Истинная правда, Г.Х.Андерсен

- Ужасное происшествие! - сказала курица, проживавшая совсем на другом конце города, а не там, где случилось происшествие. - Ужасное происшествие в курятнике! Я просто не смею теперь ночевать одна! Хорошо, что нас много на нашесте!

И она принялась рассказывать, да так, что у всех кур перышки повставали дыбом, а у петуха съежился гребешок. Да, да, истинная правда!

Но мы начнем сначала, а началось все в курятнике на другом конце города.

Солнце садилось, и все куры уже были на нашесте. Одна из них, белая коротконожка, курица во всех отношениях добропорядочная и почтенная, исправно несущая положенное число яиц, усевшись поудобнее, стала перед сном чиститься и расправлять клювом перышки. И вот одно маленькое перышко вылетело и упало на пол.

- Ишь, как полетело! - сказала курица. - Ну, ни чего, чем больше я чищусь, тем делаюсь красивее!

Это было сказано так, в шутку, - курица вообще была веселого нрава, но это ничуть не мешало ей быть, как уже сказано, весьма и весьма почтенною курицей. С тем она и заснула.

В курятнике было темно. Куры все сидели рядом, и та, что сидела бок о бок с нашей курицей, не спала еще; она не то, чтобы нарочно подслушивала слова соседки, а так, слушала краем уха, - так ведь и следует, если хочешь жить в мире с ближними! И вот она не утерпела и шепнула другой своей соседке:

- Слышала? Я не желаю называть имен, но тут есть курица, которая готова выщипать себе все перья, чтобы только быть покрасивее. Будь я петухом, я бы презирала ее!

Как раз над курами сидела в гнезде сова с мужем и детками; у сов уши острые, и они не упустили ни одного слова соседки. Все они при этом усиленно вращали глазами, а совиха махала крыльями, точно опахалами.

- Тс-с! Не слушайте, детки! Впрочем, вы, конечно, уж слышали? Я тоже. Ах! Просто уши вянут! Одна из кур до того забылась, что принялась выщипывать себе перья прямо на глазах у петуха!

- Prenez gade aux enfants [осторожнее, здесь дети (франц.)] - сказал сова-отец. - Детям вовсе не следует слушать подобные вещи!

- Надо будет все-таки рассказать об этом нашей соседке сове, она такая милая особа! - И совиха полетела к соседке.

- У-гу, у-гу! - загукали потом обе совы прямо над соседней голубятней. - Вы слышали? Вы слышали? У-гу! Одна курица выщипала себе все перья из-за петуха! Она замерзнет, замерзнет до смерти! Если уже не замерзла! У-гу!

- Кур-кур! Где, где? - ворковали голуби. |

- На соседнем дворе! Это почти на моих глазах было! Просто неприлично и говорить об этом, но это истинная правда!

- Верим, верим! - сказали голуби и заворковали сидящим внизу курам:

- Кур-кур! Одна курица, говорят, даже две, выщипали себе все перья, чтобы отличиться перед петухом! Рискованная затея! Можно ведь простудиться и умереть, да они уж и умерли!

- Кукареку! - замел петух, взлетая на забор. - Проспитесь. - У него самого глаза еще совсем слипались от сна, а он уж кричал:

- Три курицы погибли от несчастной любви к петуху! Они выщипали себе все перья! Такая гадкая история! Не хочу молчать о ней! Пусть разнесется по всему свету!

- Пусть, пусть! - запищали летучие мыши, закудахтали куры, закричали петухи. - Пусть, пусть!

И история разнеслась - со двора во двор, из курятника в курятник и дошла наконец до того места, откуда пошла.

- Пять куриц, - рассказывалось тут, - выщипали себе все перья, чтобы показать, кто из них больше исхудал от любви к петуху! Потом они заклевали друг друга насмерть, в позор и посрамление всему своему роду и в убыток своим хозяевам!

Курица, которая выронила одно перышко, конечно, не узнала своей собственной истории и, как курица во всех отношениях почтенная, сказала:

- Я презираю этих кур! Но таких ведь много! О подобных вещах нельзя, однако, молчать! И я, со своей стороны, сделаю все, чтобы история эта попала в газеты! Пусть разнесется по всему свету - эти куры и весь их род стоят того!

И в газетах действительно напечатали всю историю, и это истинная правда: одному маленькому перышку куда как не трудно превратиться в целых пять кур!

