КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Синтаксические трансформации 2 страница
Сильно, до духоты, пахло хвоем. The fragrance spread by the fir-trees was almost overpowering. Переводчик вновь уходит от субъективности русского высказывания, в котором восприятие запаха персонажем передается безличной конструкцией, в которой реальный субъект действия хвоя (хвои в чеховской интерпретации) представлен в виде дополнения в творительном падеже, в котором субъектное значение контаминируется с объектным. Хвоя предстает как субъект, источающий запах, и как объект обоняния персонажа рассказа, что и придает высказыванию некоторую субъективность, показывает ощущения персонажа. Переводчик, выстраивая фразу на английском языке, следует строгой логике: в его двухступенчатом высказывании есть субъект первого действия — ели, и есть само действие — испускать аромат. Аромат (субъект второй ступени) тоже производит действие: он одолевает / душит. Субъект восприятия (персонаж) не выведен ни в русском, ни в английском высказываниях. Однако в русском высказывании он ощущается более явственно, так как предстает в виде невыраженного субъекта (кто ощущает запах хвои?). В английском же высказывании персонаж оказывается в роли невыраженного объекта (аромат одолевал кого?). Приведенные примеры цермутации в сочетании с конверсией показывают, что для английского языка обозначение субъекта предметной ситуации оказывается обязательным элементом высказывания. Те же закономерности обнаруживаются и во французском языке. В русском высказывании субъект может лишь подразуме-маться, оставаясь косвенно выраженным. В самом деле, в предметной ситуации пахло хвоем субъектом, ощущающим запах, является S — субъект; V — глагол; Сотр. Circ — обстоятельство места. 49S рассказчик. Но в «кадре» его нет. В кадре есть только запах. Переводчик и делает этот запах субъектом высказывания, рассказчик же оказывается в положении объекта, на которого действует (душит, удушает) запах-субъект. Довольно часто переводчик вынужден прибегать к изменению «схемы мысли» именно в силу того, что субъект предметной ситуации оказывается непременным «началом», базой для развертывания картины предметной ситуации. Если в тексте оригинала, например на русском языке, субъект лишь подразумевается, то в переводах на французский и английский языки он восстанавливается, привносится в сообщение. Так, в русском языке нередки неопределенно-личные предложения, семантика которых состоит в назывании действия или процессуального состояния, отнесенного к неопределенному субъекту. Субъект, не выраженный эксплицитно, обозначает «некое лицо» и не играет в тексте сколько-нибудь существенной роли. Субъект восстанавливается благодаря общим знаниям человека о процессах, описываемых в высказывании, например: «Ипподром — единственное место, где торгуют в розлив дешевым портвейном» (С. Дов-латов. Компромисс второй). Для автора и читателя не важно, кто торгует. Торгуют те, кто обычно занимается этим делом. Грамматическая асимметрия русского и английского языков состоит в том, что в английском языке отсутствует синтаксическая форма, имеющаяся в русском, т.е. формально бессубъектные предложения. Поэтому в английском вариаттте возникает местоимение they, способное обозначать неопределенный субъект действия. «The Hippodrome is the only place where they sell port by the glass». Аналогичные преобразования происходят и в других языках, где требуется обязательная выраженность субъекта. Так, в переводе на французский язык русских неопределенно-личных предложений синтаксическая конструкция из бессубъектной преобразуется в субъектную, где роль подлежащего выполняет неопределенное местоимение on, например: «Бенгальского пробовали уложить на диван в уборной, но он стал отбиваться, сделался буен» (М. Булгаков, Мастер и Маргарита. Гл. 12). On essaya d'allonger Bengalski sur le divan, dans sa loge, mais il resista el commenca a se debattre comme unfoufurieux. Иногда субъект неопределенно-личного русского предложения — это не некое, а вполне определенное лицо, которое, однако, довольно легко выводится из контекста, например: Дукель (то есть Дукальский) ставит через приезжих латышей. Это крутой солидняк. Берут заезды целиком, причесывают наглухо. Но это в конце, при значительных ставках (там же). Из контекста явствует, что берут и причесывают Дукель и латыши. Еще одно упоминание о них в русском тексте оказывается излишним. В английском же варианте неизбежно возникает личное местоимение they, превращающее высказывание из бессубъектного в субъектное: Duke! — thai is, Dukalski — is placing his bets through some visiting Latvians. It's hundred