ЦРУ при Эйзенхауэре, 1953 – 1961 4 страница

Донесение Дулиттла фактически содержало в себе предупреждение о том, что тайная служба Виснера «заполнена людьми, имеющими небольшую либо нулевую подготовку по своей конкретной работе». В его шести отдельных штаб‑квартирах и более чем сорока подразделениях «существует никому не нужный балласт фактически на всех уровнях». Дулиттл рекомендовал провести «полную перестройку» империи Виснера, которая и так пострадала от собственного «грибовидного расширения» и «огромного бремени обязательств, выходящих за рамки возможностей их выполнить». В донесении подчеркивается, что «качество тайных операций гораздо важнее, чем количество. Небольшое количество компетентных людей может оказать куда большую пользу, чем огромная масса некомпетентных».

Даллес хорошо знал, что тайная служба вышла из‑под контроля. Сотрудники ЦРУ управляли операциями за спинами своих руководителей. Через два дня после того, как Дулиттл представил свой отчет, директор Центральной разведки поделился с Виснером своей озабоченностью о том, что «деликатные операции выполняются на нижних уровнях, не будучи представленными вниманию соответствующего заместителя директора Центральной разведки или директора Центральной разведки».

Но с докладом Дулиттла Даллес обошелся так, как он имел обыкновение обращаться с дурными вестями, то есть спрятал в долгий ящик. Он не позволил ознакомиться с ним ни высокопоставленным офицерам ЦРУ, ни даже самому Виснеру.

Хотя полный текст донесения оставался засекреченным до 2001 года, его предисловие было обнародовано на четверть столетия раньше. Оно содержит одно из самых мрачных описаний холодной войны: «Теперь ясно, что мы стоим перед лицом заклятого врага, общепризнанная цель которого – мировое господство любыми средствами и любой ценой. В такой игре не существует никаких правил. Приемлемые до сих пор нормы человеческого поведения не применяются. Если Соединенные Штаты хотят выжить, то давно существующие американские понятия «честной игры» должны быть кардинально пересмотрены. Мы должны организовать эффективную службу шпионажа и контрразведки и научиться ниспровергать, саботировать и разрушать нашего противника более умными, более сложными и более эффективными методами, чем те, которые используются против нас. Может возникнуть необходимость в том, чтобы американский народ ознакомился, понял и поддержал эту в значительной мере противоречивую философию».

В донесении говорилось, что нация нуждается «в агрессивной тайной психологической, политической и военизированной организации, более эффективной, более уникальной и, при необходимости, более безжалостной, чем та, которая используется противником». А все потому, что ЦРУ так и не решило «проблему проникновения на территорию противника с помощью агентуры». «При пересечении вражеской границы воздушным путем или любым другим подобным способом очень трудно избежать обнаружения противником». Вывод такой: «Информация, которую мы получили подобными методами, крайне незначительна, а затраты на подготовку и человеческие потери – несопоставимы».

При этом высший приоритет имел шпионаж с целью сбора ценных сведений о Советах. И подчеркивалось, что за эти знания Америка готова заплатить любую цену.

«Мы не поднимали нужные вопросы»

Даллес не оставлял настойчивых попыток внедрить американского шпиона по ту сторону железного занавеса.

В 1953 году первый агент ЦРУ, которого он направил в Москву, был вскоре соблазнен русской горничной (оказалось, что она – полковник КГБ), сфотографирован на месте преступления, подвергнут шантажу и в конце концов уволен из ЦРУ за свою неосмотрительность. В 1954 году еще один сотрудник был застигнут врасплох на месте совершения шпионских действий, арестован и выдворен из СССР вскоре после своего прибытия. Вскоре после этого Даллес вызвал одного из своих специальных помощников, Джона Маури, который ездил в Россию перед Второй мировой войной и большую часть войны провел в американском посольстве в Москве, работая в Управлении военно‑морской разведки. Он попросил Маури присоединиться к тайной службе и пройти обучение для осуществления миссии в Москве.

Ни один из агентов Виснера никогда не был в России, и Даллес заметил:

– Они ничего не знают о противнике.

– Но я ни черта не смыслю в тайных операциях, – ответил было Маури.

