Казачество и представители иных народов и этносоциальных сообществ Донского края: проблемы этнокультурного соразвития и вклад в создание полифоничной донской субкультуры

Исследователь этносоциальных и культурно-бытовых особенностей донского казачества XVI - начала XIX в.в., С.В.Черницын, характеризуя его этнический состав, типологию и трансформацию этнокультурных процессов, особо выделил наличие позитивного влияния на формирование его этнических признаков сословной, корпаративной принадлежности. Такого же подхода к оценке соотношения этничности и сословности в культуре донского казачества второй половины 18 - начала 20в.в. придерживаются в своих научных наблюдениях А.А.Озеров, А.П.Скорик и Р.Г.Тикиджьян, Трут В.П.

Отношение казаков к входившим в их среду иноэтническим элементам в литературе обычно определяется, как терпимость. Однако, на наш взгляд, это понятие, как бы подчеркивающее некоторую вынуждённость и снисходительность отношения, необходимость терпеть и потакать, отражает не все нюансы межэтнической ситуации внутри Войска. Здесь уместно более понятие «толерантность», но не в старом его понимании, которое идентично терпимости, а в новейшем, расширительном толковании (в духе Декларации принципа толерантности ЮНЕСКО 1995 г.): взаимность, добрососедство, доброжелательность, право каждого сохранять свою индивидуальность, но, разумеется, что касается казачества, в рамках общих правил, принятых в Войске Донском, и при обязательном соблюдении базовых казачьих ценностей.

Одна из основ казачьей толерантности является исторической и вытекает из особенностей самого происхождения казачества. «Обыкновенно, - писал на этот счёт П.В. Голубовский, - борьба (подобная казачьей.) производит ненависть ко всему, что не составляет «нашей, моей» нации; она имеет следствие, консерватизм в нравах и обычаях, не допускающий никаких уступок… Но (у казаков) мы этого не видим. Эта национальная терпимость, оказываемая запо­рожцами и донцами, есть традиция глубокой древности. Никто из них не сказал бы, почему он так смотрит на других людей не одной с ним нации, потому что эта оригинальная черта срослась с ним и, нам ка­жется, ведет свое начало с того времени, когда действовали предшественники запорожцев и донцов, их отцы по духу, первые организаторы казачества, бродники и берладники, в общину которых вошли и тюркские, и, вероятно, всякие другие элементы».

Казачья толерантность, как мы полагаем, в первую очередь объяс­нялась демократическим устройством Войска Донского и предшест­вовавших ему форм организации вольных людей, тем, что казачья идея свободы, равенства и товарищества оказалась для этих людей, сплотившихся в уникальное сообщество, выше всех прочих идей, в том числе идей народности, сословности, церковности и т.д. Именно эти обстоятельства были первичными, а открытость, рационализм, способность к культурному общению — вторичными, проистекавшими из первых. Например, связь между этнической пестротой и демо­кратическим устройством у казаков проводит Н.А. Миненков, кото­рый видит её в том, что этнически пестрая общность, по-видимому, формировала такие необходимые для демократического устройства стороны общественного сознания, как терпимость, умение уважать интересы соседа, принадлежащего к другому этносу и иной культуре, и уживаться с ним в рамках единой социальной общности»

Заметим еще, что рассматриваемая толерантность была присущая не одним только донским казакам, но и всем остальным, имевшим весьма сходное общественное устройство, и это подчеркивается по­стоянным присутствием в других казачьих сообществах многих каза­ков неславянского и нерусского происхождения, даже в большом от­носительно числе, чем на Дону. В начале ХХ в. соотношение русских по происхождению и «обрусевших» казаков, с одной стороны, и каза­ков с нерусским родным языком, с другой, выглядело приблизительно так: в Войске Донском — 50 к 1, в Уральском, Сибирском и Семире­ченском войсках — 16 к 1, в Оренбургском войске — 13 к 1, в забай­кальском войске — 12 к 1. Тогда же в Кубанском войске соотношение русских и украинских по происхождению казаков составляло пример­но 4 к 5. Кубань, навсегда соединившая представителей двух казачьих сообществ, дала прекрасный пример братских отношений донцов и запорожцев. «При резких противоречи­ях, существовавших между различными сословными группами на Ку­бани, — отмечают этнографы, —... не замечалось национального антагонизма между русскими и украинцами (потомками донских и запорожских казаков)»

