Английское просвещение

ИЗ

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 22, с. 310.

ОФОРМЛЕНИЕ АНГЛИЙСКОЙ ПАРЛАМЕНТСКОЙ СИСТЕМЫ

В конце XVII — первой половине XVIII в. в Англии начали складываться формы и принципы государственного управления, характерные для буржуазных демократий. Однако процесс фор­мирования парламентской системы проходил уже не в ходе рево­люции, а в специфической обстановке, сложившейся после ком­промисса 1688 г. Государственная деятельность оставалась приви­легией земельного дворянства, и на поверхности политической жизни фигурировало несколько десятков знатных родов. «Аристо­кратическая олигархия,— по выражению Ф. Энгельса,— слишком хорошо понимала, что ее собственное экономическое процветание неразрывно связано с процветанием промышленного и торгового среднего класса» ¹. Именно экономические интересы буржуазии «определяли собою общую национальную политику».

Новой вехой в становлении парламентской системы стал при­нятый в 1701 г. парламентом «Акт о престолонаследии и статут об устройстве королевства»: «Законы Англии являются прирожден­ными правами ее народа, и все короли и королевы, которые всту­пают на престол английского королевства, обязаны производить управлепие английским народом в соответствии с указанными выше законами, и все их подчиненные и министры должны нести службу, соблюдая те же законы». Королевская власть объявля­лась, таким образом, ограниченной законами, которые вправе из­давать только парламент. В «Акте о престолонаследии» определя­лась дальнейшая судьба английской короны после смерти Виль­гельма III. Она должна была перейти к дочери Якова II — Анне, а после ее смерти — к курфюрсту (князю) небольшого германско­го государства — Ганновера. Формальные основания для этого да­вал брак курфюрста и внучки Якова I Стюарта.

Правительство приобретало все большую независимость от ко­роля. Королева Анна (1702—1714) и первые короли ганноверской династии Георг I (1714—1727) и Георг II (1727 — 1760) еще пред­седательствовали на заседаниях правительства, но министры все чаще собирались втайне от короля и именно на этих заседаниях принимали решения, которые потом лишь формально рассматри­вались в присутствии монарха. При Георге II даже это формаль­ное участие короля в работе правительства постепенно прекрати­лось. Этому в известной мере способствовали и личные качества названных королей. Анна, по выражению английского либераль­ного историка XIX в. Маколея, «при хорошем расположении духа была кротко глупа, а при дурном — сердито глупа». Первые Геор­ги были ограниченными людьми, больше заботившимися о делах своего маленького Ганновера, чем о позициях королевской власти в Англии.

Таким образом, к середине XVIII в. в Англии установилась си­стема управления, как нельзя более соответствовавшая интересам господствующих классов. Ограничение королевской власти, зави­симость правительства от парламента, правовые гарантии, запи­санные в Habeas Corpus Act и ряде законов, принятых в начале XVIII в., независимость судей от короля и правительства — все эти черты английской конституции стали предметом гордости анг­лийских государствоведов и зависти идеологов подпимающеися буржуазии других стран.

Теоретически власть принадлежала народу, но на практике от избрания «народных представителей» были отстранены не только массы рабочих, ремесленников, крестьян, но и значительная часть буржуазии и даже землевладельцев. В 1717 г. был резко повышен ценз для избирателей: отныне право участвовать в выборах предо­ставлялось лишь лицам, получавшим не менее 600 ф. ст. годового дохода с недвижимости, либо 200 ф. ст.— от торговых и финансо­вых операций. Таких лиц оказалось всего около 250 тыс. из почтп 5'миллионного населения страны.

Формально высшим органом государственной власти был пар­ламент, но реальная власть в стране принадлежала политическим дельцам, стоящим во главе обеих партий. Наибольшим влиянием пользовалась партия вигов, которая находилась у власти почти не­прерывно с конца XVII в. до 1770 г. В то время как торийсшге верхи представляли главным образом интересы крупных земле­владельцев и опирались на провинциальных сквайров, лидеры ви­гов были, по выражению Маркса, «аристократическими представи­телями буржуазии, промышленного и торгового среднего класса» К

На смену острой политической борьбе времен революции и да­же послереволюционных лет, когда действительно сталкивались противоборствующие социальные силы, пришло мелкое полити­канство алчных клик, жаждущих власти и богатства. Именно в этот период сложились такие черты буржуазного парламентариз­ма, как оторванность от народа, неизбежная коррупция, бесприн­ципность. Политическая мораль буржуазии формировалась в об­становке бешеной погони за наживой, колониального грабежа, финансовых авантюр. В этих условиях и политическая деятель­ность рассматривалась как один из «законных» источников обо­гащения. Покупалось и продавалось все — голоса избирателей и членов парламента, государственные посты и благоволение минист­ров, доступ ко двору и политические убеждения.

