Очерк VIII. Коми край в годы гражданской войны

Издержки бесконтрольной власти и падение авторитета коммунистов

Осенью 1918 г. власть коммунистов и комбедовцев в Усть-Сысольском и Ярренском уездах стала фактически бесконтрольной (по крайней мере, со стороны большей части беспартийного местного населения), а любая бесконтрольная власть развращает обладающих ею людей. Тем более это сказывается тогда, когда они не обладают достаточными политическими и иными знаниями, что было характерно, к сожалению, для коми коммунистов, причем не только в 1918 г., но и в последующие годы. “Большинство волостных ячеек состоят из людей малограмотных, которые не могут вести ни культурно-просветительную, ни агитационную работу”, - говорилось в сводке по партработе яренского укома РКП(б) за июль 1919 г. В марте 1923 г. секретарь Коми обкома А.М.Чирков сообщал на IV облпартконференции: “Марксистов у нас... во всей областной организации не более пяти...”; усть-сысольская организация “из 200 человек может выделить не более 30 членов в марксистский кружок пониженного типа, остальных нужно посадить за политграмоту. Это передовая организация...” Март 1924 г., V облпартконференция: в докладе о работе агитпропа обкома РКП(б) констатируется, что “до 80 процентов членов всей областной организации политически неграмотно”. Коми край не был исключением - по данным общепартийной переписи, в 1922 г. 92,7% членов РКП(б) были фактически полуграмотными.

Делегат IV облпартконференции С.С.Трофимов сказал: “В деревнях при изучении программы и устава партии случаются казусы. Некоторые параграфы программы являются такой новостью, что можно думать, что члены РКП(б) попали в партию по недоразумению”. О недоразумении, впрочем, говорить не приходится. Оценив сложившуюся осенью 1918 г. обстановку, коми крестьяне поняли, что в условиях беспомощности Советов и всевластия коммунистических ячеек единственный способ влиять на решения местных властей, иметь какие-то привилегии - это вступление в РКП(б). К этому их порой просто вынуждали обстоятельства.

Леушин, организатор ячейки РКП(б) в поселке Кажим, рассказал на I Северо-Двинской губернской партконференции, что поначалу в ячейке состояло 6 человек. Но после того, как поступили сведения, что голодающее население получит хлеб, если в поселке будет крупная парторганизация, сразу же “навербовалась партия в 120 человек, куда вошли спекулянты, купцы и т.п. Я не в силах был с этим бороться”, - говорил Леушин. Участник революционной борьбы в Керчомье Е.А.Напалков вспоминал, что в одном только этом селе в сентябре-ноябре 1918 г. “членов партии доходило до 150 человек и сочувствующих около 300 человек. Благодаря такому сильному росту в партию попадал совершенно чуждый элемент, и организация потеряла свой большевистский облик. Во время “красного террора” в партию вошли даже противники Советской власти”.

Неудивительно, что уже 3 ноября 1918 г. Яренский уком РКП(б) постановил “произвести чистку рядов партии в городских и волостных ячейках от негодных для партии элементов”. Чистки, впрочем, мало помогали. Численность коммунистов в Коми крае, особенно в Усть-Сысольском уезде, достигла феноменальных по тем временам размеров. Д.Н.Улитин на I губпартконференции в январе 1919 г. отметил: “Усть-Сысольский уезд стоит на первом месте с губернии по численности действительных членов. Их более двух тысяч человек и также более двух тысяч сочувствующих. В этом отношении его можно сравнить со всеми остальными вместе взятыми уездами нашей губернии”. (Для сравнения скажем, что до конца 30-х гг. численность всей Коми областной парторганизации была меньше, чем численность коммунистов одного Усть-Сысольского уезда в январе 1919 г., причем до конца 20-х гг. - более чем в 2 раза меньше). В отчете Яренского укома РКП(б) за май 1919 г. говорилось: “В Яренском уезде ячейки выросли быстро. В каждой волости было по ячейке, а в некоторых даже по две и по три. Но когда стали объявлять мобилизации, то ячейки стали распадаться одна за другой... потому, что были созданы скороспело, а члены, вошедшие в ячейки, не были достаточно убеждены в идеи коммунизма”.