Сказанное не означает, что в Войске Донском на бытовой почве не случались определенные «нестыковки» в отношениях казаков разноэтничного происхождения_, скажем, «обычных» казаков и казаков-калмыков из-за кражи лошадей и скота. Но эти моменты не следует драматизировать и преувеличивать. Иначе получится, как в мемуарах выполнявшего «классовый заказ» красного героя гражданской войны О. И. Городовикова где, после живописания плохого отношения к нему, казаку-калмыку, «обычных» казаков, сослуживцев по взводу, и упоминания об отсутствии «правового равенства с остальными казаками», читатель вдруг с удивлением узнаёт, что автор становиться взводным урядником, а затем и командиром взвода (правда, другого), в котором его подчиненными оказываются «остальные» казаки.

Поскольку казачество, как заметил И. В. Быкадоров, в принципе являлось «равноправным братским сожительством разных народов (национальностей), его составляющих», получалось, что «идеология, психология, формы гражданственности, духовное сродство, взаимное тяготение» были «более едины и тождественны у… донца - христианина и у донца - буддиста, чем между первым и… великоруссом». Характерны наблюдения профессора В.В. Богачева, сделанные во время «странствий по задонским степям» и нашедшие отражения в его географии Донской земли: при негативном отношении к русским «иногородним», донские калмыки имели «добродушное расположение» к «остальным» казакам. Оно было заслуженным, поскольку казачество в целом уважало «казачий выбор» донских калмыков, их культурно-бытовые и религиозные особенности. Донская «противоламайская» миссия - это порождение позднего времени и к тому же, весьма слабое результатами.

Еще атаман С.П. Кочет в 1705 г. подчеркивал, что между казаками «никакого посмеханья друг другом нет». К случавшимся все же в повседневной жизни оскорблениям, связанным с происхождением того или иного донца, Войсковые и местные власти относились однозначно отрицательно и при выявлении подобных случаев решительно наказывали виновных. В обществе насаждалось мнение: человек, ставший казаком хотя бы вчера, сегодня - казак со всеми вытекающими отсюда последствиями и без всяких изъятий. Ни новые казаки, попадавшие в общий «котел» ассимиляции, ни казаки из отдельных этнических групп не ограничивались в правах и обязанностях. Больше того, Войсковые власти старались поощрять верную и усердную службу этих донцов, в частности, почетным определением их в состав станиц, выезжавших в Москву, а также при распределении государева жалованья и наград. Отказы Войска Донского присягать царю из-за невозможности для многих казаков-нехристиан целовать крест можно рассматривать не только как уловку войсковых властей, но, в определенной степени, как проявление уважительного отношения к своим нехристианам.

«Положение 1835 г.», отражая Войсковое право, гарантировало Дон­ским калмыкам свободу вероисповедания и неприкосновенность всех относившихся к нему обрядов, равенство с другими казаками в отбы­вании службы и повинностей, в получении образования, внутреннее самоуправление на уровне сотен (будущих станиц) и ниже, право «первой степени расправы» (суда) и др. Войско даже предоставило кaлмыкам льготу в прохождении обычной казачьей службы, оформленную законом 1828 г., разрешив заменять пребывание в воинских частях (как правило, далеко за пре­делами Дона) исполнением обязанностей табунщиков при станичных и частных конских табунах. Калмыки, интегрированные в Войске Донском, являлись неотъемлемой частью Донского казачества, и поэтому встречающееся в литературе разгра­ничение донских калмыков и «действительных» казаков следует расценивать, как некорректное.

