Физики и Лирики

1.

Физики, лирики и другие

Как-то раз поехали Жан-Поль Сартр и Альберт Эйнштейн в Санкт-Петербург (тогда - город Ленинград). Не вместе, а по отдельности. Погуляли по городу. В Эрмитаж сходили. И захотелось им на природу.

Поехали они в посёлок Репино. Опять же, не вместе - отдельно. Сосновым воздухом они надышались быстро, и пошли к заливу. Порознь...

Вышли к заливу. Сартр прямо пошёл, а Эйнштейн метров на сто правее. Но подошли они к заливу одновременно.

И нашёл Сартр каменюгу! В руке взвесил. Ох! Что с ней делать-то дальше, думает? Подошёл к воде, да запустил её на сколько силы хватило. Задумался... И осознал: "Ведь эта каменюга действительно существует!"

А тем временем Эйнштейн тоже нашёл каменюгу, но другую, и даже лучше. Покрутил в руке... в Сартра что ли запустить, думает? Сто метров до него - не докину, сообразил Эйнштейн. И тоже, как и Сартр, зашвырнул её в залив. И подумал, не так, как Сартр, а по-другому: "Не по параболе она летит, а по прямой!". И ушёл.

А Сартр ещё долго сидел на берегу и переживал.

2.

Отчуждение

Приехал как-то Жан-Поль Сартр в Берлин и зашёл в гости к Эйнштейну. А Альберт работал и было ему не до Сартра. А Сартру и самому неудобно - чувствует, есть у Эйнштейна сейчас отчуждение.

Ну, приличия ради, попросил Сартр кружку чаю. Эйнштейн сплюнул, выругался, но в магазин сходил. Дал Жан-Полю бутылку пива и попросил ещё час его не отвлекать.

Сартр отвлекать не стал. Сидит и слушает, что Эйнштейн бормочет. А тот бормочет: "время к нулю, масса к бесконечности, размеры к нулю..."

Ничего не понял Сартр, кроме того, что Эйнштейн действительно существует. С тем и ушёл.

3.

Про веру и неверие

Джордж Беркли был нелюдим и предпочитал одиночество. И сидел он как-то в трактире близ Томастауна (графство Килкенни, Ирландия). Один сидел.

Вдруг подсаживаются за его столик два мужика. Сидит Беркли, глазам своим не верит! А Эйнштейн говорит Сартру (а это были они):

- Вот ты говоришь отчуждённость, ты на Джорджа бы посмотрел!
- То, что я говорю, - отвечает Сартр, - понятно даже Беркли. А вот по-твоему выходит, что если Джорджа разогнать до скорости, близкой к скорости света, то он превратится в карлика...
- А вот Бор считает...

Спорят Сартр с Эйнштейном. А Беркли сидит, ушам своим не верит! В разговор не вступает, только слушает. Сартр с Эйнштейном тем временем выпили по кружке пива и ушли.

"Какое счастье! - подумал Беркли, - а может они мне только показались?". А сам сидит и счастью своему не верит.

4.

Про Вероятности

Как-то раз добирался Нильс Бор из точки А (это была ст. м. "Лиговский Проспект") в точку Б (ул. Печатника Григорьева, д.13). А там, в то же время, его дожидались Альберт Эйнштейн и Жан-Поль Сартр. Бор Эйнштейна любил, уважал, дружил с ним, но научных взглядов Альберта не разделял. А вот Сартр был Бору в тягость.

Идёт Нильс Бор, и размышляет: "Всё вероятностно". До того задумался, что очнулся только дойдя (пешком) до Светлановского проспекта, д. 38, к.1. Расстроился Бор, но не растерялся, вызвал такси (мог себе позволить, всё же нобелевский лауреат 1922 года).

Но, когда подъехало такси, Бор всё перепутал и поехал на Набережную Фонтанки д. 130. Ну, перепутал, бывает...

Когда он всё же добрался до Печатника Григорьева д.13 (пешком), у Эйнштейна уже всё было очень по-релятивистски. И говорить с Нильсом Альберт не мог (или не хотел?). Бор же, с Сартром даже не поздоровавшись, забрал Альберта и поехал с ним на такси (за счёт Эйнштейна, он ведь тоже нобелевский лауреат, 1921 года) на Петроградскую сторону.

Сартр же сидел, обижался на то, что его все бросили, чувствовал эту, уже пресловутую, отчуждённость. Но, насидевшись, подумал: "Рвану-ка я тоже на Петроградку! К Альберту Камю, он же тоже там квартируется! Рвану я сразу по прямой, а не как Бор! И впредь - никакой отчуждённости!".

5.

Чума

Просыпается Альберт Камю, натурально, в Алжире, на ферме «Сан-Поль» у местечка Мондови. Просыпается от крика. Смотрит - Нильс Бор на углу его кровати сидит и так хитро ухмыляется. Протёр Камю глаза... точно - Бор, а кто же кричит? Смотрит - а за столом Эйнштейн, не то, что кричит, скорее, стонет: "Средний Проспект, Средний Проспект...".