– Думаю, они тоже, – успокоил его Даллес.

Такие люди едва ли могли предоставить президенту разведданные, в которых он нуждался больше всего: стратегическое предупреждение о ядерном нападении. Когда Совет национальной безопасности собрался, чтобы обсудить, как поступить и что делать в случае такого нападения, президент повернулся к Даллесу и говорит: «Давайте только не устраивать второй Перл‑Харбор». Такую задачу президент поручил второй секретной комиссии по разведке, которую он создал в 1954 году.

Джеймсу Р. Киллиану, ректору Массачусетского технологического института, Эйзенхауэр поручил возглавить группу, которая займется поиском способов предотвращения советского «грома среди ясного неба». Он потребовал применить технические методы, которые настоятельно рекомендовал в своем отчете Дулиттл: «развитые средства связи и электронное наблюдение», чтобы обеспечить «раннее обнаружение средств нападения противника».

ЦРУ удвоило собственные усилия в этом направлении. И преуспело в этом, но по‑своему.

На чердаке штаб‑квартиры Берлинской резидентуры никому не нужный бейсболист, ставший адвокатом, а потом еще и шпионом, по имени Уолтер O’Брайен, фотографировал документы, украденные из почтового отделения в Восточном Берлине. Они содержали описания подземных маршрутов новых телекоммуникационных кабелей, используемых советскими и восточногерманскими чиновниками. Этот шпионский ход положил начало проекту «Берлинский тоннель».

Тоннель в то время расценивался как самый крупный триумф ЦРУ. Идея пришла от коллег из британской разведки. В 1951 году британцы сообщили в ЦРУ, что им удалось подключиться к телекоммуникационным кабелям Советов через сеть тоннелей в оккупированных зонах Вены вскоре после окончания Второй мировой войны. Они предложили то же самое сделать и в Берлине. Благодаря украденным схемам это стало реальностью.

Секретная история ЦРУ Берлинского тоннеля, написанная в августе 1967 года и рассекреченная в феврале 2007 года, выявила три вопроса, которые стояли перед Уильямом K. Харви, экс‑агентом ФБР и большим любителем выпить, который принял на себя обязанности руководителя Берлинской резидентуры в 1952 году: можно ли было прорыть тоннель длиной 1476 футов (около 450 метров) в советскую зону Восточного Берлина и поразить цель 2 дюйма в диаметре и расположенную на 27 дюймов под главным шоссе – и при этом не угодить в лапы к Советам? Как можно незаметно избавиться от отходов – а это около 3 тысяч тонн песчаной почвы? И какая легенда подошла бы, чтобы замаскировать строительство установки для раскопок в убогом районе, забитом лачугами беженцев на самом краю американской зоны?

Аллен Даллес и его британский коллега, сэр Джон Синклер, договорились в декабре 1953 года о проведении ряда конференций по операции «Тоннель», которая должна была получить кодовое название «СОВМЕСТНО». Переговоры привели к выработке плана действия летом следующего года. Посреди щебня и грязи должно вырасти здание размерами с целый городской квартал, крыша которого ощетинилась бы многочисленными антеннами, а Советам дадут понять, что это станция по перехвату разведывательных сигналов из атмосферы – хитрая уловка для отвода глаз. Американцы начнут рыть тоннель в восточном направлении, чтобы оказаться ниже заветных кабелей. Британцы же, полагаясь на свой опыт в Вене, вели бы вертикальную шахту от конца тоннеля к кабелям, а затем установили бы там устройства прослушивания. Лондонская контора, в которой к тому времени насчитывалось 317 офицеров, занималась бы обработкой разговоров, записанных ЦРУ. В Вашингтоне агентство выделило бы 350 сотрудников для работ по расшифровке перехваченных в тоннеле телетайпных сообщений. Подразделения инженерных войск при техническом содействии британцев произвели «раскопки». Самая большая проблема, как всегда, заключалась в переводе перехваченных сообщений. «У нас никогда не хватало людей, нормально владеющих иностранными языками», – отмечено в истории ЦРУ. Возможности агентства в области немецкого и, тем более, русского языка были явно недостаточными.

