Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Часть вторая 11 страница




Джейд упиралась в меня одной рукой, чтобы удерживать равновесие, а другую руку положила себе на живот. Я заметил это словно в тумане и подумал, может быть, у нее болит живот, менструальный спазм, например. Однако ее рука скользнула ниже, увлекаемая вытянутым указательным пальцем, и устремилась прямо к клитору. Она гладила себя быстрыми круговыми движениями, поднимаясь и опускаясь на мне. Все это выглядело до ужаса профессионально. Я запросто мог представить подобное на схеме в книжке, в докладе на симпозиуме. Наверное, это звучит смешно, но в тот момент таковым не казалось. Ее движения вверх‑вниз были размеренными, но незаконченными: она каким‑то образом вычислила, до какой степени следует подниматься и опускаться, чтобы ее движения лучше всего согласовывались с круговыми движениями пальца.

Она оказалась настолько умелой, что даже не забывала обо мне. На какой‑то миг она заглядывала мне в глаза, а потом зажмуривалась, точно в забытьи. Она низко наклонялась, чтобы коснуться губами моего лица – губами настолько сухими, словно она блуждала по сексуальной пустыне и мое лицо было всего лишь миражом. Но она все же целовала меня, и когда я впился в ее отстранявшийся рот своим, она задержалась, вдохнув воздух из моих легких и выдохнув в меня жгучую смесь нашего общего благоухания: дешевое красное вино, долгая ночь, жар наших нервных систем.

Купол наслаждения, под которым сжались в комок мои чувства, больше не был непроницаемым, он как будто поднимался: больше он не окутывал меня подобно одеялу, а скорее окружал, как палатка. Я ощущал приближение оргазма, но внезапно тот метнулся куда‑то в сторону, словно рыбка, которая прячется в коралловом рифе.

Когда оргазм настиг Джейд – а это случилось неожиданно, как дорожная авария, – она задрожала и пронзительно всхлипнула, будто от боли. После чего застыла совершенно неподвижно, словно испуганное животное, выхваченное из темноты ярким лучом фар. Рот у нее был открыт, казалось, сейчас потечет слюна, однако она сжала губы и вздернула подбородок, задышав так тяжело, что живот раздулся точь‑в‑точь как у беременной.

Разумеется, когда любишь кого‑то, тебе никогда не надоедает сопереживать его радости, в особенности сексуальное наслаждение. Я обнаружил, что из всех многочисленных извращений лично я способен более всего к вуайеризму – до тех пор, пока объектом моих наблюдений будет Джейд. Мне никогда не надоедало наблюдать, как у нее проявляется сексуальное удовольствие. Когда мы только учились заниматься любовью, она старалась вести себя тихо, насколько это было возможно. Даже тяжкое дыхание могло ускорить мой оргазм, не говоря уже о стонах. Позже, когда мы жили вместе и занимались любовью по три, четыре, пять раз за ночь, ибо наша страсть росла вместе с умением, Джейд иногда выказывала нетерпение, дожидаясь моего финального всплеска, который наступал труднее, чем у нее, из‑за естественных различий между мужчиной и женщиной, и чтобы благополучно довести нас обоих до конца и уснуть, она издавала стоны наслаждения, прижимаясь губами к самому моему уху, или же называла меня по имени. На самом деле ничего большего и не требовалось.