От местных большевистских лидеров ждали - как до этого от всех предшествовавших руководителей уездов - улучшения жизни. Но обещанное улучшение не наступило. 30 октября усть-сысольский уездный продовольственный комиссар Е.М.Мишарин докладывал: “Население Усть-Сысольского уезда голодает. Положение с продовольствием... приняло угрожающие размеры...”. Отрицательно сказывались на состоянии населения и негативные последствия всевластия большевистских ячеек и комбедов, в деятельности которых наблюдалось немало “перегибов” и прямого злоупотребления властью. Вот что услышали делегаты I Усть-Сысольского уездного съезда РКП(б) в декабре 1918 г. от представителя парторганизации села Большелуг: “Первоначально ячейка действовала удовлетворительно, но впоследствии некоторые члены, во главе с председателем Поповым стали преследовать личные цели и проявлять систематическую форму обирательства граждан, забирая у них, питающихся соломой и разными суррогатами, последние предметы первой необходимости”. Делегат от ячейки села Аныб рассказал съезду эпизод из деятельности своей парторганизации: “По слухам, один солдат Аныбской волости Лобанов привез с военной службы 18000 рублей. Ячейка потребовала эти деньги целиком, но Лобанов не хотел дать их добровольно, за что он в виде острастки был опущен в прорубь на непродолжительное время, но не по горло, а только помочил ноги”.

Доставалось не только беспартийным. Позднее, в 1922 г. на III Коми облпартконференции делегат Липин сделал такое примечательное заявление: “Не мешало бы указать Леканову (секретарю уездного комитета партии - авт.), чтобы он изжил битье сапогами членов партии”.

Коммунисты села Керчомья во главе с руководителем местной ячейки Д.М.Ваддоровым решили в 1918 г. заняться организацией церковной жизни: устроили выборы священника, которым стал член партии, участвовали в церковных песнопениях. Ваддоров, являвшийся одновременно председателем волостной ЧК и зав. отделом внутреннего управления волости, по случаю первой годовщины Октября издал специальный приказ о порядке празднования с включением церковного богослужения, “целодневного звона”, церковной панихиды на могилах коммунистов и т.п. Об этом с иронией сообщили яренские “Известия...” и даже губернская газета “Борьба бедноты”.

В Ыбе в начале 1919 г. совбед разделил местное крестьянство на 3 категории; у первой (зажиточные) изъяли по 3-4 коровы, причем часть изъятого скота была заколота для совбедовцев. Мяса оказалось так много, что последние не смогли его использовать; испортившееся мясо было выброшено в реку. Керчемский комбед в 1918 г. занимался реквизициями даже у бедняков, причем реквизируемое в значительной части шло самим же комбедовцам. В число дружинников были набраны уголовники. В Мадже и Додзи комбедовцы угрожали торговцам расстрелом, заставляли их копать для самих себя могилы, добиваясь таким образом выплаты различных контрибуций.

Далеко не всегда большевики были примером в том, что касалось выполнения решений своего же руководства. Так, побывавшие в Часово петроградские большевики-агитаторы докладывали, что волостной военный комиссар член партии Логинов “спрятал хлеб от учета. Но крестьяне нашли, и пришлось его (Логинова) арестовать. Это страшно отразилось на крестьянах, которые волновались на собраниях, указывая, что вот вам и коммунист, а хлеб прячет... Были страшно возмущены... Пришлось действовать на них угрозой...”.

Отнюдь не способствовал налаживанию дел и невысокий культурный уровень большей части местных политических “вождей”, особенно на волостном уровне. Что говорить о 1918 годе, если даже в активе членов президиума (бюро) коми обкома РКП(б) первого состава (1921 г.) были лишь церковно-приходская школа да - в лучшем случае - двухклассное уездное училище.