Закрыл Камю глаза, и опять открывает. И Бор на месте, и Эйнштейн... ага! и Сартр тоже тут! а вон и Беркли в угол забился...

"Да... Чума!" - подумал Камю. И пошёл на кухню, кофе для Сартра заваривать.

А из спальни до него доносятся голоса (это Эйнштейн с Бором):
- Средний Проспект!
- Алжир!
- Средний Проспект!
- Алжир!
- Невероятно!
- Вероятно!
- Невероятно!

"Это - отсутствие смысла человеческого бытия" - подумал Камю, доваривая кофе для Сартра - "И не Средний Проспект, а Большой!". И остался Камю собой доволен.

Беркли же сидел в углу, многое передумал, но так никому ничего и не сказал.

6.

Темпераменты

Карл Густав Юнг много дней проводил, анализируя людские характеры. И вот, в один из таких дней, решили Бор и Эйнштейн зайти к Юнгу в гости. Выпить чаю и подискутировать. Но по дороге сами разругались. Идут, кричат друг на друга:

- Вероятно!
- Невероятно!
- Ты бы ещё сказал, что не вертится!!
- А ты бы ещё сказал, что вертится!!

Прохожие шарахаются. Тем не менее дошли друзья до квартиры Юнга. Стучатся. Юнг открывает, а Альберт с Нильсом, ещё в запале, прямо на пороге продолжают громко спорить:

- Бог не играет в кости!
- Сам ты Бог!!!

Юнгу стало неудобно перед соседями и он корректно прицыкнул на физиков:
- Ну-ка, тихо!
И действительно, Эйнштейн с Бором притихли, застыдились, Бор даже покраснел. А Юнг, зная, что это люди, по большому счёту, разумные, пользуясь случаем, спрашивает их о своём:
- Легко ли вы себя чувствуете в малознакомой компании?
Молчат друзья, неловко им, да и чувствуют - подвох... А Карл Густав продолжает:
- Часто ли вы мечтаете, грустите, рефлексируете?
Потупились Альберт с Нильсом, глаза отводят... Да и что сказать, по большому счёту, не знают.

"О! Меланхолики!" - решил Юнг. И отправил их с порога, сославшись на работу. И действительно сел писать статью.

А днём позже проходил мимо Джордж Беркли. Без денег, да и третий день нормально спать не может. Смотрит - квартира Юнга. Долго пересиливал себя Беркли, но в дверь постучал (пятёрку занять хотел). Юнг оторвался от работы, открыл.

Стоит Беркли на пороге - молчит. А Юнг за своё, говорит ему с подковыркой:
- Легко ли вы себя чувствуете в малознакомой компании?
Как завопит Беркли:
- Да тебя вообще не существует!!! Ты мне только кажешься!!! И денег мне твоих не надо!!!
Хлопнул дверью и ушёл.

"О! Холерик!" - решил Юнг. И пошёл дописывать статью.

А некоторое время спустя к Юнгу зашли Альберт Камю и Жан-Поль Сартр. Так возникли понятия флегматик и сангвиник. Правда Карл Густав долго не мог определиться, кто из них кто.

Да, вроде, не Юнг это всё и придумал.

7.

Научная переписка

Чарльз Дарвин был человеком спокойным, уравновешенным. Где-то самокритичным. Но и с чувством юмора.

Как-то раз сидел Дарвин в своём кабинете и перечитывал Чарльза Лайеля. И тут приносят ему открытку от Фридриха Ницше.
Ницше обладал очень цепким и последовательным умом, но скверным характером.

Читает Дарвин открытку: "В боге Ничто обожествлено, воля к Ничто – освящена!.."
Дарвин не понял, что хотел сказать Ницше. Перечитал ещё раз... другой... третий...
"Совсем старик из ума выжил, - думает, - хоть в целом мысль понятна... но к чему?"

Однако, обладая известным чувством юмора, решил ответить в шутливой манере. И написал такую открытку: "Бог умер!".

Ницше ответ Дарвина очень понравился. Долго он подхихикивал. Но не мог оставить последнее слово за Дарвином в силу характера.
А, между нами, Ницше был ещё и хамоват. Вот и посылает Чарльзу такой ответ: "Антихрист ты! Проклятие христианству! Обезьяна!".

"Сколько пафоса! - подумал Дарвин, - И почему сразу обезьяна?..". А потом задумался, повёл бровью, хмыкнул... но Ницше ничего уже отвечать не стал.

8.

Про одновременность

Альберт Камю очень уважал Жан-Поль Сартра как человека и как мыслителя. Взгляды Сартра он вполне разделял. Лишь немного его обижало, что если кто-то хоть тихонечко произнесёт: "экзистенциализм", так либо не выговорит, либо сразу кричит: "Сартр! Сартр!". Досадно это было Камю, но виду он не подавал. С Сартром очень дружил.

