VII. Монистическое учение о душе

VI. ПАМЯТЬ

V. СНОВИДЕНИЕ – ВРАЧ

IV. СОМНАМБУЛИЗМ

III. СНОВИДЕНИЕ – ДРАМАТИК

II. О НАУЧНОМ ЗНАЧЕНИИ СНОВИДЕНИЙ

I. Введение. О СПОСОБНОСТИ НАУКИ К РАЗВИТИЮ

1. Позитивная сторона жизни человека во сне

2. Смутное сновидение

3. Родство сна с сомнамбулизмом

4. Метафизическое значение сновидений

1. Трансцендентальная мера времени

2. Драматическое раздвоение Я во сне

3. а) Тело

4. б) Дух

5. в) Загадка о человеке

1. Натуральный сомнамбулизм

2. Искусственный сомнамбулизм

1. Сновидение как символическое воспроизведение состояний тела

2. Диагноз сомнамбул

3. а) Внутреннее самосозерцание сомнамбул

4. б) Определение сомнамбулами чужих болезней

5. Инстинкт врачевания у сновидцев

6. Врачебные предписания сомнамбул

1. Воспроизведение, памятование, вспоминание

2. Усиление памяти во сне

3. Богатство во сне скрытой памяти

4. Усиление памяти у сомнамбул

5. Память у умирающих

6. Беспамятливость сомнамбул по пробуждении

7. Попеременное сознание

8. Ассоциирование психических состояний с представлениями

9. Теория памяти

1. Двуликость человека

2. Трансцендентальный субъект

3. Дуализм сознания

4. Двуединство человека

5. Наше место во вселенной

6. Этика

ПРЕДИСЛОВИЕ

Дело философии не состоит исключительно в том, чтобы придумывать мудреные задачи да заниматься кропотливым анализом. Первостепенная важность принадлежит задачам именно тем, которые перестали быть для нас задачами или потому, что мы пригляделись к ним, или потому, что при решении их мы прибегаем к неосновательным предположениям, чего не осознаем только потому, что делаем это всю жизнь.

Одна из таких задач ставится мною в предлагаемом труде и может быть выражена вопросом: содержится ли в нашем самосознании все наше я? Анализ жизни человека во сне приводит к отрицательному ответу на этот вопрос; он показывает, что наше самосознание не обнимает своего объекта, что наше я больше нашего самосознания.

Но если наше я представляет нечто большее, чем сколько говорит о нем наше самосознание, и при этом не расплывается пантеистически, но сохраняет свою индивидуальность, то очевидно, что вопрос о душе стоит на ложной почве. Разновременность посю- и потусторонней жизни должна быть заменена их одновременностью, то есть одновременным существованием двух лиц нашего субъекта.

Нельзя сказать, чтобы наша задача ни разу не появлялась на свет в течение всего исторического развития философии: мы встречаемся с нею уже в индийской философии, позднее у Плотина и, наконец, у Канта. Но суждение о ее важности и плодотворности находится в прямой зависимости от признания познаваемости нашего умопостигаемого существа. Поэтому на нашу задачу надобно было бы смотреть, как на краеугольный камень системы философии, если бы было доказано, что наше умопостигаемое существо доступно опыту. Так оно и есть в действительности.

Границы доступного организованному существу познания, а равно и самопознания определяются числом его чувств и силой чувствуемого им раздражения, то есть психофизическим порогом его сознания. В течение процесса биологического развития этот порог постоянно совершал движение, и при том так, что вместе со сменой биологических форм не только дифференцировались органы чувств, но и усиливалось сознание их носителя. Но эта биологическая подвижность порога сознания должна основываться на индивидуальной его подвижности. И последнюю можно доказать также анализом нашей жизни во сне; особенно же ясно обнаруживается она в сомнамбулизме. Но если подвижность психофизического порога сознания служит общей особенностью и биологического процесса, и сомнамбулизма, то отсюда вытекает то важное заключение, что сомнамбулизм не только намекает на характер существования нашего умопостигаемого существа, но и предваряет ту биологическую форму, нормальным достоянием которой будут способности, наблюдаемые нами в себе теперь только в этом исключительном состоянии нашем и только в зачаточном виде.

