Истоки экзистенциального направления в психологии и его значение

Р.Мэй. Экзистенциальная психология. М., 2001, с.105-200.

В последнее время многие психиатры и психологи все больше и больше осознают, что в нашем понимании человека существуют серьезные пробелы. Для психотерапевтов, которые сталкиваются в своей работе с людьми, переживающими кризис, эти пробелы кажутся невосполнимыми. Тревогу людей, находящихся в состоянии кризиса, нельзя снять с помощью теоретической формулы. Эти проблемы кажутся непреодолимыми и в научных исследованиях. Таким образом, многие психиатры и психологи Европы и США задают себе эти вопросы и мучаются сомнениями, которые проистекают из этих же самых лишь наполовину решенных вопросов.

Можем ли мы быть уверены, что видим пациента таким, какой он есть, или мы видим проекцию наших собственных теорий о нем? У каждого психотерапевта есть свои представления о поведении и его механизмах, а также разработанная его школой определенная концептуальная система. С научной точки зрения она совершенно необходима. Но принципиальный вопрос, который всегда касается и системы пациента, заключается в следующем: как мы можем быть уверены в том, что наша прекрасно разработанная система на самом деле имеет какое-то отношение к мистеру Джонсу, сидящему сейчас напротив нас на сеансе консультирования? Может быть, в отношении этого конкретного человека требуется совершенно иная система? И чем больше мы полагаемся на логическую последовательность нашей системы, тем больше данный пациент ускользает от нас, тая, как морская пена, в наших исследовательских руках.

Еще один принципиальный вопрос: как мы можем знать, что видим пациента в его действительном мире, в котором он живет и работает, в уникальном конкретном мире, отличающемся от наших общих теорий? Мы никогда не сможем проникнуть в его мир, узнать его непосредственно. И все же мы должны знать его, должны существовать в его мире, если хотим, чтобы у нас был шанс понять этого человека.

Эти вопросы побудили европейских психиатров и психологов разработать направление Daseinsanalyse, или экзистенциально-аналитическое направление. Основной представитель этого подхода – Людвиг Бинсвангер – пишет, что "экзистенциально-исследовательская ориентация в психиатрии возникла из безрезультатности общих попыток достичь научного понимания в психиатрии... Психология и психиатрия – это науки, занимающиеся человеком, человеком как таковым, а не только психически больным человеком. Новое понимание человека, которым мы обязаны анализу экзистенции, проведенным Хайдеггером, основывается на новой концепции, согласно которой человек больше не предстает в рамках той или иной теории, неважно, механистическая она, биологическая или психологическая..."

I. К ЧЕМУ ПРИВЕЛО РАЗВИТИЕ
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНО-АНАЛИТИЧЕСКОГО НАПРАВЛЕНИЯ

Перед тем как обратиться к рассмотрению новой концепции человека, следует отметить, что это направление возникло спонтанно в разных частях Европы и в разных школах, что привело к формированию разнообразных взглядов на данный вопрос. К представителям первой, феноменологической стадии этого направления относят Юджина Минковски (Eugene Minkowski) из Парижа, Эрвина Страуса (Erwin Straus) из Германии, который сейчас проживает в Америке, фон Гебсаттеля (V. Е. Von Gebsattel) из Германии. Более специфическая вторая, или экзистенциальная, стадия представлена именами Л.Бинсвангера (L.Binswanger), А.Сторча (А.Storch), M.Босса (М.Boss), Дж.Бэлли (G.Bally), Роланда Куна (Rolland Kuhn) из Швейцарии, Дж. ван ден Берга (J.H.Van Den Berg) и Ф.Бьютендика (F.J.Buytendijk) из Голландии и другими. То, что движение возникло спонтанно, что люди, высказывавшие сходные идеи, порой даже не знали друг о друге, то есть то, что это направление является плодом работы не одного лидера, а обязано своим возникновением разным психиатрам и психологам, накладывает отпечаток на всю концепцию в целом. Все эти факты означают, что данное направление должно удовлетворить широкий круг запросов современной психологии и психиатрии. Фон Гебсаттель, Босс и Бэлли работали в русле фрейдовского анализа. Бинсвангер, хотя и жил в Швейцарии, стал членом Венского психоаналитического общества по рекомендации 3.Фрейда. Это произошло в то время, когда цюрихская группа отделилась от Международного психоаналитического общества. Некоторые экзистенциальные терапевты находились под влиянием Юнга.

Все эти люди были достаточно опытными, их лечение – эффективным. Но, оставаясь в рамках психоанализа, они не могли понять, почему в одном случае лечение помогает, а в другом нет, и что на самом деле происходит в существовании пациента. Они полагали, что обычные терапевтические методы не могут разрешить эти внутренние сомнения. К таким методам относились удвоенные усилия, направленные на улучшение чьей-либо сложной и запутанной концептуальной системы. Среди психотерапевтов, обеспокоенных тем, что они делают, наблюдались сторонники другой тенденции решения этих проблем. Эта группа концентрировала свое внимание на технике терапии. Возможно, одним из наиболее удобных способов снижения тревоги является абстрагирование от этих проблем путем принятия особого значения техники в целом. Эти люди, как указывал Людвиг Лефебр (Ludwig Lefebre)³, не хотели объяснять происходящее в процессе терапии с помощью таких не поддающихся проверке структур, как "либидо", "цензор" или "перенос". Кроме этого, они сильно сомневались в возможности использования теории бессознательного в качестве чистого листа, на котором можно написать почти любое объяснение. Страус говорит о том, что они осознавали, что "бессознательные идеи пациентов встречаются чаще, чем сознательные теории терапевтов".

