Иван Верных

Электрические фонари освещали косыми углами синий ночной снег, огромные сугробы, подступавшие к дому. Все было странно и немного неискусственно [sic!] светло в этих провалах мерцающего блеска, и черные тени фонарей, ломаясь по сугробам, перерезали легкие мелкие узоры на снегу – тени голых лип. Иван Верных, потопав мягкими валенками в сенях и натянув кожаные рукавицы, толкнул стеклянную дверь, которая не сразу поддалась – с морозца – и потом внезапно туго выстрелила в снежный мрак сада. Собака Чернышевых, мохнатая, дряхлая, как и сам старик Чернышев, быстро покатилась следом, но теперь ты ушла и я больше писать не буду, моя радость. Вот ты толкнула стул в спальне, вот обратно вышла, звякнула тарелочкой, зевнула по‑собачьему, поскулила, спросила, хочу ли молока. Котишь, моя котишенька.

Нельзя сказать с уверенностью, является ли этот набросок (экспромт?) действительно началом рассказа, перешедшим в любовную записку жене (как полагает Б. Бойд), или же Набоков в шутку избрал для второго форму первого, на что указывает перекличка деталей концовки с условно‑описательным вступлением: «толкнул дверь – толкнула стул», «собака Чернышевых – зевнула по‑собачьему», «потопав в сенях – звякнула тарелочкой». К предположению, что форма рассказа здесь вторична, а обращение к жене первично, склоняет и его название, в котором «говорящая» фамилия героя указывает на имя адресата этой записки (Вера).

Сказка (июнь 1926; Руль. 1926. 27, 29 июня). Рассказ вошел в сборник «Возвращение Чорба». По начальному замыслу рассказ назывался «Нечет», о чем Набоков писал к жене из Берлина 15 июня 1926 г.: «А затем… Кош, какой рассказик! Я облизывался, когда приступил. Называется так: Нечет (сказка), – и это о том, как чорт (в образе большой пожилой дамы) предложил маленькому служащему устроить ему гарем. Ты скажешь, ветреная Геба, что тема странная, ты, может быть, даже поморщишься, мой воробышко. Но увидишь» (Владимир Набоков. Письма к Вере / Публ. О. Ворониной и Б. Бойда при участии Г. Барабтарло // Сноб. 2010. № 11. С. 187). Поздний отзыв Набокова об этом рассказе был сдержанно‑отрицательным (см. с. 699 наст. изд.). В английском переводе рассказа госпожа Отт стала фрау Монд по имени мужа‑француза Monde (фр. monde – мир). О. Ронен заметил, что имя черта представляет собой Готт (нем. Gott – бог) без первой буквы; О. Сконечная обратила также внимание на то, что Monde – анаграмма «demon» (англ. – демон). К этим наблюдениям остается добавить, что в «Отт» содержится анаграмма «tot» (нем. – мертвый).

Вы мне сразу понравились… родиться в другом месте… – В английском переводе Набоков сделал несколько добавлений: «Вы напомнили мне невинного, хотя весьма одаренного молодого монаха, которого я знавала в Тоскане <…> В следующий понедельник предполагаю родиться в другом месте. Сибирская шлюха, которую я для себя выбрала, станет матерью необыкновенного, ужасного человека».

Ужас (лето 1926; Современные Записки. 1927. Кн. XXX. Январь). Рассказ вошел в сборник «Возвращение Чорба». Первый рассказ Набокова, напечатанный в лучшем литературном журнале русской эмиграции (Париж, 1920–1940), получил положительные отзывы М. Осоргина, Ю. Айхенвальда и В. Вейдле, заметившего, что «в „фактуре“ [„Ужаса“] чувствуется сильное влияние немецкой школы – точнее, того ее течения, которое в короткой новелле опирается на традиции Клейста» (Дикс [В. Вейдле]. «Современные Записки». Кн. XXXII //Звено. 1927. 13 фев. С. 8. Цит. по: http: //emigrantika.ru. Проект О. Коростелева). Еще прежде «Ужаса» журнал принял к публикации рассказ Набокова «Порыв», который должен был выйти в 29‑м номере, однако единственный экземпляр этого рассказа был потерян одним из редакторов журнала.

Пассажир (февраль 1927; Руль. 1927. 6 марта). Рассказ вошел в сборник «Возвращение Чорба». Переведенный Г. П. Струве на английский язык, он был опубликован в лондонском «Lovat Dickson’s Magazine» в 1934 г. Для сборника «Подробности заката» Набоков заново перевел рассказ, о чем в письме от 21 апреля 1975 г. известил Струве (см.: Владимир Набоков. Письма к Глебу Струве / Публ. Е. Б. Белодубровского // Звезда. 1999. № 4. С. 39).

Звонок (весна 1927; Руль. 1927. 22 мая). Рассказ вошел в сборник «Возвращение Чорба».