В XVIII - XIX в.в. иноэтничное происхождение и нехристианское вероисповедание казаков не служили препятствием для продвижения по службе, если, конечно, у них проявлялись не только способности к усвоению казачьего образа жизни, но и соответствующие таланты. Отнюдь не единичны случаи, когда такие казаки становились старши­нами, то есть, приобретали высшее в то время звание в Войске Дон­ском, дававшее возможность командовать казачьим полком. Напри­мер, в списке старшин на 1 января 1789 г. значатся несколько че­ловек, не бывших казаками при рождении:

		Чии гн
Старшины	Происхождение	Чин и время его получения	Возраст	Служба
Давыдов М.И.	«из грузинских детей»	войсковой старшина, 1776 г.	42 года	война с Турцией 1769 - 1774 г.г., экспе‑ диция в Сечь 1775 г.. Задонские заставы 1781 г.,командир полка в Польше
Русин М.И.	«греческий сын»	войсковой старшина, 1788 г.	Подавление Пугачевского восстания 1774г., Кавказская линия 1782-1783 г.г., секретные посылки в Грузию и Турцию
Японский В.	«уроженец… Пруссии в местечка Рокнете, докторской сын»	Подполковник, 39 лет не показано	54 года	Война с Турцией 1769-1774 г.г., командир полка на Кубани и Кавказской линии, казачьего полка из ямщиков

Характерные примеры такого же рода дает деятельность войскового старшины И.А. Миллера, «родом немецкой нации», подполковника из донских татар Я.А. Асанова, гвардейского полковника азиатского или кавказского происхождения Т.Б. Эльмурзина, полковника И.М. Залещинского (польского происхождения, католика), генерал-майора Д.Г. Бегидова (кабардинца по происхождению, перешел в православие из ислама), генерал-майора И.К. Круликовского (поляка по происхождению, католика), генерал-лейтенанта А.М. Измайлова (турка по происхождению) и др.

Неказачье происхождение в былые времена не мешало особенно одаренным лицам делать очень большую карьеру, вплоть до занятия поста Войскового атамана Войска Донского. Редко в какой стране недавний чужеземец или даже его сын могли, будучи избранными, официально стать во главе еще недавно чужого народа. Даже в начале XXI в. конституции и избирательные законы наиболее демократических стран и их регионов содержат разного рода ограничения для занятия высших выборных должностей (по возрасту, сроку проживания, а то и обязательному рождению на соответствующей территории). Главами же всего донского казачества не раз становились неказаки по происхождению. Среди них были С.Л. Лаврентьев (сын калужского стрельца); И.С. Семенов («сшел с Руси»); Н.В. Шелудяк (родом из Нижнего Новгорода). Упомянем также О.П. Кaлуженина, вероятно, по происходившего из Калуги, И.М. Мартемьянова, имевшего братом крепостного крестьянина и, видимо, вышедшего из низов русского общества, Самаренина (вероятно, из Самары), Ф. Татара и М.И. Татаринова, возможно, имевших какое-то отношение к татарам, К.Я. Яковлева, носившего прозвище Черкес, отчего высказывалось предположение о его кавказском происхождении.

Знаменитый герой Смуты донец И.М. Заруцкий, не бывший, правда, формально войсковым атаманом, но имевший значительное влияние не только на донские, но и на российские дела, был родом из западноукраинского Тернополя, ребенком попал в плен к татарам, от которых, повзрослев, ушел на Дон. Когда во главе Войска стояли уже назначавшиеся лица, наказными атаманами были Д.М. и А.Д. Мартыновы, соответственно сын и внук старшины М.В. Васильева, скорее всего, латыша или эстонца, вывезенного мальчиком во время Северной войны из района между Ревелем и Ригой.

Нет сомнения в том, что донской этнический «котел», механизм, особенности и результаты его работы, конкретные службы людей, «переварившихся» в этом котле, представляют большой исторический интерес и заслуживают внимательного изучения.»

Этническая неоднородность донского казачества, особенно на раннем этапе его истории конца 16-17в.в., уже давно признается многими авторами. Однако основное внимание уделяется процессам этнической ассимиляции (т. е. постепенному «растворению», стиранию культурных различий) в рамках казачьих общин представителей иных, неславянских этносов, что значительно обедняет картину этнической истории Дона. Рассматривая этническое состояние служилого сословия Области Войска Донского (донского казачества), С.В.Черницын обоснованно выделяет в его составе три основных группы.