Эти психиатры и психологи не рассматривали специальные терапевтические техники. Они признавали, что, например, психоанализ оказывается очень действенным в определенных случаях. Некоторые из них, будучи добросовестными сторонниками Фрейда, практиковали психоанализ. Однако все эти психотерапевты сильно сомневались в психоаналитической теории человека. Они полагали, что трудности и ограничения в концепции человека не только серьезно блокируют исследование, но и значительно ограничивают эффективность и развитие терапевтических техник в будущем. Они пытались понять конкретные неврозы или психозы, а таким образом и кризис, не как отклонение от теоретического критерия того или иного психолога или психиатра, работающего с этим случаем, но как отклонение в структуре существования (экзистенции) пациента, как разрушение условий его существования (condition humaine). "Психотерапия, основанная на экзистенциально-аналитическом подходе, исследует историю жизни пациента, не пытаясь объяснить ни ее самою, ни ее патологические проявления с помощью тех или иных психотерапевтических школ или предпочитаемых категорий. Вместо этого она понимает данную историю жизни как изменение во всей структуре бытия пациента в мире...". Эта мысль может показаться немного путаной, но все первые главы будут посвящены тому, что данное направление означает в понимании особенностей личностей. В главах, написанных пионерами этого движения, будут приведены примеры метода анализа случаев.

Бинсвангер пытался понять, как экзистенциальный анализ объясняет конкретный случай, а также пытался сравнить его с другими методами понимания. Эти идеи графически представлены в работе Бинсвангера "Эллен Вест". После того как он в 1942 году закончил свою книгу об экзистенциальном анализе, он поехал в санаторий, где был директором, чтобы выбрать историю случая молодой женщины, которая в конечном счете, покончила жизнь самоубийством. Этот случай богат красноречивыми дневниками, личными заметками и стихотворениями Эллен Вест. Более того, до поступления в санаторий она дважды проходила курс психоанализа у разных психоаналитиков, а в самом санатории посещала консультации Блейлера и Крепелина. Бинсвангер использует этот случай в качестве темы для обсуждения, в качестве истории случай Эллен Вест сначала обсуждали психоаналитики, затем Блейлер и Крепелин, а также другие авторитетные врачи санатория. Потом Бинсвангер рассуждал на тему, как бы ее случай был понят сейчас в свете экзистенциального анализа.

Здесь будет уместным вспомнить долгую дружбу между Бинсвангером и Фрейдом, которую они оба очень ценили. Недавно вышла небольшая книга воспоминаний Бинсвангера о Фрейде. Эту книгу его побудила написать Анна Фрейд. В ней Бинсвангер перечисляет свои многочисленные визиты в дом Фрейда в Вене и визиты Фрейда в его санаторий на озере Констанс.

Их отношения тем более удивительны, что это единственный пример длительной дружбы Фрейда с коллегой, взгляды которого радикально отличались от его собственных. В письме Фрейда, написанном Бинсвангеру в ответ на его последнее новогоднее письмо, было тонкое замечание: "Ты, так отличающийся от всех остальных, не позволил, чтобы твое интеллектуальное развитие, которое все дальше и дальше уводит тебя от моего влияния, разрушило наши личные отношения. Ты не знаешь, как много хорошего этим сделал". Мы, конечно, не можем судить, выжила ли их дружба, потому что их интеллектуальный конфликт был подобен общеизвестной битве между никогда не встречавшимися слоном и моржом, или она долго просуществовала благодаря дипломатическому подходу со стороны Бинсвангера (однажды Фрейд слегка упрекнул его в этом) или благодаря их взаимному уважению и искренней привязанности друг к другу. Что действительно важно, так это то, что Бинсвангер вместе с другими представителями экзистенциальной терапии не рассматривал динамизм как таковой; их в большей мере интересовал анализ лежащих в основе положений о человеческой природе и выявление структуры, на которой можно построить любую терапевтическую систему.