Точно так было и в эту ночь. Как только ее тело начало подрагивать и трепетать, отвечая на оргазм, я понял, что меня удивительным образом подхватило и понесло, словно ты вдруг услышал хоровое пение или любимая поцеловала тебя, неожиданно подкравшись сзади на цыпочках. Джейд испустила свой пронзительный вопль, и я ощутил, как семя вдруг рванулось с места, промчалось реками‑близнецами, совершило болезненный поворот, однако не замедлило хода. Я схватился за Джейд, интуитивно испугавшись, что она может покинуть меня, выгнулся и потянулся к ней, кончая. Ощущая, что волна наслаждения проходит сквозь меня почти незамеченной, я старался полностью сосредоточиться на ней. Уловка восприятия, попытка обнаружить серебристую дугу, оставленную падающей звездой, полет которой по небу ты заметил лишь краем глаза. Когда Джейд почувствовала размытое тепло моего оргазма, она немного приподнялась и сжалась, чтобы нарочито медленно скользнуть обратно вниз. То семя, которое еще не поддалось на призыв ласкающих пальцев Джейд, покинуло свое вместительное хранилище – едва ли не в омерзительном количестве. Мошонка, ноги и руки сделались ледяными, а рот – за миг до того наполненный слюной желания – стал сухим, как вафля. Мои мышцы опадали, легкие съеживались, словно лопнувшие воздушные шарики, но я продолжал извергать семя.

Джейд посмотрела на меня. Улыбнулась. Ее глаза были остекленевшими, невидящими, как у человека, надышавшегося дымом. В горящей комнате. Она хотела сказать что‑то, но передумала. Она наклонялась вперед, пока я не вышел из нее, а потом упала на кровать рядом со мной. Она дышала глубоко, легко, и я, наверное, дышал так же, однако молчание, застывшее между нами, было нехорошим, опасным. Оно лежало, свернувшись, как спящая кошка, грациозная, однако способная выпустить когти, если ее неловко погладят. Я чувствовал, Джейд размышляет, что сказать, и по очереди отбрасывает темы. Ее ноги коснулись моих, но затем отодвинулись. Она вздохнула, расслабленно, слегка удовлетворенно.

Я начал погружаться в неподвижную черноту сна, как человек, который идет вперед, преодолевая препятствия, и падает в канаву. Но я выдернул себя из дремоты, впившись ногтями в ладонь.

Джейд протянула руку и выключила упавшую лампу.

В итоге молчание нарушила она.

– У меня кости как будто свинцовые.

Некоторое время я ничего не отвечал. До того я был занят, стараясь взбодриться, и только теперь понял, насколько взбешен. И тогда я прошептал:

– Знаешь, сегодня я первый раз занимался любовью с того последнего раза с тобой.

– Поразительно, – произнесла она довольно поспешно.

– Почему? Потому что это так бессмысленно? Потому что ты с тех пор занималась любовью тысячу раз?

– Потому что ты такой хороший. – Она потянулась всем телом и потерла глаза тыльной стороной ладони.

Наглядное требование сна. Позволяет мне свыкнуться с мыслью, сосредоточивает на ней все внимание. Так мои родители обычно отправляли меня в постель, когда я был маленьким. Артур глядел на часы. В восемь они оба принимались усиленно зевать…

– Хороший? – спросил я.

– Да. – Она, кажется, пожалела, что сказала об этом.

– Забавно. А вот у меня такое впечатление, что лично я к этому не причастен. Где ты вообще научилась таким штукам?

– Каким штукам? – Вот теперь ее голос прозвучал по‑настоящему резко.

– То, что ты делала рукой. Ты занималась любовью сама с собой, правда?

– О господи, Дэвид! – воскликнула Джейд тоном старшей сестры.

– А разве не так? – Я выразил голосом отвращение.

Осознание бродило по периметру моего разума, описывая круги, словно луч с маяка, останавливаясь тот тут, то там, в тех местах, где густая тьма угрожала поглотить свет, истребить его. Неожиданно я сам оказался бредущим в потоке несвязанных друг с другом образов, которые окружают сердцевину сна подобно кольцам Сатурна. У меня сохранилась лишь самая слабая связь с самим собой, и до меня дошло, что Джейд сейчас в еще более скверной форме. Хватит пустяка, чтобы мы начали орать друг на друга.

– Ты не занималась любовью со мной. Господи, да ты просто ублажала себя пальцами.

– Слушай, Дэвид, заткнись. Ты ничего в этом не понимаешь. – Она открыла глаза, мгновение смотрела в потолок, потом снова закрыла их.

