заключается в выявлении причинно-следственных связей исторического события, явления и т.п. путем построения аналогии.

Объяснение через систему законов состоит в «подведении» того или иного исторического события, процес­са под систему законов, изучаемых различными наука­ми, которые влияют на ход общественного развития и в своей совокупности объясняют их возникновение.

Научные объяснения являются теоретическими по­строениями, необходимыми для выявления основных элементов этого познавательного приема. В историче­ских же исследованиях мы чаще всего сталкиваемся с таким объяснением, в котором теоретические предпосыл­ки, исторические тенденции в явном, а чаще в неявном виде используются в процессе рассуждения.

При напи­сании истории они нередко опускаются как достаточно очевидные. Направленность изложения как бы «теряет­ся» во множестве частных деталей, конкретных случаев, событий, явлений, которые в своей совокупности харак­теризуют тот или иной период исторического развития общества. Основания, на которых строится историческое объяснение, не формулируются в виде строгих положе­ний (как, например, в математике или физике), а изла­гаются обыденным или, скорее, литературным языком. И получается так, что порой историческое исследование воспринимается как роман.

Объяснение в исторических исследованиях таких событий, как народные движения, гражданские войны, т.е. в предпосылках которых имеются факторы недовольства народных масс существующим положением и их стремление изменить его, строится обычно следующим образом: объяснение начинается с указания стремлений, чая­ний, желаний различных классов или социальных групп. Субъективный же фактор в этом случае проявля­ется как совокупность индивидуальных стремлений, це­лей, мотивов, является выражением воли большинства, обусловленной влиянием идеологии или умонастроений того времени.

В случае же когда дается «чи­сто» телеологическое объяснение, т.е. объясняется поступок отдельного исторического персонажа, такое объяснение, безусловно, будет менее полным. Однако исто­рики часто прибегают и к таким объяснениям.

Особенно часто такого рода объяснения встречают­ся при написании биографии исторических личностей. Биография такой личности раскрывает связь и взаимодействие человека с эпохой. Историк анализирует и внутренний мир такого индивида, его мотивы и цели, вос­создает логику (или алогичность) мыслей и чувств свое­го героя, поступки которого были социально значимы, оставили след в истории. Такой, по-своему яркой лич­ностью в русской истории был, например, Иван Грозный, воплотивший в своей жестокости и нравственное состояние общества того времени. «Биографии - всегда сгусток истории, конкретизация общественных про­цессов времени в судьбе человека», - отмечал историк Г.С. Кнабе.

Объясняя поступок исторической личности, исследо­ватель обязан включить в основание объяснения предпо­сылки, характеризующие эпоху, нормативные предписа­ния и другие необходимые условия, поддающиеся эмпи­рической проверке. Однако именно такие объяснения но­сят наиболее вероятностный, неполный характер, по­скольку человек как бы «соткан» из противоречий и да­леко не всегда понимает даже собственные чувства и побуждения к действию.

Духовный мир индивида, обусловленный, в конечном счете, окружающей действитель­ностью, нередко так изменяется под влиянием обстоя­тельств, что подчас способен со временем превра­титься в свою противоположность. Окружающая дейст­вительность, формируя личность, во-первых, способствует возникновению тех или иных чувств и побуждений к действию, поступку, во-вторых, способствует или пре­пятствует их реализации, иначе говоря, предопределяет их результаты.

Таким образом, телеологическое объяснение имеет самостоятельное значение в исторических исследова­ниях, однако оно является и важным аспектом, состав­ной частью сложного причинного или генетического объ­яснения, а также присутствует в качестве неявной пред­посылки в структурных, функциональных и других ти­нах исторического объяснения.

Говоря об отдельных типах объяснения в истории, необходимо подчеркнуть их взаимосвязь, тесное един­ство. Например, генетическое объяснение тесно связано с причинным, однако и они могут дать лишь односто­роннее знание об историческом феномене, которое может быть дополнено знанием его структурных и функцио­нальных характеристик. Объяснение посредством систе­мы законов является наиболее адекватным для истори­ческого исследования и предполагает все другие типы объяснения.

