КНИГА XXV 2 страница

12. (1) Консулов и преторов задержали в Риме до пятого дня перед майскими календами[2320]Латинские празднества[2321]. (2) В этот день, совершив жертвоприношение на Альбанской горе[2322], все отправились в свои провинции. Римляне вдруг стали богобоязненны – из‑за стихов, сложенных Марцием, славным прорицателем. (3) Когда в предыдущем году по постановлению сената такие книги разыскивали и розыском ведал городской претор Марк Эмилий[2323], предсказания Марция попали в его руки. (4) Он тут же передал их новому претору, Сулле. Правдивость одного из этих стихотворений подтверждали случавшиеся события, а это заставило верить и предсказанному на будущее. (5) В первом стихотворении предсказано было поражение под Каннами в таких примерно словах: «От реки, потомок троянцев[2324], Канны беги, да не заставят тебя чужеземцы схватиться с ними на Диомедовой равнине. (6) Но ты не поверишь мне, пока не зальешь кровью равнину и не унесет река много тысяч твоих убитых с плодоносной земли в море великое; рыбам, птицам и зверям, населяющим земли, в снедь будет плоть твоя: так изрек мне Юпитер». (7) Сражавшиеся в тех местах знали и равнину Диомеда‑аргивянина[2325], и реку Канну и помнили самое поражение. (8) Прочли второе стихотворение, темное не только потому, что будущее менее ясно, чем прошедшее, но и потому, что путаней было его изложение:[2326](9) «Если желаете, римляне, изгнать врага, эту чуму, издалека пришедшую, надо, думаю, посвятить Аполлону игры; да повторяются они ежегодно, Аполлону приятные. Когда народ на эти игры отчислит часть из казны, и пусть каждый внесет за себя и своих; (10) игры будет устраивать тот претор, который разбирает тяжбы народа и плебеев; децемвиры совершат жертвоприношения по греческому обряду. Если все правильно исполните, в радости всегда пребудете и дела ваши поправятся, ибо расточит врагов ваших тот бог, который в мире содержит ваши поля». (11) На истолкование этого стихотворения ушел целый день. На следующий день сенат постановил: пусть децемвиры справятся в Книгах[2327]об Аполлоновых играх и богослужении. Когда они о том справились и доложили (12) сенату, постановлено было совершать игры в честь Аполлона, а на устройство их выдать претору двенадцать тысяч ассов и двух волов. (13) Издано было и другое постановление: пусть децемвиры принесут в жертву по греческому обряду – Аполлону быка с вызолоченными рогами и двух белых коз с вызолоченными рогами[2328], Латоне корову с вызолоченными рогами[2329]. (14) Претор, собираясь устроить игры в Большом цирке, издал указ, чтобы народ во время этих игр делал посильный взнос Аполлону. (15) Таково происхождение этих игр в честь Аполлона, обетованных и учрежденных ради победы, а не ради здоровья, так думает большинство. Зрители в венках[2330]молились и приносили обеты, матроны взывали к богам; народ угощался под открытым небом, двери были настежь[2331], и день этот отметили разными молебствиями.

