Сравнение теорий личности

ТЕОРИЯ ЛИЧНОСТИ В ПЕРСПЕКТИВЕ

15.

Теперь мы подошли к концу нашего путешествия через тринадцать основных типов теории личности. Читатель, который доверчиво следовал с нами до самого конца, наверняка поражен разнообразием и сложностью взглядов. Каждый тип обнаружил определенные отличительные черты и в каждом случае мы в находим в позиции автора нечто, что нуждается в исправлении и нечто, заслуживающее восхищения. Здесь представляется возможность сделать паузу и попытаться определить общие тенденции, существующие, несмотря на существенные различия между теориями личности. Важно, чтобы у студентов было чувство индивидуальности и собственного лица каждой точки зрения, но также важно, чтобы они сознавали, что в этом смерче противоречивых допущений и индивидуальных выражений есть нечто общее.

В этой последней главе мы возвращаемся к обсуждению теорий личности, чтобы обнаружить это общее, и наша дискуссия будет строиться относительно тех критериев, которые мы предложили в первой главе для сравнения теорий. Мы также представим некоторые вопросы, обсуждение которых нам кажется важным при определении будущего развития этой области. В заключение мы обсудим целесообразность попыток синтеза теорий личности с целью создания общей теории, максимально приемлемой для всех, работающих в этой области и в то же время более полезной, чем любая существенная теория.

При сравнении теории мы будем уделять внимание не форме, а содержанию. Главная причина для игнорирования формальных различий связана с нашей убежденностью в том, что на данной стадии развития слишком мало оснований для выбора среди этих теорий по этому признаку. Все они нуждаются в существенном улучшении прежде, чем смогут быть сочтены даже в минимальной степени соответствующими формальным критериям, таким, как эксплицированность положений и точность определений. Хотя по этому критерию можно найти некоторые заметные различия между теориями, они менее интересны и важны, чем различия по существу или по содержанию. Однако следует сказать несколько слов о сравнительной плодотворности различных представлений в плане порождения исследований, и, завершив обсуждение сущностных различий между теориями, мы вернемся к этому вопросу.

Рассмотрение современных теорий личности показывает, что важность представлений о человеке как желающем, ищущем, целенаправленном существе сегодня не настолько находится в центре внимания, как три-четыре десятилетия назад. В течение первых трех десятилетий этого века один вопрос порождал драматические расхождения между различными психологами-теоретиками. Мак-Даугалл, Уотсон, Толмен и другие ведущие учение обращали серьезное внимание на то, обязательно ли людей надо рассматривать как целенаправленных существ. Хотя и верно, что некоторые современные теоретики, такие, как Олпорт, Мюррей, Гольдштейн, Роджерс, Ангьял и Адлер, особенно подчеркивают целенаправленность поведения, мы не видим сильного противодействия этой точке зрения. Даже такие теоретики, как Миллер и Доллард, Скиннер, Шелдон, для которых целенаправленность не выступает как нечто принципиальное в рассуждении о поведении и понимании поведения, не пытаются обозначить это как главное расхождение между их позицией и позициями других. Можно заподозрить, что относительно общий вопрос о целенаправленности человека был заменен серией более специфических вопросов о таких явлениях, как роль вознаграждения, значение Я, главенствующей роли бессознательной мотивации. Стало быть, в целом можно считать, что большинство психологов рассматривают человека как целенаправленное существо, и даже если это не признается, то не кажется поводом для жарких дискуссий.

Ключевой фактор в различении различных теорий личности – относительная важность бессознательных детерминант поведения в противоположность важности сознательных детерминант. Хотя это остается центральным вопросом, в последние годы, как представляется, сменились сами основания для разногласий. Изначально дискуссии разворачивались относительно реальности существования бессознательной мотивации, теперь же вопрос стоит не о том, существуют ли такие факторы, а в каких условиях и с какой силой они действуют. Разумеется, бессознательные факторы особенно подчеркиваются в теории Фрейда и во многих теориях, на которые повлиял ортодоксальный психоанализ, таких как теории Мюррея и Юнга, придающих этим факторам большое значение. На другом полюсе мы обнаруживаем теории Олпорта, Левина, Гольдштейна, Скиннера, Роджерса и экзистенциалистов, где бессознательная мотивация не занимает такого места или же обретает важную роль у аномального индивида. Правда, теоретики личности проявляют тенденцию ко все большему принятию роли бессознательных мотивов, но тем не менее, между теоретиками остаются существенные различия в том, насколько подчеркивается эта роль.