Наконец, необходимо особо подчеркнуть роль субъективного фактора, который, безусловно, имеет хотя и не абсолютное, но весьма существенное значение при объяснении исторических явлений, событий. Объективные закономерности развития человеческо­го общества, складывающиеся в результате сложного взаимодействия различных сторон исторической дейст­вительности, не могут быть не­посредственно сведены к действию законов, изучаемых обществоведческими науками, в том числе и историей. И одно­временно эти последние всегда имеют также особое со­держание, свою «специфическую логику». Необходимо учитывать также и то, что естественные природные условия (географическое положение, природные ресурсы, климат и т.д.) также оказывают сильное влияние на развитие производства и другие стороны об­щественной жизни. Но и весьма далекие от производст­ва факторы в определенной, иногда даже очень нема­лой степени могут оказывать влияние на общественно-историческое развитие.

Однако необходимо подчеркнуть, что различные фак­торы действуют на процесс общественно-исторического развития не равноценно (иначе мы пришли бы к утвер­ждению банальной истины, что все со всем связано, и все на все влияет). Действие всей совокупности факто­ров, оказывающих влияние на общественно-историческое развитие, обусловлено предшествующим развитием дан­ного общества. Исторические феномены весьма многоплановы как по своему генезису, так и по разнообразию влияющих на них факторов, поэтому невозможно полностью не только объяснить, но и описать любое событие, явление, процесс даже современной действительности, а тем бо­лее - прошлого.

§3. Становление и развитие немарксистской методологии истории

Методология истории как самостоятельная научная дисциплина, пограничная между философией и историей, складывается на рубеже XIX-XX вв. Особенно интенсивно в то время методологические проблемы изучались в Германии, где сложились две научные школы.

Ведущими представителями Баденской школы были немецкий философ и историк философии В. Виндельбанд (1848-1915) и немецкий философ Г. Риккерт (1863-1936). Баденская школа основывалась на общих философских принципах неокантианства, согласно которым понять различие между природой и историей можно только с субъективной стороны. Именно в этом смысле Виндельбанд утверждал, что естествознание и история - две разные области знания, располагающие своими собственными методами. Задача естествознания - формулировка общих законов; задача истории - описание индивидуальных фактов.

Говоря о двух типах научного знания, Виндельбанд дал им несколько напыщенные названия:

- номотетические науки - это науки о природе, науки генерализующие, обобщающие;

- идиографические науки - это науки о духе (история), они являются индивидуализирующими, задача их заключается в описании тех или иных явлений истории, которые представляют собой исключение в своем роде, которые нельзя подвести под рамки типовых. Иначе говоря, речь идет об индивидуально-неповторимых явлениях истории.

Анализируя взаимоотношения между естествознанием и историей, Виндельбанд, по сути дела, выдвинул требование: пусть историки делают свою работу собственными методами, без вмешательства со стороны. Это был своего рода сепаратизм, движение историков от цивилизации, порабощенной естественными науками.

Теория Риккерта была тесно связана с идеями Виндельбанда, но носила более последовательный характер. Он предложил заменить «науки о духе» термином «науки о культуре». Кроме того, Риккерт отмечал, что между номотетическими и идиографическими науками существует не одно, а два различия: между обобщающей и индивидуализирующей мыслью; между оценочной и не оценочной мыслью. Объединяя эти два различия, ученый получал четыре типа наук:

1) не оценочная обобщающая, или чистая естественная наука;

2) не оценочные не обобщающие, или квазиисторические науки о природе (геология, эволюционная биология и т.д.);

3) оценочные обобщающие, или квазинаучные исторические дисциплины (социология, экономика, теоретическая юриспруденция и др.);

4) оценочная индивидуализирующая, или история в собственном смысле слова.

Определенным недостатком неокантианства Баденской школы было то обстоятельство, что их идеи не могли быть последовательно проведены в жизнь, т.к. историк в любом случае должен обращаться к общим понятиям.