13. (1) Ганнибал находился под Тарентом, оба консула были в Самнии и собирались осаждать Капую. Голодала не только Капуя (при всякой затянувшейся осаде голод – бедствие обычное), но и вся Кампания: римские войска помешали им посеять хлеб. (2) К Ганнибалу отправили послов и умоляли его свезти из окрестных мест хлеб в Капую, пока консулы со своими легионами не вошли в их земли и не расставили по всем дорогам свои заставы. (3) Ганнибал велел Ганнону перейти с войском из Бруттия в Кампанию и щедро обеспечить кампанцев хлебом. (4) Ганнон выступил из Бруттия с войском и, стараясь не наткнуться на консулов, находившихся в Самнии, расположился лагерем на какой‑то высотке вблизи Беневента, в трех милях от города, (5) и приказал окрестным союзникам свезти нынешний урожай в лагерь; для сопровождения обоза была предоставлена вооруженная стража. (6) В Капую он послал сказать, в какой день им явиться за хлебом; пусть соберут по окрестностям всякого рода телеги и вьючных животных. (7) Кампанцы повели себя как обычно – лениво и небрежно; прислали телег четыреста и очень мало вьючных животных. Ганнон их выбранил: голод побуждает к действию даже бессловесных животных, а они сидят себе сложа руки, – назначил приехать за пшеницей в другой день, снарядившись получше. (8) Когда обо всем этом узнали в Беневенте, жители города тотчас же отправили десять послов к консулам – римский лагерь был под Бовианом[2332]. (9) Консулы, узнав о том, что было под Капуей, уговорились, что один из них поведет войско в Кампанию, и Фульвий, которому выпало ведать этой провинцией, вступил ночью в Беневент. (10) Тут он узнал, что Ганнон, находившийся поблизости, отправился с частью войска за продовольствием; его квестор выдал хлеб кампанцам; прибыло две тысячи телег и с ними толпа, безоружная и беспорядочная; все суетятся, все перепуганы, в военный лагерь затесались окрестные жители: лагерь утерял вид военного лагеря, порядка в нем уже нет. (11) Хорошенько все разузнав, консул объявил воинам: они выступят этой ночью и нападут на карфагенский лагерь. (12) Всю поклажу и весь обоз оставили в Беневенте, незадолго до рассвета подошли к лагерю и внушили врагам такой ужас, что, будь их лагерь на ровном месте, его взяли бы с ходу. (13) Карфагенян защищали укрепления и само место: подъем всюду был крут и тяжел. (14) На рассвете разгорелся жестокий бой; пунийцы не только защищали вал, но, занимая позицию более удобную, сталкивали врагов, карабкавшихся по крутизне.

14. (1) Все одолевает стойкая доблесть: кое‑где добрались до вала и рвов, но дело было опасное – многих ранило и убило. (2) Консул созвал легатов и военных трибунов: надо отказаться от дерзкого начинания, безопаснее отвести сегодня войско в Беневент, а на следующий день поставить свой лагерь рядом с лагерем врага, вплотную к нему так, чтобы ни кампанцам не выйти, ни Ганнону войти. (3) Он обеспечит успех, вызвав коллегу с войском; они поведут военные действия только в этих местах. Уже трубили сигнал к отступлению; но эти планы полководца провалили солдаты, пренебрежительным криком отвергшие столь малодушный приказ. (4) Ближе всех к врагу оказалась когорта пелигнов[2333]; ее префект Вибий Аккай схватил знамя и перебросил его через вражеский вал:[2334](5) «Будь я проклят и моя когорта со мной вместе, если неприятель овладеет этим знаменем». Он перемахнул через ров и ворвался в лагерь. (6) Пелигны сражались уже в неприятельском лагере, а Валерий Флакк, военный трибун третьего легиона, корил римлян за трусость: честь взятия лагеря они уступают союзникам. (7) Тит Педаний, первый центурион, выхватил знамя у знаменосца: «Это знамя и этот центурион будут в неприятельском лагере; кто не хочет, чтобы враг завладел знаменем, следуй за мной». Он перескочил ров первым, за ним – его манипул, потом и весь легион. (8) Консул, видя, как воины перебираются через вал, передумал звать их обратно; он уговаривал их показать, как мужественно ведут себя в грозную решительную минуту и римский легион, и союзническая когорта. (9) Осыпаемые стрелами воины действовали каждый на свой страх – кто в удобном, а кто и в неудобном месте; они опрокинули врага и бегом ворвались в лагерь. Многие были ранены, но даже обессилевшие, истекавшие кровью старались добраться до лагеря и умереть уже там. (10) Лагерь был взят стремительно, словно стоял он на ровном месте и не был сильно укреплен; внутри его все смешалось: была бойня, а не сражение. (11) Больше шести тысяч врагов было убито, больше семи тысяч взято в плен; взяты фуражиры‑кампанцы, все телеги, все мулы и все снаряжение; огромной была и прочая добыча (Ганнон свозил в лагерь все, что награбил, проходя по полям римских союзников). (12) Уничтожив вражеский лагерь, римляне вернулись в Беневент; там оба консула – так как и Аппий Клавдий прибыл в Беневент через несколько дней – продали и поделили добычу. (13) Награждены были те, кто помог взять лагерь, прежде всего пелигн Аккай и Тит Педаний, первый центурион третьего легиона. (14) Ганнон из Коминия Окрита[2335], куда пришло известие о разгроме лагеря, вернулся в Бруттий с несколькими фуражирами, случайно при нем оказавшимися; вернее сказать, бежал, а не вернулся спокойно.