Эрвин Шрёдингер дружил с Эйнштейном, но немного ревновал его к Бору. Шрёдингер обладал сложным характером. Но был добр.

Пришёл как-то раз Камю в Дублинский Университет, и заглянул на постоянный семинар, который организовывал Шрёдингер. Семинар был посвящён ведущим физикам Европы. После семинара (Камю ничего не понял, но слог Эрвина ему понравился) зашли они к Шрёдингеру на кафедру попить чаю. А Камю тоже хотел поделиться своими мыслями:

- А вот Сартр считает, - начал Камю.
- Сартр твой одновременно существует и не существует! - безапелляционно прерывает его Шрёденгер, - И камни его тоже! - добавил он, после небольшой паузы.

Обиделся Камю, но внешне это никак не проявил. Ушёл, вежливо попрощавшись. Делиться мыслями со Шрёдингером пока не стал: решил всё ещё раз обдумать.

Шёл Камю от Эрвина, переживал: "Существует же! Сартр действительно существует! А коли и нет... по мне так: все или ничего! А не одновременно". И поехал он к Беркли, благо - недалеко. Посовещаться.

9.

Кот Беркли

Шёл Камю к Джорджу Беркли. А Эрвин Шрёдингер в то же время отправился к Эйнштейну (Эрвин знал, что Эйнштейн в это время был у Джорджа, поэтому сразу к дому Беркли и пошёл). Первым к Беркли пришёл Камю. Смотрит - сидит Эйнштейн.

- А где Сартр? - спрашивает Камю Альберта.
- А там же, где и Беркли, - раздражённо отвечает Эйнштейн, - вот, Беркли меня попросил с котом его посидеть...

А тут и Шрёдингер подошёл. Как раз на словах "с котом". И что тут началось!

Хоть котов из дома выноси!

10.

Общий предок

Был Беркли в гостях у Сартра. Сартр и Беркли вместе много времени провести не смогли. Да и как проведёшь? Сартр считал, что Беркли действительно существует. Беркли же, относительно Сартра, придерживался противоположного мнения. Разговор не сложился, и Беркли пошёл домой.

Проходит он мимо дома Дарвина. Зайти, что ли? Пятёрку занять, чтобы кота прокормить... Стоит Беркли, не может ни на что решиться...

А Дарвин тем временем сидел у себя в кабинете и рефлексировал: "И почему Фридрих назвал меня обезьяной? Нет, чувствую, есть в этом что-то... Но ведь коли возьму эту идею за отправную точку; ну, статью, положим, напишу - так ведь потом горя не оберёшься... И карикатур смешных про меня ещё нарисуют, чего доброго..."

А Беркли, в это же время, наконец-то, пересилил себя и постучался к Дарвину. Дарвин оторвался от размышлений, открыл.

Стоит Беркли на пороге - молчит. А Дарвин бровью так повёл и спрашивает:
- Вот как ты полагаешь, Джордж, на счёт обезьян?
А Беркли как завопит:
- Никаких обезьян не существует!!! Они тебе только кажутся!!! Сам обезьяна!!!
Хлопнул дверью и ушёл.

"Нда... И Беркли про меня, как про обезьяну... Сам-то, тоже, блин... переходная форма! общий предок!.." - подумал Чарльз. Мысль эта показалась ему интересной и осталась в подсознании. И как раз насчёт подсознания решил он сходить побеседовать с Карлом Густавом Юнгом (сперва хотел пойти к Фрейду, но оказалось, что тот командирован).

11.

Подсознание

Карл Густав Юнг любил рисовать дружеские шаржи про Дарвина. Но не публиковал их. Так как, во-первых, уважал Дарвина, а, во-вторых, не слишком умел рисовать.

Как-то сидит Юнг в своём Цюрихе. Рисует дружеский шарж про Дарвина. Не успел и половину нарисовать, как кто-то стучит в дверь. Открывает - а это сам Чарльз Дарвин (он пришёл про подсознание поговорить)!

- Здравствуйте!
- Добрый вечер!
- Да вы проходите!
- Спасибо, пожалуйста!
- Очень рад!
- Взаимно!
- Да вы садитесь!

Усадил Карл Густав Дарвина в своём кабинете. А сам побежал на кухню - чай заваривать.

А Дарвину на глаза попался недорисованный шарж Юнга. А тут, как раз, и Юнг из кухни прибегает. Дарвин, показывая на этот, простите, рисунок, спрашивает:

- Что же это, Карл Густав, - и в слове "Густав" делает ударение на "а".
- Это переходная форма, - глазом не моргнув, соврал Юнг.
- Ааа... - протянул Дарвин, - а я было подумал, что это твоё подсознание...

Так каждый из них всё для себя окончательно понял, хотя говорили они ещё долго, но о другом...

12.

Вечер с Вагнером

Устроил однажды Юнг у себя дома вечеринку. Почти всех друзей позвал (кроме Дарвина), и все (кроме Дарвина) пришли. Музыка грохочет! (Это сам хозяин с Вагнером в четыре руки на рояле играют). Дым табачный глаза режет.