Другим научным направлением в Германии, занимавшимся проблемами методологии истории, была «философия жизни». Ее крупнейший представитель – В. Дильтей (1833-1911), немецкий философ и историк культуры, натура, как отмечают, очень сложная и противоречивая. Он стал основоположником так называемого историцизма - течения, которое противостояло распространенному тогда позитивизму.

В немецкоязычной литературе классификация по принципу деления на «науки о природе» и «науки о духе» приобрела особую популярность благодаря работам Дильтея. Находясь в целом на неокантианских позициях, Дильтей главным критерием различий между естественными и историческими науками считал способ рассмотрения и изучения материала. Главный способ естественных наук - это объяснение, в то время как история постигает свой материал с помощью понимания.

Метод «объяснения», применимый в науках о природе, имеет дело с внешним опытом и связан с конструирующей деятельностью рассудка. Метод «понимания» как непосредственного постижения некоторой духовной целостности родственен интуитивному проникновению в жизнь.

Сущность понимания как метода вообще заключается в том, что оно направлено на личность, является результатом взаимодействия историка с этой личностью. Человек, по мнению Дильтея, не имеет истории, но сам есть история, которая только и раскрывает, что он такое. В соответствии с этим подходом «науки о духе» являются историческими, поскольку дух постоянно развивается и изменяется. Понимание духа невозможно вне истории его развития.

Особенность дильтеевского понимания состоит в тесном взаимодействии личности, как субъекта понимания, с широким общественно-историческим контекстом и его макро- и микроструктурами. Поэтому в сферу интересов Дильтея как историка входит исследование различных проблем исторической реальности, соотношение единичного и общего, рассмотрение интегрирующей роли исторической личности и т.д.

Интерес к пониманию как методу исторического познания был присущ и другим немецким ученым, таким как И.-Г. Дройзен (1808-1884) и В. Гумбольдт (1767-1835). Но они рассматривали понимание и объяснение как взаимодействие взаимодополняющих друг друга методов, в то время как Дильтей их противопоставлял. Основной вывод Дильтея можно свести к положению о том, что важнейшим средством исторического познания является вживание в изучаемый мир.

Недостатки неокантианской методологии в определенной степени были преодолены благодаря трудам М. Вебера, в которых неокантианство нашло продолжение. Вебер (1864-1920) был выдающимся западным (немецким) ученым, оставившим глубокий след в различных областях научных знаний. Его часто называют буржуазным Карлом Марксом. Вебер дополнил и углубил ряд положений в неокантианстве. В частности, он серьезно скорректировал методологические принципы Риккерта, который рассматривал ценности и их иерархию как нечто надисторическое. Вебер был склонен трактовать ценность как установку той или иной исторической эпохи. Кроме того, Вебер полагал, что идиографические науки должны быть также свободны от оценочных суждений, как и науки естественные.

Важнейшим методологическим инструментом Вебера является его учение об «идеальном типе», который сам ученый называл утопией. Суть этого понятия заключается в следующем: историк действительно изучает неповторимое, но чтобы это изучение было более эффективно и научно, он должен работать с какими-то общими понятиями, используя их в качестве инструмента для изучения уникально-неповторимого. Такими понятиями и оказываются «идеальные типы».

Хотя, как отмечал ученый, «идеальный тип» - это мыслительная теоретическая конструкция, фактически он состоит из реальных черт действительности. Видно, что веберовский «идеальный тип» близок к идеальной модели, которой пользуется естествознание. Это подчеркивал и сам Вебер. «Идеальный тип» Вебера, таким образом, есть лишь средство, а не цель исторического познания. В результате, ученый существенно модернизировал неокантианское разделение наук на естественные и исторические, значительно усовершенствовав неокантианскую методологию.