Тоннель был завершен в конце февраля 1955 года, и месяц спустя британцы начали устанавливать подслушивающую аппаратуру. Поток информации открылся в мае. Это были десятки тысяч часов бесед и телетайпов, включая бесценные сведения о советских ядерных силах и обычных вооружениях в Германии и Польше, в том числе информация от советского Министерства обороны в Москве и схемы операций советской контрразведки в Берлине. Американцы получили более реальное представление о политической неразберихе и нерешительности в советском и восточногерманском бюрократических аппаратах, а заодно имена и прикрытия нескольких сотен советских разведчиков. Через тоннель были получены новости, оцененные в 6,7 миллионов долларов, даже если потребовались бы недели и месяцы на их перевод. Как только он был обнаружен – а в ЦРУ ожидали, что однажды это все‑таки произойдет, – то мнение о США со стороны их противника резко изменилось. Если раньше американцев почти повсеместно считали новичками‑неумехами в шпионских махинациях, то теперь оказалось, что они способны‑таки на удачный маневр против Советского Союза, который долгое время был признанным мастером в таких делах. Об этом довольно язвительно отмечено в архивах ЦРУ.

В агентстве не ожидали, что операция будет раскрыта так скоро. Прошло менее года, когда тоннель был обнаружен. А все дело в том, что Кремль знал об этом с того момента, когда в землю вонзилась первая американская лопата! План был раскрыт советским «кротом», прочно окопавшимся в британской разведке. Джордж Блейк позволил себя завербовать в бытность военнопленным в Северной Корее и посвятил Советы в эту тайну еще в конце 1953 года. Советы ценили Блейка настолько высоко, что Москва позволила тоннельной операции продлиться целых одиннадцать месяцев, прежде чем яростно заклеймить ее публично. Несколько лет спустя, даже после осознания того, что противоположная сторона знала о тоннеле с самого начала, ЦРУ все еще наивно полагало, что откопало «золотой рудник». Но и по сей день стоит вопрос: поставляла ли Москва преднамеренно дезинформацию в тоннель? Есть свидетельства о том, что ЦРУ получило два неоценимых и безупречных сигнала из подслушивающей аппаратуры. В агентстве узнали основную схему советской и восточногерманской систем безопасности, и оно никогда не получало и полунамека на то, что Москва намеревается развязать войну.

«Те из нас, кто хоть немного знал о России, рассматривали ее как отсталую страну третьего мира, которая хотела развиваться по западному образцу», – говорил Том Полгар, ветеран Берлинской резидентуры. Но в высших кругах в Вашингтоне это представление было отвергнуто. Белый дом и Пентагон предполагали, что намерения Кремля такие же, как и у них самих: сокрушить своего противника в первый же день третьей мировой войны. И свою задачу они видели в том, чтобы определить местонахождение советского военного потенциала и уничтожить его первыми. У них не было никакой уверенности в том, что это могут сделать американские шпионы.

Но зато это было по силам американской технике.

Сообщение Киллиана явилось началом триумфа технологии и заката старомодного шпионажа в ЦРУ. «От классических тайных операций в России мы получаем совсем немного существенной информации, – говорилось в донесении Эйзенхауэру. – Но мы могли бы использовать достижения науки и техники, чтобы улучшить результаты нашей разведки». Это убедило Эйзенхауэра в необходимости разработки самолетов‑шпионов и космических спутников, предназначенных для полетов над территорией Советского Союза и фотосъемки его военных арсеналов.

Соответствующие технологии оказались Америке вполне по силам. И так продолжалось в течение двух лет. Даллес и Виснер были слишком заняты оперативными вопросами, чтобы обратить внимание на докладную записку, которая в июле 1952 года поступила от их коллеги Лофтуса Бекера, в то время заместителя директора по разведке, – предложением разработать «спутниковые средства ведения разведки» – по сути, телевизионную камеру, запущенную на ракете, чтобы следить за СССР с высоты космической орбиты. Главная трудность заключалась в разработке камеры. Эдвин Лэнд, лауреат Нобелевской премии, который изобрел фотоаппарат «Поляроид», был уверен, что сможет сделать это.