Было бы ошибкой ставить экзистенциальное направление в психотерапии в один ряд со школами, отколовшимися от Фрейда, Юнга и Адлера. Эти школы возникли из-за существования белых пятен в ортодоксальной терапии, они появились в те моменты, когда развитие ортодоксальной терапии застопорилось, а ее результаты стали неудовлетворительными. Творческий порыв того или иного талантливого лидера служил толчком к образованию этих школ. Отто Ранк сделал акцент на настоящем в опыте пациента. Его работы появились в начале двадцатых годов, в то время, когда классический анализ увяз в безжизненных интеллектуальных дискуссиях о прошлом пациента. "Анализ характера", написанный Вильгельмом Райхом в конце двадцатых годов, был ответом на необходимость прорваться сквозь "щиты", броню характера. В тридцатые годы появились работы Хорни, Фромма и Салливана. Все они были представителями социокультурного направления. К этому времени ортодоксальный анализ потерял реальное значение социального и межличностного аспектов невротических и психотических расстройств. Экзистенциальная терапия также возникла в результате образования белых пятен, каких именно – мы скажем позже. Но есть два отличия данного направления от других школ. Во-первых, экзистенциальный подход возник спонтанно в разных частях континента, его основателями были разные люди. Во-вторых, его целью не является образование новой школы, противостоящей всем остальным, или новой техники, отрицающей все предыдущие. Его задача заключается в анализе структуры человеческого существования. Если мы сможем решить эту задачу, то тогда придем к пониманию реальности, лежащей в основе всех критических ситуаций.

Таким образом, цель этого подхода гораздо шире, чем прояснение белых пятен. Когда Бинсвангер пишет, что "...экзистенциальный анализ способен расширить и углубить понимание и базисные концепции психоанализа", то, по моему мнению, он создает хорошую основу не только для анализа, но и для других форм терапии.

Не трудно догадаться, что в Америке это направление столкнется с сильным сопротивлением, несмотря на то, что в Европе его значение быстро растет, а некоторые обозреватели говорят о нем, как о главном. В свое время, когда они еще были коллегами, Фрейд писал Юнгу, что всегда лучше вызвать открытое сопротивление викторианской культуры психоанализу. Последуем этому совету Фрейда и назовем основные источники сопротивления данному подходу.

Первым источником сопротивления, безусловно, является мнение, что все главные открытия уже сделаны и нам остается только разобраться в деталях. Эта установка – давняя помеха в такого рода делах, незваный гость, который заведомо присутствует во всех спорах между психотерапевтическими школами. Его называют "белые-пятна-превращенные-в-догму". И хотя это мнение даже не заслуживает ответа, да ответ и не будет воспринят, к сожалению, оно более распространено в данный исторический период, чем хотелось бы думать.

Второй источник сопротивления, требующий уже серьезного ответа, – это подозрение, что экзистенциальный анализ представляет собой вторжение философии в психиатрию и имеет мало общего с наукой. Такое отношение отчасти является пережитком дискуссий конца прошлого века, когда психологическая наука завоевала свободу и отделилась от метафизики. Эта победа была чрезвычайно важна, но затем последовала реакция, приведшая к другой крайности, что само по себе опасно. Рассматривая этот источник сопротивления, мы должны сделать некоторые комментарии.

Здесь будет уместным вспомнить, что экзистенциальное направление в психиатрии и психологии возникло как раз из стремления к большей, а не к меньшей эмпиричности. Бинсвангер и другие психологи были убеждены, что традиционные научные методы не только не могли представить эмпиричные данные, но они скорее скрывали, чем выявляли, происходящее в пациенте. Экзистенциальный анализ выступает против рассмотрения пациента в рамках наших предварительных концепций и представлений. Это прямо соотносится с научной традицией в широком смысле. Такой подход расширяет знания о человеке в исторической перспективе, углубляет научное познание, принимая во внимание факты самораскрытия человека в искусстве, литературе, философии. Здесь учитываются достижения, полученные в социокультурном направлении, раскрывающие конфликты и тревогу современного человека. Достаточно только прочитать следующие главы, чтобы убедиться, с какой интеллектуальной честностью и научной дисциплиной эти исследователи человеческой природы изучают указанные области. По моему мнению, в их работах предстает союз науки и гуманизма.

Также следует напомнить, что каждый научный метод базируется на философских гипотезах. Эти гипотезы определяют не только допустимую данным конкретным методом степень реальности, ведь методы на самом деле – это очки, через которые смотрит исследователь. Главное заключается в том, что согласно этим предпосылкам мы определяем, имеет ли наблюдаемое явление отношение к реальным проблемам, и таким образом делаем вывод о возможности научной работы. Ошибочно полагать, что исследователь может наблюдать явления в чистом виде, если отстранится от философского базиса. Тогда он просто некритически отражает конкретные узкие доктрины, ограниченные рамками его культуры. В результате наука имеет дело с изолированными фактами, которые она наблюдает с удаленной базы. Эта база – конкретный метод, возникший из зазора между субъектом и объектом. Этот зазор образовался в западной культуре в семнадцатом веке, а в девятнадцатом и двадцатом веках выделился в отдельную форму. Безусловно, в наши дни мы не менее подвержены методологизму, чем люди из любой другой культуры. Но, наверное, самое неприятное, что наше понимание в такой решающей области, как психологическое исследование человека, а также зависящее от этого понимание эмоционального и психического здоровья ограничивается из-за некритического принятия узких предпосылок. Хелен Сарджент (Helen Sargent) очень мудро заметила, что "наука предлагает больше вариантов, чем студентам-выпускникам позволено осознать".