Становление методологии истории совпало по времени с началом кризиса исторической науки. Эта атмосфера не могла не отразиться на ряде методологических положений: отрицании теории прогресса, закономерного характера общественного развития. Происходит отказ от наиболее крупных достижений предшествующей исторической мысли. Если прежде историки не сомневались в научности истории, то теперь такие сомнения стали появляться.

Все это послужило основой для развития исторического релятивизма, крупнейшими представителями которого стали К. Беккер и Ч. Бирд. Они полагали, что все факты истории есть не что иное, как факты-символы, значение фактов им придают сами историки. Никакого объективного значения факты не имеют, следовательно, никакого объективного знания нет и быть не может вообще. Исторический релятивизм получил распространение, начиная с 20-х годов XX столетия, но подобные представления все же не восторжествовали окончательно.

С 1960-х гг. в методологии истории на Западе начинается новый этап, который характеризуется интенсивными поисками, связанными с отказом от крайностей исторического релятивизма. Историки разрабатывают принципы, позволяющие расширить наши представления о прошлом.

Методология истории в этот период обращается к проблемам смысла истории, смысла существования самого человека. Ощущается напряженность поиска ответов на эти вопросы. Например, английский историк и методолог Э. Карр (1892-1982) подчеркивал: «История дает человеку надежду. В этом ее значение»; «Историк - часть истории», «продукт истории»; «Историк отражает общество, в котором он работает».

В результате научных исканий в развитии западной методологии истории наметились определенные познавательные перемены. Течение в историографии, которое было связано с ревизией установившихся взглядов на историю, получило название постмодернизм. Одним из его отцов-основателей в исторической науке стал Х. Уайт (р. 1928 г.) со своей книгой «Метаистория: историческое воображение в XIX веке» (1973). Постмодернизм провозгласил коренную «смену парадигм» и даже «новую революцию в исторической науке». Это направление возникло под влиянием лингвистики и литературоведения, а в области исторического знания оно явилось реакцией части интеллектуалов на марксизм и структурализм.

Постмодернизм ставил перед собой цель освободить творческую индивидуальность от пут и ограничений всякого рода глобальных детерминизмов. Представители этого направления подвергли сомнению привычное понимание исторической истины, а некоторые вообще отрицают саму возможность обсуждения подобного вопроса. Согласно их взглядам, историк столь же суверенно творит исторический текст, как создают его поэт или писатель. Текст историка, утверждают они, - это повествование, нарратив.

Если сопоставить исторический процесс с широким развесистым деревом, то можно было бы сказать, что прежняя классическая историография всегда изучала его ствол, в то время как постмодернисты копаются в листьях, забыв не только о стволе, но и о ветвях. Иначе говоря, развитие постмодернизма ведет к утрате макроистории и к развитию огромного интереса к микроистории (по выражению историка Н.И. Павленко, - к «мелкотемью»).

В результате происходит дробление исторического знания, оно распадается на отдельные фрагменты, становится «казусным». Однако, исследования лучших представителей микроистории (К. Гинзбург, Д. Фишер, Р. Дарнтон, М. Постер, Н. Дэвис и др.) позволяют преодолевать названную проблему, обеспечивая движение к постижению исторической истины от частного к общему.

Не случайно, что решение подобной задачи становится невозможным без обращения к широкому спектру обществоведческих дисциплин, их моделям и наработкам. Главным направлением в методологии истории сегодня становится стремление антропологизировать историю, в связи с чем намечается процесс преодоления крайностей, сближения наук, индивидуализации и генерализации, понимания и объяснения и т.д. Получив импульс постмодернистского вызова, современное историописание смогло осуществить коренную смену парадигм и прирасти новыми оригинальными исследованиями.

§4. Развитие методологии истории в отечественной историографии

На рубеже XIX-XX вв. в области изучения проблем методологии истории интенсивно работали и отечественные историки Н.И. Кареев, Д.М. Петрушевский, Р.Ю. Виппер, А.С. Лаппо-Данилевский. Они принадлежали к различным направлениям исторической мысли, но объединяло их стремление к разработке вопросов теории исторической науки.