15. (1) Кампанцы, услышав о беде своей и своих союзников, отправили к Ганнибалу послов сказать ему: оба консула под Беневентом, откуда до Капуи один день пути[2336]– война у городских стен и ворот; если он не поспешит, Капуя окажется в руках врагов скорее, чем Арпы[2337]. (2) Не только тарентинская крепость, но и весь Тарент не стоит Капуи; Ганнибал считал ее равной Карфагену – ради того нельзя бросить ее и отдать, беспомощную и беззащитную, римлянам. (3) Ганнибал обещал заняться Кампанией, а пока что отправил туда легатов и две тысячи всадников‑кампанцев, чтобы защитить кампанские земли от опустошения.

(4) У римлян было много хлопот, но о гарнизоне, запертом в тарентинской крепости, они не забывали. Легата Гая Сервилия претор Публий Корнелий по распоряжению сената послал в Этрурию закупить пшеницы; с несколькими нагруженными кораблями он пробрался через неприятельскую охрану и вошел в тарентинскую гавань. (5) Положение изменилось: раньше горожане часто уговаривали воинов, почти утративших надежду, сдаться; теперь воины советовали сдаться горожанам: тарентинский гарнизон значительно усилился с приходом войска из Метапонта. (6) Жители Метапонта, вдруг избавленные от страха, который удерживал их от измены, перешли к Ганнибалу.

(7) Так же поступили жители побережья и Фурий; их побудила к этому не столько измена Тарента и Метапонта, с жителями которых они, уроженцы Ахайи, кровно связаны, сколько гнев на римлян, которые недавно перебили фурийских заложников[2338]. (8) Их друзья и родственники писали и отправляли гонцов к Ганнону и Магону[2339], стоявшим поблизости в Бруттии: если они с войском подойдут к их городу, то они им его сдадут. (9) Марк Атиний командовал в Фуриях небольшим гарнизоном; неприятель полагал, что его легко вызвать на безрассудную схватку: он полагается не на воинов – их у него очень мало, – а на фурийскую молодежь, которую он на такой случай разбил на сотни[2340]и старательно вооружил. (10) Вожди карфагенян, войдя в земли Фурий, разделили войско: Ганнон с готовым к бою отрядом направился к городу, а Магон с конницей стал возле холмов, за которыми легко было укрыться в засаде. (11) Атиний, которому разведчики сообщили только об отряде пехоты, вывел свое войско в боевом строю; он ничего не знал об измене горожан и о вражеской засаде. (12) Пехота сражалась лениво; немного римлян билось на передовой; фурийцы скорей выжидали, чем кончится бой, а не помогали сражавшимся. Карфагеняне нарочно отступали, завлекая неосторожного врага к холмам, за которыми засели их всадники. (13) Подошли к холмам; с криком выскочили всадники и сразу обратили в бегство беспорядочную толпу фурийцев, недостаточно преданных той стороне, на которой сражались. (14) Римляне, хотя их окружали и напирали на них – тут – пехотинцы, там – всадники, бились долго, но наконец и они повернули и побежали к городу. (15) Толпа изменников распахнула ворота перед отрядом земляков, но, увидев, что римляне несутся врассыпную к городу, завопила: карфагеняне наседают, вместе с римлянами и неприятель ворвется в город, если спешно не запереть ворота. Римлян бросили на волю убийц; Атиния, впрочем, с несколькими солдатами впустили. (16) Горожане некоторое время спорили: одни считали, что надо блюсти верность, другие – что надо уступить обстоятельствам и сдать город победителям. (17) Как обычно, верх взяли злая судьба и ее наветы; Атиния и его солдат отвели к морю и кораблям, скорее заботясь о нем самом за его мягкое и справедливое правление, чем из уважения к римлянам. Карфагенян впустили в город.