Едва ли не самой колоритной фигурой той эпохи был видный вигский лидер Роберт Уолпол, бессменно стоявший во главе прави­тельства с 1721 до 1742 г. Возглавляя одну из вигских группиро­вок, наиболее тесно связанную с буржуазными кругами, он впитал в себя все пороки своего века и своего класса.

Выходец из типичной помещичьей семьи, потомок мировых судей, полковников милиции и членов парламента, Роберт Уолпол_т вероятно, умер бы «деревенским джентльменом», если бы с первых шагов своей политической карьеры не пошел на союз с воротила­ми Сити. Прорвавшись к власти, он стал одним из самых богатых людей Англии, получая колоссальные взятки от поставщиков, искателей карьеры, колониальных дельцов. Он жил как крупней­ший магнат, соря деньгами, устраивая роскошные балы, скупая произведения искусства. Мораль века была такова, что Уолпол почти не скрывал источников своего богатства. Во время премьеры пьесы Джона Гэя «Опера нищих», когда скупщик краденого пел: «И министр великий считает честным себя, как и я», сам «вели­кий министр» невозмутимо сидел в ложе. А когда со сцены про­звучали слова:

Коль бичуешь порок,

Будь умен себе впрок,

Не задень при дворе никого, —

Взятки станешь бранить,

Каждый станет вопить,

Что ты метишь, наверно, в него, —

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 8, с. 356.

Уолпол громко потребовал повторения этой песенки. Зал под­держал его взрывами аплодисментов, и трудно сказать, чего в них было больше — благодарности к актерам или восхищения нагло­стью и успехом Уолпола, которым втайне завидовали многие из зрителей.

Знаменитый романист Даниэль Дефо писал: «Я видел изнанку всех партий, всех их претензий и изнанку их искренности, и... я говорю о них: все это — простое притворство, видимость и отвра­тительное лицемерие каждой партии, во все времена, при всяком правительстве... Их интересы господствуют над их принципами».

Вся Англия знала, что парламентские выборы не имеют ничего общего с действительным волеизъявлением не только народа, но и четверти миллиона избирателей. В сельских избирательных ок­ругах вопрос об избрании того или иного кандидата решался обычно крупным лендлордом, от которого зависели и которому не решались противоречить соседи — средние фригольдеры и сквай­ры. Почти половина «депутатов» вообще не избиралась, а прохо­дила в парламент от так называемых гнилых местечек — малень­ких населенных пунктов, находившихся в собственности лорда. Здесь лорд бесцеременно назначал члена парламента, обычно про­давая этот пост за 1,5—2 тыс. ф. ст. Но если кандидату приходи­лось все же бороться за место с конкурентом, он обращался к прямому подкупу избирателей — благо, их было немного. Избира­тели пастолько привыкли получать взятки, что считали их вполне законными источниками дохода. Остроумная сатирическая коме­дия Генри Филдинга:, одного из крупнейших английских писате­лей XVIII в., «Дон Кихот в Англии» на том и построена, что изби­ратели некоего города пришли в ужас от того, что на предстоящих выборах ожидается лишь один кандидат: ведь, не имея конкурен­тов, он не станет давать взятки.

Роберт Уолпол недаром говорил о парламентариях: «У каждого из этих людей есть своя цена». Точно так же, как член парламен­та покупал свой мандат у лорда, контролирующего «гнилое ме­стечко», или у избирателей, правительство покупало самих членов парламента.

Итак, объективно прогрессивный процесс формирования пар­ламентской системы проходил в уродливых формах, сопровождал­ся чудовищным казнокрадством, взяточничеством, стяжательством правящей олигархии. Именно против этих пороков, извращавших самую сущность парламентаризма, была направлена гневная кри­тика и меткая сатира передовых людей Англии, прежде всего — блестящей плеяды деятелей английского Просвещения.