Подлец (лето‑осень 1927). Впервые: сборник «Возвращение Чорба».

Рождественский рассказ (декабрь 1928; Руль. 1928. 25 дек.).

Пильграм (март 1930; Современные Записки. 1930. Кн. XLIII. Июль). Рассказ вошел в сборник «Соглядатай».

Рагуза – старое, до 1918 г., официальное название Дубровника.

Обида (июнь 1931; Последние новости. 1931. 12 июля). Рассказ вошел в сборник «Соглядатай».

Занятой человек (сентябрь 1931; Последние новости. 1931. 20 окт.). Рассказ вошел в сборник «Соглядатай».

Terra Incognita (октябрь‑ноябрь 1931; Последние новости. 1931. 22 нояб.). Рассказ вошел в сборник «Соглядатай». Первый из трех рассказов Набокова, названия которых представляют собой картографический термин (лат. «Неизвестная земля»); два других – «Ultima Thule» и «Знаки и знамения» (в оригинале – «Signs and Symbols», т. е. «условные знаки»).

Valieria mirifica – Набоков контаминирует названия растений valeriana (валериана) и pueraria mirifica.

Уста к устам (ноябрь‑декабрь 1931). Впервые: сборник «Весна в Фиальте», 1956.

Встреча (декабрь 1931; Последние новости. 1932. 1 янв.). Рассказ вошел в сборник «Соглядатай».

Лебеда (декабрь 1931 – январь 1932; Последние новости. 1932. 31 янв.). Рассказ вошел в сборник «Соглядатай».

… географ Березовский (автор брошюры «Чао‑Сан, страна утра…»)… – Имеется в виду книга Николая Ильича Березина (преподававшего географию в Тенишевском училище, в котором учился Набоков) «Чао‑Сян. Страна утра. Корея и корейцы» (СПб.: Общественная польза, 1904).

«Как джентльмен, он предлагал…» – В английском переводе рассказа добавлена строка, а слово «джентльмен» намеренно написано с ошибкой:

В сем столкновении несчастном,

Как джентельмен, он предлагал

Ревóльвер, саблю иль кинжал.

В третьей главе «Дара» герой отмечает лишний слог в слове «джентльмен» в стихотворении Блока «Осенний вечер был. Под звук дождя стеклянный…» (1912): «…там, где появляется невозможный, невыносимый „джентльмен“».

Музыка (начало 1932; Последние новости. 1932. 27 марта). Рассказ вошел в сборник «Соглядатай».

Хват (5 мая 1932; Сегодня. 1932. 2, 4 окт.). Рассказ вошел в сборник «Соглядатай».

Совершенство (июнь 1932; Последние новости. 1932. 3 июля). Рассказ вошел в сборник «Соглядатай».

Адмиралтейская игла (23 мая 1933; Последние новости. 1933. 4, 5 июня). Рассказ вошел в сборник «Весна в Фиальте».

Они были во всех смыслах ужасно печальны, эти стихи… отголоски недавно прочитанного: «Souvenir, souvenir, que me veux‑tu? L’automne…» – хотя осень еще была далека… – Эту начальную строку стихотворения П. Верлена с английским названием из Э. По «Nevermore» (1866), «Воспоминание, воспоминание, чего ты хочешь от меня? Осень…», Набоков вновь приведет во второй части «Лолиты» (гл. 26) в схожем контексте, где она будет сопоставлена со стихотворением Ф. Тютчева «Есть в осени первоначальной…» (1857) и романом М. Пруста «Беглянка» (1925, под таким названием – 1954) из цикла «В поисках утраченного времени», связанная с его ведущей темой воспоминания и бегством возлюбленной героя: «Утратив всякую надежду выследить беглянку и ее похитителя, я вступил в новую фазу существования: я теперь пытался ухватиться за старые декорации и спасти хотя бы гербарий прошлого: „souvenir, souvenir, que me veux‑tu?“ Верлэновская осень звенела в воздухе, как бы хрустальном» (В. Набоков. Лолита. Phaedra Inc., 1967. С. 241).

Королек (июль 1933; Последние новости. 1933. 23 июля). Рассказ вошел в сборник «Весна в Фиальте».

Круг (февраль 1934; Последние новости. 1934. 11, 12 марта). Рассказ вошел в сборник «Весна в Фиальте». В нью‑йоркском архиве Набокова хранится черновик этого рассказа под названием «Деталь орнамента» (7 страниц и заметки), ошибочно датированная (очевидно, постфактум) 1936 г. В предисловии к английскому переводу рассказа Набоков утверждает, что написал его в середине 1936 г. и в том же году опубликовал. Рабочее название рассказа указывает на его композиционно‑тематическую принадлежность к замыслу второго тома «Дара», в котором рассказ должен был стать «деталью» обширного сочинения, заняв место «Первого дополнения», тогда как ученые заметки отца героя – место «Второго дополнения». Этот замысел, который Набоков вынашивал во второй половине 30‑х гг., остался неосуществленным.