(18) Консулы повели войско из Беневента в Кампанию, не только чтобы вытоптать еще не выколосившиеся хлеба, (19) но и чтобы прославить себя и свое консульство взятием Капуи, богатейшего города, и смыть с власти римлян великий позор: третий год[2341]безнаказанной остается измена столь недалекого города. (20) Чтобы не оставлять Беневент без гарнизона, если Ганнибал пойдет на помощь Капуе и союзникам (не сомневались, что так он и сделает), консулы распорядились: пусть Тиберий Гракх с конницей и легковооруженными воинами идет в Беневент, а легионам, остающимся в Лукании и удерживающим ее в повиновении, назначит командира.

16. (1) Гракх, прежде чем двинуться из Лукании[2342], приносил жертву и получил мрачное предзнаменование: жертвоприношение было закончено, (2) но из скрытного места выползли две змеи и обгрызли печень; их увидели, но они вдруг исчезли с глаз. (3) По совету гаруспиков жертвоприношение повторили; с внутренностей не спускали глаз, но и во второй и в третий раз змеи подползли, поели печени и уползли; никто их не тронул. (4) Гаруспики предупреждали: знамение относится к полководцу; надо остерегаться скрытых людей и замыслов, но никакая осмотрительность не могла уберечь от неотвратимой судьбы.

(5) Луканец Флав возглавлял ту часть своих соплеменников, которые держались римлян, тогда как другая отпала к Ганнибалу; уже второй год он был в должности – его сторонники сделали его претором[2343], (6) как вдруг изменились его желания, он стал заискивать перед Ганнибалом, но перейти к нему и перетянуть на его сторону Луканию показалось ему мало: надо было скрепить союз с Карфагеном кровью римского полководца[2344], к тому же и своего гостеприимца. (7) Он тайком явился к Магону, хозяйничавшему в Бруттии; Магон заверил Флава: если он предаст ему римского военачальника, луканцы станут друзьями Карфагена и свободные будут жить по своим законам. (8) Флав провел карфагенянина к тому месту, куда он обещал привести Гракха с немногими воинами; пусть Магон спрячет там вооруженных пехотинцев и всадников – в этом укрепленном месте их могло скрыться очень много. (9) Место хорошенько со всех сторон осмотрели и назначили день, когда выполнят свой замысел. Флав явился к римскому полководцу и заявил: он начал большое дело, но завершить его можно только с помощью самого Гракха; (10) он убедил преторов всех народов, перешедших к карфагенянам, вернуться к Риму и возобновить с ним дружеские отношения. После поражения при Каннах Риму, казалось, пришел конец, но римляне растут и крепнут, а Ганнибал сник – скоро он исчезнет. (11) Римляне простят старое преступление: их легко упросить – (12) нет народа более милостивого и незлобивого. Сколько раз прощали они их восставших предков! (13) Такие речи они хотели бы услышать от самого Гракха и пожатием рук закрепить союз, о котором они и сообщат землякам. (14) Место для переговоров уединенное, оно недалеко от римского лагеря, и там в немногих словах можно изложить суть дела: вся Лукания будет верной союзницей Рима. (15) Гракх не подозревал ни измены, ни вероломства; убежденный правдоподобной речью, он с ликторами и турмой[2345]всадников очертя голову устремился в ловушку. (16) Враги появились вдруг, среди них Флав – измена была несомненна: со всех сторон в Гракха и всадников летели дротики. (17) Гракх соскочил с коня, приказал соскочить остальным и обратился к ним: судьба оставила им только одно – доблестно умереть. (18) Что еще остается маленькой кучке людей, окруженных целой толпой в ложбине, затерявшейся среди гор и лесов? Только смерть. (19) Что же? Их перережут, как скотину, и они не отомстят за себя? Не терпеть и ожидать конца, а кинуться в гневе на врагов, действовать и дерзать: облитые кровью неприятеля, они падут среди груд умирающих врагов. (20) Где перебежчик и предатель‑луканец? Кто погонит его перед собой в преисподнюю, тот и прославлен, и утешен. (21) Обмотав левую руку плащом, – римляне не взяли с собой щитов, – он ринулся на врагов. (22) Бой был жарким – казалось, сражающихся гораздо больше. На римлянах не было панцирей, они находились в ложбине, и их забрасывали дротиками стоявшие над ложбиной враги. (23) Охрану Гракха перебили; карфагеняне старались взять его живым, но среди врагов он различил своего гостеприимца‑луканца и с таким неистовством кинулся на вражеский строй, что уберечь его можно было, только погубив много своих. (24) Магон отправил тотчас же его тело к Ганнибалу и распорядился положить перед трибуналом[2346]вместе с захваченными фасками. (25) Если эта молва верна, то Гракх погиб в Лукании на Старой, как ее называют, равнине.