Центральное положение награды или подкрепления как детерминанты поведения наиболее энергично подчеркивается в теориях подкрепления Скиннера, Миллера и Долларда, а также у Фрейда при рассмотрении принципа удовольствия. Кеттел, Мюррей и Салливан также согласны с законом эффекта с определенными оговорками относительно условий научения. В противоположность им, Олпорт, Ангьял, Бинсвангер, Босс, Гольдштейн и Роджерс относительно явно отводят награде вторичную роль. В целом представляется, что современные воззрения реже, чем в прошлом, содержат идею о том, что человек мотивируем сознательным стремлением максимизировать удовольствие и минимизировать боль. Подчеркивается функция награды как детерминанты поведения безотносительно к сознанию и несознаванию их роли индивидом. Мы видим возрастающую тенденцию теоретиков личности внести ясность в вопрос о награде, приписав ему главное значение или подчинив иным принципам.

Смежность или пространственная или временная связь двух событий, не столь явно подчеркивается большинством теоретиков личности. Несмотря на огромную историческую важность Павловских исследований обусловливания, мы видим, что ни один из обсуждавших нами теоретиков не сделал этот фактор краеугольным камнем своей теории. В самом деле, Э.Р.Гатри, поставивший в центр своей позиции простую ассоциацию, не оставил теоретического потомства. Миллер и Доллард, Скиннер явно подчинили смежность награде. Теория Фрейда, как представляется, приписывает ассоциации некоторое значение в процессе формирования симптома и его трансформации, поскольку природа симптома или символа может частично определяться ассоциативными связями с прошлым. Однако по большей части теоретики личности либо не уделяют явного внимания ассоциации, или же приписывают ей минимальную роль в детерминации поведения. Состояние дел, вероятно, отражает убеждение теоретиков в том, что ассоциация сама по себе – недостаточное объяснение поведения, и что слишком очевидно, что ассоциация – незначительный фактор детерминации поведения. Правда и то, что теоретики личности очень поглощены мотивационным процессом, и простая ассоциация без связующего действия мотивов, представляется иррелевантной, если не еретической, для того, кто обращен к проблеме мотивации.

Существенные различия между теоретиками личности относительно процесса научения представлены с одной стороны – Скиннером, Миллером и Доллардом, детально обсуждавших этот вопрос, с другой – Бинсвангером. Боссом, Юнгом, Роджерсом, Шелдоном, не отводившим процессу научения особого места в своих теориях. Олпорт и Кеттел уделяли этому процессу существенное внимание, но по большей части их идеи представляют попытки соединить принципы, разработанные другими теоретиками. Оригинальный вклад в понимание научения сделал Левин, но никогда свои концептуальные разработки в этой области не ставил в центр. Большинство теоретиков личности удовлетворялись взглядом на развитие с точки зрения глобальных принципов – созревания, индивидуации, отождествления, само-актуализации или подобных, но не пытались представить подробную картину процесса научения.

Хотя некоторые теории, описанные в этой книге, явно различаются по тому, подчеркивают они конкретные аспекты, поведения или формулируют общие законы и принципы, ряд из них не попадают в точности под ту или другую категорию. Ангьял, Левин, Миллер и Доллард, Скиннер определенно претендуют на высокий уровень формализации, тогда как Бинсвангер и Босс, Шелдон ближе к реальному поведению как таковому и менее озабочены систематизацией высшего уровня. Юнг, несмотря на то, что настаивал на "фактах" поведения, разработал ряд очень общих принципов. Однако при рассмотрении других теорий по этому параметру, оказывается, что они – и общие, и частные. Выдающейся пример такого смешения конкретного и абстрактного – теория Фрейда. Его метапсихология – попытка сформулировать общие принципы, которые по его наблюдениям, составляли врожденную основу конкретного поведения отдельных индивидов. Мы обнаруживаем это смешение в теориях Олпорта, Адлера, Кеттела, Фромма, Мюррея, Роджерса и Салливана. Это выглядит так, как будто эти теоретики боялись утерять особенное поведение индивида, формируя законы относительно людей вообще. Эти теории, используя термины Олпорта, и идеографические, и номотетические.