В ноябре 1954 года, когда Берлинский тоннель набрал полный ход, Лэнд, Киллиан и Даллес встретились с президентом и получили его добро на создание самолета‑шпиона U‑2, механизированного планера с камерой на брюхе, который был призван перенести американские «глаза» по ту сторону железного занавеса. Эйзенхауэр дал отмашку, но не удержался и от мрачного предсказания. «Когда‑нибудь, – сказал он, – одна из этих машин будет перехвачена, и тогда грянет буря».

Даллес поручил работу по созданию самолета Дику Бисселлу, который ничего не смыслил в летательных аппаратах, но смог создать секретную правительственную бюрократию, которая оградила U‑2 программу от ненужных расследований и помогла ускорить фактическое создание самолета. «Наше агентство, – гордо заявил он группе стажеров ЦРУ несколько лет спустя, – последнее убежище организационной уединенности, доступной для американского правительства».

Бисселл широкой поступью шагал по коридорам ЦРУ. Это был неуклюжий человек с большими амбициями. Он рассчитывал, что когда‑нибудь станет очередным директором Центральной разведки. Именно так ему сказал Даллес. Он все более пренебрежительно относился к шпионской деятельности и презирал Ричарда Хелмса и его разведчиков. Эти два человека стали бюрократическими соперниками, а впоследствии – заклятыми врагами. Именно они олицетворяли собой противоборство между шпионами и техническими устройствами, которое началось пятьдесят лет назад и продолжа ется по сей день. Бисселл рассматривал U‑2 как грозное оружие и агрессивный ответ советской угрозе. Если Москва «не смогла сделать ни черта, чтобы помешать вам» нарушить советское воздушное пространство и шпионить за советскими войсками, то один этот самолет способен сбить с Советов немало спеси. Для управления программой Бисселл сформировал маленькую секретную ячейку из офицеров ЦРУ; он поручил Джеймсу К. Реберу, помощнику директора по координации разведки, решить, что именно этот самолет должен сфотографировать на территории Советского Союза. Ребер надолго стал председателем комиссии, которая выбирала советские цели для самолетов U‑2 и спутников‑шпионов. Но Пентагон всегда предъявлял свои требования: сколько бомбардировщиков было у Советов? Сколько ядерных ракет? Сколько танков?

Впоследствии Ребер говорил, что менталитет холодной войны не допускал даже саму мысль фотографировать что‑нибудь другое.

«Мы не задавали нужные вопросы», – сказал Ребер. Если бы в ЦРУ выработали более широкое представление о жизни в Советском Союзе, то давно стало ясно, что Советы вкладывали не так много денег в те ресурсы, которые делают нацию сильной. На самом деле они были слабым противником. Если бы руководители ЦРУ были в состоянии проводить эффективные разведывательные операции в Советском Союзе, то они, возможно, увидели бы, что русские не способны даже произвести многие предметы первой необходимости. Мысль о том, что заключительные сражения холодной войны могут носить чисто экономический, а не военный характер, так и не пришла им в голову.

«Есть вещи, о которых он не говорит президенту»

Усилия президента, предпринятые в отношении исследования возможностей ЦРУ, привели к технологическому скачку, который в целом революционизировал процесс сбора информации. Но до корня проблемы добраться так и не удалось. Через семь лет после создания ЦРУ за этим ведомством не было никакого присмотра или контроля свыше. Его тайны раскрывались лишь по мере необходимости, и Аллен Даллес сам решал, кто должен их знать, а кто нет.

После ухода из правительства Уолтера Беделла Смита в октябре 1954 года не осталось никого, кто всерьез занимался бы изучением деятельности ЦРУ. Беделл Смит пытался обуздать Аллена Даллеса. Но когда он ушел, то не осталось никого, кроме разве что самого Эйзенхауэра, кто мог бы контролировать проведение секретных операций.