Оповещение (март 1934; Последние новости. 1934. 8 апр.). Рассказ вошел в сборник «Соглядатай».

Памяти Л. И. Шигаева (апрель 1934; Иллюстрированная Россия. 1934. 27 сент.). Рассказ вошел в сборник «Весна в Фиальте».

Красавица (июль 1934; Последние новости. 1934. 18 авг.). Рассказ вошел в сборник «Соглядатай».

Тяжелый дым (февраль 1935; Последние новости. 1935. 3 марта). Рассказ вошел в сборник «Весна в Фиальте».

…были и любимые, в разное время потрафившие душе, книги… < … > между Зомбартом и Достоевским… – В этом перечне книг и имен различных авторов можно усмотреть некоторые сближения, жанровые или тематические: сатира у Гофмана и Ильфа и Петрова, общие темы у Гофмана и Достоевского, гражданская и философская поэзия у романтика Гельдерлина и у Пастернака, с одной стороны, и романтизм Баратынского, с другой, африканские впечатления Гумилева и путеводитель Бэдекера; вместе с тем еще более заметны разного рода контрасты: акмеистический сборник (1921) африканских стихов расстрелянного большевиками Гумилева, который должен был стать первой частью «учебника географии в стихах», и книга лирических постсимволистских стихотворений (1922) советского поэта Пастернака; воспоминания о гражданской войне, любовь и долгая разлука в романе (1929) эмигранта Газданова и светская интрига с адюльтером в «Бале графа д’Оржеля» (1924, рус. пер. Е. Браудо, 1926) богемного поэта и писателя Р. Радиге (1903–1923); эмигрантский шахматный роман с трагическим финалом и авантюрный роман советских авторов (в котором, впрочем, в финале также гибнет герой); сходство и различия во взгляде на значение евреев в западном обществе и на капитализм в целом у немецкого политэконома Вернера Зомбарта и у Достоевского.

Набор (июль 1935; Последние новости. 1935. 18 авг.). Рассказ вошел в сборник «Весна в Фиальте».

Случай из жизни (сентябрь 1935; Последние новости. 1935. 22 сент.).

Весна в Фиальте (апрель 1936; Современные Записки. 1936. Кн. LXI. Июль). Рассказ вошел в одноименный сборник, где ошибочно указана дата написания – 1938 г. В мае 1942 г. Набоков обсуждал с Вильсоном возможность публикации перевода этого рассказа в американских журналах. Отозвавшись о нем с прохладой, Вильсон тем не менее посоветовал Набокову послать его в «Harper’s Bazaar», где он был опубликован только в 1947 г. (в совместном переводе автора и П. Перцова). В своем ответном письме к Вильсону Набоков заметил: «Мне жаль, что он не пришелся тебе по вкусу. Я сочинил его десять лет тому назад[142], но и теперь полагаю, что нарастание цирковой темы на всем протяжении рассказа и вплетение ретроспективной любовной связи в высшей степени изящны» (The Nabokov – Wilson Letters. 1940–1971 / Ed. by Simon Karlinsky. University of California Press, 2001. P. 69)[143].

Облако, озеро, башня (25–26 июня 1937; Русские Записки. 1937. № 2, под названием «Озеро, облако, башня»). Рассказ вошел в сборник «Весна в Фиальте». В журнальной публикации указаны дата и место сочинения: «25–26. 6. 37, Мариенбад».

На страницах «Русских Записок» (Париж; Шанхай, 1937–1939), выпускавшихся редакторами «Современных Записок» и печатавших тот же круг авторов, были опубликованы три рассказа Набокова. Отличительной особенностью «Русских Записок» было некоторое отступление от правил дореформенной орфографии: тексты в нем, в отличие от более консервативных «Современных Записок», ради экономии места печатались без «еров» на конце слов. В своем обзоре второго номера журнала В. Ходасевич высказал ряд остроумных замечаний о самом рассказе и о писательской манере Набокова в целом: «„Озеро, облако, башня“ могло бы заставить меня несколько расширить толкование этой повести [„Приглашение на казнь“]: признать, что в ней изображена не специально художническая, а общечеловеческая трагедия. Однако я останусь при старом мнении, потому что сомневаюсь, существует ли вообще для Сирина человек вне художника. Сирин аристократичен до последней крайности – в этом, может быть, его недостаток. Как бы то ни было, „Озеро, облако, башня“ – прекрасная вещь, в которой умна даже кажущаяся эскизность < … > Разумеется, Сирин лукав и на этот раз, как почти всегда: над непонятливым читателем он подсмеивается, предлагая пояснения, которые такого читателя могут лишь окончательно сбить с толку. Такой читатель, повторяю, будет ворчать, но это не большая беда. В конце концов, есть доля правды и в сиринском аристократизме: искусство существует только для тех, кто способен его понимать и в нем разбираться» (В. Ходасевич. Книги и люди: «Русские Записки», кн. 2 // Возрождение. 1937. 26 ноября. Цит. по: http://emigrantika.ru). В одном из поздних интервью Набоков назвал этот рассказ в первой тройке своих самых любимых, наряду с «Весной в Фиальте» и «Сестрами Вэйн»: «…они точно выражают все, что я хотел выразить, и делают это с тем необыкновенным призматическим очарованием, на которое только способно мое искусство» (Russian Literature Triquaterly. Ardis, 1991. № 24. P. 68).