Трудности с продовольствием, продолжавшиеся реквизиции, сопровождавшиеся всякого рода “перегибами” и “искривлениями” и т.п. вызвали конфликты в деревне, об опасности которых предупреждали свергнутые большевиками лидеры демократических Советов. Росло недовольство и сопротивление властям, но одновременно и власть, почувствовав это, усиливала нажим на деревню, стремясь силой провести в жизнь “ генеральную линию”. Это не могло не привести к террору с обоих сторон - к террору власти и террору против власти.

Сообщения газет, донесения местного руководства осенью 1918 г. уже через месяц полтора после “большевизации” местных органов власти, напоминают сводки с места военных действий. “6 сентября в деревне Граддоре Шошкинской волости неизвестными лицами убит крестьянин Арсений Васильевич Сивков. Следственной комиссией по этому делу арестованы 5 человек (“Зырянская жизнь”, № 25). “В ночь на 9 сентября в с. Керчомья неизвестными лицами убит секретарь волисполкома Александр Павлович Гичев” (“Зырянская жизнь”, № 27). 18 сентября “Керчемский комитет партии коммунистов-большевиков доносит,...что следствие об убийстве... А.П.Гичева продолжается. В первое время было арестовано более 20 человек, 3 человека как главные виновники убийства растреляны на месте, а двое убежали. Реквизиции и конфискации имущества и лишних вещей продолжаются. Установлен полный порядок”.

Жители Гарьи в начале сентября решили распустить свой контролировавшийся комбедовцами волостной Совет, утративший всякое их доверие, избрать туда новых людей. В ответ на это “был командирован туда отряд в количестве 40 человек с пулеметами, который восстановил старый состав исполкома”; активистов выступления арестовали (“Зырянская жизнь”, № 27). 22 октября в Керчомье во время завязавшейся при реквизиции скота перестрелки крестьянином Самариным был убит дружинник-коммунист Жикин (последний, по некоторым данным, был нетрезв). Керчемская ЧК сообщила: “ Вся родня Самарина арестована в числе 21 человека обоего пола. Следствие продолжается и аресты...”. Самарин с сыном скрылись в лесу, за ними были отправлены “200 человек, вооруженных чем попало... На рассвете нами отправлен добавочный отряд в 600 человек...” “Самариных настигли в лесу... и на месте расстреляли”. В качестве доказательства смерти у одного из убитых отрубили кисть руки и доставили в следственную комиссию.

“29 октября 1918 года в селе Лозыме группа из 5-ти хулиганов ворвалась в дом секретаря исполкома Н.Макарова, намереваясь его убить... Покушавшиеся арестованы” (“Зырянская жизнь”, № 37). 9 ноября помоздинский волвоенком сообщал в Усть-Сысольск: “В Скородумской волости раскрыт контрреволюционный заговор, направленный открыто на свержение Советской власти. Главари в числе 7 человек арестованы. Ввиду распутицы, препятствующей препровождению в уезд, может ли местная власть вынести осуждение вплоть до расстрела после произведения следствия?” Уездный военком Маегов, сообщая о событиях в Скородуме губернскому военкому, доложил, что “9 ноября в Скородумской волости было объявлено осадное положение. Арестовано 23 кулака...”.

В ноябре в селе Кибра (Куратово) был распущен волостной Совет. “Тотчас же было отдано распоряжение отряду красноармейцев, находящемуся недалеко от Кибры, восстановить порядок, что и сделано. Главари арестованы. Поводом к беспорядкам послужило наложение контрибуций на кулаков, реквизиция лошадей”, - доложил уездный военком командующему Котласским военным районом А.И.Геккеру. 20 декабря уездный военком телеграфировал губернским властям: “В с.Мыелдино собрание кулаков... на сходе постановило удалить весь состав исполкома. Принимаются меры комиссией Чрезвычкома...”. 25 декабря позтыкеросский волвоенком сообщал уездному начальству: “Настроение масс... по волости явно контрреволюционное...”; 22 декабря в селе Позтыкерос “собравшаяся толпа подступила к находящимся в канцелярии волисполкома членам... ячейки коммунистов-большевиков и с криками и угрозами стала вытаскивать всех за волосы и топтать... Потом... приступлено было к перевыборам всего состава волостного Совета”, а прежние начальники обратились за помощью к уездным властям.