Хотя процессом научения могут пренебрегать, очевиден огромный интерес к продуктам научения или структуре личности. Одна из наиболее ярких отличительных черт теорий личности – развернутые и четкие схемы, представляющие структуру личности. Среди тех, кто наиболее детально рассмотрел приобретения личности, – Олпорт, Кеттел, Фрейд, Юнг, Мюррей, и Шелдон. Исторически можно проследить тенденцию: теоретики, занятые процессом научения, менее занимаются тем, что приобретается в результате научения, и наоборот. Однако, в настоящее время те теоретики, которые страдают недостатком – обращением либо к научению, либо к структуре, – стремятся компенсировать этот недостаток, заимствуя ряд представлений из другой теории, обращенной к этой отвергнутой области. Лучшие примеры этой тенденции усилия Миллера и Долларда включить в свою теорию научения структурные представления психоанализа. Нет сомнения, что искушенный теоретик личности сегодня принимает ответственность и за рассмотрение процесса обучения, и за рассмотрение его результатов.

Мы уже отмечали тот факт, что американские психологи – если рассмотреть их как отдельную группу – минимизировали роль факторов наследственности как детерминант поведения. В то же время многие из теоретиков, которых мы обсуждали, подчеркивают важность этих факторов. Шелдон убежден в главенствующей роли генетических детерминант, и надеется, что его подход к изучению поведения прольет свет на соотношение генетических и поведенческих событий. Кеттел проявлял и теоретический, и практический интерес к роли наследственности в поведении. Его исследования во многом оказали сильную поддержку теоретическим убеждениям по этому поводу. Теория Юнга признает важность генетики, Фрейд считает генетические факторы факторами первичной важности. Мюррей и Олпорт также признавали важность наследственности, хотя уделяют ей меньше внимания, чем упомянутые выше теоретики. Хотя наследственность в целом признается теоретиками экзистенциалистической ориентации, ее роль преуменьшается положением о том, что человек обладает свободой стать тем, чем хочет. Кстати, это единственная теория личности в этой книге, признающая свободную волю основной детерминантой поведения. Ни одна другая теория не полагает наличие такой вещи, как свободная воля. Скиннер, который постоянно и резко критиковал представление о свободе воли, выглядит вполне нейтральным по отношению к идее важности генетических различий. Наименьшее внимание из тех, кого мы изучали, уделяют этим факторам Фромм, Хорни, Роджерс и Салливан. И тут мы с некоторым удивлением обнаруживаем, что большинство теоретиков личности принимали или подчеркивали идею важности генетических факторов, но лишь немногие сочетали этот теоретический взгляд с релевантными эмпирическими исследованиями.

Различие в теоретических позициях Фрейда и Левина – прекрасная иллюстрация различий между теоретиками личности во внимании к событиям настоящего или событиям, имевшим место на ранних этапах развития. Стимул-реактивная теория Миллера и Долларда, персонология Мюррея, межличностная теория Салливана своим интересом к раннему опыту напоминают теорию Фрейда, а позиции Олпорта, Роджерса и теоретиков-экзистенциалистов напоминают позицию Левина, поскольку подчеркивают значение настоящего. Реальные и важные теоретические различия по этому поводу иногда маскируются предположением о том, что теоретики, подчеркивающие роль раннего опыта, делают это лишь поддавшись обаянию истории или прошлого, а не в связи с предсказательной силой или важностью этих событий. Защитники идеи важности настоящего утверждают, что прошлое может быть важно сейчас только действуя через факторы настоящего. Таким образом, если мы полностью понимаем настоящее, нет нужды обращаться к прошлому. Действительно, нет реального разногласия по поводу того, что прошлое влияет на настоящее через действие факторов настоящего, сил или установок (идей, архетипов, воспоминаний, диспозиций). Однако те, кто подчеркивает важность прошлого, утверждают, что для понимания развития знание прошлого обязательно, и оно также дает информацию о силах, действующих в настоящем. Главное разногласие между двумя лагерями – по вопросу о том, можно ли адекватно оценить факторы, влияющие на поведение в настоящем, на основе рассмотрения поведения в настоящем, и могут ли знания о событиях прошлого не нести принципиально важной информации. Похоже, что по этому вопросу теоретики личности делятся примерно поровну.

Наибольшее внимание проблеме последовательности развития уделяется в теориях Фрейда, Миллера и Долларда, Скиннера, в меньшей степени эта тема присутствует в теориях Адлера, Ангьяла и Салливана. В этих теориях предполагается, что события настоящего систематически связаны с событиями прошлого, что развитие – упорядоченный и согласованный процесс, описываемый на основе единой системы принципов. Напротив, Олпорт, Левин и до некоторой степени Роджерс явно утверждают недостаточную последовательность в развитии и относительную независимость функционирования взрослого от событий детства или младенчества. Юнг также подчеркивает дизъюнктивность развития, хотя наибольшую непоследовательность видит в том, что происходит в среднем возрасте, когда биологические мотивы во многом заменяются культурными и духовными потребностями. Эти теоретики полагают, что мы должны использовать разные принципы при рассмотрении того, что происходит на разных стадиях развития. Не все теоретики личности проявляют большой интерес к процессу развития, но большинство из тех, кто это делает, представляет развитие как последовательный процесс, который можно представить на основе единой системы теоретических принципов.

Мы уже сошлись в том, что одной из особенностей, которую развитая теория личности исторически переняла у других типов психологического знания, – это подчеркивание целостности, холизм. Соответственно, большинство современных теоретиков могут быть названы организмистами. В целом они подчеркивают важность рассмотрения индивида как целостной функционирующей единицы. Так, Олпорт, Ангьял, Гольдштейн, Юнг, Мюррей, Роджерс и Шелдон подчеркивают тот факт, что элемент поведения не может быть понят отдельно от остального в функционирующем человеке, включая биологическую внешность. Лишь Скиннер, Миллер и Доллард, как представляется, сопротивляются этой идее и задаются вопросом о важности изучения "целостного индивида". Важность идеи поля подчеркивается Адлером, Ангьялом, Бинсвангером. Боссом, Левином, Мюрреем и Салливаном. Однако лишь Левин и Мюррей попытались дать подробный перечень переменных, на основе чего можно анализировать поле. Этот недостаточный интерес к детальному анализу – логическое следствие холистических убеждений полевых теоретиков, которые заставляют их осторожно относиться к отдельным системам переменных. Почти никто не отрицает важности ситуации, в рамках которой осуществляется поведение, хотя Фрейд, Юнг, Миллер и Доллард, Шелдон и Скиннер уделяют этому менее пристальное внимание, чем другие, уже упомянутые теоретики. Очевидно, что обычный современный теоретик личности подчеркивает важность "органического" изучения поведения, без попыток изоляции малых фрагментов поведения для микроскопического изучения. В то же время возрастает тенденция к тому, что теоретики личности стараются дать полное представление о ситуации, в контексте которой возникает поведение.

Человек, который разделяет холистическую позицию, может использовать один из двух подходов к репрезентации поведения. Он может просто полагать, что удачная теория должна быть комплексной, многомерной и включать рассмотрение ситуации, в которой возникают поведенческие события. С другой стороны, он может полагать, что все поведение индивида настолько внутренне сцементировано и, кроме того, связано с контекстом среды, что любая попытка абстрагировать для изучения элементы или переменные обречена на неудачу. Первая точка зрения признает комплексный характер поведения и полагает, что для достижения успеха в предсказании поведения нужна комплексная его модель. Другая точка зрения видит в комплексности поведения самое главное и настаивает на том, что "всем" аспектам индивида и ситуации необходимо воздать должное прежде, чем будет возможен прогресс. Легко понять, что теории, представляющие последнюю точку зрения, обычно особо подчеркивают уникальность индивида. Поскольку теория настаивает на том, чтобы исследователь принимал во внимание все больше различных граней личности, должны стать очевидными и стать предметом обсуждения особенности каждого индивида и, разумеется, каждого акта. Дальше всех в подчеркивании важности полного представления индивидуальности продвинулся Олпорт. Как мы видели, фактически это привело Олпорта к положению о том, что больше внимания нужно уделять идеографическому методу изучения поведения. Та же общая точка зрения представлена в теориях Адлера, Бинсвангера, Босса, Левина и Мюррея. Теории Скиннера, Миллера и Долларда наиболее ясно отрицают принципиальное значение уникальности поведения. Хотя есть некоторые теоретики, в первую очередь обращающиеся к уникальности поведения, это кажется менее типичным для современной психологии, чем подчеркивание организмичности.

Обычно признается, что S-R теоретики и Скиннер имеют дело со сравнительно малыми единицами поведения, в то время как теоретиков-организмистов более занимают единицы, охватывающие целостную личность. Кеттел, Левин и Шелдон благоволят к меньшим единицам, а Олпорт, Бинсвангер, Босс, и Роджерс описывают поведение на основе более крупных единиц. Остальные теоретики широко распределяются по молекулярно-молярному спектру. Фрейд, например, мог при необходимости анализировать поведение в очень мелких единицах, но мог и относится как к единице к целостной личности.

Хотя фактически все теоретики, описанные в этой книге, признают, что структура личности может быть нарушена или даже разрушена тревогой, конфликтом, фрустрацией, стрессом и физическими травмами, некоторые из них приписывают индивиду большую эластичность и "гомеостатичность", чем другие. В частности, Гольдштейн показал, как часто пациент с мозговыми нарушениями может достичь некоторого уровня стабильности приходя в согласие со средой. Для Фрейд а стабилизирующую роль играют Я, его интегративные и защитные механизмы, а Юнг и Адлер признают важность компенсации как гомеостатического средства. В представлениях Роджерса понятия Я и организма позволяют рассмотреть стабильность личности, как биосфера в теории Ангьяла. Ряд интегративных понятий есть у Мюррея. Другие теории например, теории Кеттела, Шелдона и Салливана, хотя явно не дезавуируют гомеостатические механизмы в личности, хранят о них молчание.

Значение психологической среды или мира опыта, как противоположного миру физической реальности, принимается большинством теоретиков личности, а некоторыми подчеркивается в особенности. Наиболее явно и последовательно эта точка зрения разработана Бинсвангером, Боссом, Левином и Роджерсом. Фактически их обвиняли в том, что они во многом игнорируют реальный мир – в результате того, что занимаются миром опыта. Этой точке зрения уделяется серьезное внимание во многих психоаналитических теориях и в теории Мюррея. Хотя никто не оспаривает, что то, как видит данное событие индивид, имеет некоторое влияние на то, как он отреагирует на это событие, мы обнаруживаем, что этому процессу уделяется мало внимания в теориях Кеттела, Миллера и Долларда, Шелдона и Скиннера. В целом же возможно сказать, что теоретиков личности более занимает роль психологической, а не физической среды.

Мы видели, что понятие "Я" используется теоретиками личности в нескольких смыслах. Либо в нем видится группа психических процессов, являющихся детерминантами поведения, или же оно рассматривается как система установок и чувств индивида на свой счет. В той или иной форме Я играет важнейшую роль в большинстве современных представлений о личности. Речь идет не только о тех теориях, которые обозначаются как теории Я, но и о большом числе других теорий, где это понятие выступает как центральный теоретический элемент. Среди теоретиков, использующих понятия Я или эго, – Олпорт, Адлер, Ангьял, Кеттел, Фрейд, Гольдштейн, Юнг и Роджерс. Лишь Айзенк, Скиннер, Миллер, Доллард и Шелдон не придают в своих описании поведения важной роли Я. Правда, многие современные представления о Я смогли избежать или уменьшить субъективность, характерную для ранних представлений. Явно наблюдается тенденция в направлении выявления операций, посредством которых можно измерить Я или отдельные его стороны. Можно сказать, что на заре психологического теоретизирования Я или самости придавался мистический или виталистический смысл, тогда как теперь Я, кажется, потеряло эти свойства и хотя бы отчасти подчиняется количественному измерению. Очевидно, что теоретики личности в наши дни проявляют все возрастающий интерес к Я и сопутствующим процессам.

Важность детерминант группового членства – предмет особого внимания в первую очередь в тех теориях, на которые серьезно повлияли социология и антропология. Примеры – позиции Адлера, Фромма, Хорни, Левина и Салливана. Вполне естественно, что теоретики, подчеркивавшие роль "поля", в котором возникает поведение, должны также проявлять интерес к тем социальным группами, к которым принадлежит индивид. С этим согласуется то, что все вышеназванные теоретики, за исключением Миллера и Долларда, могут считаться теоретиками поля. Ни один из тех теоретиков, которых мы изучали, не полагает факторы группового членства неважными, хотя Олпорт, Ангьял, Бинсвангер, Босс, Гольдштейн, Юнг, Шелдон и Скиннер предпочли не фокусировать на них специального внимания. В целом представляется, что возрастающее внимание к социокультурному контексту, в котором возникает поведение, – тенденция современных теоретиков личности.

Мы видели, что для теоретиков личности обычны попытки сформировать межпредметные связи для своих теорий. Большинство этих попыток связаны с возможностью интерпретации психологических понятий с помощью открытий и представлений биологических наук. Примеры этой тенденции – теории Олпорта, Фрейда, Гольдштейна, Юнга, Мюррея и Шелдона. Скиннер и экзистенциалисты, быть может, наиболее определенным образом развивают теорию на чисто психологическом уровне. Ни один из обсуждаемых теоретиков, за исключением возможно, Левина, не представляется в первую очередь ориентированным на связь своих формулировок с антропологией и социологией. Однако Доллард и Миллер, Фрейд и Мюррей проявляют равный интерес к биологическим и социальным наукам. Ясно, что в целом теоретики личности более ориентированы на биологические, а не социальные науки. Однако есть свидетельства растущего интереса к социологии и антропологии.

Различие и многообразие мотивации получило полное признание в теориях Олпорта, Кеттела, Левина и Мюррея. В каждой из этих теорий подчеркивается тот факт, что поведение может быть понято только на основе выявления и изучения большого числа мотивационных переменных. Лишь теории Кеттела и Мюррея представляют развернутые попытки перевести эту множественность в ряд специфических переменных. Адлер, Ангьял, Бинсвангер, Босс, Фрейд, Фромм, Гольдштейн, Хорни, Роджерс, Шелдон и Скиннер подходят к изучению поведения с более кратким перечнем мотивационных понятий. Таким образом, хотя теоретики личности глубоко интересуются мотивацией, они делятся на тех, кто представляет ее с точки зрения относительно небольшого числа переменных, и тех, кто считает необходимым большое их количество.

Параллельно множественности мотивов можно рассмотреть сложность механизмов, выделяемых различными теоретиками для объяснения человеческого поведения. На одном полюсе – полюсе сложности – мы обнаруживаем теории Кеттела, Фрейда, Юнга и Мюррея; на другом теории Адлера, Бинсвангера, Босса, Гольдштейна, Хорни, Роджерса и Скиннера. Адлер и Хорни в качестве всеобщего принципа личности выделяют творческое Я. Для Гольдштейна это само-актуализация, для Бинсвангера и Босса – бытие-в-мире, для Роджерса – организм, для Скиннера – подкрепление. Остальные теории находятся где-то между сложностью и простотой.

Многие теоретики личности уделяют постоянное внимание проблеме актуализировавшейся, зрелой или идеальной личности. Это – яркая черта теорий Роджерса, Бинсвангера и Босса, Олпорта и Юнга. Данная проблема занимает важное место в работах Фрейда, Адлера, Хорни, Мюррея, Ангьяла и Гольдштейна. К теоретикам, которые проявляли минимальный интерес к оценке зрелости и само-актуализации, относятся Левин, Кеттел, Миллер и Доллард, Скиннер.

Как мы видели, между различными теоретиками есть существенные различия в их отношении к аномальному поведению. Речь идет не только о том, что некоторые теории построены в основном на базе изучения людей с невротическими и иными нарушениями: многие теоретики предложили методы лечения различных форм психопатологии. Истоки психоанализа – в наблюдении за пациентами, проходящими психотерапию, и хорошо известен тот фундаментальный вклад, который привнесла эта теория в понимание и лечение всех разновидностей поведенческих девиаций. Во многом ту же связь можно увидеть между поведенческими нарушениями и теориями Юнга, Адлера, Хорни, Салливана и Ангьяла. Аномальное поведение ассоциируется с проблемами теории Гольдштейна, с изучением и пониманием индивидов с повреждениями мозга. Менее всего проблемами психопатологии занимались Левин, Олпорт и Кеттел.

До этого момента наше обсуждение было весьма общим, мы почти не старались рассмотреть каждую теорию в связи с каждым вопросом. Нас более интересовал общий статус современной теории личности, чем то, что мы могли бы получить посредством подробного сравнения различных теорий. Эта обобщенность частично исправляется таблицей 15-1, в которой по каждому отдельному вопросу обозначено, придается ли ему особое значение в той или иной теории, занимает ли она некоторое промежуточное положение или не придает ему значения. Конечно, эти оценки приблизительны. Недостаток точности связан с тем, что при рейтинге использованы очень широкие категории, а также со сложностью теорий, что во многих случаях делает невозможным точное представление о том, как конкретный теоретик рассматривает данный вопрос. В любом случае основания для оценки представлены в предшествующих главах с соответствующими ссылками на оригинальные источники. Соответственно, читатель не должен воспринимать наши суждения некритично, он может вынести собственные суждения на основании тех же источников, которыми пользовались мы.

Дата добавления: 2014-12-08