В одном углу комнаты на диване сидят Шрёдингер и Ницше. А Шрёдингер притащил на вечеринку стальную камеру, где находились склянка с синильной кислотой и счётчик Гейгера (внутри которого находилось крохотное количество радиоактивного вещества). И запихали они в эту камеру кота Беркли (кота Беркли к Юнгу Шрёдингер сам и заманил). А кот Беркли, не будь дурак, сам склянку разбил, синильной кислотой надышался вдоволь. Сидит кот Беркли - смеётся. И Шрёдингер тоже похохатывает. А Ницше - ну прямо гогочет!

В другом углу комнаты - Камю с Сартром. Обсуждают новое произведение Иммануила Канта. Но, поскольку понять всё равно ничего не могут, то только над фамилией Канта потешаются, анекдоты придумывают. Им тоже весело!

В третьем углу комнаты - Бор с Эйнштейном. И поначалу пошёл у них своеобычный разговор ("вероятно - невероятно" и т.д.). Но потом Бор как гаркнет:
- Стоп!!! - а сам так хитро улыбается...
- Ну? - Эйнштейн даже немного опешил.
- А вот, Алик, представь себе две щели, - говорит Бор, а сам даже как бы и подмигивает.
Растерялся Эйнштейн, молчит, что думать - не знает.
А Бор продолжает:
- Представил? А! По глазам вижу, что представил! А вот теперь, друг, смотри: пуляем мы туда частицу! Чуешь? А... вот нет, не чуешь! Частица-то наша одна, а пролетает сразу через две щели! Как тебе?

Эйнштейн был смущён. Не готов он был к такому повороту разговора. Промямлил: "всё относительно", и пошёл на кухню заваривать себе чай. Но именно с той поры научные взгляды Бора и Эйнштейна окончательно разошлись. Хотя дружба их осталась всё так же крепка!

Тут бы и рассказу конец, но в четвёртом углу сидел одинокий Беркли и очень переживал за своего кота. Хотел, чтобы его кот, хоть тушкой, хоть чучелом, но существовал.

И да:
PPS: После этой истории Ницше стал относиться к Рихарду Вагнеру неоднозначно, скорее даже отрицательно. А раньше любил...

13.

Археоптерикс

Однажды Чарльз Дарвин поехал в Зольнхофен, Бавария. И нашёл там Археоптерикса!

Поймал он его на манок. Запихал в клетку. Смотрит, любуется! Очень ему Археоптерикс приглянулся. А тот сидит в клетке, кудахчет. А Дарвин: "Ой ты мой маленький, ой ты мой хороший!". Даже прослезился. Назвал птичку Аликом. Покормил отрубями.

А потом поехал Дарвин в Мюнхен. И как приехал - сразу к Эйнштейну.

Стучится Дарвин в дверь к Эйнштейну. Клетку перед собой выпячивает.

Альберт открыл и как-то сразу опешил:
- Нда... проходите... - говорит.

Заходит Дарвин с клеткой, стоит на пороге, а сам так и сияет.
- Чарльз, это что?.. кто?.. - спрашивает Эйнштейн, показывая на существо в клетке.
А Дарвин весь светится, слова вымолвит не может, только мычит: "ммм-ммм", и пальцем в клетку всё тычет.
- Как звать-то? - небрежно спрашивает Эйнштейн, и тоже показывает пальцем на эту диковину.
- А... а... а... Алик! - пробормотал Дарвин...
"Зачем же так?.." - сперва подумал Эйнштейн. А потом расчувствовался:
"Я - Алик. И он - Алик," - думает, - "вот же совпадение!".
И говорит Археоптериксу, уже скорее нежно:
- Алик! Алюша!..
А Археоптерикс морду воротит...

- Ладно! - сразу засуетился Дарвин, - побегу всем остальным Алика покажу...
И убежал.

Альберту же Алюша, в результате, очень понравился. И он некоторое время умилялся внезапной дружбе его друга Чарльза с этой странной птицей.
Но мысли Эйнштейна шли дальше, и Эйнштейн становился грустнее...

"Пространственно-временной континуум нарушен!" - вдруг понял Альберт. Но сам для себя решил навсегда уберечь Чарльза от этого своего озарения.

14.

Демиург

Джордж Беркли шёл к себе домой и проходил мимо дома Фридриха Ницше. Остановился. Задумался. Захотелось ему к Ницше наведаться (по обыкновенному для Беркли поводу). Да не решается, стоит около двери.

Ницше же сидел у себя в кабинете и бесконечно перечитывал последнюю шутливую открытку от Дарвина: "Бог умер!". Очень уж она его веселила.

Наконец, стучится Беркли.