Ранее всех этот вопрос начал разрабатывать Кареев (1850-1931). Он сыграл большую роль в развитии исторических знаний в России, положил начало изучению Великой французской революции. Еще с 80-х гг. XIX в. труды Кареева были посвящены вопросам специфики исторического познания. Он также проводил различие между естественными и историческими науками в духе Баденской школы, но раньше их. Тем самым ученый предвосхитил их идеи. Лет за десять до Виндельбанда Кареев делил науки на номологические, изучающие природу, и феноменологические, изучающие явления общественной жизни. Между ними ученый проводил более решительную грань, чем баденцы.

Во многом благодаря Карееву еще в начале XX в. возникло понимание того факта, что историческая наука должна заниматься не только описанием, но и теоретическим анализом. Кареев предлагал для обозначения «описательной» истории использовать термин «историография», а для «теоретической» - «историология».

Обращаясь к вопросам о сущности исторического прогресса, Кареев признавал относительную самостоятельность и оригинальность личности, не отрицая действия на нее общих причин и влияний. По мнению исследователя, «герои» действуют на толпу, а толпа на «героев». Таким образом, сущность исторического процесса Кареев определял как взаимодействие личностей и среды.

Лаппо-Данилевский (1863-1919), в отличие от Кареева, был не всеобщим историком, а специалистом по отечественной истории (аграрные отношения в средневековой Руси). С этих позиций он подходил к идейно-теоретической проблематике научного познания. С середины 1890-х годов Лаппо-Данилевский начал читать в университете курсы по теории социальных и исторических наук и в связи с этим стал заниматься проблемами социологического и исторического метода, в особенности учениями о причинно-следственности, о случайности, об эволюции. В 1910 году им была выпущена двухтомная книга «Методология истории», написанная на основе лекций, прочитанных в Санкт-Петербургском университете. Это была первая в мировой истории книга, в которой обосновывалось появление новой самостоятельной дисциплины - методологии истории, очерчивался круг проблем, которые она должна разрабатывать (природа исторического знания, критерии исторических знаний и т.д.). Ученый сумел оценить характер исторических источников как выражения объективной деятельности людей. Первый том был посвящен изложению теории исторического познания, в двух его главнейших направлениях - номотетическом и идиографическом, а также учению об объекте исторического познания. Во втором томе рассматривались главные проблемы исторического изучения источников, что положило начало возникновению такой науки, как дипломатика частных актов.

По мнению историка, научный вывод может быть получен, благодаря тому, что «в составе нашего знания есть неэмпирические (априорные) элементы». Методология истории обосновывает именно эти априорные принципы. Независимо от того, осознает ли историк данные принципы, он формулирует задачу исследования, осуществляет его и интерпретирует результат в рамках той или иной системы знаний.

В результате деятельности названных и иных отечественных исследователей в конце XIX-начале XX вв. была обоснована идея специфики исторического познания, отмечено, что историческая наука обладает своими особенностями. Было раскрыто положение о том, что основа своеобразия истории заключается в особом характере взаимоотношений между предметом изучения и самим исследователем.

На дальнейшее развитие отечественной методологии истории значительное влияние оказал кровавый разлом 1917 г. Уже с первых лет существования молодой Советской власти начинается становление марксистской методологии истории. За более чем 70-летнюю историю она прошла в своем развитии три периода.

Первый период (1920-30-е годы): это был время освоения марксистского и ленинского теоретического наследия, проходившего в процессе научных дискуссий. Его следует оценивать позитивно, т.к. закладывались основы марксистско-ленинской концепции методологии истории. Сложность заключалась в том, что это делали историки новой формации, которые довольно жестко относились к дореволюционным ученым. Кареев, Петрушевский и другие, пытаясь внести свой вклад в науку, часто не находили понимания. Кроме того, дискуссии проходили на недостаточном историческом материале. Главным оружием являлись цитаты из классиков. Историки нередко в ходе научной полемики «навешивали» друг на друга различные нелестные эпитеты (троцкист-уклонист и т.п.). Однако эти же ученые стали и ранними жертвами сталинских репрессий (историки Н.Н. Ванаг, Н.М. Лукин, философ В.Ф. Асмус и др.).