percent solid operation. They take an entire race and split all the earnings. But that's at the end, when they play for high stakes, Поверхностная структура последнего русского предложения приведенного отрывка значительно свернута, что свойственно разговорной речи. В предложении, где отсутствует глагол, в конденсированном виде представлены два действия. Это обозначает действие, названное в предшествующих предложениях, а обстоятельство, введенное предлогом семантически эквивалентно предложению когда делают высокие ставки. Второе действие является обязательным условием первого. В английском переводе происходит «восстановление» глубинной структуры. Переводчик не только выводит на поверхность условно-временную связь с помощью союза when, но добавляет местоимение they в функции неопределенного субъекта и глагол play, выстраивая, таким образом, полное глагольное предложение. § 4. Различия в членении картины события Наибольшим разнообразием от языка к языку отличаются структуры высказываний, детально описывающих предметные ситуации: места и времени действия, характеристики действующих лиц и т.п. Рассмотрим некоторые примеры. Начнем с высказывания, извлеченного из романа Достоевского «Идиот», и сравним его с переводом на английский язык. В конце ноября (I), в оттепель (2), часов в девять утра (3), поезд Петербурге/со-Варшавской железной дороги (4) на всех парах (5) подходил (6) к Петербургу (7). At about 9 o'clock one morning (3) in late November (1), during a thaw (2), a (rain on the St. Petersburg-Warsaw railway (4) was approaching (6) St. Petersburg (7) at full speed (5). На этом примере со всей отчетливостью проявляется асимметрия представления временной характеристики предметной ситуации, временной рамки кадра, в русском тексте и в переводе на английский язык. В русском тексте можно увидеть последовательное сужение временной характеристики, ее уточнение: время года (конец нояб-
ря) > особый период, отмеченный определенным состоянием погоды (оттепель), > время дня. В английском переводе, напротив, в начале указывается время дня — At about 9 o'clock one morning, затем происходит расширение обозначения до обозначения времени года < in late November, а после этого идет уточнение (сужение) через обозначение периода, отмеченного особым состоянием погоды > during a thaw. Субъект предметной ситуации — поезд — называется сразу же после того, как обозначилась временная рамка кадра. Далее по нисходящей (регрессивно) обозначаются признаки субъекта. Интересно, что русский глагол, обозначающий действие субъекта, т.е. его главный признак, оказывается окруженным непосредственно двумя обстоятельствами, описывающими его признаки: (5) на всех парах (как) — (6) подходил — (куда) к Петербургу (7). В английском переводе, видимо, по причинам грамматической обусловленности расположение элементов меняется. Оба обстоятельства оказываются за глаголом, причем ближе к глаголу стоит обстоятельство места: approaching (6) — (куда) St. Petersburg (7) — (как) at full speed (5). Рассмотрим фразу, которой начинается одна из первых глав «Мастера и Маргариты» Булгакова в переводе на разные языки: В белом п/шще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вошел прокуратор Иудеи Поитий Пилат. Чешская версия: Ctrndcteho dne jarniho mesice nlsdnu krdcel casne zrdna hrmotnym vojenskym krokem po kryte kolondde mezi dvema kridly palace Heroda Velikeho sprdvce Judeje Pildt Pontsky v bilem pldsti s purpupovou podslvkou. Французская версия: Drape dans un manteau blanc a doublure sanglante et avancant de la demarche trainante propre aux cavaliers, un ho т me apparul sous le peristyle qui separait les deux ailes du palais d'Herode le Grand. C'etait Ponce Pilate, procurateur de Jitdee. Le prin-temps etait la et Vaube du quatorzieme jour du mois de Nisan se levait. Английская версия: Early in the morning on the fourteenth day of the spring month of Nisan, wearing a white cloak with a blood-red lining, and shuffling with his cavalryman's gait into the two wings of the palace of Herod the Great, walked the procurator ofJudea, Pontius Pilate. Немецкая версия: Angetan mil einem blutrot gefutterten weiJ3en (Jmhang, mit schlurfendem Kavalleristengang erschien ernes friihen Morgens, am Vierzehnten des Fruhlingstnonats Nissan, im uberdachten Saulengang Zwischen den beiden Flugeln des Palastes Herodes' des Grofien der Prokurator von Judaa, Pontius Pilatus. У Булгакова сначала появляется бело-красное пятно, напоминающее по очертаниям человека, — белый плаш с кровавым подбоем. Это видение сопровождает звук — шаркающая кавалерийская походка. Затем идет локализация предметной ситуации во времени по