Открывает Ницше дверь. Беркли стоит на пороге - молчит. А Ницше не то чтобы спрашивает, а, скорее, про себя вслух рассуждает:
- Бог умер... Бог умер... Джордж, вот послушай, что я себе думаю: Бог умер!..
Как завопит Беркли:
- Да может быть Бог создал нас всех всего лишь пять минут назад! И тебя, с твоими гнусными мыслями, памятью твоей неверной; и Дарвина, с его Археоптериксом; и Шрёдингера, с его неведомым полураспадом! И может даже моего кота!!! Про Камю и Сартра я даже и говорить не буду!..
Хлопнул дверью и ушёл.

Ницше же отличался от всех прочих друзей Джорджа Беркли тем, что вот такие демарши он выносить не мог. Из принципа. Поэтому Ницше поскорее открыл дверь обратно, и кричит вслед удаляющемуся Беркли:
- Демиург хренов! Я такой несуразицы ещё пять штук придумаю! Даже больше! Иди ты к Фрейду! Или хотя бы к Юнгу!
Тоже хлопнул дверью (изнутри уже). И хлопнул гораздо громче, чем Беркли. Специально!

Долго ещё Ницше был заведён: "Бред! Бред!" - кричал он про себя. Но, когда успокоился, понял, что бравада Беркли, хоть и, конечно, бред, но имеет стремящуюся к нулю, но, всё же, ненулевую вероятность. И решил он зайти к Бору. Переговорить на этот счёт.

15.

Весы

Сидит Фридрих Ницше в гостях у Нильса Бора. Фридрих хотел поиздеваться над последней идеей Джорджа Беркли, про его идиотский, - с точки зрения Фридриха, - субъективный идеализм. А получилось вот так:

- Вот мне Беркли нынче крикнул... Знаешь что? - спрашивает Ницше.
- Что, Фридрих? - уточняет Бор.
- Смотри: вот сколько мы здесь уже сидим?
- Минут двадцать... - отвечает Бор.
- Ага, - уже заводится Ницше, - А представь, что мы появились лишь пять минут назад!
- Что за бред!.. - Бор начал терять интерес к разговору с Фридрихом.
- Это не я, это Джордж, - как бы оправдывается Ницше.
- Ну?
- Смотри: вся наша память, все чувства, любовь, ископаемые Дарвина, страсть, звёзды, гравитационная постоянная - всё, всё! возникло лишь пять минут назад! То есть, возникло всё так, как есть сейчас! Пять минут назад! Вероятно? - Ницше уже собой почти не владеет. Он в азарте. Уверен - загнал Нильса в угол.
А Нильс ему так спокойно отвечает:
- Вероятно.
- Как? - опешил Ницше, - как? бред же... бред...

- А вот так, - поучительно начинает Бор, - Идёшь ты из точки А (например, ст.м. "Лиговский Проспект") в точку Б (например, ул. Печатника Григорьева д. 13.). Чуешь?..
- Чую... - тянет Ницше.
- Так вот. Вероятно, что ты можешь пройти... кстати, когда у тебя, Фридрих, день рождения?
- 15 октября, - Ницше даже смутился, совсем потерялся (очень маловероятная для Ницше ситуация).
- Фридрих, я в том смысле, что ты можешь попасть из точки А в точку Б через твоё дурацкое созвездие Весов с ненулевой вероятностью. Как бы по прямой. Сразу! Враз! За то же время и с той же скоростью... Так что - всё вероятно!

Скоро ушёл Ницше от Бора. Даже чая не попил. Злой, не высказавшийся, подавленный... Небывалый! А поэтому страшно даже подумать, что ждёт нас дальше в плане Ницше. Но... продолжение следует!

16.

Диалектика

Георг Вильгельм Фридрих Гегель сидел у себя в кабинете, в немецком городе Йена.

Стучат в дверь Гегелю. Настойчиво стучат. Гегель открывает. А на пороге: Ницше, Эйнштейн и Беркли со своим котом и клеткой с археоптериксом Аликом (Дарвин, хоть и в ужасе, попечение Алика Беркли доверил. А сам Чарльз в то время был командирован).

- Проходите, друзья. Вы, собственно, с чем?
- Поговорить...

Все расселись. Гегель заварил чай, разлил его по кружкам. И спрашивает:
- О чём разговор?

А нетерпеливый Ницше сразу о своём:
- Бог умер! И подпись моя - Ницше! - кричит Фридрих.
- Это - тезис... - отвечает Гегель.
А Эйнштейн в ответ, всем подмигивая и передразнивая Фридриха:
- Ницше умер! И подпись - Бог!
- Это - антитезис... - спокойно комментирует Гегель.
А Беркли из своего угла:
- Оба вы уроды!
- А вот это - синтез, - отвечает Гегель поучающе, - и теперь этот синтез - новый тезис!

Все сидели и молчали. Думали. Только кот Беркли ходил круг да около клетки с археоптериксом Аликом. Очень уж ему археоптерикс приглянулся...

17.