Я ощущал, как она размышляет: «Зачем я вообще сюда пришла?» Только я не знал, действительно ли она так чувствует или же просто хочет произнести эти слова ради эффекта. Ей требовалось оттолкнуть меня, это было очевидно. Но я скорее предпочел бы, чтобы мы вцепились друг другу в горло, чем расстались сейчас, погрузившись в одиночество сна, с застрявшим в душе рукотворным удовольствием. Этим фальшивым бриллиантом, при виде которого становится дурно.

– Джейд…

– Оставь меня в покое. Я хочу спать. – (Я замолчал и обнял ее.) – Из‑за тебя я чувствую себя настоящей дурой, – произнесла она обвиняющим тоном. – Я могу доказать как угодно, хоть прямо, хоть от противного, что было чертовски глупо приходить сюда и еще глупее – заниматься с тобой любовью, однако никто не в силах доказать это лучше, чем ты сейчас. Ты по‑настоящему это доказываешь, Дэвид. Насколько я глупа. Ты это делаешь по‑настоящему. – Она приподнялась на локтях, глядя на меня.

– Но мы же не так любим друг друга, – возразил я. – Не руками же. Это не наш способ.

Она вздохнула так, словно поняла в конце концов, что пытается здраво рассуждать с сумасшедшим. Она откинулась на подушку, а затем проговорила:

– Господи, – и села. – У меня же кровь идет, – сказала она, обращаясь к темноте. – Я почти забыла. – Она похлопала по матрасу между ногами. – Боже. Я все испачкала.

Она свесила ноги с кровати, наклонилась и включила свет. Упавшая лампа отразилась в угрюмом окне, в трех дюймах черного стекла между поспешно задернутыми занавесками. Джейд сорвала простыню, чтобы оценить масштаб катастрофы. Кровавый овал, блестящий и липкий, скорее коричневый, чем красный, оттенка помятого яблока.

– Вот здорово, – покачала она головой.

Вся простыня была в каплях крови, но больше всего ее было в том самом овале в центре.

Я случайно поглядел на себя. Член блестел и был красным от крови. Немного крови запеклось на животе и больше всего – на бедрах.

Джейд помотала головой.

– Восхитительно, – произнес я и коснулся пятна крови на ногах. Немного размазалось, и я поднес пальцы ближе к глазам.

– Лучше снять это с кровати, – заметила Джейд.

Ноги ее были плотно сжаты, и она начала медленно скрещивать руки на груди: вид крови заставил ее устыдиться.

– Нет. Не стоит. – Я хотел сказать, что эта кровь нравится мне гораздо больше оргазма, который она добыла себе руками, хотя предполагалось, что она занимается любовью со мной.

– Но я не собираюсь спать в этой луже, – заявила она.

– А я собираюсь, – отозвался я, скользя по простыне.

Я потянулся к ней, обхватил за талию. Волосы, обрамлявшие вход во влагалище, потемнели от крови. Я притянул ее к себе и поцеловал. Я свисал с кровати в перекрученной, неудобной позе. Эрегированный член упирался в живот. Джейд положила руки мне на голову. Я подумал, что сейчас она оттолкнет меня, но она обхватила меня обеими руками, запустила пальцы мне в волосы, а затем незаметно, однако совершенно безошибочно чуть придвинула бедра к моему рту, раскрываясь для меня.

Я затащил ее на кровать. Мне хотелось сразу же войти в нее, но я был испуган и чувствовал, что она тоже боится. Дело тут было не в запретах, не в застенчивости или сомнении. Сопротивление наших тел уже было сломлено. Непривычность наготы преодолена. Даже мимолетное смущение Джейд из‑за менструации прошло, когда я проглотил первую капельку крови. Страх, который мы испытывали, был тем страхом, какой испытываешь, когда твои жизненные возможности начинают полностью совпадать с размахом твоих желаний. То был ужас, какой, наверное, испытывали первые авиаторы, ощущая, как их самолеты медленно отрывают нос от земли; слепое предвкушение охотника за сокровищами, который наконец‑то протягивает дрожащие руки к наполовину засыпанному сундуку с золотом. Я легонько провел пальцами по ее рукам, и она задрожала. То была вовсе не дрожь удовольствия. Она отстранилась, выгнулась, похоже почти не желая того. Она ничего не сказала, ее дыхания даже не было слышно. Но я был уверен, что вот теперь приближаюсь к ней, к той части ее существа, которая не теряла надежды на мое возвращение.