Таким образом, отрицательный ответ на вопрос, все ли наше я содержится в нашем самосознании, ведет к заключениям, проливающим свет как на направление биологического процесса, так и на умопостигаемую сторону нашего существа. Но благодаря этому, в чем главнейший результат нашей задачи, открывается нашему пониманию область мистики: если человек есть существо, раздваиваемое порогом сознания, то мистика возможна; а если вдобавок порог его сознания и подвижен, то мистика даже необходима.

Вот вкратце содержание предлагаемого труда. В нем не говорится об исторических, объективных формах мистики, но подвергается исследованию субъективная основа всякой мистики, а затем делается попытка возведения на полученных результатах здания философского учения о человеке. Но так как можно считать общим правилом, что внутреннее пробуждение нашего мистического, умопостигаемого субъекта связано с ослаблением чувственной нашей жизни (подобно тому, как появление звезд на небе связано с заходом солнца), то при изучении различных видов нашего сна мы должны обратить преимущественное внимание на тот глубокий наш сон, который называется сомнамбулизмом. Только потому новейшая наука и утратила понимание мистики, что почти совершенно пренебрегла изучением сомнамбулизма, образующего субъективную основу мистических явлений. А между тем никакая другая область не сулит психологам и философам более обильной жатвы, никакая другая не позволяет так глубоко проникнуть в тайну человека и так далеко продвинуться в решении вопроса о месте, занимаемом им в природе.

Нельзя ставить мистику в изолированное положение: ее явления должны быть изучаемы в органической связи со всеми прочими явлениями. Всякая философия, в которую не входит в виде составной части мистика, уже в силу одного этого содержит в своих основах фальшь, и наоборот, исключить мистику из правильного мировоззрения так же трудно, как вывести фокус из эллипса.

Но мистические явления не могут быть поставлены на одну доску с остальными явлениями природы: они представляют верхушечные ветви феноменального дерева. Устарела не мистика, скорее устарели те, хотя и новые, воззрения, в которых не отведено ей места. Мистика отнюдь не отошла в область безвозвратного прошлого, все ее значение в будущем. Как кантовская критика разума, так физиологическая теория чувственного восприятия и дарвинизм ведут сообща к такому мировоззрению, в которое войдет мистика в виде органической его части.

Дошедши до понятий своих о силе и атоме, естественные науки исчерпали всю феноменную толщ и стоят теперь перед сверхчувственной основой явлений. То же самое должно произойти и с наукой о человеке, хотя отсюда не следует (как это будет показано впоследствии), чтобы выводы, к которым она должна прийти, имели что-либо общее с пантеизмом или с дуалистическим учением о душе. Явления сна и сомнамбулизма доказывают существование нашего умопостигаемого субъекта и приводят нас, таким образом, к точнейшему и вместе с тем положительному определению бессознательного: его надобно понимать индивидуалистически, а не пантеистически, и оно не само по себе бессознательно, а только не сознаваемо чувственным нашим существом.

Если так, то попытка созидания философского учения на эмпирической почве явлений жизни человека во сне не представляет ничего странного, ибо как только будет доказано, что эта жизнь имеет положительные, одной ей принадлежащие особенности, философия обязана будет обратиться к такому же обстоятельному, хотя и многотрудному, изучению этой метафизической, еще не оцененной трети нашего существования, какому подвергает она нашу бодрственную жизнь. Пока же не извлечено еще никакой пользы из этой важнейшей и единственно способной к примирению резких противоположностей современного духовного развития области эмпирического мира. А так как на почве этих противоположностей выросли и резкие противоположности нашей социальной жизни, то примирение первых должно повести за собой и примирение последних, что, на мой взгляд, служит также доказательством справедливости моих воззрений, ибо согласие теоретически истинного с практически добрым составляет мое твердое убеждение.

Амбах на озере Штарнберг.

Карл дю Прель.

Июнь 1884 года.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Дата добавления: 2014-12-16