В 1955 году президент изменил правила, создав Специальную группу из трех представителей Белого дома, государства и министерства обороны, наделенных полномочиями совершать проверки и расследования тайных операций ЦРУ. Но у них не было никаких возможностей заранее утвердить проведение той или иной операции. Если бы Даллес захотел, то он мог бы сделать мимолетное упоминание о своих планах на неофициальных обедах со Специальной группой в составе нового заместителя Государственного секретаря, заместителя министра обороны и помощника президента по национальной безопасности. Но чаще он все‑таки предпочитал этого не делать. В пятитомном разделе истории ЦРУ, посвященном карьере Даллеса на посту директора Центральной разведки, отмечается, что, по его мнению, у них не было никакой потребности знать все подробности секретных операций. Они были не в состоянии судить его лично или агентство в целом. Он чувствовал, что «не требовалось никакого политического одобрения» для его решений.

Директор, его заместители и руководители иностранных резидентур имели полную свободу проводить их собственную политику, планировать операции и втайне, для себя, судить об их результатах. Даллес информировал Белый дом о том, что считал целесообразным. «Есть вещи, о которых он не говорит президенту, – поделилась как‑то его сестра в беседе с коллегой из Государственного департамента. – Даже лучше, если тот о них не узнает».

Глава 12

«Мы управляли этим по‑другому»

Существовало оружие, в применении которого ЦРУ изрядно набило руку. Речь, естественно, идет о деньгах. Покупка услуг иностранных политических деятелей шла на ура. Первым местом, где оно таким методом выбрало выгодного для себя будущего лидера мировой державы, была Япония.

Два самых влиятельных агента, которые когда‑либо работали на Соединенные Штаты, помогли ЦРУ решить задачу контроля над японским правительством. Это были соседи по тюремной камере, обвиненные в военных преступлениях. По окончании Второй мировой войны в условиях американской оккупации они получили трехлетний срок и содержались в одной из тюрем Токио. На свободу они вышли в конце 1948 года – за день до того, как многие из их товарищей по заключению отправились на виселицу.

С помощью ЦРУ премьер‑министром Японии и руководителем ее правящей партии стал Нобосуке Киши. Помогая американской разведке, Йошио Кодама обеспечил себе свободу и положение в качестве национального гангстера номер один. Вместе они формировали политику послевоенной Японии. В войне против фашизма они олицетворяли все, что Америка ненавидела. В войне против коммунизма они были тем, в чем Америка нуждалась.

В 1930‑х годах Кодама возглавлял правоцентристскую молодежную группу, которая совершила попытку покушения на премьер‑министра страны. Сам он был приговорен к тюремному сроку, но правительство Японии использовало его в качестве поставщика шпионов и стратегических металлов для грядущих сражений. После пяти лет управления одним из самых крупных черных рынков в оккупированном Китае Кодама имел чин контр‑адмирала и личное состояние на сумму около 175 миллионов долларов. После выхода из тюрьмы Кодама начал вкладывать часть своего состояния в карьеры наиболее консервативных политических деятелей Японии, став ключевой фигурой в операции ЦРУ, которая в итоге помогла Кодаме вознестись к вершинам власти. Во время корейской войны он активно сотрудничал с американскими бизнесменами, ветеранами УСС и экс‑дипломатами, осуществляя смелую операцию при финансовой поддержке ЦРУ.

Американские военные испытывали острую нужду в вольфраме – редком стратегическом металле, применяемом в ракетостроении. Бандитская сеть Кодамы провозила в Соединенные Штаты контрабандным путем тонны этого метала из японских военных тайников. Пентагон заплатил за это 10 миллионов долларов. ЦРУ выделило 2,8 миллиона долларов для финансирования операции. Сеть контрабандной поставки вольфрама потребляла более 2 миллионов долларов. Однако у резидентуры ЦРУ в Токио после совместной операции с Кодамой остался дурной привкус. «Он профессиональный лгун, гангстер, шарлатан и вор, – сообщили оттуда 10 сентября 1953 года. – Кодама совершенно не способен к разведывательным операциям, и его не интересует ничего, кроме прибыли». Отношениям сторон был нанесен серьезный ущерб, и ЦРУ стало уделять больше внимания «подкармливанию» напористых японских политиков – включая Киши, который на первых выборах после окончания американской оккупации выиграл ряд мест в японском парламенте.