Парадокс близнецов

У Эйнштейна было скучно. Разговор Альберта с Нильсом Бором не клеился. Собрался было Бор уже уходить. Но, порядка ради, всё же спрашивает:

- А чего там у нас с этими... Жан-Поль, по-моему... и Сартр... - зевает Нильс, - а! Не Сартр... Камю, кажется!
- Они командированы, - отвечает Альберт, тоже уже неохотно.
- А куда?.. - тянет Бор.
- В космос, известно...

Нильс Бор оживился:
- Это как? - спрашивает.
- А вот так... Слушаешь?
- Слушаю...

И начинает Альберт Эйнштейн рассказ:
- Вот жили два брата близнеца: Жан-Поль и Камю. Жан-Поль - тот всё больше по кабакам... А Камю спорт любил...
- И? - Нильс заинтересовался...
- И! Жан-Поля взяли в космонавты. И командировали в космос. На Альфу Центавру... то есть Центавра! А Альберта не взяли. А до Альфы Центавра у нас сколько?
Бор молчит...
- А! не знаешь! 4,36 световых лет! верно?
- Верно, - Бор начал обретать уверенность.
- Ага. Так вот, Жан-Поля запулили в космос на ракете со скоростью, близкой к скорости света. Сартр за пять минут и долетел! Ну и, натурально, долетевши, задание своё выполнил (ему надо было Альфу Центавра сфотографировать). А потом сразу и обратно обернулся, в пять минут!.. Чуешь?
- Пока всё понятно, - отвечает Бор.
- Понятно ему... - отвечает Альберт с сарказмом, - а вот сейчас тебе всё перепонимать придётся! Камю-то своего брата-близнеца сколько ждал, если ты пока не забыл ещё расстояние до Центавры?
- 8,72 года. Примерно. Если туда и обратно, - Бор опять теряется.
- Вот! Так выходит, что Жан-Поль смотался к Центавре за десять минут. А Камю его восемь с половиной лет ждал! Постарел же! Сильно! А Сартр молодой! Парадокс!

- Как же так, Алик? - спрашивает Бор.
- Да пока никак, - суетится Эйнштейн, - теперь по-другому: представь, что это не ракету запулили к Центавре, а Землю с Камю от ракеты... Движение же относительно! Представил?
- Сложно...
- Представил, значит... Так вот... и кто же теперь из них командирован?
- Кто же? - недоумевает Бор.
- Оба! - ответил Эйнштейн, как отрезал.
- Куда, Алик? - спрашивает Бор, уже даже робко.
- В космос!!!

С тем и ушёл Бор. "Сильно это Алик задвинул," - думал Бор, продолжая ускоряться, огибая прохожих на Большом Проспекте. И, внезапно, Бор всё понял!.. (ведь не дурак же был!).

18.

Бермудский треугольник

Джордж Беркли сидел на стуле в своём доме в городе Гамильтон (на острове Бермуда). (Беркли имел дачу в районе Бермудского треугольника и проводил там много времени). В центре комнаты стояла клетка с археоптериксом Аликом Чарльза Дарвина (Чарльз всё ещё был командирован на Галапагосские острова, а Джордж присматривал за его питомцем).

Беркли глубоко задумался: "Странным образом среди людей преобладает мнение, что дома, горы, реки, одним словом, чувственные вещи имеют существование, природное или реальное, отличное от того, как их воспринимает разум..."

Беркли размышлял. А его кот всё ходил, ходил круг да около клетки с Аликом, смотрел на него, принюхивался. А потом: скряб-скряб лапой по дверце клетки! И дверца клетки с археоптериксом открылась. Кот с интересом лезет внутрь...

А археоптерикс сидит - ни жив, ни мёртв. Боится. Кот Беркли оглянулся, убедился, что Джордж весь в размышлениях, да и съел этот анахронизм.

Очнулся Беркли от чавканья и мурлыканья. Оглянулся... Ах!!! Только перья разноцветные кругом! Схватился Джордж за голову! "Что же я Дарвину теперь скажу?" И давай кота по всей комнате гонять с яростью! Через несколько минут ярость ушла, но пришла решимость. Распахнул Беркли дверь комнаты нараспашку и говорит своему коту твёрдо:

- Ступай! Не кот ты мне больше! Иди к Шрёдингеру!

И прогнал кота. Кот и пошёл не оглядываясь. А Беркли сидит - переживает. И скоро он начал грустить по выгнанному коту: "Это познающее деятельное существо было то, что я называл умом, духом, душою или мной самим," - думал Беркли, - "а теперь нет ни непосредственной очевидности, ни доказательного знания о существовании других..."

Плакал Беркли, но слезам своим не верил.

19.

Сверхлюди

Чарльз Дарвин, возвращаясь из командировки с Галапагосских островов, спешил к дому Джорджа Беркли. Подмышкой он держал клетку с вьюрками. Археоптерикса своего, доверенного Беркли, поскорее хотел забрать, а потом и домой - спать. Дверь в доме Беркли была раскрыта нараспашку. Зашёл Дарвин несмело. А там Фридрих Ницше с Георгом Гегелем комнаты опечатывают...