Разве не является сутью науки утверждение, что реальность законна а, следовательно, понимаема? Разве не является неотделимой частью научной целостности какой-либо метод, критикующий ее собственные предпосылки? Единственный способ уменьшить слепые зоны того или иного человека – это проанализировать его философские воззрения. По моему мнению, большая заслуга психиатров и психологов экзистенциального направления заключается в том, что они пытаются прояснить их собственный научный базис. Доктор Элленбергер в своей статье, приведенной в данной книге, говорит о том, что такая позиция обеспечивает им свежий и ясный взгляд на их испытуемых, а также позволяет пролить свет на многие грани психологического опыта.

Третьим источником сопротивления, и, по моему мнению, самым важным, является то особое внимание, которое у нас уделяется технике. За этим чрезмерным вниманием стоит абсолютное нетерпение к любым попыткам найти общее основание всех техник. Эту тенденцию легко объяснить, обращаясь к американскому социальному опыту. Ее хорошо демонстрирует наша оптимистичная, активная забота о том, как помочь человеку и как его изменить. Наши гении психологической мысли наиболее полно проявили себя в бихевиористской, клинической и т.п. областях, а наш значительный вклад в психиатрию связан с лекарственной формой терапии и другими техническими методами. Гордон Олпорт описал тот факт, что американская и британская психология (так же как и общая интеллектуальная атмосфера) являются продолжением философии Локка, то есть продолжением прагматической традиции, что соответствует бихевиоризму, системам типа "стимул-реакция" и зоопсихологии. На континенте же, напротив, преобладает традиция, идущая от философии Лейбница. Теперь было бы очень разумно напомнить, что все новые теоретические веяния в области психологии, способные привести к возникновению новой школы, пришли из континентальной Европы. Из этого правила есть два исключения, да и то основателем этих школ был психиатр, родившийся в Европе. Мы пытаемся быть нацией практиков. Но вот в чем вопрос: где мы возьмем то, с чем будем практиковать? Наша озабоченность техникой сама по себе похвальна, но мы забываем о том факте, что техника, заключенная в самой себе долгое время, ее же и разрушает. Одна из причин, по которой европейская мысль была гораздо продуктивнее в смысле новых, оригинальных открытий, – это традиция широкой исторической и философской перспектив в науке и мысли. Это очевидно и в нашем случае, в случае экзистенциальной психотерапии. Бинсвангер, Страус, фон Гебсаттель и другие основатели этого направления имеют чувство "чистой" науки, хотя их мысль и связана с практическими проблемами и конкретными пациентами. Они ищут не техники как таковые, а понимание их основ.

Названные нами источники сопротивления далеки от того, чтобы умалить значение вклада экзистенциального анализа. По моему мнению, они с точностью показывают его потенциальную значимость для нашего мышления. Несмотря на все трудности, отчасти связанные с аналитическим языком, отчасти со сложностью аналитической мысли, мы убеждены, что экзистенциальный анализ очень важен и заслуживает серьезного изучения.

II. ЧТО ТАКОЕ ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ?

Теперь мы должны разобраться с самым сложным, а именно с путаницей вокруг термина "экзистенциализм". Этим словом обозначают все подряд – от вызывающего дилетантизма некоторых членов авангарда с левого парижского побережья до философии отчаяния, оправдывающей самоубийство, или антирационалистической системы немецкой мысли, записанной в таком эзотерическом стиле, который раздражает любого эмпирически настроенного читателя. Экзистенциализм, скорее, является выражением основных измерений современного эмоционального и духовного склада и проявляется во всех аспектах нашей культуры. Его можно обнаружить не только в философии и психологии, но и в искусстве (например, Ван Гог, Сезанн, Пикассо), в литературе (Достоевский, Бодлер, Кафка, Рильке). Экзистенциализм на самом деле является уникальным, особенным изображением психологической ситуации современного западного человека. Как мы увидим далее, это культурное направление уходит корнями в ту же самую историческую реальность, тот же самый психологический кризис, из которого выросли психоанализ и другие формы психотерапии.

Терминологическая путаница встречается и в среде высокообразованных людей. В New York Times была опубликована статья, в которой приводились слова Сартра, осуждающие действия русских коммунистов, направленные на подавление свободы в Венгрии, а также свидетельствующие об окончательном разрыве Сартра с ними. В этой статье Сартр был назван лидером "экзистенциализма, материалистической формы мысли". Здесь мы обнаруживаем две причины путаницы: первая – отождествление экзистенциализма с работами Жана-Поля Сартра. Мы уже не говорим о том, что Сартр известен скорее по его драмам, романам и фильмам, чем по глубокому психологическому анализу. Сартр представляет нигилистический, субъективистский полюс экзистенциализма, и его позиция является неудачным примером для знакомства с этим направлением. Вторая, более серьезная причина, связана с определением экзистенциализма в этой статье как "материалистической формы мысли". Трудно себе представить неточность такой степени, так как экзистенциализм, напротив, описывает идеалистическую форму мышления. Сутью этого направления является описание и анализ человеческой природы – неважно, в литературе или искусстве, философии или психологии – на уровне, который разрушает старую дилемму материализм или идеализм.