17. (1) Некоторые настаивают, что Гракх был убит в земле беневентанцев около реки Калор. Он вышел из лагеря с ликторами и тремя рабами и направился к реке выкупаться; в прибрежном лозняке случайно засели враги; (2) на Гракха, голого и безоружного, напали; он отбивался камнями, которые катила река, но был убит. (3) Некоторые пишут, что по совету гаруспиков он отошел на полмили от лагеря, чтобы на месте неоскверненном принести жертву и отвратить злые предзнаменования, о которых уже говорилось[2347], но его окружили две турмы нумидийцев, случайно там засевших. По правде говоря, неизвестно, где и какой смертью погиб этот прославленный муж. (4) О погребении Гракха молва идет разная: одни говорят, что его похоронили в римском лагере свои, другие – что Ганнибал (эта версия распространеннее). Перед карфагенским лагерем сложили костер, вооруженное войско церемониальным маршем обошло его вокруг;[2348](5) испанцы, по их обычаю, шли в воинском танце на три счета, бряцая оружием и дергаясь телом. Похороны устроил сам Ганнибал – со всеми почестями и подобающими словами.

(6) Так пишут те, кто считает, что это произошло в Лукании. А другие так: Гракха убили возле реки Калор, (7) враги взяли только его голову и отнесли ее Ганнибалу, который велел Карфалону сейчас же отвезти ее в римский лагерь, квестору Гнею Корнелию. Корнелий похоронил Гракха в лагере, на похоронах присутствовали все войско и жители Беневента.

18. (1) Консулы вошли в Кампанию, и их солдаты начали грабить и разорять то здесь, то там; но вылазка капуанцев и конница Магона навели на консулов такой страх и трепет, что они созвали разбредшихся солдат, кое‑как построили их, но были обращены в бегство и потеряли больше полутора тысяч солдат. (2) Кампанцы и от природы горделивы, а этот успех придал им духу, и они стали дразнить римлян, часто на них нападая, но одно неосторожное и необдуманное сражение сделало консулов внимательнее и осторожнее. (3) Одним придало духу, а других укротило одно незначительное происшествие; на войне, впрочем, любая мелочь порой может много значить. (4) У Тита Квинкция Криспина[2349]был гостеприимец и закадычный приятель – кампанец Бадий. Дружба их еще более окрепла, когда Бадий, заболев, лежал у Криспина (дело было до отпадения Кампании) и за ним ухаживали, не жалея ни сил, ни денег. (5) Этот вот Бадий подошел к дозорным, стоявшим у ворот, и попросил вызвать Криспина. Криспин решил, что Бадий хочет поговорить с ним как друг и приятель – (6) раздор между государствами не уничтожал связей между частными лицами: о них помнили, – и сделал несколько шагов ему навстречу. «Я вызываю тебя на поединок, Криспин, – закричал Бадий, – сядем на лошадей, удалим посторонних и поглядим, кто лучше в бою». (7) Криспин ответил: у них обоих есть враги, в схватке с которыми они и покажут свою доблесть; он же, если доведется встретиться в бою, уклонится от этой встречи, не желая запятнать руку кровью друга; затем повернулся и пошел прочь. (8) Кампанец неистовствовал: достойной его бранью он осыпал невиновного, упрекая Криспина в изнеженности и трусости, крича, что Криспин притворяется, будто хочет пощадить его, Бадия, который во всем Криспина превосходит. (9) Если разрыв дружеских отношений между государствами не влечет за собой и крушения дружбы между частными лицами, то он, кампанец Бадий, Титу Квинкцию, римлянину, пред двумя войсками отказывает в гостеприимстве. (10) Между ними нет ничего общего, никакой связи нет у врага с врагом, разорителем его родины и очага, домашнего и государственного. Если Криспин – мужчина, пусть выходит. (11) Криспин долго не отзывался, но товарищи‑конники заставили его: нельзя позволить кампанцу безнаказанно оскорблять римлян. (12) Криспин только испросил у командиров разрешения выйти из строя и сразиться с врагом, его вызывающим. Получив разрешение, он вооружился, сел на лошадь и вызвал Бадия, окликнув его по имени. (13) Кампанец не замедлил ответить, враги столкнулись. Криспин ранил Бадия в левое плечо, попав копьем повыше щита, соскочил с лошади и собирался добить раненого, лежавшего на земле, (14) но Бадий успел убежать к своим, бросив и щит, и лошадь. (15) Криспин вернулся, взяв и коня, и оружие; потрясая своим окровавленным копьем, он показывал добычу. Воины славили и поздравляли Криспина; его привели к консулам, которые похвалили его и щедро одарили.