Первой и основной группой, является русская, восточнославянская, в которой этническим субстратом(базовым ядром) к XVII столетию являлись великороссы и малороссы. Именно она, в первую очередь, имеется в виду, когда речь идет о донском казачестве. Названная группа уже с XVII в. преобладает в политическом и культурном отношениях, определяя облик всего сообщества. Ее формирование связано со следующими процессами: внутриэтнической консолидации (великорусы, преимущественно из южнорусских уездов) и межэтнической консолидации (преимущественно украинцы, выходцы из Левобережной Слободской Украины, и также – из южнорусских районов, являвшихся русско-украинским пограничьем). А также ассимиляции, которая распространялась на ногайцев, крымских татар, турок, горцев, калмыков (с XVII в.). Сюда же можно отнести выходцев из Европы: греков, поляков, валахов, реже (и преимущественно с XVII в.) немцев, шведов и др.

Второй - может быть названа группа казаков-мусульман, существующая уже во 2-ой половине XVI в. (донские, юртовые, базовые татары). Даже в названиях они противопоставляются своим враждебным для казаков соплеменникам. В составе донского казачества казаки-мусульмане были отдельной группой, сохранявшей культурно-бытовую обособленность и жившей в ст. Татарской, преобразованной в 1860г., после эмиграции значительной части донских татар в Турцию, в одноименный хутор. Сведения о ней ограничены, но можно сказать, что понятие татары носит обобщающий характер. Это не особый татарский субэтнос, а смешанная локальная группа конфессионального(религиозного) характера в составе служилого сословия. Можно предположить, что её основной были ногайцы, также она пополнялась за счет этнических татар, а в XIX в. часты упоминания и о зачислении в её состав горцев, преимущественно адыгов. Данная группа складывается вследствие процессов межэтнической консолидации представителей тюркоязычных этносов и в меньшей степени - ассимиляции горцев. Ислам- как вероисповедание, принадлежность к казачьему сословию и, возможно, ногайский язык, стали факторами ее формирования.

Третья группа – донские (базовые, юртовые) калмыки, которая по численности уступала только русской (донским казакам). Постепенно формировалась с конца ХУ11 в., уже с начала XIX в. им была выделена отдельная территория на юго-востоке земель донского казачества (Калмыцкое войсковое кочевье, Калмыцкий, а затем – с 1884г. Сальский округ). Они сохраняли религиозную обособленность- исповедуя ламаизм(разновидность буддизма), вплоть до 2-ой половины XIX в. - кочевой тип хозяйства и бытовой уклад, пережитки которого наблюдались и позднее в ХХ веке.. Общность донских калмыков-бузаавов формировалась, в основном, благодаря процессам внутриэтнической консолидации, охватывающей калмыков, в разное время причислявшихся к Войску Донскому, и может быть обозначена, как локальная (либо даже - субэтническая)самостоятельная группа калмыцкого этноса.

Названные группы, различаясь по численности, культуре, политическому статусу, являлись основными этническими компонентами служилого сословия Области войска Донского. Подобная картина наблюдается и в большинстве других казачьих сообществ: доминирующее этническое ядро, являющееся русским субэтносом (либо локальной группой) и интегрированные в то или иное Войско (сообщество) неславянские образования. Поэтому целесообразно терминологически разграничивать в научных построениях сословный и этнический уровни. Например, термин «донское казачество» использовать для обозначения всего служилого населения (сословия), а «донские казаки» - только применительно к его восточнославянской, преобладающей части, являющейся субэтнической группой русских.

В современной литературе по истории и культуре казачества роль сословного фактора чаще всего оценивается отрицательно. Особенно это наблюдается в казачьей периодике, отражающей идеологию современного возрожденческого движения. Не отрицая и некоторых негативных последствий сословной принадлежности, хотелось бы акцентировать внимание и на позитивных, системообразующих аспектах сословно-карпаративного фактора развития.