- Джорджа можно? - робко спрашивает Дарвин.
- Как сказать... - хитро отзывается Гегель.
- А Алик... Археоптерикс мой... Где? Где он? - Дрожит голос у Дарвина.
- Пропал в Бермудском треугольнике, - издевательски отвечает Гегель, - пропал вместе с Беркли.
- А? а?..
- А Камю с Сартром в космосе пропали! - говорит Гегель, хотя Чарльз про Жан-Поля с Камю даже не спрашивал.
Грустно стало Дарвину, вышел он на улицу. Вьюрка своего из клетки достал, да и в небо запустил (у него были ещё запасные). Запустил как будто тоже в космос.

И пошёл Дарвин понурившись прочь.

- Зря ты так с ним, - говорит Ницше Гегелю, - Дарвин - хороший! Сверхчеловек! А ты ему про его археоптерикса тёмно и непонятно... Сказал бы прямо...
- Я разумею хитрый прием - говорить тёмно, то есть непонятно, - отвечает Гегель, - вся суть заключается собственно в таком преподнесении галиматьи, чтобы читатель думал, будто - его вина, если он её не понимает.

Ницше же опечатал последнюю дверь в квартире Джорджа Беркли и подумал: "и Гегель, конечно, сверхчеловек..." И решил для себя эту идею ещё хорошенько обдумать...

20.

Человеколюбие

Жан-Жак Руссо был очень человеколюбив. Как Вольтер. Даже лучше! Сидел он в своём кабинете, и тут - стук в дверь! Жан-Жак открывает, а на пороге Фридрих Ницше стоит. Провёл его Жан-Жак в комнаты. Чая налил изрядно.

Ницше же, чая насосавшись, говорит:
- Я вот о чём сейчас всё больше думаю: Гегель - сверхчеловек, но не совсем...
- Гегель - Человек! - отвечает Руссо, - с большой буквы!
- И Беркли был сверхчеловеком, но не совсем...
- Беркли - был Человеком, любил я его! - отвечает Руссо.

Жан-Жак Руссо беседовал с Ницше долго. И, оказалось, что Руссо любит и Эйнштейна, и Юнга, и Бора, и Дарвина, и Шрёдингера, и даже самого Ницше! И кота Беркли (кот Беркли уже переехал к Шрёдингеру и стал котом Шрёдингера, но упорно не хотел рассказывать о событиях, случившихся на Бермудских островах, да и говорить не умел - физиологически).

Ницше же никого не любил. Очень он хотел, чтобы все его друзья были сверхлюдьми. Вот тогда бы!.. Но своих друзей сверхлюдьми Фридрих не считал. Врождённая честность не позволяла. Особенно врождённая честность Ницше сомневалась на счёт Марии Склодовской-Кюри. Но, в конце концов, он решил, что это его особое сомнение требует известной проверки... И решил к Марии наведаться...
- Я никого не люблю! - говорит Ницше Руссо, скорее уже даже из вредности.

А Руссо смотрел на Ницше и умилялся: "Если первый проблеск рассудка нас ослепляет и искажает предметы перед нашими взорами, то потом, при свете разума, они нам представляются такими, какими нам с самого начала их показывала природа".

21.

Кошки, птицы и коровы

Фридрих Ницше уверенно шёл к дому Марии Склодовской-Кюри. Но через десять минут понял, что идёт не к Кюри, а к дому Ивана Петровича Павлова, академика. "Вот же... вот же... Павлов... собака!" - ругался про себя Ницше. Но была тогда у Ницше, - впрочем как и обыкновенно, - воля к власти! Поэтому он, собравшись, всё же трусцой добежал до своей изначальной цели. К дому Кюри!

Стучится Ницше. Долго, настойчиво. Другой бы уж и ушёл, но Фридрих был не из таких. И вот, Кюри, наконец, открывает дверь... А сама чумазая! Всё лицо в саже!
- Ох... - охает Ницше.
- Что? - спрашивает Кюри.
- Я про любовь хотел... и так и этак... обсудить...
- Что?? - возмутилась Кюри и захлопнула дверь перед носом Ницше.
А Ницше шепчет в дверную щель, как ему кажется, заманчиво:
- Маша... Машенька...
Сжалилась Мария, дверь обратно открыла, спрашивает:
- Ну чего тебе, ферромагнитный материал?
- Ты, Машенька, чего сейчас делаешь? - вкрадчиво спрашивает Ницше.
- Радий!
- Ради чего?
Опять хлопнула Кюри дверью перед носом Ницше. И теперь уже окончательно.

"Женщины – это кошки и птицы, в лучшем случае коровы. Мужчина должен воспитываться как воин, а женщина для его вдохновения, причем мужчина должен идти к женщине с плеткой" - так думал понурый Ницше, возвращаясь от Марии Склодовской-Кюри к себе домой.

22.