19. (1) Ганнибал двинулся от Беневента к Капуе; через три дня по своем прибытии он вывел войско в боевом строю. (2) Недавно и без него кампанцы сразились удачно – он не сомневался, что римляне не устоят перед ним и его войском, одержавшим столько побед. (3) Начался бой; римлянам приходилось худо: их осыпала дротиками неприятельская конница. Но вот наконец дан знак всадникам броситься на врага. (4) Шло конное сражение, когда вдали увидели войско Семпрония, которым командовал квестор Гней Корнелий[2350]. Обе стороны испугались: не новый ли враг подошел? (5) Словно сговорившись, дали сигнал к отступлению и вернулись в лагерь; победа была одинаково возможна для обеих сторон, но римляне, когда на них налетела конница, потеряли больше людей. (6) Чтобы увести Ганнибала от Капуи, консулы следующей же ночью отправились – Фульвий в землю Кум, Клавдий в Луканию. (7) На следующий день, когда Ганнибалу доложили, что в римском лагере нет ни души, а оба войска пошли в разные стороны, (8) и он, сначала поколебавшись, за кем гнаться, решил преследовать Аппия, который, поводив врага, где хотел, другим путем вернулся к Капуе.

(9) Ганнибалу все‑таки в этих местах повезло. Среди первых центурионов выделялся и ростом, и мужеством некий Марк Центений, по прозвищу Пенула. (10) Он уже отбыл срок службы и при посредстве претора Публия Корнелия Суллы доложил сенату о своем замысле: он просит дать ему пять тысяч солдат, (11) он хорошо знает и врага, и эту местность, свершит нечто важное, а уловками, которыми неприятель пользовался против наших войск, он воспользуется против изобретателя. (12) Бестолковому обещанию бестолково поверили: знание и опыт от военачальника и простого солдата требуются разные. (13) Ему дали не пять тысяч солдат, а восемь – половина граждан, половина союзников. По дороге он набрал по окрестностям добровольцев и пришел с войском, почти вдвое увеличившимся, в Луканию, где Ганнибал остановился после напрасной погони за Клавдием. (14) Сомнений и быть не могло: прославленный вождь Ганнибал – и простой центурион; войско, состарившееся в победах, – и новобранцы, беспорядочная, кое‑как вооруженная толпа. (15) Обе стороны оглядели одна другую, выстроились и решительно пошли в бой. Войска, во всем неравные, сражались, однако, больше двух часов; пока командир держался, надежда не покидала римлян. (16) Наконец он, оберегая свое доброе имя, страшась будущего позора – если он уцелеет в поражении, которое навлек своей дерзкой неосмотрительностью, – бросился в гущу врагов и погиб под их мечами. (17) И даже бежать было некуда – дороги были всюду перекрыты конными заставами: из всего многочисленного отряда спаслась едва тысяча; остальные погибли так ли, иначе ли.

20. (1) Консулы опять энергично готовились к осаде Капуи; все необходимое сносили и заготовляли: (2) в Казилин свезли хлеб; в устье Вултурна, где сейчас стоит город, в небольшой крепости и в Путеолах[2351](которые уже раньше укрепил Фабий Максим) разместили еще подмогу, чтобы быть хозяевами на прибрежной морской полосе и на реке. (3) В эти две приморские крепости свезли из Остии хлеб, недавно присланный из Сардинии и закупленный в Этрурии претором Марком Юнием, чтобы зимой у войска припасов было вдоволь. (4) После поражения в Лукании добровольцы, верно служившие в войске при Гракхе, оставили службу после его смерти, словно уже не связанные никакими обязательствами 79a.