«Теперь мы все – демократы»

Киши стал лидером растущего консервативного движения в Японии. В течение года после его выборов в парламент, с помощью денег Кодамы и собственных политических навыков он взял под контроль самую крупную фракцию среди выборных представителей. Оказавшись у власти, он сформировал правящую партию, которая вела за собой страну в течение почти пятидесяти лет.

Он подписал объявление войны Соединенным Штатам в 1941 году и возглавлял военное министерство во время Второй мировой войны. Даже во время тюремного заключения после окончания войны у Киши были надежные союзники в Соединенных Штатах, среди них – Джозеф Крю, американский посол в Токио на момент нападения на Перл‑Харбор. Крю находился под арестом в Токио в 1942 году, когда Киши в качестве члена военного правительства предложил ему сыграть партию в гольф. Они подружились. Через несколько дней после того, как Киши вышел из тюрьмы, Крю стал первым председателем Национального комитета Свободной Европы, подставной организации, созданной ЦРУ для поддержки радиостанции «Свободная Европа» и других программ политической войны.

После своего освобождения Киши отправился непосредственно в резиденцию премьер‑министра, где его брат, Эйсаку Сато, главный секретарь кабинета при оккупации, вручил вместо униформы военнопленного строгий деловой костюм.

«Странно, не так ли? – сказал Киши своему брату. – Теперь все мы – демократы».

Семь лет терпеливого выжидания и скрупулезной работы превратили Киши из военнопленного в премьер‑министра. Он брал уроки английского у руководителя бюро «Ньюсуик» в Токио и был представлен американским политикам редактором иностранного отдела Гарри Керном, близким другом Аллена Даллеса. Позднее Керн стал одним из связующих звеньев между ЦРУ и Японией. Киши не упускал случая завести знакомство с очередным работником американского посольства или политическим деятелем. Сначала он вел себя слишком осторожно. Он все еще пользовался дурной славой, и полиция не спускала с него глаз.

В мае 1954 года он организовал политическую сходку в театре кабуки в Токио. Он пригласил туда Билла Хатчинсона, ветерана УСС, который работал с ЦРУ в Японии в качестве офицера по информации и пропаганде при американском посольстве. В перерыве Киши провел Хатчинсона по украшенным фойе, представляя своим друзьям из японской элиты. Это был весьма необычный жест в то время, но зато получился хорошо отрепетированный политический спектакль – способ публичного объявления со стороны Киши, что он вернулся на международную арену.

В течение года Киши тайно встречался с представителями ЦРУ и Госдепартамента в гостиной у Хатчинсона. «Было ясно, что он хочет, по крайней мере, добиться молчаливой поддержки со стороны правительства Соединенных Штатов», – вспоминал Хатчинсон. Эти переговоры заложили основы отношений Японии с Соединенными Штатами на последующие сорок лет.

По словам Киши, его стратегия состояла в том, чтобы подорвать правящую Либеральную партию, переименовать ее, перестроить и управлять ею. Новая Либерально‑демократическая партия под его началом не будет ни либеральной, ни демократической, а будет представлять собой правоцентристский клуб феодальных лидеров, восстающих из пепла имперской Японии. Сначала, в то время как на посту премьер‑министра сменяли друг друга разные государственные деятели, он работал бы негласно, а затем вышел бы из «подполья» и взял бразды правления в свои руки. Он обязался изменить внешнюю политику Японии, чтобы целиком и полностью соответствовать американским ожиданиям. Соединенные Штаты могли бы по‑прежнему держать свои военные базы в Японии и хранить там ядерное оружие. Взамен же он просил секретной политической поддержки из Америки.

Фостер Даллес встретился с Киши в августе 1955 года, и американский госсекретарь прямо заявил, что такую поддержку можно получить, если консерваторы Японии объединятся, чтобы помочь в борьбе Соединенных Штатов против коммунизма.

Все поняли, какова будет эта американская поддержка.

Киши сказал Сэму Бергеру, старшему политическому офицеру в американском посольстве, что для него в качестве первичного контакта с Соединенными Штатами лучше всего иметь дело с более молодым и младшим по званию человеком, неизвестным в Японии. Это поручение было дано Клайду Макэвою, ветерану морской пехоты, который выжил при штурме Окинавы и вступил в ЦРУ, поработав некоторое время газетным репортером. Вскоре после того, как Макэвой прибыл в Японию, Сэм Бергер представил его Киши, и так зародились сильные отношения между ЦРУ и иностранным политическим лидером.

