Логика и писание

Рациональное доказательство божественного замысла имело серьезный недостаток, который и сделал его уязвимым для критики Юма. Этим недостатком являлось неполное знание о цели творения. В своей книге «Ересь» Джоан О’Грейди пишет, что у истоков этой проблемы стояло учение

«…Ветхого Завета, согласно которому Бог, Творец, создал хороший мир. «И увидел Бог, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт. 1.31). Отсюда следует, что наши тела тоже хороши»[89].

Если мир и наши тела хороши, то хороши для чего? И что такое зло? На эти вопросы «ортодоксальное» учение никогда не давало ясного ответа»[90].

Христиане-рационалисты, не сумев дедуктивно вывести из неясной посылки заключение о том, для чего создано творение, индуктивно пришли к заключению, что оно идеально подходит для того, что историк Пол Джонсон назвал «просвещенным эгоизмом»[91]. Этот эгоизм был определен как длительное и расчетливое стремление к счастью[92]. Попросту говоря, рационалисты предположили, что Божье творение хорошо для чувственных наслаждений.

Уподобление Бога часовщику является разумной гипотезой, потому что часы, как известно, не собирают себя сами. Но аналогия с часовщиком подразумевает определенные выводы об отношении Бога к Своему Творению. Часовщик делает часы для другого человека, который становится их хозяином и распорядителем и получает от них удовольствие. Часы называют «хорошими», когда они приносят удовольствие тому, кто ими обладает. Скептицизм Юма нацелен как раз в эту точку. «Как можно говорить, что Бог создал мир хорошим, приспособленным для наших наслаждений? Это нелогично. Мы испытываем не только удовольствие, ни и боль, мы вынуждены жить, подчиняясь строгим законам, наши силы и способности ограничены и мир наш слишком часто бывает хаотичным».

Определенные слова «хороший» в смысле «подходящий для чувственных наслаждений» вводят нас в заблуждение. Оно продиктовано гуной страсти. Как утверждается в «Шримад-Бхагаватам» (3.5.31), таиджасаниндрияни эва гьяна-карма-маяни ча — чувства, вне всякого сомнения, порождены гуной страсти, поэтому эмпирическое философское знание, сопряженное с чувственными наслаждениями, является прежде всего продуктом гуны страсти. Находясь под влиянием гуны страсти, очень тяжело понять, почему Бог, сотворивший мир «хорошим», позволяет боли омрачать удовольствие; почему Он подчинил этот хороший мир суровым законам; почему Он скупо наделяет нас силами и способностями и почему в этом хорошем мире так часто случаются неприятности и бедствия. Но вместо того, чтобы найти причину этих противоречий, философы, находящиеся под влиянием гуны страсти, предпочитают выкинуть Бога из своих систем.

Ишвару, Всевышнего, можно постичь, лишь находясь под влиянием гуны благости[93]. «Бхагавад-гита» (14.17) утверждает: раджасо лабха эва ча — «Из гуны страсти развивается жадность». Жадность, заставляющая человека стремиться к материальным наслаждениям, власти, богатству и комфорту, выводит его на путь материализма. Этот путь уводит разум в сторону, мешая ему понять истинную логику мироздания, сотворенного для того, чтобы освободить нас от иллюзий. Под предлогом «пробуждения от сна догматизма» материалистический разум сначала объявляет вопрос о существовании Бога неважным, как это сделал Кант в своей критической философии, а затем провозглашает материальный мир раем без Бога, как это сделали марксизм, позитивизм, прагматизм и экзистенциализм.

Дата добавления: 2014-11-25