Едва ли не все плоды философской и политической мысли, ли­тературы и искусства XVIII в. были взращены в большинстве европейских стран на почве идеологии Просвещения. Это было мо-

гучее течение, революционное по своей сущности, антифеодаль­ное по социальной направленности, антиабсолютистское по поли­тической программе. Низвергая все догмы религии, отказываясь подчиняться каким-либо авторитетам, просветители стремились проанализировать общественные отношения, государственные формы с позиций свободного, ничем не ограниченного разума.

Но революционная идеология Просвещения носила на себе пе­чать глубокой противоречивости, как противоречива была и сама революционность буржуазии. Борясь за власть, за расчистку путей для капиталистического развития, буржуазия стояла во главе на­ции, поскольку и широкие массы народа были заинтересованы в низвержении феодального строя. Однако буржуазия шла к власти для того, чтобы сменить феодальную эксплуатацию капиталисти­ческой, и провозглашенное просветителями царство разума, по выражению Энгельса, «было не чем иным, как идеализированным царством буржуазии» *.

Конечно, субъективно великие умы эпохи Просвещения от­нюдь не намеревались прославлять строй эксплуатации и угнете­ния. Ленин отмечал, что они «совершенно искренно верили в об­щее благоденствие и искренно желали его, искренно не видели (отчасти не могли еще видеть) противоречий в том строе, который вырастал из крепостного» ². Сталкиваясь с жадностью, лицемери­ем, ханжеством, духовным убожеством, стяжательством рыцарей наживы, просветители бичевали эти пороки, веря в то, что путем просвещения, разъяснения их можно устранить и «естественный человек» предстанет во всем блеске своих добродетелей.

Наиболее ярко историческая ограниченность Просвещения проявилась в Англии, т. е. там, где это течение зародилось. Свое­образие английского Просвещения заключалось в том, что оно воз­никло не до буржуазной революции, когда оно могло бы сыграть роль мощного идеологического оружия в борьбе с феодализмом, а после революции в условиях господства буржуазно-дворянского блока,

В прямой критике правителей вигской Англии просветители были решительны и непримиримы, но они, в отличие от француз­ских просветителей, не добивались коренных изменений общест­венного и государственного строя, поскольку революция была уже позади. Только самый последовательный из них —- Джонатан Свифт (1667 — 1745) —пришел к отрицанию конституционной мо­нархии. Если в первых частях знаменитых «Путешествий Гулли­вера» автор вместе с героем еще верит в просвещенного монарха, который управляет на основе здравого смысла, разума, справед­ливости, то в последних частях он рассказывает, как во время путешествия в Лапуту «наслаждался лицезрением людей, истреб­лявших тиранов и узурпаторов и восстановлявших свободу и по­пранные права угнетенных народов».

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 17.

² Ленин В, И. Поли. собр. соч., т. 2, с. 520.

Но Свифт вообще занимает особое место среди английских просветителей. Гениальный сатирик, политический деятель, близ­ко знавший вождей обеих партий, гневный памфлетист, он страст­но ненавидел не только аристократию и феодальные пережитки, но и новый буржуазный строй. «Богатые пожинают плоды работы бедных»,— в этой наивной формуле Свифт выразил свое отноше­ние к капитализму, понимание его эксплуататорской сущности.

Жанр политической сатиры, столь мастерски развитый Свиф­том, вообще свойствен английскому Просвещению. Этому немало способствовал бурный расцвет журналистики. Еще в конце XVII в. в Англии появились первые газеты, но они почти не содержали политической информации. Новости распространялись главным образом при помощи рукописных сборников (news-letters), кото­рые рассылались из Лондона подписчикам в различные города и сельские районы. Местом встречи сборщиков новостей был собор св. Павла; неподалеку от него, па улице Флит-стрит, стали возни­кать типографии, которые в то время были одновременно и поме­щениями редакций. Так зародился современный газетный центр Англии — Флит-стрит.