(5) Ганнибал не забывал о Капуе, не собирался в такую критическую минуту бросить союзников, но, разгромив одного безрассудно яростного римского вождя, он поджидал случая расправиться также и с другим – да и с его войском. (6) Послы из Апулии донесли Ганнибалу, что претор Гней Фульвий, осаждая отпавшие от римлян апулийские города, действовал энергично и осмотрительно, но от слишком большого успеха и сам претор, и его воины, перегруженные добычей, обленились и распустились: от порядка в войске не осталось и следа. (7) Ганнибал и раньше не раз и совсем недавно мог увидеть, каким становится войско у неумелого военачальника. Он направился в Апулию.

21. (1) Около Гердонии[2352]находились римские легионы и претор Фульвий. Пришло известие о приближении неприятеля; воины не ринулись без приказа в бой только потому, что были уверены: они смогут сделать это, когда захотят. (2) Следующей ночью Ганнибал слышал в римском лагере беспорядочные свирепые крики мятежных солдат, требующих вести их в бой. (3) Он не сомневался в победе: три тысячи легковооруженных воинов разместил в поместьях среди лесов и кустарников, с тем чтобы по данному знаку они выскочили из укрытий. (4) Магону и почти двухтысячному отряду всадников велел засесть по дорогам, по которым, как он думает, кинутся беглецы. Распорядившись всем ночью, на рассвете он вывел войско в боевом строю. (5) Фульвий, увлекаемый не столько собственными надеждами, сколько безотчетным порывом воинов, не заставил себя ожидать. Вышли из лагеря и построились кое‑как: солдаты по своей прихоти выбегали вперед, становились, где им хотелось, по прихоти или из страха покидали свое место. (6) Первый легион и левое крыло стали впереди, и строй вытянулся в длину[2353]. (7) Трибуны кричали, что при таком построении войско не может ни напасть, ни отбить нападение и неприятель прорвет его в любом месте, но солдаты не внимали добрым советам – просто пропускали их мимо ушей. (8) А перед ними стоял совсем иной вождь – Ганнибал, и совсем иное войско, и совсем по‑иному построенное. И римляне не выдержали даже первого натиска и крика карфагенян; (9) командир, бестолковый и опрометчивый, как Центений, но не столь сильный духом, видя, что его солдаты дрогнули и струсили, поймал коня и бежал, сопровождаемый сотнями двумя всадников; солдаты, отброшенные назад и окруженные с флангов и тыла, были почти все перебиты: из восемнадцати тысяч человек спаслось не более двух тысяч; лагерем завладели враги.

22. (1) Когда до Рима дошла весть об этом – втором подряд – поражении, – городом овладели и скорбь, и страх; но консулы, которым принадлежало высшее командование, до сих пор воевали удачно, и это умерило тревогу. (2) К консулам отправили двух послов, Гая Летория и Марка Метилия[2354], с письмом: пусть постараются собрать остатки двух войск, (3) чтобы солдаты с отчаяния и страха не сдались врагу, как это случилось после Канн, и пусть разыскивают разбежавшихся добровольцев. (4) Публий Корнелий, которому был поручен и набор новобранцев, объявил по сельским округам и рынкам[2355], чтобы разыскивали добровольцев и возвращали их под знамена. Все было исполнено с великим старанием.