Распростись с пустой тревогой… – Отступив от своих правил точного перевода, для английской версии рассказа Набоков сочинил новые стихи, введя в них завуалированные указания на судьбу героя: «Отшельника прикончи», «в вересковом раю, где мышь‑полевка, пискнув, умирает» (курсив мой. – А. Б.).

Истребление тиранов (июнь 1938; Русские Записки. 1938. № 8–9. Август‑сентябрь). Рассказ вошел в сборник «Весна в Фиальте». «Истребление тиранов» вызвало разноречивые отзывы. П. Бицилли, посвятивший Набокову несколько содержательных критических очерков, в письме к М. Вишняку от 13 сентября 1938 г. признавался: «Сиринская вещь – просто гениальна и произвела на меня потрясающее впечатление» («Современные записки» (Париж, 1920–1940). Из архива редакции / Под ред. О. Коростелева и М. Шрубы. М., 2012. Т. 2. С. 610). Г. Адамович, отметив «удивительное, в своем роде единственное» перо автора, пришел к выводу, что «сущность „Истребления тиранов“ много менее оригинальна, чем его оболочка» и что «между исключительно острой, словесно и психологически, исповедью cиринского героя и довольно банальным выводом его, будто все на свете можно убить смехом, – есть несоответствие» (Г. Адамович. «Русские записки». Часть литературная // Последние новости. 1938. 15 сент. Цит. по: http: //emigrantika.ru). Намного резче Адамовича в своем обзоре журнала о рассказе написал К. Елита‑Вильчковский: «Не будем повторять то, что уже не раз писалось о сиринском мастерстве, о сиринской изысканно‑издевательской „манере“, отметим только, что на этот раз чувство равновесия несколько изменило эквилибристу. < … > Это гротеск, впадающий в бред, это драма, разыгранная клоунами. Кажется порою, что автор уже не вполне владеет собой… бичуя какую‑то невыразимую пошлость, он сам ею невольно затягивается. И если отдельные места (например, прием у Правителя или песня, передаваемая по радио) остроумны и даже блестящи, общее впечатление остается все‑таки тягостное < … > Да и лучше было бы не избирать предметом самодовольных шуток одну из самых мучительных тем современности» (К. Елита‑Вильчковский. «Русские записки». № VIII–IX (авг. – сент. 1938 г.) // Бодрость. 1938. 18 сент. Цит. по: http: //emigrantika.ru).

Посещение музея (лето или начало осени 1938; Современные Записки. 1939. Кн. LXVIII. Март). Рассказ вошел в сборник «Весна в Фиальте».

Лик (ноябрь 1938; Русские Записки. 1939. № 14. Февраль). Рассказ вошел в сборник «Весна в Фиальте». Ведущий парижский критик Г. Адамович, обычно сдержанно относившийся к сочинениям Набокова, дал рассказу исключительно высокую оценку, по‑своему истолковав его замысел: «Рассказ В. Сирина „Лик“ очень хорош. <…> Мне много раз приходилось писать о творчестве Сирина – всегда с удивлением, не всегда с одобрением. Рад случаю полностью воздать должное его исключительному, „несравненному“, как говорят об артистах, таланту. Какие бы у кого из нас с ним ни были внутренние, читательские раздоры и счеты, нельзя допустить, чтобы эти расхождения отразились на ясности и беспристрастности суждений. „Лик“ – рассказ с двоящейся темой. Сначала может показаться, что это повествование о молодом актере, существе ничем не замечательном, трусливом, болезненном и расчетливом. Потом выясняется, что актер – это только вступление, а все значительное и важное в „Лике“ относится к его родственнику, опустившемуся, озлобленному эмигранту, возмущенному – как знаменитый леонидо‑андреевский герой – тем, что „другие хорошие, когда он плохой“… <…> Сирин издалека, нарочито рассеяно подходит к главному предмету своего рассказа – и внезапно наводит на него ярчайший свет. Эффект получается разительный! Может быть, это только эффект, и последняя, не лишенная какого‑то чрезмерного изобретательного „шика“ фраза о туфлях на такое предположение наводит, но Сирин не моралист, не проповедник, не наблюдатель, он именно „артист“, и требовать от него чего‑либо похожего на программное сочувствие „малым сим“ мы не вправе. Его искусство способно такое сочувствие вызвать – и этого достаточно! Надо сказать, что редко приходилось читать в последние годы вещь столь ужасную по внутренней своей тональности, леденящую и притом правдивую. Можно усмотреть в этом рассказе лишь мастерское изложение случая из газетной хроники, но можно отнестись к нему и иначе: как к эпизоду из настоящей трагедии, где рок хоть измельчал, но еще остался божественнобеспощадной и слепой силой» (Г. Адамович. Литература в «Русских записках» // Последние новости. 1939. 16 февр. Цит. по: http: //emigrantika.ru). В 1940 г. в нью‑йоркской газете «Новое русское слово» была напечатана пародия (вполне возможно, автопародия) на рассказ, озаглавленная «Зуд» и подписанная «Ridebis Semper» (т. е. «Вечно смеющийся» – из романа В. Гюго «Человек, который смеется»).