Жених и невеста. Ганс Христиан Андерсен

Молодчик-кубарь и барышня-мячик лежали рядком в ящике с игрушками, и кубарь сказал соседке:

- Не пожениться ли нам? Мы ведь лежим в одном ящике. Но мячик - сафьянового происхождения и воображавший о себе не меньше, чем любая барышня, - гордо промолчал.

На другой день пришел мальчик, хозяин игрушек, и выкрасил кубарь в красный с желтым цвет, а в самую серединку вбил медный гвоздик. Вот-то красиво было, когда кубарь завертелся!

- Посмотрите-ка на меня! - сказал он мячику. - Что вы скажете теперь? Не пожениться ли нам? Чем мы не пара? Вы прыгаете, а я танцую. Поискать такой славной парочки!

- Вы думаете? - сказал мячик. - Вы, должно быть, не знаете, что я веду свое происхождение от сафьяновых туфель и что внутри у меня пробка?

- А я из красного дерева, - сказал кубарь. - И меня выточил сам городской судья!

У него свой собственный токарный станок, и он с таким удовольствием занимался мной!

- Так ли? - усомнился мячик.

- Пусть больше не коснется меня кнутик, если я лгу! - сказал кубарь. - Вы очень красноречивы, - сказал мячик. - Но я все-таки не могу согласиться. Я уж почти невеста!

Стоит мне взлететь на воздух, как из гнезда высовывается стриж и все спрашивает: "Согласны? Согласны?" Мысленно я всякий раз говорю: "Да", значит дело почти слажено. Но я обещаю вам никогда вас не забывать!

- Вот еще! Очень нужно! - сказал кубарь, и они перестали говорить друг с другом.

На другой день мячик вынули из ящика. Кубарь смотрел, как он, точно птица, взвивался в воздух все выше, выше... и наконец совсем исчезал из глаз, потом опять падал и, коснувшись земли, снова взлетал кверху; потому ли, что его влекло туда, или потому, что внутри у него сидела пробка - неизвестно. В девятый раз мячик взлетел и - поминай как звали! Мальчик искал, искал - нет нигде, да и только!

- Я знаю, где мячик! - вздохнул кубарь. - В стрижином гнезде, замужем за стрижом!

И чем больше думал кубарь о мячике, тем больше влюблялся. Сказать правду, так он потому все сильнее влюблялся, что не мог жениться на своей возлюбленной, подумать только - она предпочла ему другого!

Кубарь плясал и пел, но не переставал думать о мячике, который представлялся ему все прекраснее и прекраснее.

Так прошло много лет; любовь кубаря стала уже старой любовью. Да и сам кубарь был немолод... Раз его взяли и вызолотили. То-то было великолепие! Он весь стал золотой и кружился и жужжал так, что любо! Да уж, нечего сказать! Вдруг он подпрыгнул повыше и - пропал! Искали, искали, даже в погреб слазили, - нет, нет и нет! Куда же он попал?

В помойное ведро! Оно стояло как раз под водосточным желобом и было полно разной дряни: обгрызенных кочерыжек, щепок, сора.

Угодил, нечего сказать! - вздохнул кубарь. - Тут вся позолота разом сойдет! И что за рвань тут вокруг?

И он покосился на длинную обгрызенную кочерыжку и еще на какую-то странную круглую вещь, вроде старого яблока. Но это было не яблоко, а старая барышня-мячик, который застрял когда-то в водосточном желобе, пролежал там много лет, весь промок и наконец упал в ведро.

- Слава богу! Наконец-то хоть кто-нибудь из нашего круга, с кем можно поговорить! - сказал мячик, посмотрев на вызолоченный кубарь. - Я ведь, в сущности, из сафьяна и сшита девичьими ручками, а внутри у меня пробка! А кто это скажет, глядя на меня? Я чуть не вышла замуж за стрижа, да вот попала в водосточный желоб и пролежала там целых пять лет! Это не шутка! Особенно для девицы!

Кубарь молчал; он думал о своей старой возлюбленной и все больше и больше убеждался, что это она.

Пришла служанка, чтобы опорожнить ведро.

- А, вот где наш кубарь! - сказала она.

И кубарь опять попал в комнаты и в честь, а о мячике не было и помину. Сам кубарь никогда больше и не заикался о своей старой любви: любовь как рукой снимет, если предмет ее пролежит пять лет в водосточном желобе, да еще встретится вам в помойном ведре! Тут его и не узнаешь!