Я поцеловал ее. Я ощущал, как туман в нас обоих испаряется, понимал, откуда возвращаются ее чувства: из огромной дали, вроде тех десятимильных аллей рядом с фермами. Таких длинных‑предлинных, протянувшихся через сердце Иллинойса, вдоль плодородных полей, под ясным, почти безвоздушным небом, где зрение в итоге отключается, потому что там попросту не на что смотреть. Жилка билась у нее на лбу, вены на руках напряглись и стали похожи на крошечные, тоненькие косточки. Наши рты были широко раскрыты, как будто мы хотели проглотить друг друга. Людоедство и поцелуи, подумал я, стараясь на миг абстрагироваться от всего хотя бы теоретически: примерно так пытаешься проникнуться проходящим очарованием вида крови, если случайно порежешься, предпочитая сосредоточиться на яркой ране, а не на волнах боли. Только это была не боль, вовсе ничего похожего. Я искал убежища от нежных чувств, нежных и куда более огромных. Если бы была только боль, я смог бы представить себе ее скорбное завершение, однако то, что я переживал с Джейд, казалось началом чего‑то с неведомыми пределами, с неведомыми частями тела и духа. Прочь из темницы восприятия! Снесем баррикады! Нет, правда: снесем баррикады! Путешествие в неизведанное пространство. Не на Луну, не на Венеру или Сатурн, но дальше, к самому далекому краю Вселенной, вверх и вокруг рога времени.

– Дэвид, – произнесла она, когда я погрузил в нее палец, будто сейчас, в это самое мгновение, я коснулся ее впервые.

Руки ее обхватывали меня за шею, и она сжимала меня с неожиданной силой утопающего. Она придвинулась лицом к моему лицу, но не для поцелуя – наши рты застыли в нескольких ненадежных дюймах друг от друга, – а чтобы просто прикоснуться. Она упиралась скулой мне в лоб, и я подумал, что, если она надавит еще сильнее, у нее сломается кость.

Во рту у меня стоял привкус крови. И Джейд, и моей: я прокусил изнутри губу.

Она держала меня за пенис, пытаясь втиснуть в себя. Когда я коснулся ее рядом с влагалищем, она негромко вскрикнула. Я отстранился.

Мы повернулись лицом друг к другу. Наши тела трепетали. Птицы, угодившие в холодную трубу. Я покачивался взад‑вперед. Член терся о ее живот, но теперь мы оба были такие мокрые, что все казалось прелюдией к действу. Наши запахи исходили от матраса, хлопающего, как мокрая простыня. Пружины кровати скрипели, дрожали, стонали. Наши тела хлюпали от влаги, словно мы шагали по мокрой утренней траве.

Стоя на коленях, опустившись между ее ногами и придерживая за бедра, я лизал ее скорее как пес, чем любовник. Я проводил темно‑красным языком вдоль бедер, по складкам ягодиц, по волоскам на лобке, по животу, засовывал язык во влагалище. Она сгибала и разгибала ноги, будто старалась удержаться на поверхности воды. Я почувствовал, как что‑то упало на язык. Комок запекшейся крови размером с камешек. Я вынул его, а потом растер руками по груди.

Джейд издавала пронзительные стоны. Какие‑то далекие. Голос был заперт в коробочке в глубине горла. И становился все выше и ближе. Лобковые волосы слиплись от влаги так, что кожа вокруг влагалища обнажилась, ничем не защищенная, и растянулась, точно для преждевременных родов. Я целовал вагину, словно рот. Бедра Джейд теперь окаменели и дрожали, отсчитывая мгновения, как часы. Она подалась ко мне. Ее ноги уже не лежали на матрасе, а устремлялись к потолку. Я подполз к ней на коленях, не отрывая рта от ее тела. Я стоял теперь прямо в лужице крови. Джейд часто дышала, всхлипывая после каждого вдоха. Руки впивались в матрас, и хотя член не пронзал ничего, кроме воздуха между нами, я ощущал неимоверное давление. Я услышал, как простыня треснула под ногтями Джейд.