Василий Шишков (август 1939; Последние новости. 1939. 12 сент.). Рассказ вошел в сборник «Весна в Фиальте». Этот последний из написанных Набоковым по‑русски рассказов был инспирирован восторженным отзывом Г. Адамовича на публикацию Набоковым под псевдонимом «В. Шишков» стихотворения «Поэты» (см. с. 709 наст. изд.), написанного на смерть В. Ходасевича (подробнее см.: А. Бабиков. Продолжение следует. Неизвестные стихи Набокова под маркой «Василiй Шишковъ» // Звезда. 2012. № 7. С. 198–223). Стихотворение «Поэты», с его центральной темой ухода «из мира», метафизического «перехода» «в ту область», получившей развитие в рассказе, и с его явными и тайными отсылками к Ходасевичу, Набоков сочинил в конце мая 1939 г., перед отъездом в Лондон (что следует из его письма к редактору «Современных Записок» В. Рудневу от 29 мая 1939 г.), по всей вероятности, после 21 мая, когда из‑за болезни Ходасевич не смог его принять в своей парижской квартире (что отмечено в «Камер‑фурьерском журнале» последнего). 26 мая Ходасевича в тяжелом состоянии перевезли в госпиталь. 9 июня, за несколько дней до смерти Ходасевича, Набоков писал жене из Лондона: «Сегодня был разбужен необыкновенно живым сном: входит Ильюша (кажется, он) и говорит, что по телефону сообщили, что Ходасевич „окончил земное существование“ – буквально» (Цит. по: В. Набоков. Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме / Сост., предисл., ком. А. Бабикова. СПб., 2008. С. 626). Несмотря на то что, как отмечал, например, А. Седых, «Смерть Ходасевича… никого не поразила… друзья знали в последнее время, что дни прекрасного поэта… сочтены» (А. Седых. Болезнь и смерть В. Ф. Ходасевича // Сегодня. 1939. 19 июня), сочинение «Поэтов» представляется поразительным примером провидческой силы искусства. Избранный Набоковым псевдоним, давший заглавие рассказу (сначала Набоков выбрал псевдоним «Василий Власов», которым подписан опубликованный нами черновик «Поэтов»; см.: Звезда. 2012. № 7, передний форзац), обращен к имени выдуманного Ходасевичем поэта Василия Травникова, «жизнеописанию» которого Ходасевич посвятил известный рассказ‑мистификацию (1936).

Ultima Thule (зима 1939/40; Новый журнал. 1942. № 1). Первая глава незавершенного романа «Solus Rex», сочинявшегося в Париже до отъезда Набокова в Соединенные Штаты. В октябре 1941 г. Набоков посылает «Ultima Thule» основателю и редактору «Нового журнала» М. Алданову и поясняет: «Я не поместил на манускрипте, но хорошо бы сделать сноску, как бывало: Отрывок из романа „Solus Rex“, начало которого см. в (последнем, – каком именно?) № „Современных Записок“» (Цит. по: А. Долинин. Истинная жизнь писателя Сирина. СПб., 2004. С. 279). Как указывает А. Долинин, подробно рассмотревший замысел этого романа, «Ultima Thule» была напечатана в журнале, вышедшем в январе 1942 г. без предложенной Набоковым сноски. «Из этого факта можно заключить, – пишет Долинин, – что в период между концом октября 1941 года и началом января 1942 года Набоков принял решение не продолжать работу над романом» (Там же). В письме к Вильсону от 29 апреля 1941 г. Набоков сообщал: «…я покинул Европу на середине обширного русского романа, который скоро начнет сочиться из какой‑нибудь части моего тела, если буду продолжать держать его внутри» (The Nabokov – Wilson Letters. 1940–1971. P. 51). Прекратив работу над романом, Набоков включил «Ultima Thule» в сборник рассказов «Весна в Фиальте». Замысел этого неоконченного произведения «просочился» в три английских романа Набокова – «Под знаком незаконнорожденных», в «Пнина» и в «Бледный огонь», причем во всех трех использован тот же рекурсивный повествовательный прием mise en abyme, что и в «Solus Rex».