Во-первых, сословные рамки казачьей корпорации ограничивали контакты с родственным населением, что предотвратило возможное растворение в нем казаков, способствуя укреплению их внутриэтнической консолидации. Это соответственно приводило к уплотнению культурно-бытовых связей внутри самой группы, т.е. сохраняло самоидентификацию, культурно-этническую особость от других иноэтничных и иносословных копарций.

Во-вторых, сословные признаки (обязательная военная служба, землепользование, военная форма) в итоге сами постепенно стали важнейшими составляющими элементами традиционной казачьей культуры и существенными стереотипами самосознания донских казаков конца XVIII-го - начала XX века.Эти выводы совпадают с результатами исследований истории и культуры донского казачества 19- начала 20в.в. проведённых А.П. Скориком, Р.Г. Тикиджьяном, М.А.Рыбловой.

Казачество – это сложное социокультурное русское сообщество. Именно такое определение казачеству на современном этапе дают А.И.Козлов и А.А.Козлов. В статье «Российское казачество: краткий анализ ближайшей истории и перспективы»[i] они констатируют факт, что к концу 80-х годов 20-го века казачество подошло разбитым и раздробленным. На их взгляд, возрожденческий процесс начался с весьма низкого теоретического уровня. Началу острой дискуссии в обществе послужили постулаты, сформулированные Союзом казаков (создан Учредительным Большим Кругом, состоявшимся в Москве 28-30-06-1990 г.). В числе первоочередных задач было провозглашено восстановление «казачества как этнической формации». В чём состоит ошибка в формулировке этой задачи? Казачий этнос складывался в течении нескольких столетий, но полностью сложиться не успел по ряду объективных причин. Дореволюционное казачество представляло собой сложное социальное явление, в котором переплелись и этнические, и сословные черты, причём вторые заметно преобладали. Официально казачество именовалось сословием, но тогдашние руководители России не учитывали в полной мере той особенности, что в процессе локальной вековой замкнутости вокруг казачества наслаивались свойства, присущие этносу.

Общепризнанной в науке считается точка зрения, что казачество пребывало в состоянии субэтноса. Современные казачьи лидеры этого не учитывают. Декларируя возрождение казачества как этноса, в действительности они добиваются восстановления казачьего сословия. Установка Союза казаков: казаками считать «потомков казачьих родов», а также уроженцев казачьих областей, желающих «возродить самобытность казачьего этноса», признающих его устав и уплачивающих «членские взносы».

По мнению А.И.Козлова в 3-м тысячелетии восстановление институтов феодализма невозможно и противоречит смыслу социально-экономических процессов. Рыночные отношения вызвали объективное расслоение в среде казачества. Сама по себе полемика вокруг вопроса, считать казачество сословием или этносом, весьма риторична, так как оба ответа в категорической форме неверны. Получается, что казачество и не сословие, и не этнос, а, скорее всего, социокультурное русское сообщество с некоторой долей этнической окраски.

Именно это обстоятельство создаёт предпосылки для вполне реального возрождения казачества, но этот процесс очень длительный. Согласно данным этнографии, этнос формируется на протяжении 10-15 поколений, то есть, приблизительно 250-350 лет. Но, если учесть, что казачество в прошлом уже пребывало в стадии становления субэтноса, то, очевидно, что вполне возможно возрождение его в этом качестве в относительно недалёком будущем.

Однако нужно иметь в виду то, что в обществе будут продолжаться ассимиляционные процессы, которые административно-приказными методами не определяются, так как объективны по сути своей. Приказы и постановления естественного хода событий изменить не могут. Откровенно грубое вмешательство извне в дела казаков способно вызвать тяжёлые последствия. Особенно в этнизации – явлении крайне хрупком, тонком, легко ранимом. Многие меры, предпринимаемые современными казачьими лидерами и под их давлением государственными органами, несут в себе негативный заряд.