– Дэвид, – проговорила она лихорадочно, вскользь.

Она хотела, чтобы я не останавливался, ничего не менял. Ее влагалище раскрылось еще шире, казалось, в нем жила подводная река. Я помнил, что не надо слишком сильно прижиматься ртом к самым чувствительным местам, однако немного усилил давление, совсем чуть‑чуть. Я почувствовал, как что‑то заструилось по подбородку: я не знал, что это, ее кровь, или моя слюна, или и то и другое. Стараясь отдышаться, я еще шире раскрыл рот. В этот же миг она придвинулась ко мне, и мои зубы случайно оказались в ее истекающих влагой недрах. Пот катился мне в глаза, и я подумал, что это слезы. Джейд сомкнула ноги, бедрами зажав мне уши. Я услышал стон, сначала пугающе далекий, но постепенно нарастающий, и понял, что она вот‑вот кончит. Я не отрывал от нее рта, но и не делал никаких движений. Она задвигалась все быстрее, когда я замер, но я положил руки ей на бедра, чтобы остановить, а затем отодвинулся.

Ее тело затихло, зато дыхание походило на взрывы. Оно заполняло комнату подобно волне паники. Она взбрыкивала ногами, я смотрел на кровавые разводы у нее на бедрах, теперь уже видные в первом, сером, свете зари. Я положил руку на влагалище и надавил. Она опустила ладонь поверх моей, сомкнула ноги и задвигалась вверх и вниз.

– Дэвид, уже близко.

– Иди ко мне, – сказал я.

Я лежал теперь рядом с ней, обхватив за плечи. Она подтянула колени, перевернулась, прижалась ко мне.

– Войди в меня, – попросила она.

– Нет. Я хочу обнимать тебя.

А про себя подумал: «Я могу никогда уже не быть с тобой». Мысль удручающая, однако она пролетела мимо, словно обломок, подхваченный ураганом. Мысли, образы – все уносилось от меня прочь, как будто содержимое моего разума зарядили в пушку и выстрелили. Доктор Экрест, заявляющий, что не собирается читать мою историю болезни, присланную из Роквилла, бросающий ее в корзину для бумаг прямо у меня на глазах. Печальная и встревоженная улыбка Артура, наблюдающего, как я беседую с Барбарой Шервуд у ее постели в больнице «Джексон‑Парк». Большой, тяжелый, податливый, словно тесто, мяч для софтбола катится по лужайке Роквилла, укатывается все дальше и дальше от меня, останавливается у ограды Внешнего Мира, перед которой стоят две маленькие блондиночки из местных и, держась за решетку, смотрят на меня, однако отшатываются, будто я могу схватить их за шлевки от пояса…

– Дэвид, – произнесла Джейд, касаясь моего лица. Она развернула меня к себе и прижалась ртом к моему.

Я обнял ее со всей силой, на какую был способен, а она терлась влагалищем о мое колено.

– Столько чувств, – сказала она. – Это пугает.

– Знаю, – ответил я. – Я и сам ужасно боюсь.

– Только с тобой. – Она провела рукой по моему лицу. Я поймал губами ее палец и пососал. Он был соленым. – Только с тобой, Дэвид. Это так странно.

Я перевернулся и лег на нее сверху. Ноги ее разошлись в стороны, руки впились в мою мокрую спину, прижимая теснее.

– Не жди. Войди в меня. Я хочу ощутить тебя в себе.

– Я не хочу, чтобы это закончилось, – сказал я.

– Войди.

Я с легкостью скользнул внутрь. Только когда вошел целиком, я ощутил напряженную плоть. Она как будто сужалась там, в глубине.