нарастающей: время дня < число < месяц. За ней следует локализация в пространстве, также по нарастающей: крытая колоннада < между двумя крыльями < дворец Ирода Великого. После этих локализаций появившееся в начале сцены пятно получает точное определение — прокуратор Иудеи Понтий Пилат. С точки зрения структуры текста данную сцену можно представить следующим образом: Какой (опред. субъекта) — как (опред. глагола) — когда — где — глагол — субъект. Если попытаться представить это расположение элементов высказывания в абстрактных знаках, то структура оказывается еще более очевидной: Def. S - Def. V - // Circ. t. 1 - Circ. t. 2 - Circ. t. 3 - / Circ. loc. 1 - Circ. loc. 2 - Circ. loc. 3 // - V - S В этом расположении явно угадывается некая синтаксическая симметрия. Определения субъекта и глагола слева, субъект и глагол справа окружают обстоятельства времени и места, которые в свою очередь симметрично расширяются. В чешском варианте структура представляется совсем иной: Когда (день, месяц) — глагол — когда (время) — как — где — субъект — какой. В чешской версии тоже есть симметрия, но совсем иная: Circ. t. 2 — Circ. t. 3 - // V - Circ. t. 1 - Def. V // - Circ. loc. 1 - Circ. loc. 2 - Circ. loc. 3 // - S - Def. S Зачин также начинается с обстоятельств времени, также последовательно расширяющихся, затем следует глагол и его определение, затем вновь расширяющаяся группа обстоятельств, но уже обстоятельств места, и, наконец, субъект и его определение. Нарушает эту логику лишь одно обстоятельство времени, помещенное между глаголом и его определением. Сравним структуру русского высказывания с французской и английской версиями. Французский переводчик представляет сцену не в одном, а в четырех предложениях, расчленяя таким образом появление какого-то человека в определенном месте, идентификацию этого человека и определение временных параметров сцены. Первое предложение он начинает с определений субъекта, подобно русскому оригиналу. Но зрительная и звуковая неопределенность
(белый плащ с красной подкладкой и шарканье по полу) сразу принимает четкое очертание человека — ип homme. В высказывании появляется субъект, от которого идет развитие кадра, описание места происходящего, которое, так же как и в русском тексте, последовательно расширяет пространство. Но еще ничего не сказано о времени. Неясным остается и то, что за человек вошел во дворец. Идентификации субъекта посвящено второе предложение, построенное по стандартной структурной модели: указательное местоимение се, отправляющее нас к слову ип homme в предыдущем высказывании — глагол связка eta.it — имя и функция человека Ponce Pilate, procurateur de Judee. Третье сложносочиненное предложение посвящено времени действия. Оно включает в себя два простых. В первом говорится о том, что была весна, а во втором, последовательно расширяясь, уточняется время: рассвет, число, месяц. При этом рассвет показывается как процесс, т.е. оказывается растянутым во времени: букв, рассвет занимался. Структура французского высказывания, построенного в виде серии отдельных предложений, может быть представлена следующим образом: Def. S - Def. V - Sind — V - Circ. loc. 1 — Circ. loc. 2 -Circ. loc. 3 // S def. // Circ. t. // Circ. t. 1 - Circ. t. 2 - Circ. t. 3 В английской версии на первом месте оказывается последовательно расширяющаяся временная рамка: ранним утром < четырнадцатого дня < весеннего месяца нисана, затем вводятся признаки субъекта, т.е. появляется красно-белое пятно и слышится шарканье, после этого, также расширяясь, дается описание пространства и в конце идентифицируется субъект, расположенный в инверсии. Circ. t. I - Circ. t. 2 - Circ. t. 3. // Def. S - Def. V // Circ. loc. 1 - Circ. loc. 2 - Circ. loc. 3 // V - S Таким образом, структура высказывания в переводе на английский язык оказывается ближе структуре оригинального русского высказывания, чем чешская или французская версии. Структура высказывания в немецкой версии очень близко передает структуру оригинального высказывания. § 5. Стилистический аспект порядка слов Интересный пример преобразования порядка слов можно встретить в переводе фрагмента романа «Мастер и Маргарита» на сербский язык. Луна в вечернем чистом небе висела полная, видная сквозь ветви клена. На чистом вечернем небу cujao je пун месяц и проби/ао се кроз кленово гран>е. В русском тексте мы сталкиваемся с порядком слов, отражающим авторское видение реальности. Порядок слов в тексте Булгакова весьма своеобразен. В нем можно выделить несколько тема-рематических комбинаций. Начало высказывания строится по привычному для поэтики Булгакова порядку, имитирующему устное сообщение: на первом месте оказывается рема, то главное, что должен «увидеть» читатель в вечернем небе, т.