Второй период (1930-е-начало 1950-х гг.): это был период культа личности И.В. Сталина; методология истории как самостоятельная дисциплина практически не развивалась. В 1938 г. появился «Краткий курс истории ВКП (б)», которым все многообразие марксизма было нивелировано. Задача исторической науки сводилась теперь к простой иллюстрации положений «Краткого курса». Однако в этот период появился ряд классических трудов советских историков, таких как Б.Д. Греков, И.И. Смирнов, Б.Ф. Поршнев, М.Н. Тихомиров и другие, не потерявших своего научного значения и по сей день. Кроме того, была проделана большая работа, которой очень не хватало в 1920-е годы - изучение и публикация исторических источников по самым различным проблемам прошлого. Эта работа неизбежно подталкивала исследователей к разработке методологических проблем исторической науки.

Третий период (середина 1950-х-середина 1980-х гг.): это период окончательного становления советской методологии истории, время интенсивного исследования методологических проблем историками и философами. Утверждается представление о своеобразии исторического познания. Был научно разработан принцип партийности, специфика его отражения в историческом процессе, принцип классового познания в исторических исследованиях. В результате, происходит постепенное превращение методологии истории в научную дисциплину. Историк А.И. Данилов (1916-1980) впервые в стране стал читать этот курс в университете, вышли первые учебные пособия по методологии истории. В этот период сформировались и крупнейшие отечественные центры по изучению методологии истории. Помимо Москвы и Ленинграда к ним, без сомнения, можно отнести Томский и Казанский университеты.

Однако успехи не могли затушевать того факта, что марксистская методология истории не в состоянии удовлетворить растущие потребности общества в осмыслении прошлого. Застой в методологии истории выразился, например, в том, что советские ученые изначально были убеждены в превосходстве марксистской исторической мысли. Были потеряны контакты даже с историками-марксистами из капиталистических стран (Франция, ФРГ, Италия), где марксистская историческая наука развивалась очень интенсивно. Кризис догматического марксизма стал неизбежным. Марксистская парадигма оказалась не в состоянии объяснить многообразие исторических процессов. В результате возникла познавательная лакуна, существующая и сегодня, начался интенсивный поиск новых методологических ориентиров, исследовательских стратегий и познавательных контекстов.

§5. Классификация исторического знания по методу познания

В XIX-XX вв. в научной гуманитаристике развернулись жаркие дискуссии о классифика­ционных схемах, идущих от «метода». Существенным импульсом к этому послужила работа О. Конта «Курс позитивной философии», хотя в его схеме различия по ме­тоду специально не анализировались. В частности, Конт делил науки на теоретические и практические, а теоретические, в свою очередь, на общие (абстрактные) и конкрет­ные. Отнеся историю к разряду «конкретных наук», Конт подчеркивал ее второстепен­ную, вспомогательную роль в научном познании. Позитивизм в сфере исторической науки принципиально отличался от предшест­вующего рационализма (Болингброк, Мабли, Декарт и др.) по пониманию предмета истории и формулировке целей исторического познания. Если рационалисты рассматривали историю как собрание нравоучи­тельных примеров, то позитивисты искали в ней закономерности.

В позитивизме ис­следование четко делится на две части, следующие друг за другом: реконструкция фак­тов и установление закономерностей. Причем факты, как и в методологии рациона­лизма, извлекаются путем критического анализа сообщений исторических источников. А законы устанавливаются путем обобщения этих фактов, каждый из которых рас­сматривается как изолированный от других и независимый от позиции исследователя. Позитивизм и рационализм роднит еще и утверждение единства методов естественных наук и истории. В позитивистской парадигме историческое знание рассматривается как полностью выводное, получаемое путем обобщения эмпирических данных. Причем в качестве ос­новного критерия установления, как истинности отдельного факта, так и объединения фактов в систему выступает «здравый смысл» исследователя.