(5) Консул Аппий Клавдий велел Дециму Юнию, командиру флота, стоявшего в устье Вултурна, и Марку Аврелию Котте, распоряжавшемуся в Путеолах, чтобы они отправляли в лагерь сразу же корабли, что будут приходить из Этрурии и Сардинии, (6) а сам вернулся под Капую и застал другого консула, Квинта Фульвия, занятым вывозом из Казилина всего нужного для осады Капуи. (7) Оба осадили город и отозвали претора Клавдия Нерона из‑под Свессулы из Клавдиева лагеря. (8) Нерон оставил там небольшой отряд, чтобы удерживать занятое место, и со всем остальным войском спустился к Капуе. Три полководца стояли теперь около Капуи, и три войска с трех разных сторон обводили город рвом и валом, возводили через небольшие промежутки укрепления и (9) то тут, то там столь успешно бились с кампанцами, старавшимися помешать их работе, что те не выходили больше из города. (10) Прежде, однако, чем эти работы были закончены, они отправили к Ганнибалу послов с жалобами: он‑де бросил Капую, почти отдал ее римлянам; его заклинали прийти на помощь им, не просто осажденным, а отрезанным от мира. (11) Публий Корнелий, претор, написал консулам:[2356]пусть, прежде чем закончатся осадные работы, кампанцам, тем, кто захочет, будет дана возможность выйти из города со всем своим скарбом – (12) те, кто выйдет до мартовских ид[2357], не лишатся свободы и сохранят имущество; те, кто останется в городе или уйдет из него после этого числа, будет считаться врагом. (13) Это предложение было объявлено кампанцам, но они им пренебрегли и стали осыпать римлян оскорблениями и угрозами. (14) Ганнибал отвел от Гердонии свои войска, надеясь силой или хитростью взять тарентинскую крепость; ему не повезло, и он направился к Брундизию, рассчитывая, что город ему выдадут. (15) Он зря терял там время, когда к нему пришли кампанские послы с жалобами и мольбами; Ганнибал гордо ответил, что он и раньше заставлял осаждающих убираться прочь и сейчас с его приходом консулам придется плохо. (16) Обнадеженные послы пошли в Капую, но едва пробрались в город, который уже был опоясан двойным рвом и валом.

23. (1) Когда осадные работы под Капуей шли полным ходом, осада Сиракуз завершилась. Сильно и доблестно было войско и его вождь, но им помогла еще измена в городе. (2) В начале весны Марцелл колебался, идти ли ему к Агригенту и сражаться с Гимильконом[2358]и Гиппократом[2359]или осадить Сиракузы; (3) он понимал, что город расположен так, что его не взять ни приступом с суши или моря, ни принудить к сдаче голодом: карфагеняне подвозили съестное почти беспрепятственно. (4) Марцелл, однако, решил не оставлять попыток овладеть городом. Среди сиракузян, бежавших к римлянам, когда город только собирался изменить Риму, находилось несколько знатных человек, которым новые порядки были несносны. Марцелл предложил им переговорить со своими единомышленниками, проверить их настроение и клятвенно обещал им, что, если Сиракузы сдадутся, жителиих останутся свободными и будут жить по своим законам. (5) Вести переговоры было трудно – подозреваемых было много, а глаз не спускали с них все: не прошло бы что‑нибудь незамеченным. (6) Раб какого‑то изгнанника, впущенный в город как перебежчик, после встречи кое с кем устроил эти переговоры. Нескольких человек в рыбачьей лодке, прикрыв сетями, перевезли в римский лагерь[2360]для переговоров с перебежчиками; потом их же еще раз, и других, и третьих – набралось восемьдесят человек. (7) Все было договорено о выдаче города с перебежчиками, когда к Эпикиду с доносом явился некий Аттал, обиженный выказанным ему недоверием. Заговорщиков пытали и казнили. (8) После этого провала вдруг появилась надежда: некоего Дамиппа, лакедемонянина, посланного сиракузянами к царю Филиппу, захватили римские моряки. (9) Эпикиду было крайне важно его выкупить; Марцелл отказом не отвечал: римляне хотели войти в дружбу с этолийцами[2361], а лакедемоняне были с ними в союзе. (10) Для переговоров о выкупе выбрали место, удобное обеим сторонам (оно находилось как раз посредине между ними), около Трогильской гавани возле башни, именуемой Галеагрой[2362]. (11) Туда часто приходили, и какой‑то римлянин, разглядывая вблизи стены башни, пересчитал кирпичи, из которых она была сложена, и, высчитав длину каждого, установил приблизительную высоту стены. (12) Она оказалась значительно ниже, чем думал он и все остальные; взобраться на нее можно было по лестницам не очень высоким; об этом он и доложил Марцеллу. (13) Такими сведениями нельзя было пренебрегать. Подступиться к этому месту было невозможно: его строго охраняли. Приходилось ждать счастливого случая.

Дата добавления: 2014-11-20