Взять хотя бы провозглашённое Союзом казаков «установление особого режима землепользования на традиционной основе». Соседи казаков хорошо помнят эту «традиционную основу», из-за которой в 1918-м году началось кровопролитие. На Юге России, где проживало 70% казаков от их общего числа и где в общей массе населения они нигде не приближались и к его половине, им принадлежало свыше 80% всех земель. Коренные народы задыхались от безземелья, а казаки втридорога сдавали им в аренду свои земельные паи, для обработки которых у них не хватало собственных сил. Всем понятно, что «установление особого режима землепользования на традиционной основе» невозможно без нового передела земли, но совершенно ясно, что первый шаг в этом направлении обернётся взрывом гражданской войны.

Не меньшую опасность таят в себе требования о воссоздании казачьих войск в пределах былых территориальных рамок. Эти амбиции нашли своё воплощение и в названии Донского войска. Теперь его аттестуют как Всевеликое Войско Донское, хотя до 1918-го года так оно никогда не именовалось. Такое название придумал генерал П.Н.Краснов. Он собирался утвердить суверенитет Донской республики на международной арене, но в начале 1919-го года эти замыслы рухнули, а сам П.Н.Краснов открыто перешёл на сторону Германии, где стал под гитлеровские знамёна и в 1942-м году призвал казаков вступить в войну на стороне фашистской Германии против собственного Отечества.

А.И.Козлов и А.А.Козлов критично оценивают характеристику исключительности казачества, в основе которой изображение казачества авангардом России в прошлом, настоящем и будущем. Заносчивость, легкомысленное верхоглядство вызывает негативную реакцию у окружающих народов, порождает изоляцию казаков от остальных россиян. Это бьёт бумерангом по всему казачеству, занимающемуся повседневным трудом. Объективный и беспристрастный суд истории показывает, что не казаки создали Россию, а именно Россия породила казаков, отводя им на каждом этапе своего развития определённое место.

Историк В.А.Матвеев рассматривая феномен казачества, в т.ч. донского, с с позиций теории «российскости», делает вывод, что изначально казачество формировалось как явление социальное, а не этническое, а в XIX-м веке в рамках Российской империи стало обретать ярко выраженные черты сословности. Тем самым процесс был взят под официальный контроль и поставлен в зависимость от государственной инициативы. На протяжении нескольких веков казачество обрело этнокультурное своеобразие, но не превратилось в новый этнос. Оно оставалось частью восточнославянского этноса, но впитало в себя множество компонентов восточных культур и поэтому должно рассматриваться и как явление сугубо евразийское. В то же время этнический и национальный контакты казачества с Россией никогда не прерывались, а, наоборот, даже усиливались из-за массового притока населения из её пределов в места его расселения, которое большей частью попадало в войсковое сословие. Не случайно казаки принимали активное участие в событиях внутри России, в гражданских конфликтах и в отражениях внешних агрессий. В казачестве сословность как бы срослась в одно целое с этнокультурной самобытностью. Российское казачество – это не реликтовый феномен, а достаточно устойчивая специфическая общность, неотъемлемая часть русского народа, имеющая свою этнокультурную самобытность. Эта особенность не исчезла ни при естественном, ни при насильственном расказачивании.

Незыблемость рубежей в противовес враждебности сопредельного мира обеспечивалась казачеством и в последующем. На Северном Кавказе именно за счёт казачьих поселений создавались разделительные линии. Как показал опыт: безопасность в контактных зонах могло обеспечить только казачество как наиболее мобильная в военном отношении и психологически подготовленная к экстремальным ситуациям часть населения. Таким образом, сравнивая оценки казачества, данные А.И.Козловым и А.А.Козловым, В.А.Матвеевым, можно сделать вывод, что феномен казачества, включая донское сообщество, нельзя воспринимать однозначно, в каком-то одном измерении. Он достаточно многослоен и по-разному проявляет себя на всех уровнях этнонациональной идентификации: на этническом – как специфическая часть восточнославянского этноса (или субэтнос), на национальном – как неотъемлемая часть русского народа, на государственно-политическом - как составная часть российского полиэтнонационального гражданского сообщества.

Таким образом на основе последних историко-культурных исследований возможно дать примерную обобщённую характеристику этапов становления и социокультурной трансформации донского казачества.