Я кончил сразу. Джейд была такой мокрой, я даже ничего не сделал для своего оргазма – не особенно им интересовался, все происходило где‑то в стороне и член остался твердым, поэтому Джейд едва ли осознала, что это случилось. Я на миг остановился передохнуть, и она вопросительно посмотрела на меня. А потом я занялся с ней любовью. Я был неуклюж, удивлялся, насколько ограниченны возможности наших тел. Только наши нервы, наше воображение и наши желания были бесконечными. Однако законы гравитации еще никто не отменял. И не раз я ошибался относительно того, насколько мы близки, и наши тела ударялись друг о друга с пустым, влажным хлюпаньем.

Я чувствовал, что все происходящее уже до какой‑то степени не в нашей власти. Джейд раскинула руки в стороны, ноги ее были широко разведены, и она металась из стороны в сторону и взад и вперед, пока мы скользили по постели. Все уже было не в нашей власти. Я держался за нее, время от времени она вскидывала руки и хваталась за меня. Затем мы съехали к самому краю, и нам грозило и вовсе падение с кровати. Какой же, должно быть, шум мы производили. Я бы не удивился, узнав, что на стойку администратора не раз звонили с жалобами. И если какой‑нибудь одинокий постоялец стоял, прижимаясь ухом к стене и опустив руку вниз живота, я бы простил его. Занимаясь любовью, мы медленно разворачивались на кровати. Часы с одной стрелкой. Пружины кровати были самым главным источником непотребных звуков, и в какой‑то момент изголовье начало биться о стену. Джейд завела свой пронзительный стон, напев печальной, невыносимо эротичной флейты. Я чувствовал, как внутри меня назревает еще один оргазм, поместившийся не столько в гениталиях, сколько в животе и ногах. Я замедлил темп, и на этот раз Джейд не стала возражать. Она мотала головой, повторяя мое имя, а я повторял ее.

Внезапно я совершенно отодвинулся от нее. Она ахнула от изумления, интуитивно опустила руку и надавила на влагалище. Я поцеловал ее руку, рука немного сдвинулась, и я поцеловал ее волосы на лобке, живот. Я сидел на ней верхом, смотрел сверху, понимая, что взгляд у меня остекленевший и наполовину безумный, как и у нее. Она тяжело дышала и дрожала, ее тело продолжало двигаться, будто мы до сих пор были единым целым.

– Я люблю тебя, – произнес я. – Нет, это гораздо, гораздо больше, только я не знаю, как сказать словами. Ничего не изменилось. Я помню все, даже то, что изменилось. Я люблю тебя, Джейд. Я люблю тебя.

– Войди в меня, – попросила она. Она приподнялась, обнимая меня за шею, и поцеловала. Потом прижала к себе головку члена. – Я хочу чувствовать нас.

И когда я опустился на нее и проник так глубоко, как только мог, вместо ее голоса зазвучал тот пронзительный стон. Я смотрел на ее лицо, на эти странные гримасы, которые при иных обстоятельствах были бы ужасны. Ее губы разомкнулись, растянулись, рот раскрылся в беззвучном вое. Глаза закрылись, затем внезапно открылись, глядя на меня с истинной беспомощностью, смешанной с жаждой и изумлением. Ее ладонь уперлась мне в грудь. На миг показалось, будто она пытается оттолкнуть меня. Но это прошло. Она поднималась ко мне, левитировала, держась за меня сильными, надежными руками. Я чувствовал, что она вот‑вот достигнет оргазма, и почти остановился, потому что не хотел, чтобы все кончилось. В конце концов, именно так мы научились заниматься любовью: грех адамитов, психоделия отсроченного оргазма. Каждый раз, когда я останавливался, финальный оргазм набирал силу. Каждая интерлюдия заставляла нас стремиться друг к другу. Но когда я замедлил движения, она ускорила их, и ее хватка отличалась суровостью с привкусом ярости. Я подумал, что если не доведу дело до конца, то она действительно заедет мне кулаком по челюсти. А потому я подсунул руки ей под ягодицы, чтобы наши тела в любом случае не теряли контакта, чтобы я мог оставаться как можно глубже в ней. Стон перешел в какой‑то лишенный тональности крик, похожий на громкий зевок. Она была вся липкая от пота и крови. Я чувствовал, как кровь скапливается у меня между пальцами. Я был мокрый насквозь. Ранка на прикушенной губе снова открылась, и кровь смешивалась со слюной, рождая темно‑розовый поток. Глаза Джейд были теперь широко раскрыты, и она смотрела прямо на меня: уголки рта опущены в гримасе скорби, взгляд едва ли не обвиняющий. Она вся дрожала, дрожь проходила волнами по влагалищу, поднималась по животу до груди. Наконец‑то я понял, что половину всех звуков произвожу сам. Я стонал, словно сумасшедший великан, на низкой, придушенной, приводящей в смятение ноте. Мы начали соскальзывать с кровати, мы были покрыты потом и все в крови. Мы дергались как ненормальные, и внезапно я ощутил внутренние стенки влагалища с ужасающей ясностью, будто член сделался толще раз в пятьдесят. Мы кончили, сначала Джейд, потом я. Мы обнимались, и наши голоса сливались в дикий, невыносимо одинокий крик.

