Общие последствия распространения христианства

Синкретизм верований.

Помимо вышеуказанной внут­ренней слабости язычества успехам христианства много содействовали и некоторые конкретные данные, кото­рые были присущи как самому христианству, так и славянскому язычеству. С одной стороны, у восточных славян было, хотя и смутное, представление о высшем небесном божестве Свароге, отце Даждь-бога, солнца и огня. На этом фундаменте легко могли укладываться и христианские идеи о Боге как всемогущем Отце Небес­ном, и Сыне Божием, который именуется светом, солн­цем правды. С другой стороны, и привычные представ­ления славянина-язычника о множестве божественных сил находили себе аналогии в христианских представ­лениях о Матери Божией, ангелах, святых, демонах. Поэтому славянин-язычник должен был легко воспри­нимать христианское учение с этой стороны и приуро­чивать новые идеи к прежним представлениям. Так, его Перун превратился в Илью-Громовника, его Волос в св. Власия, покровителя стад, его многочисленные ле­шие, водяные и домовые боги — в христианских бесов и т. д. В результате совершался синкретизм христиан­ства и язычества, стадия религиозного развития, с кото­рой народная масса не сошла и до сих пор. Христиан­ство проигрывало от этого в чистоте и глубине воззрений, но выигрывало в широте распространения.

Какие же изменения внесло оно во внутреннюю жизнь восточного славянства? Больше всего, конечно, подей­ствовало оно на верхний, более или менее культурный слой славянского населения. Этот слой в христианстве получил стройное религиозное миросозерцание с обоб­щающим философским началом, с определенными отве­тами на коренные запросы ума и сердца. Что наиболее образованные русские люди усваивали так или иначе это миросозерцание, хотя бы и в общих чертах, свиде­тельством этого являются памятники древнейшей рус­ской литературы, в которых содержится «исповедание христианской веры». Такое исповедание, например, встречаем в сказании о крещении Руси, возникшем сна­чала отдельно, а затем внесенном в начальную летопись. Здесь находится довольно удовлетворительное изложе­ние христианского вероучения. Для культурного слоя русского общества христианство дало несомненно созна­тельный нравственный идеал. Нравственное чувство, конечно, было присуще восточным славянам и до хрис­тианства. Но едва ли это чувство превращалось в нрав­ственные идеи, в непреложные правила жизни. Только с принятием христианства открылся сознательный нрав­ственный идеал, и из фактов, приведенных в летописи о деятельности Владимира Святого после крещения и не­которых других князей, а также и первых подвижников монашества, можно видеть, что так или иначе нрав­ственный христианский идеал сделался руководством в жизни, насколько полно — это, конечно, другой вопрос. Духовное влияние христианства простерлось до извест­ной степени и на всю народную массу. Произошел, как мы видели, синкретизм язычества и христианства в этой народной массе. Но во всяком случае и этот синкретизм внес больше определенности, больше отчетливости в ре­лигиозные верования, установил более определенный культ и определенный класс служителей религии.

Церковь и ее задачи; воздействие на княжескую власть.

В обществе выделился новый класс, занявший в нем привилегированное положение и получивший воз­можность влиять на жизнь общества внутренними и внешними средствами. То было христианское духовен­ство, составившееся первоначально из греков, а затем из образованных русских людей, для приготовления кото­рых к этому званию стали учреждаться особые школы. Это духовенство и стало насаждать, как умело, новые религиозные истины и новую нравственность — пропо­ведью и церковными наказаниями по уставам, которые дали князья Владимир Святой и Ярослав. Восточные славяне, таким образом, получили новую организацию, какой они дотоле не имели, — церковь. Эта новая орга­низация стала преследовать новые общественные зада­чи, которых совершенно не знало прежнее язычество. В языческую эпоху общественные организации имели в виду только поддержание внутреннего мира и внешние безопасности. Теперь, с принятием христианства, вы­двинулись новые задачи — поддержание религиозного и нравственного порядка в обществе, и эти задачи стала выполнять, насколько могла, церковь. Ей предоставле­на была широкая юрисдикция над всеми христианами, в состав которой входили дела «о ведовстве и зелейничестве», о нарушении неприкосновенности и святости хри­стианских храмов и символов, о церковной татьбе, о разводе, о блуде, о прелюбодеянии, о кровосмешении,

о насилии и оскорблении женщин, о браках в недозво­ленных степенях родства и свойства, об имущественных столкновениях между мужем и женой, об оскорблении действием родителей и т. д. Выполняя эти задачи, цер­ковь привлекала к содействию и светскую, княжескую власть, расширяя таким образом и усложняя ее дея­тельность. Она с самого начала стала внушать этой власти новые, более возвышенные, понятия об ее на­значении, почерпнутые вместе с христианством из ви­зантийских источников. Когда умножились разбои при Владимире Святом, епископ стал говорить князю: «се умножишася разбойницы; почто не казниши?» Влади­мир отвечал: «боюсь греха». Тогда епископ сказал; «ты поставлен еси от Бога, на казнь злым, и на милованье добрым, достоит ти казнити разбойника, но с испыта­нием». Такое воззрение возносилось высоко над тог­дашней политической действительностью. Варяжские конунги, превратившиеся в русских князей, были на­чальниками обороны и главными судьями в русских землях. На них не падало первоначально никаких обя­занностей по обеспечению внутреннего житейского по­рядка, кроме разбора дел о совершившихся уже наси­лиях над личностью и о нарушениях имущественных прав. Теперь на князя возлагается новая обязанность — предупреждение преступлений, искоренение в обще­стве лихих людей, производящих преступления, попе­чение об общественном благе. Само происхождение его власти окружается ореолом божественности, святости. Власть князей выводится не из договора с обществом, как власть Рюрика, а от Бога. Понятное дело, что такие воззрения должны были возвышать княжескую власть и в ее собственных глазах, и в глазах общества, увели­чивать ее права и вместе с тем обязанности. Можно сказать поэтому, что принятие христианства подвинуло сильно вперед эволюцию княжеской власти, помогало превращению ее в государственную власть в настоящем смысле этого слова.

Для этой власти церковь стала служить примером, как править, как судить и рядить. Дело в том, что после утверждения христианства наряду с княжим обществом и земским образовалось на Руси еще третье общество — церковных людей, — находившееся под управлением церкви. В состав этого общества вошли: игумены, чернцы и черницы, попы, диаконы и все, кто служили на клиросе, попадьи и поповичи, просвирни, свещегасы, люди, заведующие церковными учреждениями: больни­цами, гостиницами и богадельнями, т. е. лекари, стран­ноприимцы, а равно и люди богаделенные, призреваемые церковью, — слепые, хромые, бедные вдовы, странники и богомольцы, прощенники (получившее чудесное исце­ление), задушные люди (т. е. рабы, отпущенные по ду­ховному завещанию) и изгои вроде безграмотных детей духовенства, выкупившихся холопов, разорившихся до тла купцов. Всех этих людей церковные власти — мит­рополит, епископ и их уполномоченные — судили по всем делам, ведали «межю ими суд или обиду (уголов­ные дела), или котора, или задница» (гражданские тяж­бы). При этом церковные власти руководились не толь­ко местными обычаями, но и церковными канонами и узаконениями греческих императоров, содержащихся в Номоканоне, по-славянски — Кормчей книге.

Дата добавления: 2014-11-29