ГАНС ЧУРБАН, Г.Х.Андерсен

Была в одной деревне старая усадьба, а у старика владельца ее было два сына, да таких умных, что и вполовину было бы хорошо. Они собирались посвататься к королевне; это было можно, - она сама объявила, что выберет себе в мужья человека, который лучше всех сумеет постоять за себя в разговоре.

Оба брата готовились к испытанию целую неделю, - больше времени у них не было, да и того было довольно: знания у них ведь имелись, а это важнее всего. Один знал наизусть весь латинский словарь и местную газету за три года - одинаково хорошо мог пересказывать и с начала и с конца. Другой основательно изучил все цеховые правила и все, что должен знать цеховой старшина; значит, ему ничего не стоило рассуждать и о государственных делах, - думал он. Кроме того, он умел вышивать подтяжки, - вот какой был искусник!

- Уж я-то добуду королевскую дочь! - говорили и тот и другой.

И вот отец дал каждому по прекрасному коню: тому, что знал наизусть словарь и газеты, вороного, а тому, что обладал государственным умом и вышивал подтяжки, белого. Затем братья смазали себе уголки рта рыбьим жиром, чтобы рот быстрее и легче открывался, и собрались в путь. Все слуги высыпали на двор поглядеть, как молодые господа сядут на лошадей. Вдруг является третий брат, - всего-то их было трое, да третьего никто и не считал: далеко ему было до своих ученых братьев, и звали его попросту Ганс Чурбан.

- Куда это вы так разрядились? - спросил он. - Едем ко двору "выговорить" себе королевну! Ты не слыхал разве, о чем барабанили по всей стране?

И ему рассказали, в чем дело. - Эге! Так и я с вами! - сказал Ганс Чурбан. Но братья только засмеялись и уехали.

- Отец, дай мне коня! - закричал Ганс Чурбан. - Меня страсть забрала охота жениться! Возьмет королевна меня - ладно, а не возьмет - я сам ее возьму!

- Пустомеля! - сказал отец. - Не дам я тебе коня. Ты и говорить-то не умеешь! Вот братья твои - те молодцы! Коли не даешь коня, я возьму козла! Он мой собственный и отлично довезет меня! - И Ганс Чурбан уселся на козла верхом, всадил ему в бока пятки и пустился вдоль по дороге. Эх ты, ну, как понесся! - Знай наших! - закричал он и запел во все горло. А братья ехали себе потихоньку, молча; им надо было хорошенько обдумать все красные словца, которые они собирались подпустить в разговоре с королевной, - тут ведь надо было держать ухо востро.

- Го-го! - закричал Ганс Чурбан. - Вот и я! Гляньте-ка, что я нашел на дороге! И он показал дохлую ворону. - Чурбан! - сказали те. - Куда ты ее тащишь? - В подарок королевне!

- Вот, вот! - сказали они, расхохотались и уехали вперед.

Го-го! Вот и я! Гляньте-ка, что я еще нашел! Такие штуки не каждый день валяются на дороге! Братья опять обернулись посмотреть. - Чурбан! - сказали они. - Ведь это старый деревянный башмак, да еще без верха! И его ты тоже подаришь королевне? - И его подарю! - ответил Ганс Чурбан. Братья засмеялись и уехали от него вперед.

- Го-го! Вот и я! - опять закричал Ганс Чурбан. - Нет,

чем дальше, тем больше! Го-го!

- Ну-ка, что ты там еще нашел? - спросили братья. - А, нет, не скажу! Вот обрадуется-то королевна! - Тьфу! - плюнули братья. - Да ведь это грязь из канавы! - И еще какая! - ответил Ганс Чурбан. - Первейший сорт, в руках не удержишь, так и течет! И он набил грязью полный карман.

А братья пустились от него вскачь и опередили его на целый час. У городских ворот они запаслись, как и все женихи, очередными билетами и стали в ряд. В каждом ряду были по шести человек, и ставили их так близко друг к другу, что им и шевельнуться было нельзя. И хорошо, что так, не то они распороли бы друг другу спины за то только, что один стоял впереди другого.

Все остальные жители страны собрались около дворца. Многие заглядывали в самые окна, - любопытно было посмотреть, как королевна принимает женихов.

Женихи входили в залу один за другим, и как кто войдет, так язык у него сейчас и отнимается.

- Не годиться! - говорила королевна, - Вон его!

Вошел старший брат, тот, что знал наизусть весь словарь. Но, постояв в рядах, он забыл решительно все, а тут еще полы скрипят, потолок зеркальный, так что видишь самого себя вверх ногами, у каждого окна по три писца, да еще один советник, и все записывают каждое слово разговора, чтобы тиснуть сейчас же в газету да продавать на углу по два скиллинга, - просто ужас. К тому же печку так натопили, что она раскалилась докрасна. - Какая жара здесь! - сказал наконец жених. - Да, отцу сегодня вздумалось жарить петушков! - сказала королевна.

Жених и рот разинул, такого разговора он не ожидал и не нашелся, что ответить, а ответить-то ему хотелось как-нибудь позабавнее. - Э-э! - проговорил он. - Не годится! - сказала королевна. - Вон!

Пришлось ему убраться восвояси. За ним явился к королевне другой брат.

- Ужасно жарко здесь! - начал он.

- Да, мы жарим сегодня петушков! - ответила королевна.

- Как, что, ка..? - пробормотал он, и все писцы написали: "как, что, ка..?"

- Не годится! - сказала королевна. - Вон!

Тут явился Ганс Чурбан. Он въехал на козле прямо в залу.

- Вот так жарища! - сказал он.

- Да, я жарю петушков! - ответила королевна.

- Вот удача! - сказал Ганс Чурбан. - Так и мне можно будет зажарить мою ворону?

- Можно! - сказала королевна. - А у тебя есть в чем жарить? У меня нет ни кастрюли, ни сковородки!

- У меня найдется! - сказал Ганс Чурбан. - Вот посудина, да еще с ручкой!

И он вытащил из кармана старый деревянный башмак и положил в него ворону.

- Да это целый обед! - сказала королевна. - Но где ж нам взять подливку?

- А у меня в кармане! - ответил Ганс Чурбан. - У меня ее столько, что девать некуда, хоть бросай! И он зачерпнул из кармана горсть грязи.

- Вот это я люблю! - сказала королевна. - Ты скор на ответы, за словом в карман не лазишь, тебя я и возьму в мужья! Но знаешь ли ты, что каждое наше слово записывается и завтра попадет в газеты? Видишь, у каждого окна стоят три писца, да еще один советник? А советник-то хуже всех - ничего не понимает!

Это все она наговорила, чтобы испугать Ганса. А писцы заржали и посадили на пол кляксы.

- Ишь, какие господа! - сказал Ганс Чурбан. - Вот я сейчас угощу его!

И он, не долго думая, выворотил карман и залепил советнику все лицо грязью.

- Вот это ловко! - сказала королевна. - Я бы этого не сумела сделать, но теперь выучусь!

Так и стал Ганс Чурбан королем, женился, надел корону и сел на трон. Мы узнали все это из газеты, которую издает муниципальный советник, а на нее не след полагаться.

Капля воды. Г.Х. Андерсен.

Вы, конечно, видали увеличительное стекло - круглое, выпуклое, через которое все вещи кажутся во сто раз больше, чем они на самом деле? Если через него поглядеть на каплю воды, взятую где-нибудь из пруда, то увидишь целые тысячи диковинных зверюшек, которых вообще никогда не видно в воде, хотя они там, конечно, есть. Смотришь на каплю такой воды, а перед тобой, ни дать ни взять, целая тарелка живых креветок, которые прыгают, копошатся, хлопочут, откусывают друг у друга то переднюю ножку, то заднюю, то тут уголок, то там кончик и при этом радуются и веселятся по-своему!

Жил-был один старик, которого все звали Копун Хлопотун, - такое уж у пего было имя. Он вечно копался и хлопотал над всякою вещью, желая извлечь из нее все, что только вообще можно, а нельзя было достигнуть этого простым путем - прибегал к колдовству.

Вот сидит он раз да смотрит через увеличительное стекло на каплю воды, взятой прямо из лужи. Батюшки мои, как эти зверюшки копошились и хлопотали тут! Их были тысячи, и все они прыгали, скакали, кусались, щипались и пожирали друг друга.

- Но ведь это отвратительно! - вскричал старый Копун Хлопотун. - Нельзя ли их как-нибудь умиротворить, ввести у них порядок, чтобы всякий знал свое место и свои права?

Думал-думал старик, а все ничего придумать не мог. Пришлось прибегнуть к колдовству.

- Надо их окрасить, чтобы они больше бросались в глаза! - сказал он и чуть капнул на них какою-то жидкостью, вроде красного вина; по это было не вино, а ведьмина кровь самого первого сорта. Все диковинные зверюшки вдруг приняли красноватый оттенок, и каплю воды можно было теперь принять за целый город, кишевший голыми дикарями.

- Что у тебя тут? - спросил старика другой колдун, без имени, - этим-то он как раз и отличался.

- А вот угадай! - отозвался Копун Хлопотун. - Угадаешь - я подарю тебе эту штуку. Но угадать не так-то легко, если не знаешь, в чем дело!

Колдун без имени поглядел в увеличительное Стекло. Право, перед ним был целый город, кишевший людьми, но все они бегали нагишом! Ужас что такое! А еще ужаснее было то, что они немилосердно толкались, щипались, кусались и рвали друг друга в клочья! Кто был внизу - непременно выбивался наверх, кто был наверху - попадал вниз.

- Гляди, гляди! Вон у того нога длиннее моей! Долой ее! А вот у этого крошечная шишка за ухом, крошечная, невинная шишка, но ему от нее больно, так пусть будет еще больнее!

И они кусали беднягу, рвали на части и пожирали за то, что у него была крошечная шишка. Смотрят кто-нибудь сидит себе смирно, как красная девица, никого не трогает, лишь бы и его не трогали, так нет, давай его тормошить, таскать, теребить, пока от него не останется и следа!

- Ужасно забавно! - сказал колдун без имени.

- Ну, а что это такое, по-твоему? Можешь угадать? - спросил Копун Хлопотун.

Ну, тут и угадывать нечего, сразу видно, - отвечало тот. – Это Копенгаген, или другой большой город, они ведь все похожи друг на друга. Да, это большой город.

Эх, это капля воды из лужи, - промолвил Копун Хлопотун.

БРЕМЕНСКИЕ МУЗЫКАНТЫ – сказка Братьев Гримм 8 мин.

Много лет тому назад жил на свете мельник. И был у мельника осел - хороший осел, умный и сильный. Долго работал осел на мельнице, таскал на спине кули с мукой и вот, наконец, состарился.

Видит хозяин: ослабел осел, не годится больше для работы - и выгнал его из дому.

Испугался осел: "Куда я пойду, куда денусь? Стар я стал и слаб".

А потом подумал: "Пойду-ка я в Бремен и стану там уличным музыкантом".

Так и сделал. Пошел в город Бремен.

Идет осел по дороге и кричит по-ослиному. И вдруг видит: лежит на дороге охотничья собака, язык высунула и тяжело дышит.

- Отчего ты так запыхалась, собака? - спрашивает осел. - Что с тобой?

- Устала, - говорит собака, - бежала долго, вот и запыхалась.

- Что ж ты так бежала, собака? - спрашивает осел.

- Ах, осел, - говорит собака, - пожалей меня! Жила я у охотника, долго жила. По полям и болотам за дичью для него бегала, а теперь стара стала, для охоты больше не гожусь, и задумал мой хозяин убить меня. Вот я и убежала от него, а что дальше делать, не знаю.

- Пойдем со мной в город Бремен, - отвечает ей осел, - сделаемся там уличными музыкантами. Лаешь ты громко, голос у тебя хороший. Ты будешь петь и в барабан бить, а я буду петь и на гитаре играть.

- Что ж, - говорит собака, - пойдем.

Пошли они вместе.

Осел идет - кричит по-ослиному, собака идет - лает по-собачьи.

Шли они, шли и вдруг видят: сидит на дороге кот, печальный сидит, невеселый.

- Что ты такой невеселый? - спрашивает собака.

- Ах, - говорит кот, - пожалейте вы меня, осел и собака! Жил я у своей хозяйки, долго жил, ловил крыс и мышей. А теперь вот стар стал и зубы у меня притупились. Видит хозяйка: не могу я больше мышей ловить - и задумала меня утопить в речке. Я и убежал из дому. А что дальше делать, как прокормиться, не знаю.

Осел ему отвечает:

- Пойдем с нами, кот, в город Бремен, станем там уличными музыкантами. Голос у тебя хороший, ты будешь петь и на скрипке играть, собака - петь и в барабан бить, а я - петь и на гитаре играть.

- Что ж, - говорит кот, - пойдем.

Пошли они вместе.

Осел идет - кричит по-ослиному, собака идет - лает по-собачьи, кот идет - мяукает по-кошачьи.

Шли они, шли. Проходят мимо одного двора и видят: сидит на воротах петух и кричит во все горло: "Ку-ка-ре-ку".

- Ты что, петушок, кричишь? - спрашивает его осел.

- Что с тобой случилось? - спрашивает его собака.

- Может, тебя кто обидел? - спрашивает кот.

- Ах, - говорит петух, - пожалейте вы меня, осел, собака и кот! Завтра к моим хозяевам гости приедут. Вот и собираются мои хозяева зарезать меня и сварить из меня суп. Что мне делать?

Отвечает ему осел:

- Пойдем, петушок, с нами в город Бремен и станем там уличными музыкантами. Голос у тебя хороший, ты будешь петь и на балалайке играть, кот будет петь и на скрипке играть, собака - петь и в барабан бить, а я петь и на гитаре играть.

- Что ж, - говорит петух, - пойдем. Пошли они вместе.

Осел идет - кричит по-ослиному, собака идет - лает по-собачьи, кот идет - мяукает по-кошачьи, петух идет - кукарекает.

Шли они, шли, и вот настала ночь. Осел и собака легли под большим дубом, кот сел на ветку, а петух взлетел на самую верхушку дерева и стал оттуда смотреть по сторонам.

Смотрел, смотрел и увидел: светится невдалеке огонек.

- Огонек светится! - кричит петух.

Осел говорит:

- Надо узнать, что это за огонек. Может быть, поблизости дом стоит.

Собака говорит:

- Может, в этом доме мясо есть. Я бы поела.

Кот говорит:

- Может, в этом доме молоко есть. Я бы попил.

А петух говорит:

- Может, в этом доме пшено есть. Я бы поклевал.

Встали они и пошли на огонек.

Вышли на поляну, а на поляне дом стоит, и окошко в нем светится.

Осел подошел к дому и заглянул в окошко.

- Что ты там видишь, осел? - спрашивает петух.

- Вижу я, - отвечает осел, - сидят за столом разбойники, едят и пьют.

- Ох, как есть хочется! - сказала собака.

- Ох, как пить хочется! - сказал кот.

- Как бы нам разбойников из дома выгнать? - сказал петух.

Думали они, думали и придумали.

Осел тихонько поставил передние ноги на подоконник, собака взобралась на спину ослу, кот вскочил на спину собаке, а петух взлетел на голову коту.

И тут они разом закричали:

осел - по-ослиному,

собака - по-собачьи,

кот - по-кошачьи,

а петух закукарекал.

Закричали они и ввалились через окно в комнату.

Испугались разбойники и убежали в лес.

А осел, собака, кот и петух сели вокруг стола и принялись за еду.

Ели-ели, пили-пили - наелись, напились и спать легли.

Осел растянулся во дворе на сене, собака улеглась перед дверью, кот свернулся клубком на теплой печи, а петух взлетел на ворота.

Потушили они огонь в доме и заснули.

А разбойники сидят в лесу и смотрят из чащи на свой дом.

Видят: огонь в окошке погас, темно стало.

И послали они одного разбойника посмотреть, что в доме делается. Может, зря они так испугались.

Подошел разбойник к дому, отворил дверь, зашел на кухню. Глядь: а на печи два огонька горят.

"Наверное, то угли, - подумал разбойник. - Вот я сейчас лучинку разожгу".

Ткнул он в огонек лучинкой, а это был кошачий глаз.

Рассердился кот, вскочил, зафыркал, да как цапнет разбойника лапой, да как зашипит!

Разбойник - в дверь. А тут собака его за ногу схватила.

Разбойник - во двор. А тут его осел копытом лягнул.

Разбойник - в ворота. А с ворот петух как закричит:

- Ку-ка-ре-ку!

Кинулся разбойник со всех ног в лес. Прибежал к своим товарищам и говорит:

- Беда! В нашем доме поселились страшные великаны. Один мне своими длинными пальцами в лицо вцепился, другой мне ножом ногу порезал, третий меня по спине дубиной стукнул, а четвертый закричал мне вслед: "Держи вора!"

- Ох, - сказали разбойники, - надо нам отсюда поскорее уходить!

И ушли разбойники из этого леса навсегда.

А бременские музыканты - осел, собака, кот и петух - остались жить у них в доме да поживать.

Дата добавления: 2014-12-08