В общих чертах экзистенциализм можно определить как стремление понять человека, не раскалывая его на субъекта и объекта. Западная мысль и наука терзались этим расколом со времен Ренессанса. Бинсвангер назвал этот раскол "раковой опухолью всей психологии... раковой опухолью доктрины о расколе мира на субъекта и объекта". У экзистенциального пути понимания человеческого существа были такие блестящие предшественники в западной истории, как Сократ в диалогах, Августин с его глубинным психологическим самоанализом, Паскаль с его борьбой за место для "доводов сердца, которых не знает разум". Развитие экзистенциальной мысли началось около ста лет назад после жесткого протеста Кьеркегора против царящего рационализма, против гегелевского "тоталитаризма причины", как говорил Маритен (Maritain). Кьеркегор заявил, что гегелевское отождествление абстрактной истины с реальностью – это иллюзия, трюк. Кьеркегор писал: "Истина существует только в той степени, в какой индивид сам ее производит". Он и его последователи выступали против рационалистов и идеалистов, которые рассматривали человека только как субъекта, то есть обладающего реальностью только как мыслящее существо. Так же решительно они боролись и с представлением о человеке как об объекте, которым можно управлять и которого можно контролировать. Примеры этому можно найти почти во всем западном мире, пытающемся превратить людей в безличные комбинации, почти в роботов, которые удовлетворяли бы запросам широко распространенного индустриального и политического коллективизма наших дней.

Эти мыслители искали противоположность интеллектуализма ради нее самой. Они протестовали сильнее, чем ортодоксальные психоаналитики, против использования мышления в качестве защиты от жизни или подмены непосредственного существования. Один из ранних представителей социологического крыла экзистенциализма Фейербах проницательно заметил: "Не желайте быть философом в противоположность бытия человеком... не думайте как мыслитель... думайте как живое, реальное существо. Думайте в экзистенции".

Корень слова "экзистенция" – ex-sistere – означает выделяться, возникать, появляться. Это точно указывает на то, что представители данного течения искали в искусстве, философии или психологии. Они пытались изобразить человека не как комбинацию статических субстанций или механизмов, а описать его в появлении и становлении, то есть в его существовании. Не важно, насколько интересен или теоретически верен тот факт, что я состою из таких-то и таких-то химических элементов или действую благодаря таким-то и таким-то механизмам. Главное заключается в том, что мне случилось существовать в этот данный момент, в этом времени и пространстве, и моя проблема состоит в том, как мне осознать этот факт и что с этим делать. Как мы увидим дальше, экзистенциальные психологи и психиатры не исключили полностью динамизмы, влечения и поведенческие стереотипы из своего исследования. Но они придерживаются того мнения, что это все невозможно понять вне того контекста, что перед нами человек, которому случилось существовать, быть, и если мы не будем это помнить, то все, что мы знаем об этом человеке, потеряет свое значение. Таким образом, их направление всегда динамично; экзистенция всегда соотносится с бытием, становлением. Они стремятся понять это становление не как сентиментальный артефакт, но как фундаментальную структуру человеческого существования. Встречая в этих главах термин "бытие" (being), читатель должен помнить, что это не статичное слово, а отглагольная форма, причастие (в английском языке – прим. переводчика) от глагола "быть" (to be). Экзистенциализм в своей основе связан с онтологией, наукой о бытии (ontos от греческого "being").

Мы более отчетливо поймем значение этого термина, если вспомним, что в западной мысли "существование" традиционно противопоставлялось "сущности". Сущностью будет зелень палки, ее плотность, вес и другие характеристики субстанции. Практически все время, начиная с эпохи Возрождения, западная мысль исследовала понятие сущности.. Традиционная наука пытается открыть такую сущность или субстанцию, как говорит профессор Уайлд из Гарварда, она утверждает метафизику сущности¹³. Поиск сущности действительно может привести к открытию универсальных научных законов огромной важности или к блестящим концепциям в логике или философии. Но в этих рамках к подобным положениям можно прийти только через абстракцию. Существование данного конкретного индивида должно быть вычеркнуто из этой картины. Например, мы можем показать, что, прибавляя три яблока к другим трем яблокам, мы получаем шесть яблок. Но то же самое было бы верным, если бы мы заменили яблоки единорогами. С точки зрения математики абсолютно неважно, существуют ли на самом деле яблоки или единороги. То есть какое-либо положение может быть верным, не будучи при этом реальным. Возможно, из-за того, что это направление привело к важным открытиям в некоторых областях науки, мы забываем о том, что оно предполагает отстраненный взгляд, при котором реальные индивиды не принимаются во внимание. Остается разрыв между правдой и реальностью. И решающим вопросом, с которым мы сталкиваемся в психологии и других науках о человеке, является именно этот разрыв между абстрактной правдой и экзистенциальной реальностью живущего сейчас человека.

