Формы ведения хозяйства

До начала процесса приватизации во всех ранних государствах и протогосударствах существовала лишь одна форма ведения хозяйства, которую можно было бы назвать общинно-государственной. Корни ее восходят по меньшей мере к неолитической революции (в некоторых отношениях уходят много глубже), а сущность вкратце сводится к тому, что коллектив производителей, земледельцев и скотоводов, традиционно относится к средствам производства и ресурсам как к своим, т.е. владеет ими, тогда как распоряжается этим общим достоянием от имени коллектива его глава, от старшего в семье и клане или старейшины общины до племенного вождя и государя. В ранних государствах в зависимости от обстоятельств этот генеральный тип хозяйства варьирует, порождает ряд модификаций. Так, в Египте необходимость строгого регулирования сельскохозяйственного процесса уже на самом раннем этапе существования государства привела к тому, что общинная структура едва ли не полностью растворилась в централизованно-государственной, храмовой форме ведения хозяйства. В Индии, напротив, исторический ход развития, связанный с социально определяющей и регулирующей ролью варново-кастовой системы, вел к возникновению исключительно прочной и внутренне саморегулирующейся общины, автономное функционирование которой делало ненужным разветвленный аппарат администрации. Эти две модификации – своего рода крайность, полюса, между которыми находились все остальные, от шумерской до китайской, в которых обычно достаточно гармонично сочетались общинные формы хозяйства с государственными (в форме обработки больших казенных полей в Китае или храмовых земель на Ближнем Востоке). В целом, однако, речь идет именно о модификациях единой формы хозяйства.

Единство этой генеральной формы в том, что земледельцы имеют наследственно гарантированное право и обязанность обработки земли и использования нужных им ресурсов, от воды и пастбищ до леса, рыбы, дичи и т.п. В то же время право владения и распоряжения землей и ресурсами, постепенно трансформирующееся в право собственности (власти-собственности), находится в руках оторванного от производства пищи аппарата власти, от храма до государства. Материальным выражением признания этого права является выплата коллективом производителей избыточного продукта представителям власти. Эти выплаты могут иметь различную форму (труд представителей коллектива на общих полях или полях храма; выделение части или определенного фиксированного количества урожая; отработки типа трудовой повинности и т.п., вплоть до казарменно-коммунистических структур), но в любом случае политэкономически представляют собой ренту-налог, за счет редистрибуции которой только и могло существовать неевропейское государство.

Выплаты в казну, т.е. рента-налог во всех ее формах с последующей ее редистрибуцией, – это не только материальное выражение факта существования высшего права и генерального принципа власти-собственности, но также и та материальная основа, на которой существует и само государство как система институтов, и все развитое общество, уже достаточно прочно базирующееся на основе постоянного обмена деятельностью, т.е. общество, состоящее как из земледельцев, так и из ремесленников, жрецов, администраторов, воинов, необходимой сферы обслуживания (слуги и рабы) и т.п. Каждая из этих категорий лиц делает свое дело и необходима для нормального функционирования усложненного общества и государства. Каждая из них вносит свой вклад в существование такого общества и каждая получает за это необходимые средства для существования. И хотя и вклады, и средства зависят от степени значимости труда той или иной категории лиц, так что о равенстве внесенных вкладов и полученного взамен эквивалента речи нет (и по количеству, и по качеству труда люди в сколько-нибудь развитом обществе всегда различались, различаются и будут различаться), в то же время нет еще оснований говорить об эксплуатации одних другими. Речь пока идет только о взаимном обмене деятельностью и, можно добавить, взаимовыгодном для всех обмене, ибо в конечном счете гарантируется стабильность существования, что само по себе, как и духовный комфорт, стоит немалого. Такой взаимообмен в рамках вынужденного сосуществования при исторически сложившейся форме хозяйства был необходим структуре в целом.

Процесс приватизации, в различных древних обществах протекавший по-разному и даже в разное время (в Шумере весьма рано, в Египте сравнительно поздно, в Индии достаточно вяло, в Китае весьма энергично), внес немало изменений в экономику. Наряду со старыми формами ведения хозяйства появились новые, принципиально иные, основанные на частной собственности и рыночном обмене, знакомые с товарно-денежными отношениями и способствовавшие обогащению отдельных лиц и групп населения. Речь идет о частной земельной аренде, наемном труде, о работе производителей, прежде всего ремесленников, на рынок и на заказ, о купле-продаже и игре на разнице цен, наконец, о ростовщичестве, долговой кабале и т.п. Здесь, в этой сфере хозяйства, всегда доминировал свой закон: имущий противостоит неимущему и использует его труд. Как же стали сочетаться и сосуществовать обе сферы, обе формы ведения хозяйства?

В принципе все происходило достаточно гармонично, хотя порой и по-разному, в зависимости от обстоятельств. Так, например, индийская община легко и безболезненно приспособилась к такому сосуществованию. Сочетание элементов частнособственнического хозяйства с традиционными отношениями, освященными варново-кастовыми нормами, привело к формированию той весьма специфической внутриобщинной системы взаимных услуг, которая в науке получила наименование джаджмани. Приспособилась к новым условиям и традиционная китайская община, где аренда и найм стали привычной нормой, как, впрочем, и долговое рабство, ростовщичество. Болезненно шел процесс в ряде обществ Ближнего Востока, особенно в Египте. Но в конечном счете приспособились и они. К сказанному стоит добавить, что основной сферой новой формы хозяйства стал город – средоточие ремесла и торговли, место обитания богатых к знатных особенно причастных к власти.

Дело в том, что процесс приватизации, приведший к формированию новых форм ведения хозяйства, едва ли не в первую очередь затронул социальные верхи, власть имущих. Эффект престижного потребления был мощным стимулом быстрого развития приватизации и связанных с ней форм личного обогащения, к чему верхи стремились в первую очередь. Не только весь избыточный продукт земледельцев стекался в города, где он после редистрибуции почти целиком и оставался. В городах концентрировался также и избыточный продукт ремесленников. Здесь же сооружались монументальные строения – плод тяжелого труда привлеченного к повинностям населения. Ну и, конечно, в городах оседала немалая доля того продукта и труда, который изымался в сфере частнособственнического хозяйства и шел в карманы богатеющих собственников – основная часть их тоже жила в городах. Как известно, многие из больших городов со временем превратились, как например Вавилон, в признанные центры мировой транзитной торговли, для обслуживания нужд которой там существовали многочисленные торговые дома, кредитные конторы и т.п.

Если говорить о более специфических формах ведения хозяйства в древневосточных обществах, то одной из них со временем (примерно со II тысячелетия до н.э.) стало кочевое скотоводство. Суть этой формы мало отличалась от земледельческой – те же формы владения и пользования, но не только землей, т.е. пастбищами, или ресурсами, главным образом, источниками воды, но также и самим скотом. Однако существовала и жесткая специфика: кочевые общества были слаборазвитыми, находились в основном на стадии протогосударства и нуждались в постоянном взаимообмене продуктами с оседлыми. Этот последний важный фактор сыграл существенную роль в исторических событиях: вспомним массированные волны аравийских кочевников – амореев, арамеев и др., захлестывавшие время от времени очаги ближневосточной цивилизации. Впрочем, оседая, кочевники обычно быстро трансформировались в земледельцев, а их первоначальные зоны обитания занимали другие племена, за счет которых потенциально формировались новые волны.

Дата добавления: 2014-11-18