е. луна. Небо создает необходимый фон для этого главного объекта, привлекающего взгляд. Небо с его характеристиками помещается в более слабую, безударную позицию: Луна' (Р) // в вечернем чистом небе (Т)... Затем следует связка, объединяющая первую тема-рематическую комбинацию со второй, — висела. Связующий глагол выполняет функцию темы вюрой тема-рематической комбинации: висела (Т) // по'лная, ви'д-ная (Р) сквозь ветви клена. Переводчик следует принципу логичности высказывания. Он перемещает на первое место тему, создающую фон, пространственную рамку: На чистом вечерпем небу (Т), затем следует связочный глагол, довольно вяло передающий сочную характеристику булгаковской луны, и собственно рема: cujao je пун месяц (Р). Глагол, следующий после союза и, выполняет роль связки со вторым тема-рематическим блоком, в котором он выполняет функцию темы: проби/ао (Т) се кроз кленово гранте (Р). Таким образом, в переводе мы видим логически правильное развертывание высказывания о референтной ситуации, описанной в тексте оригинала. Однако поэтика булгаковского текста предстает в несколько искаженном виде. Оригинальный, свойственный Булгакову синтаксис превращается в нормативную «общую» структуру в тексте перевода. Переводчик не замечает и еще одной особенности поэтики Булгакова, знаком которой является «синтаксическая ошибка» автора. Когда на компьютере набираешь эту булгаковскую фразу, умная и нормативно образованная машина отмечает ошибку. «Обычно качественное прилагательное предшествует относительному», — сообщает она и предлагает поменять их местами. Переводчик следует логике и изменяет порядок следования прилагательных, т.е. использует прием пермутации для сохранения нормативности переводного текста:
чистом небе вечерн>ем небу «Синтаксическая ошибка» автора заставляет задуматься над причиной, и поэтика булгаковской фразы становится более ясной, более отчетливо проявляется ее ритмический рисунок, заключаю- " щийся в очевидном параллелизме фрагментов фразы в сочетании со сломом этого параллелизма. Попробуем устранить из фразы «неправильно» расположенное относительное прилагательное (чистое}. После слова луна, притягивающего основное внимание читателя, фраза строится в этом случае в виде последовательности симметричных фрагментов: Луна Ц в вечернем небе висела полная видная сквозь ветви клена Очевидный параллелизм создает монотонность, и Булгаков нарушает эту монотонность, поместив качественное прилагательное чистом после относительного, что не соответствует норме, т.е. нарушает привычный, ожидаемый порядок. В переводе на сербский язык глагол висела заменяется глаголом cujao, прилагательное видная — глаголом проби/ао, а слово ветви семантическим эквивалентом гранте. Создать аналогичный авторскому ритмический параллелизм оказывается невозможным. Поэтому выбор, сделанный переводчиком в пользу нормативной и логически правильной синтаксической организации высказывания, оправдан. Рассмотренная фраза булгаковского текста и ее перевод на сербский язык позволяют обратить внимание еще на один аспект смысловой организации высказывания, выражаемой синтаксическим строем фразы, а именно антропоцентризм, присутствие человека в высказывании. В русской фразе читатель может отождествить себя с рассказчиком или с персонажем, который будет действовать в референтной ситуации. Именно он видит луну и оценивает ее свойства. Русская фраза, тяготеющая к такому антропоцентризму, более субъективна. В переводе луна предстает не через восприятие человека, а как самостоятельный предмет, т.е. более объективно. Совсем иначе выглядит эта фраза в переводе на французский язык: Ее внешняя форма совсем не соответствует русскому оригиналу. Однако французскому переводчику удается сохранить антропо-центричность оригинального высказывания. Форма a trovers -сквозь, с которой начинается французская фраза, сразу отправляет читателя в область восприятия. Читатель должен что-либо увидеть, и он видит луну, главный предмет высказывания, оказывающийся в достаточно сильной позиции. Но логика французской антропо-центричной фразы не та, что в русском тексте. Француз сначала видит ближайший к нему предмет (les branches d'un erable — ветви клена), затем то, что привлекло его внимание (lapleine lune — полная луна), и, наконец, самое отдаленное — фон (le del pur du soir— чистое вечернее небо}. Такой порядок, на первый взгляд, не соответствует представлению о французском синтаксисе, которое мы встречали у Вине и Дарбельне, сравнивавших французскую фразу с английской. Однако приводившаяся ими в качестве примера фраза // a regarde (I) dans le jardin (2) par la porte ouverte (3) построена как определенно-личная, в ней уже выведен субъект восприятия. В переводе булгаковской фразы после вынесенного на первый план ближайшего наблюдаемого предмета с наречием a travers, восстанавливающего антропоцентризм, сразу следует цель — главный предмет, а затем уже выводится фон, окружение этого предмета. Таким образом, подтверждается справедливость интересного наблюдения канадских исследователей об асимметрии французской и английской логик синтаксической организации высказывания. Итак, синтаксический аспект перевода, синтаксические преобразования — чрезвычайно многосторонняя проблема. Она не сводится, как может показаться на первый взгляд, к фиксиро-ванности различных элементов высказывания, главным образом субъекта и глагола, в большей или в меньшей степени обусловленной строем того или иного языка. Не сводится она и к коммуникативному порядку расположения элементов высказывания в речевой цели и, соответственно, тема-рематическому членению высказывания. Проблема оказывается значительно обширней и уводит нас в область представления тем или иным языком динамической картины мира, именно динамической, ведь речь идет о том, как тот или иной язык показывает последовательное развитие события во времени и в пространстве. Глава 10 ДЕФОРМАЦИИ § 1. Деформация как переводческая стратегия Если мы определили процесс преобразования исходного текста в текст перевода, к которому относим и трансформацию, и деформацию как сознательный рациональный процесс, в основе
которого лежит некая переводческая концепция, то, на первый взгляд, утверждение, что переводчик может сознательно деформировать текст оригинала, представляется абсурдным, хотя и возможным теоретически. Реальная же переводческая практика показывает, что сознательная деформация исходного текста в переводе не такое уж редкое явление. Деформирующее преобразование текста в переводе оказывается прежде всего связанным с категорией переводческой потери, точнее, с осознанием переводчиком того, что перевод без всяких потерь невозможен. Еще в IV в. св. Иероним писал: «Если кто-то не понимает, насколько в переводе страдают красоты языка, пусть он переведет Гомера слово в слово на латинский язык. Скажу больше: пусть он передаст его на его собственном языке, но в прозе, и тогда он увидит, каким смешным станет его стиль: красно-речивейший из поэтов будет лишен красноречия»1. В середине XVIII в. французский писатель и философ Дидро говорил о поэтическом переводе: «Смутный образ, тонкий иероглиф, царящий во всем описании и зависящий от распределения кратких и долгих в языках с количественными характеристиками и от распределения гласных и согласных в словах... Все это с необходимостью исчезает в наилучшем переводе»2. Чуть позднее немецкий писатель, лингвист и переводчик Август Шлегель констатировал: «Вряд ли кто сможет сильнее, чем я, почувствовать, как много утрачивается даже при самом усердном переводе»3. Не свидетельствуют ли эти высказывания старых мастеров о том, что они сознательно предпринимали действия, деформирующие исходный текст? На чем же основаны эти пессимистические откровения? Прежде всего на знании асимметрии лингвистических, культурных, исторических, идейных и других факторов, проявляющихся при столкновении текстов в переводе. Деформация как переводческое действие затрагивает в первую очередь именно форму речевого произведения, хотя возможны и такие деформирующие операции, которые затрагивают и семантический уровень. Сознательная деформация формы отмечается, в частности, тогда, когда переводчик передает поэтический текст прозой, когда разрушается ритмический рисунок, присущий оригинальному тексту, когда в текст перевода вносятся какие-либо добавления или, напротив, когда выбрасываются отдельные фрагменты. Воз- 1 Цит. по: HorgueMn P. Antologie de la maniere de traduire. Montreal, 1981. 2 Цит. по: Копанев П.И. Вопросы истории и теории художественного пере 3 Там же. С. 183. пикает вопрос: всегда ли переводчик расценивает собственные действия по деформации исходного текста как его обезображивание, искажение? Думаю, что никогда, ведь в основе деформации также лежит определенная переводческая концепция. Концепция же, в свою очередь, предполагает осознание конечной цели перевода и выбор в соответствии с этой целью определенной генеральной линии поведения — стратегии перевода, т.е. стратегии преобразования исходного текста. Перевод — это постоянное жертвоприношение, вопрос лишь в том, что оказывается жертвой и во имя чего эта жертва приносится.
Дата добавления: 2014-11-16; Просмотров: 489; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |