Что такое теория.

Раз уж каждый знает, что такое личность, то уж конечно, каждый знает, что такое теория! Наиболее распространено убеждение в том, что теория противоположна факту. Теория есть недоказанная гипотеза или спекуляция относительно действительности, о которой до сей поры неизвестно, такова ли она. Подтвержденная теория становится фактом. Есть некоторое соответствие между этим представлением и тем, которое отстаиваем мы: согласимся, что истинность теории неизвестна. Есть и элемент несогласия; здравый смысл подсказывает, что, когда собраны соответствующие подтверждающие данные, теория становится истинной или фактичной. С нашей же точки зрения, о теории никогда нельзя сказать, истинна она или ложна – хотя ее посылки и следствия могут быть таковыми.

Следующие пассажи представляют условный экстракт из размышлений методологов и логиков науки. Ни в коей мере нельзя говорить о полном согласии относительно обсуждаемых положений, но представленная точка зрения скорее модальна, чем оригинальна. Некоторые идеи могут показаться трудными начинающему студенту, и мы хотим честно признать, что их понимание не слишком существенно для восприятия остального материала. С другой стороны, если читателя серьезно интересует эта область и он еще не успел достаточно погрузиться в эту сферу образования, ему полезно ознакомиться с методологией более экстенсивно, чем на том уровне, которого стоит ожидать, приступая к этому краткому разделу. Есть ряд превосходных источников, которые обеспечат вам экскурс в данную область (например, Conant, 1947; Feigl и Brodbeck, 1953; Feigl и Sellars, 1949; Frank, 1949; Hanson, 1958; Hempel, 1952; Kuhn, 1962; Turner, 1967).

Сначала мы обсудим, что такое теория, а затем перейдем к более важному вопросу о том, каковы ее функции. Укажем вначале, что теория есть набор условностей, созданных теоретиком. Взгляд на теорию как на "набор условностей" подчеркивает тот факт, что теории не "даны" и не предопределены природой, данными или иными детерминантами. Как одни и те же переживания или наблюдения могут привести поэта или романиста к созданию любого из множества возможных произведений искусства различной формы, так полученные в исследовании данные могут быть включены в любую из бесчисленных теоретических схем. Теоретик, избирая способ презентации интересующих его событий, осуществляет свободный творческий выбор, отличный от выбора художника только в том, какого рода события оказались в центре внимания и по каким основаниям можно судить о плодотворности выбора. Мы здесь подчеркиваем творческую и произвольную манеру конструирования теорий; естественно вытекающее из этого замечание заключается в том, что мы можем определить, как оценивать теорию, но не можем определить, как ее следует создавать. Нет формулы плодотворной теоретической конструкции, как нет формулы создания нетленных литературных произведений. То, что теория – не нечто неизбежное или предписанное, а результат свободного выбора, свидетельствует о том, что истинность или ложность недостаточны в качестве атрибутов, ей приписываемых. Теория может быть лишь полезной или бесполезной, а это определяется, как мы увидим, тем, в первую очередь, насколько теория может продуцировать такие предсказания или проекты относительно соответствующих событий, которые при верификации подтверждают свою истинность. Выскажемся более определенно относительно того, что представляет собой теория. Что включает теория в ее идеальной форме? Она должна содержать ряд релевантных допущений, систематически соотнесенных друг с другом, и набор эмпирических определений!

Допущения должны быть релевантны в том смысле, что они должны опираться на эмпирические события, с которыми соотносится теория. Если это теория слуховой чувствительности, допущения должны быть связаны со слуховыми процессами; если это теория восприятия, допущения должны касаться перцептивных процессов. Обычно природа этих допущений составляет отличительное свойство теории. Хороший теоретик – это человек, способный выдвинуть полезные или прозорливые предположения относительно того, что составляет сферу его интересов. В зависимости от особенностей теории эти допущения могут быть весьма общими или достаточно специфичными. Теоретик в области поведения может допустить, что все поведение мотивировано, что события ранних периодов жизни являются важнейшими детерминантами поведения взрослого, что поведение животных различных видов строится по одним и тем же общим принципам; или же теоретик может допустить, что возрастание тревоги ведет к нарушениям моторики или что отдельная переменная нормально распределена внутри данной популяции. Эти допущения могут также различаться по форме – от точной математической нотации до относительно нестрого сформулированных допущений, каковыми является большинство из только что использованных нами в качестве иллюстрации.

Допущения должны быть четко сформулированы, но этого недостаточно; допущения и иные элементы теории должны определенным образом сочетаться и соотноситься друг с другом. Значит, должны существовать правила взаимодействия между допущениями и основными понятиями. Чтобы теория обрела логическую стройность и оказались возможны процессы деривации, эти внутренние отношения должны быть ясны. Без такого уточнения выведение из теории эмпирических следствий было бы трудным или невозможным. Эти положения, в силу их сходства с грамматическими правилами, часто рассматриваются как синтаксис теории. Мы уже выдвигали допущение, что возрастание тревоги ведет к нарушениям моторики. Кроме того, возможно предположить, что повышение самоуважения ведет к улучшению моторики. Если мы не знаем ничего более, отношение между этими двумя допущениями явно неопределенно, так что нам нужно выявить нечто относительно связи между тревогой и самоуважением прежде, чем окажется возможным сделать какие-либо предсказания о том, что будет иметь место в ситуации наличия обеих переменных. Адекватная постановка теоретических допущений должна дать пользователю ясную спецификацию отношений между этими двумя допущениями.

Эмпирические определения (координирующие определения) обеспечивают возможность более или менее четкого взаимодействия существующих в рамках теории терминов и понятий с эмпирическими данными. Посредством этих определений теория в определенные предписанные моменты приходит в контакт с реальностью или данными наблюдений. Эти определения часто называются операциональными определениями, т. к. дают возможность определить операции, посредством которых можно подвергнуть измерению соответствующие переменные. Акцент на эмпирические определения – признак исследовательских намерений, и можно сказать, что, если теория вносит нечто в эмпирические дисциплины, она должна располагать некоторыми средствами эмпирической трансляции. С другой стороны, должно быть ясно, что эти определения существуют в континууме от полных и точных спецификаций до весьма общих качественных утверждений. Хотя чем больше четкости, тем лучше, требование полной четкости на ранних этапах исследования может стать препятствием на пути плодотворного его развития. Определение интеллекта как того, "что измеряют тесты интеллекта", или отождествление тревоги с определенными физиологическими изменениями, измеряемыми гальванометром, быть может, и точны, но, как представляется, ни одно из них само по себе не ведет к более продуктивной исследовательской мысли. Правильное отношение к эмпирическим определениям заключается в том, что они должны быть настолько точны, насколько позволяет состояние дел в соответствующей сфере.

Мы бросили общий взгляд на то, из чего состоит теория. Следующий вопрос: что она делает? Во-первых – и это наиболее важно, – она позволяет увидеть ранее не наблюдавшиеся соответствующие эмпирические отношения. Теория должна приводить к систематической экспансии знания в область интересующих феноменов, и в идеале эта экспансия должна опосредоваться или стимулироваться выведением из теории определенных эмпирических положений (утверждений, гипотез, предсказаний), выступающих как объекты эмпирической проверки. В основе своей суть любого исследования – открытие стабильных эмпирических связей между событиями и переменными. Функция теории – систематически способствовать этому процессу. Теорию можно рассматривать как своего рода мельницу, в которой перемалываются предположения, а в качестве муки выдаются соотносимые эмпирические положения, которые затем могут быть подтверждены или отвергнуты в свете соответствующих эмпирических данных. Эмпирической проверке подвергаются лишь следствия, предположения или идеи, выводимые из теории. Сама теория есть допущение, и ее принятие или отвержение обусловлено лишь ее полезностью, но не истинностью или ложностью. Полезность в этом случае содержит два компонента – верифицируемость и широту. Верифицируемость отражает способность теории продуцировать предсказания, подтверждаемые при сборе соответствующих эмпирических данных. Широта отражает степень или полноту распространенности этих положений. Возможны случаи, когда выдвинутые положения часто находят подтверждение, но относятся лишь к некоторым аспектам интересующего феномена. В идеале теория должна приводить к точным предсказаниям высокой степени обобщенности относительно рассматриваемых эмпирических событий.

Представляется важным различать то, что может быть названо систематической и эвристической генерацией исследований. Очевидно, что в идеальном случае теория позволяет вывести определенно сформулированные положения, что, в свою очередь, ведет к четко построенным эмпирическим исследованиям. Однако, не менее очевидно, что многие теории, – например, теории Фрейда и Дарвина, – во многом повлияли на развитие исследований без посредства таких развернутых положений. Эта способность теории порождать изыскания путем выдвижения идей или даже благодаря возникающему неверию и сопротивлению может рассматриваться как эвристическое влияние теории. Оба типа влияния чрезвычайно важны и на данной стадии развития психологии должны рассматриваться как равноценные.

Вторая функция теории заключается в том, что она позволяет объединить известные эмпирические открытия в рамках логически последовательной и приемлемо простой системы. Теория выступает как средство организации и интеграции всего, что относится к определенному кругу явлений. Адекватная теория психотического поведения должна обладать способностью систематизировать все, что известно относительно шизофрении и других психозов, в понятную и логическую конструкцию. Удовлетворительная теория научения должна охватывать все, что касается процесса научения. Теории всегда возникают на базе того, что уже наблюдалось и о чем сообщалось; в этом смысле на первой фазе становления они индуктивны и руководствуются – а до некоторой степени контролируются – тем, что уже известно. Однако, если теории упорядочивают и согласуют уже известное, и не более того, польза от них невелика. В этом случае будет оправдано суждение настойчивого исследователя о том, что теория – лишь словесная пена, плывущая в кильватере эксперимента, который единственный в науке служит делу. Эмпирик, настаивающий на том, что теория – не более, чем последующая рационализация того, о чем сообщают исследователи, не понимает основной функции теории – указывать на новые или хотя бы незамеченные отношения. Продуктивность теории проверяется не после, а до появления факта.

Простота или, как иногда говорят, экономность, также имеет значение, но лишь вслед за широтой и верифицируемостью. Она обретает важность лишь в ситуации, когда две теории порождают одни и те же следствия. Если две теории различаются по тем следствиям, которые можно сделать относительно одних и тех же эмпирических событий, выбор теории должен основываться на различии этих положений в плане верифицируемости. Таким образом, лишь в случае тавтологии – две теории приходят к одним и тем же выводам, исходя из различных оснований, – простота обретает важность. В науке такое встречается нечасто, а в психологии, насколько нам известно, не встречалось ни разу. Следовательно, простота как противоположность сложности является скорее личной ценностью теоретика, нежели непременным атрибутом теории.

Еще одна функция теории заключается в том, чтобы уберечь наблюдателя от ослепления многообразием побочных или частных явлений. Теория предоставляет своего рода шоры, позволяющие не беспокоиться обо всех аспектах изучаемых явлений. Для неискушенного наблюдателя каждое достаточно сложное поведенческое явление предполагает бесчисленное множество способов анализа и описания – и это действительно так. Теория позволяет наблюдателю систематически и действенно абстрагироваться от естественной сложности. Человек абстрагируется и упрощает независимо от использования теории, но если он не руководствуется ясной теорией, то принципы, определяющие его подход, будут скрыты в имплицитных допущениях и позициях, неведомых ему самому. Теория ограничивает пользователя рядом более или менее определенных параметров, величин, переменных, обладающих принципиальной важностью. С точки зрения данной проблемы остальные аспекты ситуации могут быть в той или иной степени проигнорированы. Полезная теория обозначит четкие инструкции относительно того, какого рода данные следует собирать в связи с данной проблемой. Соответственно, можно ожидать, что люди, занимающие решительно различные теоретические позиции, могут изучать одно и то же явление, обнаруживая в своих наблюдениях немного сходства.

В последние годы значительное число психологов приняли теоретические положения и терминологию Томаса Куна (Kuhn, 1962), который в своей увлекательной монографии выразил мнение, что движение науки может быть точно показано как серия революционных шагов, каждый из которых сопровождается характерной доминирующей парадигмой. По Куну, каждая область существует как "расползающаяся", не координированная, в которой развиваются отдельные исследовательские линии и теоретические идеи, сохраняющие свою самостоятельную и соревновательную позицию, пока конкретная система идей не примет статус парадигмы. По его мысли, парадигма служит тому, чтобы:

"...определять правомерность проблем и методов исследования каждой области науки для последующих поколений ученых. Это было возможно благодаря двум существенным особенностям этих трудов. Их создание было в достаточной мере беспрецедентным, чтобы привлечь на длительное время группу сторонников из конкурирующих направлений научных исследований. В то же время они были достаточно открытыми, чтобы новые поколения ученых могли в их рамках найти для себя нерешенные проблемы любого вида... Таковы традиции, которые историки науки описывают под рубриками "астрономия Птолемея (или Коперника)", "аристотелевская (или ньютонианская) динамика", "корпускулярная (или волновая) оптика" и так далее"*

* Перевод приводится по изданию Кун Т. Структура научных революций. М., 1977, с. 28-29. (Здесь и далее примечания переводчика).

Интересно поразмышлять над парадигмальным статусом теорий и исследований в области личности. Для принявших эту идиому простейшим кажется взгляд на эту область как на находящуюся на предпарадигмальной стадии. Хотя существует множество в той или иной мере систематизированных групп идей, ни одна из них не завоевала реального доминирующего положения. Нет такой одной теории, которая служила бы "парадигмой", упорядочивая известные открытия, определяя релевантность, создавая сообщество, против которого возможен был бы бунт, предписывая основные пути будущих исследований. Если осуществленный Куном исторический анализ корректен, остается предоставить будущему развитие систематической позиции, которая охватит все или большую часть – пространства с хотя бы академическими последствиями.

Дата добавления: 2014-12-08