К безрукому: крепко жму вашу … – В английском переводе Набоковым внесены некоторые уточнения и изменения. Так, безымянная в оригинальном тексте сестра Фальтера получила имя «Элеонора Л.», итальянский психиатр назван «д‑р Бономини». Это предложение приобрело следующий вид: «К даме, потерявшей правую руку: целую ваш эллипсис» (т. е. многоточие). Изменение обусловлено тем, что Набоков в последнем абзаце, где герой обращается к своей покойной жене, проводит параллель (дающую призрачную надежду на то, что его усилия по ее воскрешению силой искусства не напрасны) к этой грустной шутке: «Увы, я обречен с нищей страстью пользоваться земной природой, чтобы себе самому договорить тебя и затем положиться на свое же многоточие…» (в англ. переводе: «ellipsis»).

…его «волевой субстанции», как… выражался бедный Адольф. – Понятие, характерное для философии А. Шопенгауэра (ср.: «Воля – это нечто первое и основное, познание же просто привходит к явлению воли и служит орудием. Поэтому всякий человек есть то, что он есть в силу своей воли, и его характер – это нечто изначальное…». Мир как воля и представление. Кн. IV, § 55. Пер. Ю. Айхенвальда), положения которой Адольф Гитлер использовал в своей политической риторике. В эссе «Определения» (1940) Набоков заметил, что «у гениев войны», в отличие от художников, чьи личности стремятся «к наиболее полному духовному содержанию», «нет метафизического будущего»: «Отнимите у <Леонардо> да Винчи свободу, Италию, зрение – и он все‑таки останется великим; отнимите у Хитлера [sic] пушку – и он будет лишь автором бешеной брошюры, т. е. ничтожеством» (В. Набоков. Определения // Звезда. 2013. № 9. С. 119. Публ. и прим. А. Бабикова).

Solus Rex (зима 1939/40; Современные Записки. 1940. Кн. LXX. Апрель). Вторая глава одноименного незавершенного романа, в английском переводе вошедшая в сборник рассказов «A Russian Beauty» («Красавица») (1973), при жизни автора по‑русски с тех пор не публиковалась. Печатается по тексту «Современных Записок» с восстановлением двух фрагментов, выпущенных редактором журнала по соображениям пристойности.

Тот угрюмо облизнулся, поставил стакан и подошел к принцу. – После этого предложения в журнальной публикации (на с. 23) следовало два ряда отточий – выпущенные строки, восстановленные в настоящем издании.

…повлияло на его суждение… и что у принца есть качества … – После слова «суждение» также был выпущен фрагмент, восстановленный в настоящем издании.

Рассказы, вошедшие в «Другие берега»

Mademoiselle О (январь 1936; Mesures. 1936. № 2). Впервые рассказ был напечатан по‑французски, затем – по‑английски (The Atlantic Monthly. 1943. № 1) в совместном переводе автора и Хильды Вард. Русская версия рассказа в авторском переводе вошла составной частью (глава пятая) в автобиографический роман «Другие берега» (Нью‑Йорк: Издательство имени Чехова, 1954). Печатается по этому изданию.

Набоков не был доволен этим своим опытом в художественной прозе на французском языке (помимо рассказа, Набоков в том же 1936 г. написал по‑французски эссе о Пушкине). В начале марта 1936 г. в письме к З. Шаховской, после нескольких успешных публичных чтений рассказа, он писал о нем так: «По‑видимому, мою Mademoiselle в Париже напечатают – она чрезвычайно пришлась по вкусу редактору N<ouvelle> R<evue> F<rançaise> (а написал я ее в три дня, и это вообще совсем второй, если не третий класс)» (Письма Владимира и Веры Набоковой к З. Шаховской // Архив Набокова в Библиотеке Конгресса США, Вашингтон). После выхода английского перевода рассказа Набоков сообщил Вильсону в письме от 29 марта 1943 г., что «глухие дамы с разных концов этой чудной страны шлют мне такого рода письма: мистер Набоков, если бы Вы знали, что значит страдать глухотой, Вы бы изобразили Mlle O с большей теплотой» (The Nabokov – Wilson Letters. 1940–1971. Р. 107).

…воплощением Иезавели из «Athalie», дурацкой трагедии Расина… – В русских переводах «Афалия», «Аталия» и «Гофолия» – трагедия (1691) Ж.‑Б. Расина на библейский сюжет. Набоков имеет в виду следующее место, когда убитая и растерзанная псами Иезавель предстает во сне Гофолии: «Так вот, передо мной в одну глухую ночь / Предстала мать моя Иезавель неслышно. / Она, как в смертный час, была одета пышно» (д. 2, явл. 5. Пер. Ю. Корнеева).