«Удачный маневр»

Взаимодействие между ЦРУ и Либерально‑демократической партией заключалось в передаче информации за деньги. Деньги использовались для поддержки партии и вербовки новых информаторов. Американцы установили платные отношения с подающими надежды молодыми людьми, которые, спустя поколение, стали членами парламента, министрами и высокопоставленными государственными деятелями. Вместе они продвигали ЛДП и подрывали Социалистическую партию Японии и профсоюзы. Когда дело дошло до финансирования иностранных политических деятелей, ЦРУ стало более искушенным, чем семью годами ранее в Италии. Вместо передачи чемоданов с наличными в четырехзвездочных гостиницах, ЦРУ для поставки денег союзникам использовало в качестве посредников крупных американских бизнесменов. Среди них были руководители «Локхида», авиакомпании, собирающей самолеты U‑2 и ведущей переговоры о продаже военной авиации новым японским силам самообороны, которые собирался создать Киши.

В ноябре 1955 года Киши объединил консерваторов Японии под знаменем Либерально‑демократической партии. Как лидер партии, он позволил ЦРУ вербовать и управлять его политическими последователями по принципу «место за место» в японском парламенте. Пробивая себе путь к вершине, он дал обещание работать с агентством над изменением нового договора безопасности между Соединенными Штатами и Японией. Как руководитель операции с участием Киши, сотрудник ЦРУ Клайд Макэвой мог сообщать и влиять на развивающуюся внешнюю политику послевоенной Японии.

В феврале 1957 года, – в день, когда Киши должен был получить официальное назначение на пост премьер‑министра, – решающее процедурное голосование по поводу договора безопасности было запланировано в парламенте, где ЛДП имела самый большой блок голосов. «В тот день мы провернули удачный маневр, – вспоминал Макэвой. – Соединенные Штаты и Япония уверенно двигались навстречу заключению соглашения. Коммунистическая партия Японии сочла это особенно опасным. В день голосования коммунисты запланировали восстание в парламенте. Я узнал об этом через левого члена социалистической партии, работавшего в секретариате, который был моим агентом. В тот день Киши собирался на аудиенцию к императору. Я потребовал срочной встречи. Он согласился, появившись в двери нашей конспиративной квартиры в цилиндре, полосатых штанах и коротком однобортном сюртуке. Хотя я не получил официального одобрения, я сказал ему о планах коммунистов по поводу бунта в парламенте. У членов парламента была привычка с 10:30 до 11:00 брать перерыв и отправляться перекусить в палатках вокруг парламента. Киши велел своей партии воздержаться и не устраивать никаких перерывов. И после того, как все, кроме членов ЛДП, покинули зал, они бросились в парламент и приняли нужный законопроект».

В июне 1957 года, спустя всего восемь лет после снятия тюремной одежды, Киши отправился с триумфальным визитом в Соединенные Штаты. Он поехал на стадион «Янки» и по просьбе принимающей стороны вбросил первый церемониальный шар. Он сыграл раунд в гольф с президентом Соединенных Штатов в Кантри‑клаб, открытом только для белых. Вице‑президент Никсон представил его сенату как большого и верного друга американского народа. Новому американскому послу в Японии, Дугласу Макартуру II, племяннику знаменитого генерала, Киши заявил, что новый договор по безопасности будет принят, а временный подъем левых можно остановить, если Америка поможет ему консолидировать власть. Киши хотелось иметь постоянный источник финансовой поддержки от ЦРУ, а не ряд отдельных скрытых платежей. Он убедил американского посланника, что «если Япония пойдет по пути коммунистов, то за ней может потянуться и остальная часть Азии», – вспоминал посол Макартур. Фостер Даллес согласился. Он утверждал, что Соединенные Штаты должны сделать большую ставку на Японию и что Киши – лучший выбор для Соединенных Штатов.

Дата добавления: 2014-11-25