О наиболее ярких эпизодах провинциальной политической жизни сообщала и центральная пресса. “Петроградская правда” 5 марта 1919 г. опубликовала статью И.А.Шергина “Коквицкие “коммунисты”, ясно выразвившую отношение демократической интеллигенции к событиям такого рода. Комбед д. Нижние Коквицы обложил в январе 1919 г. чрезвычайным налогом зажиточных крестьян Полугрудова, Паршукова и др. Те отказались платить; вспыхнул конфликт с взаимными угрозами. На следующий день “в 5-ом часу... в деревню... наехали 139 “коммунистов”, вооруженных винтовками... Все спали... “Коммунисты” ворвались в дом П.Д.Полугрудова”, избили его прикладами. “В дом десятского были согнаны пять человек. Началось истязание. В 200 саженях от деревни... есть озеро. Туда и погнали “коммунисты” после истязаний несчастных”, которые и были там расстреляны. “...-Один не умер! - прорычал Окулов. - Давайте еще патроны! - Пока Окулов ходил за патронами, “коммунисты”добили Паршукова штыками...” После расстрела в доме одного из расстрелянных участники акции “потребовали хлеба, масла, молока,...весело пировали. Окончив “поминки”, коквицкие “коммунисты” принялись за обыски”, забрали продукты, деньги, шерсть, кожу, гимнастерку, шинель...

И дело было не только в “примазавшихся к партии элементах”, в случайных ошибках или в скверных личных качествах какого-то поддавшегося соблазну человека. (Все это неизбежно присутствует в любом движении, надо только честно смотреть на вещи, не приукрашивая ни истории, ни настоящего). Действия или слова идейных коммунистов, добровольно взваливших на себя нелегкую участь - железной рукой гнать коми крестьянство к счастью, ожесточенно борясь со всеми, кто “сознательно” или “по недомыслию” противился этому, порой тоже вызывают, мягко говоря, противоречивые чувства. Яренский большевик П.И.Покровский сказал на I Северо-Двинской губпартконференции по поводу событий в Коквицах: “Ведя борьбу, ячейки иногда, может быть, превышают свою власть”. В Коквицах “местная ячейка коммунистов расстреляла пять кулаков. Это вопреки всем декретам и распоряжениям центральной власти, вопреки тому духу политики, который оттуда идет”. И какой же вывод сделал П.И.Покровский из своих обличительных слов? - “Товарищи, если вы коммунисты,... то я думаю, что у вас не найдется слова осуждения для коквицких коммунистов”. 6 участников коквицких событий были ненадолго арестованы, затем освобождены и заняли подобающие своей революционной сознательности должности. Яренский уком РКП(б) лишь пожурил активистов коквицкой акции, отметив “революционную прямолинейность тактики Коквицкой организации”. То, что события в Коквицах - не исключение, признавали и сами большевистские вожаки. В докладе Яренского укома РКП(б) 19 марта 1919 г. говорилось: “Коммунисты нередко зарывались, делали ошибки... У нас еще не кончен деревенский Октябрь. То, чем разрядилась раскаленная борьбой атмосфера деревни в Коквицах, могло случиться почти в любом другом месте уезда, в любой волости. Атмосфера везде напряженная...”.

Численность коммунистов в Коми крае в 1919 г. стала стремительно уменьшаться, сократившись с 4423 до 288 человек. Этому способствовали не только начавшиеся мобилизации большевиков на фронт, но и разочарование основной массы населения в деятельности партячеек. Притягательность голых лозунгов всегда недолговечна... А улучшить жизнь в крае новым властителям не удавалось. О ситуации красноречиво свидетельствует докладная, направленная в 1919 г. в губком РКП(б) из Усть-Сысольского уезда: “В упродкоме ничего не имеется... Население в полном отчаянии. Только стойкость и твердость характера зырянского народа до сего времени удерживали от голодных выступлений. Но за дальнейшее никто не ручается, тем более, когда этот недостаток продовольствия охватывает всю губернию... Предыдущие мобилизации выкачали всех активных работников из волостных организаций...”