Первая любовь (First Love. Март 1948. Впервые под названием «Colette»: The New Yorker. 1948. 31 июля). Русская версия рассказа в авторском переводе вошла составной частью (глава седьмая) в автобиографический роман «Другие берега».

Рассказы, написанные по‑английски (1943–1951)

Ассистент режиссера (The Assistant Producer. Январь 1943; The Atlantic Monthly. 1943. Май).

«Что как‑то раз в Алеппо…» («That in Aleppo Once…». Май 1943; The Atlantic Monthly. 1943. Ноябрь).

Время, место, род пытки. Ее веер, перчатки и маска. – Набоков совмещает две фразы из «Отелло» Шекспира: слова Лодовико к Кассио в финале трагедии относительно Яго: «Назначьте кару этому злодею, / Час, место, пытку. Будьте беспощадны». И слова Отелло во время допроса Эмилии из сц. 2 акта 4:

«Отелло. И тебя не отсылали?

Эмилия. Ни разу.

Отелло. Чтоб ей подать перчатки, или веер, / Или маску, или что‑нибудь?

Эмилия. Ни разу.

Отелло. Как странно!

Эмилия. Ручаюсь вам душой – она честна» (пер. М. Лозинского).

Но какая все‑таки жалость. – Слова Отелло к Яго в сц. 1 акта 4: «Но как все это грустно, Яго!»

…все это может кончиться в Алеппо. – В оригинале название города, упомянутого Отелло перед тем, как он заколол себя (его слова вынесены в название рассказа), набрано курсивом, указывающим на то, что, взяв его в заглавие, писатель В., к которому обращается герой, вопреки его просьбе переводит его личную трагедию в область своего безжалостного искусства.

Забытый поэт (A Forgotten Poet. Май 1944; The Atlantic Monthly. 1944. Октябрь).

Быль и убыль (Time and Ebb. Сентябрь 1944; The Atlantic Monthly. 1945. Январь).

Жанровая картина, 1945 г. (Conversation Piece, 1945. Март‑апрель 1945). Впервые под названием «Double Talk»: The New Yorker. 1945. Июнь.

Знаки и знамения (Signs and Symbols. Май 1947; The New Yorker. 1948. 15 мая). В письме к одному из редакторов «Нью‑Йоркера», К. Вайт, отвергшей «Сестер Вэйн», Набоков пояснил, что их особенность, как и ранее принятых журналом «Знаков и знамений», состоит в том, что «скрытая (главная) история вплетена или помещена позади внешней, полупрозрачной» (Vladimir Nabokov. Selected Letters. 1940–1977 / Ed. by Dmitri Nabokov and Matthew J. Bruccoli. Harcourt Brace Jovanovich. 1989. P. 117); обнаружение этой «внутренней схемы (или конструкции)» откроет читателю истинный замысел рассказа. Розыскам этого истинного замысла посвящен недавно вышедший сборник статей об этом коротком рассказе (Anatomy of a Short Story: Nabokov’s Puzzles, Codes, «Signs and Symbols» / Ed. by Y. Leving <Анатомия рассказа: набоковские загадки, шифры, «Знаки и знамения»>. Contnuum, 2012).

Название рассказа многослойно. На поверхности – картографический термин «условные знаки», однако, как и в более раннем «Time and Ebb», намекающем на устойчивое выражение «tide and ebb» (прилив и отлив), оно призвано вызвать в памяти англоязычного читателя библейское «signs and wonders» (знамения и чудеса; во Второзаконии: «И вывел нас Господь из Египта рукою сильною и мышцею простертою, великим ужасом, знаменьями и чудесами», 26: 8).

Двуглавая невидаль. Сцены из жизни сросшихся близнецов (Scenes From The Life of a Double Monster. Октябрь 1950; The Reporter. 1958. 20 марта). Первая часть (из трех задуманных) небольшого романа о жизни сиамских близнецов. Б. Бойд приводит план этого незавершенного произведения: «…в первой части описывается детство близнецов в Турции, потом их похищают и увозят в Америку; во второй они женятся на двух нормальных девушках‑сестрах; в третьей „их разделяют посредством хирургической операции, и выживает только рассказчик, но и он умирает, завершив повествование“» (Б. Бойд. Владимир Набоков: американские годы. Биография. СПб., 2010. С. 204–205). Судя по этому изложению, Набоков взял за основу историю знаменитых близнецов‑ксифопагов Чанга и Энга Бункеров (1811–1874).