Уже первые шаги буржуазной прессы ознаменовались про­дажностью журналистов (один только Уолпол затратил свыше 50 тыс. ф. ст. на подкуп издателей), тенденциозным подбором фак­тов, нередко — прямым вымыслом и дезинформацией. Журнал Де­фо «Ревыо», издававшийся с 1704 по 1712 г., целиком заполнен­ный статьями, репортажами, памфлетами самого издателя, заме­чателен причудливым совмещением широты интересов автора, его литературного таланта, острой наблюдательности с бесцеремон­ным обращением с фактами, преподнесением читателю той полу­правды, которая хуже всякой лжи, публикацией явно инспириро­ванных правительством статей и т. д.

Начало нравоописательной сатирической журналистике поло­жили Джозеф Аддисон и Ричард Стиль — школьные товарищи, активно сотрудничавшие в течение многих лет. Создав в 1709 г. журнал «Болтун», затем «Зритель», «Опекун», «Англичанип», они открыли новую страницу в истории английской и мировой журна­листики; под влиянием этих журналов впоследствии возникли аналогичные издания во Франции, Германии, России.

Аддисон и Стиль обращались не к аристократическому читате­лю, а к сравнительно широкому кругу приобщающихся к культуре людей «среднего класса», буржуазии. Целиком поддерживая бур­жуазное общество, журналисты этого направления видели свою задачу в исправлении частных недостатков поднимающегося клас­са, в облагораживании нравов. В форме свободного собеседования с читателями на самые разнообразные темы — от вопросов эконо­мики до современных мод, от проблем войны и мира до методов воспитания — Стиль и Аддисоп вели свою просветительскую рабо­ту, создав своеобразный жанр эссе. Сатира отступает здесь на вто­рой план перед мягким беззлобным юмором, включающим иронию

У. Хогарт. Гаррик в роли Ричарда III

и невинную насмешку над собственными слабостями. Этот свое­образный английский юмор все больше становился чертой англий­ского национального характера.

Журналистика первой половины XVIII в. во многом способст­вовала демократизации литературы и искусства, сосредоточению внимания писателей и художников на людях, не имевших громких имен и не принадлежавших к королевским родам.

Подлинным художественным завоеванием английского Про­свещения был реалистический роман. Обращение писателей, теат­ральных деятелей к анализу чувств, нравов, страстей человека буржуазного общества потребовало и чисто эстетического нова­торства, создания новых жанров, разработки новых приемов изо­бражения действительности. Так родился просветительский реа­лизм — новая ступенька в развитии художественной культуры человечества. Реалистические нравоописательные романы Даниэ­ля Дефо (1661-1731), Сэмюэля Ричардсона (1689—1761), Генри Филдинга (1707—1754), сценический реализм великого актера Дэвида Гаррика (1719—1779), наконец, реалистическая живопись Уильяма Хогарта (1697—1764) —любая из этих духовных ценно­стей могла бы составить славу целой эпохи в истории культуры.

Наивысшие достижения просветительского реализма связаны с именем Филдинга. Продолжая сатирическую линию Свифта-

памфлетиста, драматурга и романиста, Филдинг в области полити­ческой сатиры поднимается до смелого обличения всего государ­ственного строя и решительного осуждения обеих правящих партий. Главарь преступной шайки Джонатан Уайльд из одноимен­ной повести обращается к двум враждующим группировкам раз­бойников (что означает — к тори и вигам) со следующими словами: «Джентльмены, мне стыдно видеть людей, посвятивших себя столь великому и славному начинанию, как ограбление публики, заня­тых такими глупыми и мелочными раздорами». Он насмешливо отзывается о публике, которая «настолько наивна, что принимает участие в ваших ссорах и отдает предпочтение той или другой шайке, в то время, как обе нацеливаются на ее кошельки».

Филдинг ненавидит ханжество и пуританскую добродетель: «Кислая, брюзгливая, угрюмая, склонная к порицанию святость,— пишет он,— никогда не бывает и не может быть искренней». Ему отвратителен и аристократический культ наслаждения, даже если поклонником оного оказывается отнюдь не аристократ. Поло­жительный герой Филдинга — не святой и не развратник, а «есте­ственный человек», способный на бескорыстное чувство. Таков главный герой Филдинга — Том Джонс из знаменитого романа «История Тома Джонса, найденыша». Во многом примыкая по форме к плутовскому роману XV—XVII вв., это значительнейшее произведение Филдинга замечательно прежде всего полнокровием его героя, подлинной человечностью, отсутствием в нем буржуаз­ной расчетливости и пуританского благоразумия.