Чтобы не казалось, что мы имеем дело с искусственным, фиктивным человеком, позвольте заметить, что этот разрыв между правдой и реальностью открыто признается представителями поведенческой психологии и рефлексологии. Кеннет В. Спенс (Kenneth W.Spence), выдающийся автор одной из поведенческих теорий, пишет: "Для психолога как ученого не должно существовать вопроса о приоритете исследования того или иного поведенческого явления в зависимости от степени его близости к реальности". Таким образом, здесь говорится о том, что реальность изучаемого не является вопросом первостепенной важности. Какие же области в таком случае должны быть отобраны для исследования? Спенс отдает приоритет явлениям, которые "можно контролировать и анализировать на уровне, необходимом для формулирования абстрактных законов". Нигде наша позиция не была изложена более четко и ясно: 1) выбирается то, что может быть сокращено до степени абстрактных законов, 2) для цели исследования реальность изучаемого не важна. На основе этого направления возникло много впечатляющих психологических систем с нагроможденными друг на друга абстракциями. Однако мы, как это часто происходит с учеными, попадаем под влияние комплекса сооружения еще до постройки прекрасного здания. Здесь есть только одна проблема: это здание гораздо чаще, чем мы могли бы предположить, оказывается оторванным от реальности человека в самом своем основании. Сейчас мыслители, психологи и психиатры экзистенциального направления занимают прямо противоположную Спенсу позицию. Они настаивают на том, что для науки о человеке необходимо и возможно изучать человеческие существа в их действительности.

Кьеркегор, Ницше и их последователи предвидели этот растущий разрыв между правдой и реальностью в западной культуре. Они пытались развеять иллюзию западного человека о том, что реальность может быть понята только в абстрактных понятиях. Но, выступая против голого интеллектуализма, они не были ни простыми активистами, ни антирационалистами. Антиинтеллектуализм и другие современные направления, согласно которым мышление подчинено действию, не следует смешивать с экзистенциализмом. Другая альтернатива – исследование человека как субъекта или объекта, приводит к потере живого, реально существующего человека. Кьеркегор и другие экзистенциальные мыслители обращались к реальности, лежащей в основе как субъективности, так и объективности. Они полагали, что мы должны изучать не только человеческий опыт как таковой, но, более того, мы должны изучать человека, который приобретает этот опыт, который его делает. Как указывает Тиллих, они настаивали на том, что "реальность или бытие не объект когнитивного опыта, но, скорее, "существование", реальность, происходящая сейчас, с акцентом на внутреннем личностном характере опыта, получаемого человеком в эту минуту". Этот отрывок, наряду с процитированными выше, показывает читателю, как близок экзистенциализм к глубинной психологии наших дней. Не случайно, что великие экзистенциальные мыслители девятнадцатого века Кьеркегор и Ницше являются одними из самых выдающихся психологов (в динамическом смысле) всех времен и что один из современных лидеров этой школы Карл Ясперс первоначально был психиатром и написал замечательный текст по психопатологии. Когда читаешь глубокий анализ страха и отчаяния, сделанный Кьеркегором, или поразительно точное понимание Ницше негодования, вины и враждебности, которые сопровождают подавленные эмоциональные силы, то надо заставить себя понять, что читаешь работы, написанные 75-100 лет назад, а не современный психологический анализ. Центральная проблема экзистенциализма – заново открыть живого человека посреди фрагментарной и дегуманизированной современной культуры, с этой целью они и погружаются в глубины психологического анализа. Они рассматривают не изолированные психологические реакции сами по себе, а психологическое бытие живого человека, который делает свою жизнь. Можно сказать, что они используют психологические термины в онтологическом смысле.

Мартина Хайдеггера обычно рассматривают как основателя современной экзистенциальной мысли. Его работа "Бытие и время" имела радикальное значение для Бинсвангера и других экзистенциальных психиатров и психологов. Она дала им то, что они искали, – хорошую основу для понимания человека. Мысль Хайдеггера – точная, проницательная, научная в европейском понимании исследования независимо от того, к каким выводам ведут Хайдеггера его вопросы. Его мысль идет вперед с неистощимой энергией, досконально изучая все на своем пути. Но труды этого автора практически невозможно перевести. Только некоторые его работы есть на английском. У Жана-Поля Сартра самым важным для нашей темы является феноменологическое описание психологических процессов. Помимо Ясперса, можно назвать таких выдающихся экзистенциальных мыслителей, как Габриэль Марсель во Франции, Николай Бердяев, родившийся в России, затем эмигрировавший в Париж, где он умер достаточно молодым, Ортега-и-Гассет и Унамуно в Испании. Пауль Тиллих посвятил свою работу экзистенциальному направлению, можно сказать, что его книга "Мужество быть" является одним из самых убедительных описаний экзистенциализма как направления, рассматривающего действительный процесс жизни, изданная на английском языке.