Вскоре после публикации рассказа (Набоков был уже знаменитым автором «Лолиты») на одном из приемов «Набоков, входя, столкнулся в дверях с очень красивой женщиной, которая как раз собиралась уходить. Она сказала, что только что прочла… его рассказ о сиамских близнецах <…> „Он вам понравился?“ – спросил Набоков. „Жуткая мерзость“, – ответила женщина… Вспоминая этот эпизод, Набоков буйно хохотал» (Б. Бойд. Владимир Набоков: американские годы. Биография. С. 432).

Сестры Вэйн (The Vane Sisters. Февраль 1951; The Hudson Review. 1959. Январь). В начале сентября 1951 г. Набоков в письме к Вильсону по поводу этого рассказа сообщал: «Ни один журнал не захотел купить или хотя бы понять (что относится и к „Нью‑Йоркеру“) мой последний рассказ, а поскольку у меня нет ни малейшего позыва опускаться до предметов, имеющих „общественное значение“, я по‑прежнему пребываю в той области, которую идиоты называют „экспериментальной“ литературой, за что и расплачиваюсь». Ранее, в письме к Вильсону от 13 июня 1951 г., Набоков назвал «Сестер Вэйн» «лучшим из когда‑либо написанных им рассказов» (The Nabokov – Wilson Letters. 1940–1971. P. 295, 293). В отличие от других его рассказов, более или менее охотно принимавшихся американскими журналами, «Сестры Вэйн» были последовательно отвергнуты несколькими издателями, в том числе сочувственным Набокову редактором «Нью‑Йоркера» К. Вайт, нашедшей его стиль «слишком утонченным» и «самодовлеющим». В своем подробном ответном письме по поводу решения «Нью‑Йоркера» Набоков раскрыл особенности устройства рассказа, в котором именно «внезапная смена стиля решает дело» (Vladimir Nabokov. Selected Letters. 1940–1977. P. 116).

Ланс (Lance. Октябрь 1951; The New Yorker. 1952. 2 февр.). Об этом своем последнем рассказе Набоков так отозвался в письме к Р. Гринбергу от 2 ноября 1951 г.: «Я сейчас послал рассказ „Нью‑Йоркеру“… <…> рассказ, увы, с клыками и в короне звезд, и совсем я не уверен, что они поймут его…» («Друзья, бабочки и монстры». Из переписки Владимира и Веры Набоковых с Романом Гринбергом / Вст. ст., публ. и коммент. Р. Янгирова // Диаспора: новые материалы. Париж; СПб., 2001. С. 501). Действительно, по поводу этого сложного, наполненного неологизмами, научной терминологией, учеными каламбурами и отсылками к старинной литературе рассказа у Набокова с К. Вайт завязалась оживленная переписка, в ходе которой Набоков сообщил, например, что досконально изучил повадки шиншилл и жанр научной фантастики, и по пунктам разъяснил многие нюансы рассказа и даже послал для подтверждения одного места иллюстрацию из научно‑фантастического журнала, на которой изображался кентавр с набедренной повязкой на передних ногах (см.: Б. Бойд. Владимир Набоков: американские годы. Биография. С. 249–251).

В «Лансе» Набоков обращается к особенно популярному в 50‑х гг. жанру научной фантастики сквозь призму рыцарского романа. В самом названии рассказа поддерживаются ассоциации с chanson de geste: Lance (Ланц) – уменьшительное от Ланцелот и lance – всадник с копьем.

Мы здесь среди своих, Браунов и Бенсонов, Вайтов и Вильсонов… – В письме к Вильсону от 24 января 1952 г. Набоков обратил его внимание на этот пассаж: «Не пропусти моего „Ланса“ в одном из ближайших номеров „Нью‑Йоркера“. И не прохлопай отсылки к тебе и Елене (Елена Мумм, имевшая русские корни четвертая жена Вильсона. – А. Б.). Она введена в текст с муаровым эффектом, который и есть нежная цель гения, спаржевая верхушка искусства, если ты понимаешь, о чем я толкую. Катерина Вайт по причинам, которые тебе – в мягкой вспышке понимания – станут ясны, когда ты дойдешь до этого места, была против отсылки, но я настоял. Я, должно быть, вместил эквивалент дюжины далеких гроз в чуткую мощь этого небольшого рассказа» (The Nabokov – Wilson Letters. 1940–1971. P. 300).

Curieux – собиратель, коллекционер.

А. Бабиков

Приложение

Ниже приводятся «Библиографическая заметка» В. В. Набокова к сборнику «Nabokov’s Dozen» [«Набокова дюжина»] (Doubleday & Co., Garden City, New York, 1958) и его предисловия к трем сборникам, выпущенным нью‑йоркским издательством «McGraw‑Hill»: «A Russian Beauty and Other Stories» [«Красавица»] (1973), «Tyrants Destroyed and Other Stories» [«Истребление тиранов»] (1975) и «Details of a Sunset and Other Stories» [«Подробности заката»] (1976).

Дата добавления: 2014-11-25