Собаки Павлова

Эрвин Шрёдингер у себя дома в Цюрихе внимательно наблюдал, как Рихард Вагнер выводит на рояле свой очередной симфонизм. И постепенно музыка Вагнера сплелась для него в трёхмерное цветовое пространство, базисными векторами которого являлись три основных цвета (красный, зелёный и синий). "Цветовой конус..." - думал про себя Эрвин, - "Эх! Молодец, Рихард!"

- Молодец, Рихард! - подбодрил Шрёдингер приятеля, когда музыка оборвалась. Музыка оборвалась из-за стука и скрежета в дверь Эрвина. "Кто же нарушил наше умиротворение?" - думал Шрёдингер, отпирая.

А на пороге: Иван Петрович Павлов, академик. И собаки. Целых две с половиной!

Эрвин, как двух с половиной собак увидел, сморщил лицо. А Иван Петрович, видя его реакцию, говорит ему мирно, по-отцовски:
- Я, конечно, очень, эншульдиген зи михь, но можно ли нам пройти?

Шрёдингер внутренне был против такого поворота событий, но поскольку чувствовал глубокое уважение к Павлову (Павлов - нобелевский лауреат 1904 года, а Шрёдингер только 1933-его), вынужден был вежливо пригласить коллегу в гости.

Но тут как раз Вагнер опять заиграл на рояле, чем вызвал пробуждение кота Шрёдингера, который сразу побежал в прихожую и поссорился с собаками Павлова до полного взаимного неприятия.

Так и ушёл Иван Петрович от Шрёдингера. Под Бетховенский каданс (это только так говорится, - Бетховенский, - а тогда Вагнер жахнул!) и шипение кота. О чём хотел говорить с Эрвином - осталось неизвестно. Павлов пошёл сразу к Дарвину. На День Рождения. А по дороге ещё и пол собаки пренеприятнейшим образом отвалилось.

23.

Бритва Оккама

- Жаль всё-таки Беркли, - говорил Чарльз Дарвин, сидя у себя в зале в большой компании друзей. У Чарльза был День Рождения. Ящик пива стоял в центре стола уже наполовину опустошённый.
- Жаль, конечно, - соглашается Карл Густав Юнг.
- А мне не жаль! - заявляет Фридрих Ницше.
- Почему? - удивляется Дарвин, - помните, как он смешно говорил, что мы все созданы только пять минут назад?
- Помним-помним, - говорит Альберт Эйнштейн, - только такого каждый из нас напридумает мастерски сколько угодно! А смысл?
- Напридумает... - слегка издевательски говорит Юнг, - ну напридумай!

Альберт размышлял всего несколько секунд, а потом говорит:
- Планетарную модель атома все помнят? И это... Бора, если что, не спрашиваю!.. А остальные смотрите: представим, что это не планетарная модель атома, а, действительно, солнце с планетами-электронами... А на планетах-электронах живут маленькие электроники! Только мы их пока не можем обнаружить...
- Ха! - Кричит Бор, - я уже волнуюсь!
- Так вот, - не обращая внимания на Бора продолжает Эйнштейн, - мы можем произвести термоядерную реакцию и уничтожить миры этих электроников! И, точно так же, эти миры создать! - говорит Эйнштейн, - а вот если мы этих электроников зафиксируем, начнём изучать, и, в конце концов, подружимся с ними, так вообще, вместо деизма, у нас целый теизм! Я говорю о том, что может быть мы такие же электроники...

Сидит Эйнштейн довольный собой. Нильс Бор плюётся в негодовании. А Юнг завидует Альберту:
- Да я тоже, - говорит, - сейчас! За пять секунд!
- Ну давай! - вся компания уже увлеклась этой неожиданной игрой.

Юнг начинает:
- А вот знаете, может, этот мир нам только снится!
- Да ну! Хватит! Уже было! - кричат слушатели.
- Послушаем Карла Густава, - вмешивается Дарвин на правах хозяина, делая в слове "Густав" ударение на "а".
- Спасибо, Чарльз, - продолжает Юнг, - вот представь, например, ты, Альберт! Спишь ты и видишь сон про всю нашу компанию. А потом просыпаешься и понимаешь, что сон - всего лишь сон, а компания - вот она. Так вот, может, наше бытие - череда таких снов... До бесконечности! И каждая смерть - это новое пробуждение в новую жизнь... А потом и пробуждение от пробуждения... И пробуждение от пробуждения от пробуждения... - Запнулся Юнг, запутался. Чувствует, не то он говорит. Сам вроде всё понимает, но передать не может.

Юнг ненадолго замолчал, чтобы собраться с мыслями, и тут как раз обнаружилось, что ящик пива уже закончился. Дарвин немедленно послал ещё за парой таких же ящиков, а сам обращается к Уильяму Оккаму, который на протяжении всего праздника молчал и, как будто, даже соскучился:

- А ты, Уильям, что скажешь?
- Не стоит множить сущности без необходимости! - сказал Оккам, как отрезал. А сам всё поглядывал на два ящика пива, которые как раз заносили в зал.

Дата добавления: 2014-11-25