Просветительский реализм оказал могучее влияние и на анг­лийский театр той эпохи. Исподволь подготавливавшаяся корен­ная реформа театрального искусства была осуществлена гени­альным актером Дэвидом Гарриком.

Отбросив весь комплекс классицистских условностей, Гаррик не рассказывал о своем герое, а жил его жизнью. Современный ре­цензент писал о нем: «Играя на сцене, он перевоплощается в ис­полняемый образ так, что публика видит перед собой не актера, а исполняемого актером человека». Живой жест, свободная манера речи, великолепная мимика — все служило единой цели: открыть зрителям сложную гамму чувств, переживаемых героем, и заста­вить их переживать вместе с ним.

Современный ему английский театр не мог предложить Гарри-ку ролей, достойных его гения. Он обращается к Шекспиру и за­ново открывает полнокровные образы Гамлета, Макбета и других шекспировских героев. Правда, Гаррик позволял себе вносить «ре­жиссерские», а по существу,— текстуальные «поправки» в траге­дии Шекспира, стремясь приспособить их к вкусам и мышлению эпохи Просвещения. Но, несмотря на эти коррективы, могучая стихия шекспировской драматургии именно в Гаррике нашла своего первого великого актера.

В качестве директора крупнейшего лондонского театра Друри-Лэйн Гаррик ввел целую серию новшеств, которые, при всем их

у Хогарт.

Девушка с креветками

разнообразии, имели единую цель: добиться максимального приб­лижения к жизни, сделать театр реалистическим. Он смело изгнал аристократического зрителя со сцены, и Макбету не приходилось более произносить свой трагический монолог, стоя в двух шагах от светского франта. По его инициативе было введено рамповое осве­щение, расширена сцена, а главное — декорации и костюмы стали изготовляться с подлинным художественным вкусом и историче­ской достоверностью. Все эти преобразования, а главное — реали­стическое актерское мастерство Гаррика принесли ему всемирную славу. Его справедливо считают основоположником сценического реализма в английском и в общеевропейском масштабе.

На почве идей Просвещения в 30-х годах XVIII в. наступил и расцвет английской реалистической живописи. В то время как зе­мельные и финансовые магнаты продолжали заказывать парад­ные портреты в духе Ван-Дейка «английского» периода, причем исполнителями этих заказов были преимущественно иностранцы, рождалась английская национальная художественная школа. Ее создателем был Уильям Хогарт — первый художник, снискав­ший мировую известность. Его творчество глубоко национально в том смысле, что оно вдохновлялось проблематикой английской

общественной жизни, отражало черты английского национального характера и развивалось в русле прогрессивной идеологии англий­ского Просвещения. Единомышленник Свифта и Филдинга, он де­лал в живописи то, что они — в литературе. «В остроумном Хогар-те,— писал Филдинг,— я чту наиболее полезного сатирика из всех когда-либо существовавших». Именно в качестве сатирика Хогарт и завоевал широкую популярность. Его серии картин — такие, как «Выборы», «Карьера продажной женщины», «Карьера мота», «Модный брак» и др.,— размножались в виде гравюр и быстро раскупались. «Я старался, — писал художник, — разрабатывать свои сюжеты как драматический писатель,— картина была для меня сценой, мужчины и женщины — моими актерами, с помо­щью определенных движений и жестов разыгрывающими панто­миму». Бичуя пороки государственного строя, безнравственность высших слоев общества, Хогарт обратился к сугубо бытовым сю­жетам, черпая материал из самой жизни.

Хогарт был не только сатириком, но и портретистом. Не парад­ные портреты знати интересовали Хогарта, а образы людей из на­рода, написанные с глубоким уважением к их труду и человече­скому достоипству. Таков, например, групповой портрет слуг художника. Свободная, как бы случайная композиция лишает эту работу какой-либо искусственности, заданности. Перед нами не серая масса бессловесных подчиненных, а живые люди со своими мыслями, тревогами, страстями. Не из романа ли Филдинга «Де­вушка с креветками»,— дитя лондонских улиц с ее жизнерадост­ной улыбкой и задорным взглядом? Глядя на этот портрет, легко понять, что у просветительского реализма была здоровая народная основа.

Дата добавления: 2014-11-20