Итак на современном этапе изучения данной проблемы учёными и исследователями: историками и социологами, этнографами, политологами и правоведами выделяются 4-е основных этапа:

1. 16 – начало 18 века становление донского казачества как полиэтничной(тюркские, славянские, кавказские и др. элементы) социокультурной группы, субэтноса обладающего сознанием этнической и социальной самоидентификации в рамках мужских военизированных сообществ в квазигосударственной атаманско-круговой модели.

2.Первая четверть 18 - начало 20 в.в. трансформация донских казаков в этносословное сообщество (сбэтнос и квазисословие), под воздействием внешних и внутренних факторов в ходе включения в состав Российской империи. Воспроизводство коренных, родовых, т.е. рождённых на Дону казаков в рамках развивавшейся системы семейно-брачных отношений. В течении 150 лет породило очередной феномен - сочетания, переплетения в казачьем культурном архетипе и менталитете устойчивых элементов этничности и сословности, отражавшихся в культурно-бытовых формах общежития и трансформировавшихся традициях. Этничность и сословность проявлялись через культурную самоидентификацию, их уже сложно было бы разделить, как «две стороны одной медали» состоящей из единого сплава.

3.Революция и гражданская война и Советский период истории 1917 – 1991-93гг. Привели к кризису этносословной идентичности в условиях государственной политики расказачивания и социалистической модернизации. Произошла резкая утеря признаков сословности и сословной самоидентификации в 20-30г.г. и дальнейшее угасание этничности через отмирание культурных традиций в 50-80гг.ХХ в.

4.С 1988-1990г. по настоящее время.

Возрожденческое движение на Дону и в России породило феномен оформления «неоказачества» как новой социокультурной корпорации на основе уходящих поколений последних носителей остатков политкультуры казачьего самоуправления и «архаичной» этничности.

Известно, что кроме казаков, на территории Дона проживали пред­ставители как славянских, так и других народов: русские, украинцы, белорусы, турки, татары, калмыки, греки, армяне, немцы, поля­ки, иудеи, гру­зины, отдельные представители различных этносов Северного Кав­каза. Проживали на Дону и представители иных социально-корпоративных сообществ: сословий, групп и классов. Духовенство, торговцы и предприниматели, промышленники, крестьяне и ремесленники, бурлаки и рабочие, творческая и научная интеллигенция. Первоначально они жили среди казаков, часто сли­ваясь с казачьим населением, перенимая их культуру, традиции и обряды. Со второй половины XVIII века на Донской земле, особенно на нижнемДону и в Приазовье, стали появляться колонии и компактные самостоятельные поселения, кварталы и улицы в городах: украинцев-малороссиян, греков и армян, немцев и иудеев, оставивших свой собственный, весьма заметный след в истории, материальной и духовной культуре Азово-Донского края, его крупнейших городов: Ростова-на-Дону, Нахичевани-на-Дону, Таганрога и Азова, Новочеркасска, Алексанровск-Грушевска (Шахт), Красного Сулина, Миллерово и др.

Большую работу по сбору, обобщению и анализу материалов, касающихся историко-культурной проблематики не только казачества, но и других титульных народов и этносоциальных групп Дона, их взаимоотношений, проделали современные историки и краеведы: Астапенко М.А., Астапенко Г.Н., Астапенко Е.М., Абрамова Т.Н., Бархударян Б.Н., Багдыков М.Г., Вартанян В.Г., Казаров С.С., Кузнецов А.М., Миненков Н.А., Мовшович Е.В., Сидоров В.Н., Самарина Н.В., Римский С.В., Рывин И.А., Терещенеко Н.В., Тикиджьян Р.Г., Шовунов К.П., Шумов В.В. и многие другие, работы которых рекомендованы в основном списке литературы. На основе изученных и опубликованных ими материалов, автор-составитель попытался обобщить и проиллюстрировать примерный абрис вклада различных народов и специфических этносоциальных групп в многоцветную политру истории и культуры Азово-Донского региона.

Дата добавления: 2014-11-18