Попытка упразднить Советы депутатов, заменив их Советами бедноты, введение в январе 1919 г. продразверстки - все это не способствовало сохранению надежды жителей на благоприятные последствия нахождения большевиков у власти. В Серегово часть вступивших в РКП(б) решила в 1919 г. откреститься от коммунистов. Собравшись, они постановили распустить Сереговскую ячейку РКП(б) и создать другую партию: “Они (большевики - авт.) идут по программе коммунистов, а мы будем работать по платформе Советской власти”. “Оппозиционеры” даже вывесили объявление: “Желающие, записывайтесь к нам работать”. В новую партию перешел и секретарь Сереговской ячейки РКП(б). Необычный сереговский плюрализм скоро, впрочем, прекратили уездные власти: организаторов “альтернативной партии” (пусть даже “на платформе Советской власти”) арестовали, отправили в Усть-Вымь, через три дня выпустили, потом опять арестовали...

О том, что отношение населения к большевистским властям складывалось в конце 1918-1919 гг. не лучшим образом, честно сообщали и местные коммунистические лидеры. В.А.Савин, возглавлявший устьсысольский уком РКП(б), писал, что авторитет компартии в уезде “в корне” подорван, “а слово “коммунист” стало чуть ли не пугалом для детей”. На I Северо-Двинской губпартконференции П.И.Покровский сообщил, что в Яренском уезде”середняки почти повсюду в оппозиции к коммунистическим ячейкам”, а делегат Кузнецов сказал, что в Усть-Сысольском уезде “крестьянство недоверчиво относится к коммунистам”.

“Деревня следила за каждым шагом коммунистов, распускала небылицы о них, словом, травила как инородное тело”, - говорилось в докладе яренского укома партии от 19 марта 1919 г. “На деревенских коммунистов население смотрит враждебно” (из отчета укома РКП(б) за май 1919 г.). “Местным коммунистам стало совершенно невозможно подойти к крестьянским массам, и они остаются одиноки” (июль 1919 г.). В результате яренским большевикам оставалось только констатировать, что летом 1919 г. “при выборах волостных Советов бедноты проходят беспартийные, вновь выбранных в волостных Советах нет ни одного коммуниста”.

Кризис, который переживали большевистские власти, выразился не только в охлаждении отношения рядовых граждан к лицам, власть придержащим, но и в раздорах между самими коммунистическими вожаками. Яркий пример этого - события в Усть-Сысольске в ноябре 1918 г., когда перепившееся по случаю годовщины Октябрьского переворота (празднество длилось несколько дней, для этого в местной аптеке вёдрами брали спирт) большевистское руководство принялось арестовывать друг друга (чудом обошлось без кровопролития). В.И.Сорвачев, один из первых коми коммунистов, так докладывал Северо-Двинскому губкому РКП(б) по этому поводу: “Все началось с того момента, когда лица, стоящие у власти, начали узурпировать власть... Лица, имеющие власть, разделились на две стороны, одна из них опиралась на партию, другая на Красную Армию. А также в этом деле большую роль играла Чрезвычайная комиссия, которая своим усердием создала из себя болезненное впечатление...” (Коми край, впрочем, не был исключением: на том же заседании губкома РКП(б) говорилось, что как в Усть-Сысольске, так и в Котласе и в самом губернском центре Устюге шли склоки “между партийными и другими организациями и учреждениями, старающимися везде играть первенствующую роль”). Решением губкома Усть-Сысольская городская парторганизация и партячейки, имевшиеся в городе, были целиком распущены.

С помощью силы большевистскому руководству при поддержке центра удавалось удержаться у власти. Но держались они теперь только на военной силе, так как население больше им не верило; волостные ячейки не в состоянии были руководить без опоры на штыки. От месяца к месяцу положение их становилось все отчаяннее. Коммунисты “в настоящее время совершенно загнаны в подполье середняками и кулаками, которые их ненавидят из-за прошлых реквизиций и конфискаций”, - честно признавалось в сводке по партработе яренского укома РКП(б) за июль 1919 г.

Дата добавления: 2014-11-08