Остаток ночи выпал из моей памяти. Помню легкое, почти смущенное молчание, но оно длилось всего мгновения. Джейд сказала, ей кажется, что ее кровь фосфоресцирует. В какой‑то момент я расплакался, но довольно быстро овладел собой. Мы о чем‑то говорили, только я не помню о чем. Просто говорили. Я начал проваливаться в сон, но потом Джейд что‑то сказала. Не помню, что именно, однако звук ее голоса заставил меня лечь на нее, и мы снова занимались любовью, довольно долго. «Нет, стой, стой», – произнесла Джейд, перевернула меня и легла сверху. Она обеими руками обхватила меня за щеки, впилась мой рот долгим поцелуем, а затем любила меня очень медленно, пока мы оба не кончили. Снова были разговоры. Окна сделались ярко‑серыми. Мы почти провалились в сон, словно скатившись в горную расселину. Она лежала на животе, свесив с кровати одну ногу и выставив мягкий, гладкий зад. Я вошел в нее сзади, но только когда коснулся груди, понял, что она давно спит.

 

Через несколько часов горничная отперла дверь и открыла ее настолько, насколько позволила цепочка. От пронзительного металлического звяканья мы оба проснулись и сели на постели. Дверь была приоткрыта на три‑четыре дюйма. Мы увидели крапчатый зеленый рукав униформы горничной.

– Мы еще спим! – крикнул я.

Джейд снова скользнула в кровать. Комнату уже наполнял тусклый белый свет, и я огляделся. Мы оба были покрыты засохшей кровью. Простыни заскорузли от нее. Если бы мы не накинули цепочку, несчастная горничная вошла бы и, наверное, упала в обморок. Неподвижные, мы наверняка выглядели как жертвы чудовищного убийства. Кровь была у нас на ногах, на бедрах и на руках. Кровь была у нас в волосах и в уголках губ. Сами губы запеклись от нее.

 

Глава 15

 

Обсуждать тут было нечего. На следующий день я отправился с Джейд к зданию автовокзала и вместе с ней сел в автобус до Стоутона. Дорожная сумка Джейд раздулась, словно больная черная рыбина: вместо того чтобы оставить окровавленные простыни, мы украли их. На самом деле мы сделали это из деликатности, решив, что пусть лучше гостиница понесет небольшой убыток, чем горничная увидит заскорузлые коричнево‑красные тряпки. И хотя намерения у нас были самые благие, момент, когда мы заталкивали простыни в сумку Джейд, оказался весьма двусмысленным. «Воровать из второсортной гостиницы», – покачала она головой, будто этот проступок отражал нашу сущность, нашу готовность совершать преступления, большие и малые, и нашу судьбу вечно оставаться за бортом нормальной жизни.

