Основные подходы к интерпретации субъектов и объектов политики

Закономерен вопрос, кто же входит в число реальных, а не номинальных субъектов и объектов политических отношений, да и кто, в основном, играет именно активно-субъектную роль в политике: индивиды, рядовые граждане или выдающие политические деятели, большие или малые социальные группы, партии или государственные учреждения? На этот вопрос предлагается два основных варианта ответа, сопряженных соответственно с двумя наиболее распространенными и уже упомянутыми нами теоретическими подходами - организационно-институциональным и социально-редуктивным.

Институты как субъекты политики

Первый, организационно-институциональный подход, связан со сведением всех субъектов политики к государственным (реже и к негосударственным) институтам. Представление о политике как об активной деятельности политических институтов, как о функционировании легальных государственных учреждений и норм выступало в качестве основы государственническо-институционной концепции, господствовавшей в политической мысли вплоть до начала XX века.

В последние годы политология, пережив революцию, совершенную бихевиоралистами и сторонниками концепции 'рационального выбора', уже упомянутого в главе VI, столкнулась с ренессансом институционального подхода, когда на смену так называемому 'старому институционализму' пришла уже упоминавшаяся выше теория 'нового институционализма', которая политические институты понимает не только как официальные учреждения и формальные правила, а и как некие организационные модели отношений между социальными субъектами и объектами по поводу власти, включающие в себя неформальные нормы и процедуры и, кроме этого, связанные с самим формированием и активностью этих политических организаций. При этом известные американские политологи Д. Марч и Д. Олсен в своей, обобщающей концепцию 'нового институционализма', работе под характерным названием 'Вновь открывая институты: Организационный базис политики' (1989) пишут следующее: 'Многие из основных акторов в современных экономических и политических системах являются формальными организациями, а легальные и бюрократические институты играют доминирующую роль в современной жизни'⁴. Далее они замечают, что нельзя сводить совокупность субъектов политики к 'зеркалу социальных сил', поскольку политические учреждения и их организационные компоненты явно обладают известной автономией.

Далее в главе XX специально и подробно рассказывается о дискуссии между 'контектстуалистами', сводящими субъектов политических изменений к классам и деятельности социальных групп (Б. Мур, А, Пржеворский и др.) и 'институционалистами', считающими именно институциональные организации автономной движущей силой политической динамики (Т. Скокпол, С. Хантингтон и др.). Здесь же необходимо подчеркнуть, что в политике существуют как официальные и формальные учреждения, так и неофициальные организованные структуры, неформальные институты. Например, в России порой такие высокие официальные институты как федеральный и региональные парламенты и суды играют куда меньшую роль, чем корпоративно-ведомственные кланы бюрократии или неформальные клубы политиков и бизнесменов. В этом смысле 'теневые' (или 'криптократические'), неформальные организации типа масонской ложи 'П-2' в Италии, которая объединяла около 2-х тысяч человек, представлявших высший истеблишмент страны, иногда более влиятельны, чем некоторые официальные органы власти. И в этом же плане такие 'неформальные' политические институты, как бюрократические ведомственные корпорации (например, внутри департаментов московской мэрии) или региональные элитные группировки в Москве, сплоченные и организованные, могут вполне 'дать фору', а то и 'потягаться силой' с такими формальными и официальными структурами, как Мосгордума или Мосгорсуд.

Систематические основы нормативно-институционального подхода к определению политических субъектов были заложены в наиболее развернутом виде в 'Левиафане' Т. Гоббса. Т. Гоббс совершенно определенно отличал 'политические тела', как элементы государственного механизма (например, монарх-суверен, министры правительства, парламент и т. д.), от так называемых 'частных тел', публично-правового характера и, следовательно, не имеющих полномочий самостоятельно вести политическую борьбу и участвовать в отправлении власти. Автор 'Левиафана' отрицал необходимость существования каких-либо автономных политических субъектов вне государственных институтов, поскольку 'разрешить политическому телу подданных иметь абсолютное представительство всех его интересов и стремлений значило бы уступить соответствующую часть власти государства и разделить верховную власть, что противоречило бы целям водворения мира среди подданных и их защиты'5.

Т. Гоббс прекрасно понимал, что, несмотря на то что субъектами политики должны быть лишь 'политические тела', обладающие полномочиями государственной власти (то есть лишь государственно-публичные институты), в реальную политическую жизнь вторгаются и 'частные тела', иногда не только не обладающие полномочиями власти, но даже прямо противостоящие ей. Им приводятся примеры 'корпораций воров', 'заговорщических партий' или 'частных лиг', которые являются нелегальными по характеру, что ставит их вне закона и выводит за рамки официальной политики как организации, не соблюдающие установленные государством и правом формальные правила политической игры. И практически вплоть до конца ХIХ - начала XX в. институциональный подход к участникам политической жизни, отдающий приоритетную роль официальным институтам, выступает в качестве расхожей парадигмы в интерпретации субъектов политических отношений.

Дата добавления: 2014-11-18