Новеллы Кафки описывают ситуацию отчаяния, обесчеловечивания современной культуры. Экзистенциализм говорит от лица этой культуры, к ней же самой обращаясь. "Незнакомец" и "Чума" Альберта Камю – замечательные примеры современной литературы, где экзистенциализм частично осознает себя. Но, возможно, наиболее живое описание смысла экзистенциализма можно найти в современном искусстве, отчасти из-за того, что оно выражается более символически, чем сознающая себя мысль, отчасти из-за того, что искусство всегда показывает с особой ясностью духовный и эмоциональный настрой данной культуры. Далее мы часто будем ссылаться на связь современного искусства и экзистенциализма. Здесь позволим себе только заметить, что в работах таких выдающихся представителей современного движения, как Ван Гог, Сезанн и Пикассо, присутствуют некоторые общие элементы: во-первых, протест против лицемерной академической традиции конца девятнадцатого века, во-вторых, попытка проникнуть вглубь и ухватить новое отношение к действительности природы, в-третьих, попытка вернуть к жизни живость и честность, непосредственное эстетическое переживание и, в-четвертых, отчаянная попытка здесь и сейчас выразить смысл ситуации современного человека, даже если это означает изображение отчаяния и пустоты. Тиллих, например, считает, что картина Пикассо "Герника" дает наиболее верный и точный портрет фрагментарного, разорванного состояния довоенного европейского общества, и "показывает то, что сейчас чувствуют в своей душе многие американцы, – раскол, экзистенциальные сомнения, пустоту и бессмысленность".

Экзистенциальное направление было спонтанным ответом на кризис в современной культуре. Это положение доказывает не только факт его появления в литературе и искусстве, но и то, что философы, жившие в разных частях Европы, не знакомые с работами друг друга, часто развивали сходные идеи. Основная работа Хайдеггера "Бытие и время" была опубликована в 1927 году, Ортега-и-Гассет еще в 1924 году разработал и частично опубликовал поразительно похожие идеи, хотя и не был непосредственно знаком с работами Хайдеггера.

Безусловно, это правда, что экзистенциализм зародился во время культурного кризиса. Мы всегда обнаруживаем его признаки на революционном полюсе современного искусства, литературы и мысли. По моему мнению, этот факт говорит скорее о надежности его находок, чем об обратном. Когда культура бьется в конвульсиях переходного периода, индивидуумы в обществе страдают от чувства духовного и эмоционального крушения. Когда люди обнаруживают, что привычный образ мысли больше не обеспечивает им чувство безопасности, они либо уходят в догматизм и конформизм, переставая сознавать происходящее, либо вынуждены бороться за более высокий уровень самосознания, который позволит им принять их существование с опорой на новые основы. Это одна из самых главных общих черт экзистенциального направления и психотерапии – и там, и там рассматривается человек в состоянии кризиса. Мы далеки от мысли, что озарения кризисного периода являются "просто продуктами страха и отчаяния". Мы, скорее, полагаем, и делаем это снова и снова в психоанализе, что кризис как раз является тем необходимым средством, которое выталкивает человека из неосознанной зависимости от внешних догм и заставляет его разобраться в фальшивых лицах, найти голую правду о нем самом. Это может быть неприятно, но по крайней мере правда является более твердой почвой для дальнейшего развития. Экзистенциализм – это отношение, которое принимает человека, как всегда находящегося в процессе становления, что означает потенциально находящегося в состоянии кризиса. Но это не подразумевает отчаяние. Сократ, чей диалектический поиск правды в индивидууме является прототипом экзистенциализма, был оптимистом. Появление этого направления более вероятно в переходные моменты, когда одно поколение умирает, а новое еще не родилось, и индивид либо чувствует себя бездомным и потерянным, либо обретает новое самосознание. В период перехода от средневековья к Возрождению – а это был момент сильного крушения в западной культуре – Паскаль очень точно описывает тот опыт, который экзистенциалисты позже назовут Dasein; "Когда я оглядываюсь на короткий миг своей жизни, поглощенный бесконечностью со всех сторон, на то маленькое место, которое я занимаю, или даже вижу, захваченный бесконечностью космоса, которого я не знаю и который не знает меня, я боюсь и хочу увидеть себя скорее здесь, чем там, потому не существует причин, по которым я должен быть здесь, а не там, сейчас, а не тогда..."²². Редко когда экзистенциальную проблему описывают так просто и красиво. В этом отрывке мы видим, во-первых, глубокое понимание случайности человеческой жизни, которую экзистенциалисты назвали заброшенностью. Во-вторых, мы видим, что Паскаль не уклоняется от вопроса "быть там?". Или, более точно, "быть где?". В-третьих, мы видим понимание того, что человек не может дать только поверхностные объяснения пространству и времени, которые Паскаль, как ученый, хорошо знал. И наконец, сильную тревогу, возникающую из этого полного осознания существования во Вселенной.

Остается установить отношение между экзистенциализмом и восточной мыслью в писаниях Лао-Цзы и дзен-буддизма. Сходства поразительны. Они сразу бросаются в глаза при чтении некоторых цитат из "Пути жизни" Лао-Цзы: "Существование невозможно определить словами, можно использовать термины, но ни один из них не есть абсолют". "Существование, ничем не порожденное, порождает все, оно является родителем Вселенной". "Существование бесконечно, его нельзя определить, и хотя оно кажется кусочком дерева в твоей руке, на котором можно вырезать то, что пожелаешь, с ним нельзя немного поиграть и отложить в сторону". "Делать означает быть". "Лучше находиться в центре своего бытия, так как чем дальше ты оттуда уходишь, тем меньше ты узнаешь".