Были, разумеется, и другие сомнительные моменты. На оплату гостиничного счета ушли все мои деньги, и у меня не хватало наличных на билет до Стоутона. Я хотел получить деньги, сдав обратный билет до Чикаго, который стоил около сорока пяти долларов, но Джейд настояла, что заплатит за автобус сама. Мне показалось, это не из щедрости. Ее грела мысль, что у меня имеется обратный билет, и ее потребность в этом билете тревожила меня. Было и другое. Мы то ясно видели перед собой цель, то теряли ее: нам непрерывно все напоминало, насколько до сих пор неполно наше воссоединение. Автобус был набит до отказа, что меня ошеломило. Я смотрел в концы прохода, качая головой:

– Повезло, что удалось сесть рядом. Я и не подозревал, что столько народу едет в Стоутон. Просто невероятно.

Джейд поглядела хмуро, отняв у меня руку:

– Этот автобус делает много остановок, Дэвид. Например, в Олбани. Господи. Это так в твоем стиле, считать, раз ты едешь в Стоутон, то и все остальные едут туда же.

Я улыбнулся, потому что на самом деле мне нравилось, как Джейд размышляет об особенностях моего характера, как невод ее разума неожиданно погружается в меня, одаривая чем‑то, живущим и плодящимся в недрах ее души. Размышлять друг о друге было частью наших романтических отношений, и я улыбнулся, слушая Джейд, улыбнулся и продолжал улыбаться, а потом ощутил, как улыбка увяла, поскольку до меня наконец‑то дошло, что она высказала свою мысль не из заинтересованности во мне, а из раздражения. И еще из недоверия.

Был самый обычный солнечный день. В автобус просачивались выхлопные газы, может, сквозь заплату на проржавевшем полу, и слабая вонь бензина заполняла салон. Джейд держала меня за руку и глядела в окно, а я откинулся на спинку сиденья и смотрел на ее отражение в тонированном стекле. Потом она опустила голову мне на плечо и задремала, а я время от времени целовал ее волосы, как можно осторожнее, стараясь не разбудить. Я не был до конца уверен, что она спит. Она дышала глубоко, и лицо было расслаблено, однако сжимала мою руку с прежней силой.

 

Теперь я оказался вне закона, шанса вернуться в Чикаго незамеченным, прокрасться обратно в старую жизнь не осталось. Условно‑досрочное разлетелось вдребезги, и собрать его воедино уже не получится. Деспотизм условного освобождения проявляется в иллюзии доверия, а я подорвал это доверие со страстностью и экспансивностью моего истинного «я». Приговор суда – если меня схватят и притащат туда – за нарушенные условия освобождения будет суровее, чем за сожженный дотла дом и пять жизней, оказавшихся под угрозой гибели. Если тем поступком я заработал себе три года постоянного пребывания в клинике и неопределенный период под надзором суда, то за побег я точно получу гораздо, гораздо больше. Правда состояла в том, что избранный мной путь был четко вычерчен тонкой красной линией, означавшей явную опасность, однако правда, лежавшая глубже, заключалась в том, что мне было плевать.

Последние четыре года моей жизни остались где‑то за спиной, и было еще слишком рано для воспоминаний и сожалений. Я совершал побег из одной жизни в другую, и хотя не знал наверняка, во что это выльется в итоге, я все равно всем сердцем отдавался бегству: легкомысленно, самонадеянно и с абсолютной уверенностью. В оставленной позади жизни я тосковал только по Энн, но даже это сожаление было освещено надеждой. Я подумал, что не потребуется какого‑то особого вмешательства судьбы, чтобы в один прекрасный день Энн стала частью того мира, который нам с Джейд суждено создать.

 

И вот я ехал на север, в Стоутон, штат Вермонт, чтобы жить вместе с Джейд, чтобы подружиться с ее друзьями, подчинить свои порывы ее жизненному ритму, постараться – потому что таково было ее желание – найти для себя место в их коммуне, причину, помимо моей любви к Джейд, чтобы остаться.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2014-11-25; Просмотров: 395; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.065 сек.