Схемы такого типа стали достаточно популярны в XIX в. Они знаменовали собой апофеоз натурфилософского подхода, в рамках которого главной целью познания в целом и научного познания в частности было познание природы. В соответствии с этим общество и человек рассматривались как части природы, подчиняющиеся общим естественным законам.

Под влиянием позитивистских установок утверждалась специфика истории как об­ласти познания конкретных фактов в противоположность «настоящей» науке, зани­мающейся познанием общих законов. «Историю, в которой нет имен индивидов и да­же имен народов» Конт первым назвал социологией, считая, что эта новая наука должна начинаться с открытия фактов о жизни человека (решение этой задачи он от­водил историкам), а затем переходить к поиску причинных связей между этими факта­ми. Социолог тем самым как бы поднимал историю до ранга науки, осмысливая науч­но те факты, о которых историк мыслит только эмпирически.

Позитивистские установки Конта и его последователей, требовавших, чтобы исто­рические факты использовались в качестве сырья для чего-то более важного и инте­ресного, чем сами факты, разделялись не только философами, но и многими истори­ками. На основе позитивизма создавались многотомные описательные истории госу­дарств, в которых основное внимание уделялось политической истории, поскольку со­циально-экономическая и духовная история плохо улавливается на уровне описатель­ных фактов-событий.

Такой подход вполне соответствовал существовавшему в то время пониманию прошлого как истории государства. Впрочем, господство позитивизма и со­ответствующих схем классификации наук оказались весьма непродолжительными. За­дачи позитивистской реконструкции к концу XIX века в основных чертах были реше­ны.

Экстенсивный путь развития исторического знания за счет введения в научный оборот новых источников оказался практически исчерпанным. Да и историческая ре­альность ставила новые задачи перед исторической наукой. Становилось очевидным, что описательная история не справляется с задачами объяснения исторической реаль­ности и вытекающими из них прогностическими функциями исторического знания.

В последней трети XIX в. начинается период антипозитивистской «контрреформа­ции». Особую роль в этом процессе сыграл так называемый историцизм. Его осново­положником был известный немецкий историк культуры и философ В. Дильтей. Он оказал большое влияние на многих немецких мыслителей, в том числе на М. Вебера. В дальнейшем историцизм разделился на два основных течения - неоканти­анское (Виндельбанд, Риккерт и их последователи), которое в XX в. проявилось как феноменология, и неогегельянское, наиболее известными представите­лями которого были Б. Кроче и Р. Дж. Коллингвуд. В XX в. оно проявилось наиболее ярко в виде экзистенциализма.

Полемизируя с Виндельбандом, Кроче начинает с уточнения понятия искусства. Он подчеркивает, что искусство - это не средство представления или получения чувствен­ных удовольствий, не изображение природного факта, но интуитивное созерцание ин­дивидуальности. Художник видит и изображает эту индивидуальность, а его аудитория воспринимает ее такой, какой он ее представил. Искусство, таким образом, не эмотивная, а когнитивная деятельность, оно - познание индивидуального. Наука же, напро­тив, - познание общего, ее задача - выработка общих понятий и определение их взаи­моотношений. Цель ученого - понять факты в смысле распознавания в них частных случаев общих законов.

Но история так не осмысливает свой объект, она созерцает его и все. А это как раз то, что делает художник, поэтому сравнение между историей и искусством совершенно справедливо. Но это не простое сходство - они тождественны. Искусство и история - это одно и то же - интуиция и воспроизведение индивидуального. Такой подход значительно отличал Кроче от Баденской школы. Каждый из них со­гласен, что ключ к различию между историей и наукой заключается в различии между индивидуальным и всеобщим. Но разница в том, что немецкие ученые и впредь со­гласны были называть историю наукой, не отвечая на вопрос, как возможна наука об индивидуальном. В результате они понимают историческую науку и естественные нау­ки как два вида наук. Кроче, отрицая, что история - наука вообще, одним ударом ос­вобождается от натурализма и обращается к идее истории как чего-то принципиально отличного от природы. Как известно, в конце XIX в. основной проблемой, с которой столкнулась гуманитаристика, была проблема ее освобождения от тирании естество­знания. Сложившаяся ситуация поэтому и требовала той смелости, которую можно обнаружить во взглядах Кроче.

Таким образом, он отстаивал автономию истории, ее право заниматься своими де­лами, пользуясь собственными методами, от покушений на нее как со стороны фило­софии, так и со стороны естественных наук.

Переходя к рассмотрению взглядов Коллингвуда, необходимо сразу же выдвинуть версию о его «крочеанстве». Оно лежит на поверхности и подтверждается рядом вес­ких аргументов. Сам факт дружеского общения прославленного на всю Европу мысли­теля, кумира итальянской либеральной интеллигенции с молодым англичанином, пе­реводчиком двух его работ, означал, по-видимому, возникновение отношения учитель - ученик. Однако, при сравнительном анализе их представлений, можно обнаружить и существенные отличия.

Будучи приверженцем гегельянской традиции, Коллингвуд постоянно стремился укоренить ее на почве английской классической философии (Локк, Юм и др.) с ее непременным эмпиризмом и рефлексивным методом анализа содержания опыта. Поэтому его гегельянство менее всего ортодоксально.

Не в пример Гегелю, Коллингвуд в иерархии форм знания специально выде­ляет историческое сознание как промежуточное звено между естествознанием и фило­софией, которая согласно основному гегелевскому тезису воплощает абсолютную ис­тину. Естествознание постулирует существование внешнего мира по от­ношению к познающему субъекту. История и философия открывают в этом внешнем собственное содержание духовной деятельности субъекта. Хотя философия все-таки выше истории в том отношении, что только она полностью устраняет иллюзию внеш­него мира, тогда как историческое сознание еще признает независимое существование своего объекта. Такой взгляд фактически отнимал у исторической науки ее самоцен­ность, и этот вывод выглядит несколько странным для человека, убежденного в высо­ком предназначении «ремесла историка».

Оппозиция двух наиболее мощных в XX в. методологических течений может быть выявлена по целому ряду вопросов, однако нас более всего интересуют различия в ме­тодологии. Если в неогегельянском направлении в целом преобладает номотетический подход, то в феноменологическом направлении - идиографический. Это ведет к вы­страиванию систем знания, различия между которыми были глубоко исследованы из­вестным русским ученым Н.Д. Кондратьевым.

По его мнению, номотетический подход основывается на принципах а) причинно-следственности; б) единообразия психофизической природы человека; в) консенсуса, т.е. взаимозависимости элементов изучаемого исторического целого; г) эволюции. Принципами идиографии являются: а) понятие индивидуального; б) ценность исто­рического факта; в) действенность исторического факта; г) понятие исторической свя­зи и исторического целого. Рассмотрев системы этих принципов, Кондратьев приходит к выводу, что «ни номотетическая теория, ни теория идиографическая в отдельности не в состоянии впол­не упорядочить и систематизировать данные нашего опыта».

Кроме того, и в той, и в другой парадигме в центре внимания находится человек, который действует в истории. Но человек не может быть предметом исторического познания, поскольку историк не занимается анатомией или физиологией человека. Следовательно, человек интересует историка с определенной точки зрения. Он выступает как существо, наделенное созна­нием и именно этим выделяющееся из мира природы. Это объединяет оба анализируе­мых направления. Но в номотетическом восприятии истории человек выступает пре­имущественно как личность, а в идиографическом - как индивидуальность. Отсюда вытекают и разные задачи двух указанных подходов. Если в неогегельянской парадиг­ме основная задача - «объяснить» историческую действительность, то в феноменоло­гической - «понять» человека прошлого и через него окружающий его мир.

Дата добавления: 2014-11-25