То же самое шокирующее сходство мы обнаруживаем и с дзен-буддизмом. Сходство с этими восточными философиями гораздо глубже, чем простое совпадение слов. И там, и там мы видим исследование онтологии, изучение бытия. В обоих течениях мы встречаем поиск такого отношения к реальности, которое позволило бы устранить разрыв между субъектом и объектом. В обоих случаях утверждается, что западное стремление к завоеванию и власти над природой привело не только к отчуждению человека от природы, но косвенно и к отчуждению человека от самого себя. Основная причина этих сходств заключается в том, что восточная мысль никогда не страдала от радикального разрыва между субъектом и объектом, что так характерно для западной мысли. Экзистенциализм пытается преодолеть именно эту дихотомию.

Эти два направления, конечно, совпадают не полностью. Они находятся на разных уровнях. Экзистенциализм не является всеобъемлющей философией или жизненным путем, он представляет попытку ухватить реальность. Главное различие, которое можно выделить согласно нашим целям, заключается в том, что экзистенциализм погружен и выходит непосредственно из тревоги западного человека, его отчужденности, конфликтов. Он свойствен нашей культуре. Как и психоанализ, экзистенциализм не ищет ответы в других культурах, он пытается использовать эти самые конфликты современной личности как средство для более глубокого понимания себя западным человеком, он пытается найти решения наших проблем в прямой связи с тем историческим и культурным кризисом, который послужил причиной их возникновения. В этом отношении особенная ценность восточной мысли заключается не в том, что она может быть перенесена в готовом виде, как Атена, в западный разум, а в том, что она может помочь скорректировать основные моменты тех ошибочных положений, которые привели западное развитие к настоящим проблемам. Существующий сейчас в западном мире большой интерес к восточной мысли, по моему мнению, отражает тот самый кризис, то самое чувство отчуждения, то страстное желание выбраться из порочного круга дихотомий, которые и вызвали к жизни экзистенциальное направление.

III. ПУТИ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМА И ПСИХОАНАЛИЗА
ИЗ ЕДИНОЙ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ СИТУАЦИИ

Теперь мы обратим свое внимание на удивительную параллель между теми проблемами современного человека, изучению которых, с одной стороны, посвятили себя экзистенциалисты, а с другой – психоаналитики. С разных точек зрения и на разных уровнях они анализируют одно и то же: тревогу, отчаяние, отчуждение человека от самого себя и от общества.

Фрейд описал невротическую личность конца девятнадцатого столетия как страдающую от раздробленности, то есть страдающую от подавления инстинктивных побуждений, блокирования сознавания, утраты самостоятельности, слабости и пассивности эго. Все это вместе с разнообразными невротическими симптомами приводит к раздробленности. Кьеркегор, который написал только одну известную книгу до того момента, как Фрейд занялся проблемой тревоги, анализировал не только тревогу, особенно его интересовали подавленность и отчаяние, которые являются результатом отстранения индивида от самого себя. Кьеркегор пытался выделить разные формы и степени отстранения. Ницше за 10 лет до первой книги Фрейда провозгласил болезнью современного человека "его выдохшуюся душу", "его пресыщенность", но хуже всего этого "дурной запах... запах провала....Остановка в развитии и обратное движение европейского человека – это самая большая опасность для нас". Далее он описывает – и в его понятиях замечательным образом угадывается будущая психоаналитическая концепция, – как инстинктивные силы в индивиде превращаются в негодование, ненависть к себе, враждебность и агрессию. Фрейд не был знаком с работами Кьеркегора, но он считал Ницше одним из самых великих людей всех времен.

Какая связь между этими тремя гигантами девятнадцатого века, ни один из которых прямо не повлиял на другого? Какая связь между двумя подходами к человеческой природе, которые они основали? Возможно ли, что экзистенциализм и психоанализ больше всего потрясли и изменили традиционные представления о человеке? Чтобы ответить на эти вопросы, мы должны рассмотреть ту социокультурную ситуацию середины и конца девятнадцатого века, из которой выросли эти направления и которую они пытались объяснить. Действительное значение такого способа понимания человека, как экзистенциализм и психоанализ, невозможно увидеть абстрактно, вне связи с миром. Его можно понять только из контекста той исторической ситуации, в которой он зародился. То историческое обсуждение, которое мы представим в этой главе, ни в коем случае не является отклонением от нашей главной цели. Ведь именно рассмотрение этого вопроса в историческом ракурсе может пролить свет на наш главный вопрос: как специфические научные техники, разработанные Фрейдом для изучения раздробленности индивида в Викторианскую эпоху, связаны с пониманием человека и его кризиса, для осознания которых так много сделали Кьеркегор и Ницше, что впоследствии послужило прочной основой для экзистенциальной психотерапии.

Дата добавления: 2014-11-18