О формах движения в языке и определении понятия языковых изменений

Бытие языка как объекта, нестатического по своей природе, наблюдается не только при рассмотрении языка в сугубо истори­ческой перспективе, но и при анализе процессов, характеризую­щих речевую деятельность. В отличие от искусственных семи­отических систем, которые в процессе своего функционирования не только не меняются, но и не могут изменяться (ср. систему правил регулирования уличного движения, азбуку Морзе, сиг­нализацию флажками и т. п.), естественные языки развиваются и изменяются именно в ходе своего применения, по мере исполь­зования в актах речи. Уже давно обратили внимание на то, что акт речи — это не только процесс выбора, распознавания и ор­ганизации каких-то готовых моделей, но одновременно и про­цесс творчества. Воспроизведение существующего в языке явля­ется в сущности лишь частичным копированием по готовым об­разцам. Оно не представляет собой механического дублирования, и лингвистические расхождения (отклонения от единиц, принима­емых за эталон) наблюдаются даже в речи одного и того же чело­века [43; 45; 98; 149]. Нельзя поэтому не согласиться с тем, что любое изменение начинается в речи и затрагивает первоначаль­но ту непосредственную данность, с которой имеет дело каждый носитель языка,— синхронную языковую систему. Как указыва­ет Н. Д. Андреев, «не всякое изменение в системе речи приводит к сдвигам в структуре языка, но любому сдвигу в структуре язы­ка обязательно предшествует изменение в системе речи» [1, 24].

Нетождественность реализации языковых единиц в речи и различная их продуктивность и дистрибуция не означают вме­сте с тем, что изменения происходят внутри синхронной системы языка. Если выстроить факты языка в том их виде, в каком они существуют для носителя данного языка, то есть на одной пло­скости, синхронно, изменения как такового обнаружить не уда­ется. Из этого факта известная часть языковедов, находящихся под непосредственным влиянием Ф. де Соссюра, делала непра­вильный вывод, что синхронная система статична и как таковая не развивается. Иначе говоря, отсутствие изменений приравнива<206>ли отсутствию развития. Еще в 1928 г. Луи Ельмслев, например, продолжал считать, что понятия развития и системы языка не­совместимы [121, 54]. Подобное представление о языке противо­речило, однако, фактическим наблюдениям, с одной стороны, и традициям лучших описаний языков, в которых современность рассматривалась с учетом реликтов прошлого и ростков буду­щего.

В двух тесно между собой связанных лингвистических шко­лах вынашивалось поэтому принципиально иное понимание эво­люции языков и роли отдельных стадий в ее протекании. Эта линия, идущая еще от Бодуэна де Куртенэ и поддержанная в оте­чественном языкознании такими видными лингвистами, как Л. В. Щерба, Г. О. Винокур, Е. Д. Поливанов и другие, нашла также параллельное развитие и отражение среди представителей Праж­ского лингвистического кружка. Заслуга осознания своеобразной «подвижности» синхронии и признание языкового динамизма в любом состоянии языка принадлежат прежде всего двум назван­ным школам. Свой значительный вклад в понимание языка как системы динамической внесли и первые фонологи, в том числе и А. Мартине. В трудах перечисленных выше ученых и особенно в конкретных исследованиях Н. С. Трубецкого и Р. Якобсона бы­ло убедительно продемонстрировано, что язык никогда не теряет свойства динамики и что поэтому о совпадении понятия статики и синхронии тоже говорить не приходится (см. подробнее [10, 50—52; 35, 119—120]).

Эта точка зрения, означавшая признание черт динамики в любом состоянии языка и имевшая своим следствием большее внимание к тенденциям развития даже в пределах отдельных син­хронных срезов (ср. [9; 17; 20; 47; 94]), получила в настоящее время едва ли не всеобщее одобрение. Однако значение самого факта «подвижности» синхронии еще не было оценено надлежа­щим образом в том смысле, что разные формы движения в языке, разные формы языкового динамизма, еще не получили диффе­ренцированного описания1.

В современной науке, — справедливо отмечает С. К. Шау­мян, — широко укоренилось мнение, будто бы изучение про­цессов в языке относится только к области истории; между тем они характерны для любого состояния языка, синхронии и диахронии [82, 14—17]. Следует поэтому положительно оценить попытки создать модели языка, воспроизводящие синтез его эле­ментов в процессе речи, то есть динамические модели, мыслящиеся как своеобразное порождающее устройство, аналогичное живому языку. Можно также полагать, что в лингвистике в настоящее<207> время открываются новые возможности более глубокого анализа развития языков путем изучения как процессов генезиса языко­вых явлений, так и процессов порождения языковых единиц с помощью единообразных методов исследования [23, 55; 49, 9— 12]. Так, например, можно ожидать, что вероятностный метод и метод трансформационный помогут пролить свет на сущность пе­реходов от одного состояния языка к другому и даже исчислить подобные переходы [75; 76, 78]. Продолжая логически мысль С. К. Шаумяна, следовало бы, однако, поставить прежде всего вопрос о том, а какие именно процессы характеризуют развитие языка и одинаковы ли формы движения в разных состояниях языка. Иначе говоря, представляется весьма своевременным сфор­мулировать вопрос о сущности процессов, наблюдаемых в раз­витии языка, в следующем виде: идентичны ли формы движения, характерные для синхронного функционирования языка, тем, ко­торые характерны для диахронической эволюции языка? На этот вопрос следует, по всей видимости, ответить отрицательно. В са­мом общем виде здесь можно указать на два различных кинема­тических процесса. Один из них, относящийся к функциониро­ванию языка, охватывает все движения, оставляющие исходную структуру [т. е. схему связей между элементами системы] без изменений. Другой, напротив, включает те движения, которые приводят структуру к новому виду. Такой тип движения харак­терен для эволюции языка и генезиса отдельных его форм [85]. Движения первого рода могут быть обозначены термином «варь­ирование», движения, или процессы, второго рода — термином «изменения». Варьирование элементов, встречающееся на всех уров­нях языка, создает условия непрерывной и постепенной эволю­ции языков при сохранении их общей целостности и единства, ср. [24]; изменение знаменует завершение этого процесса в дан­ном участке языкового строя. Понятие языкового динамизма включает, таким образом, две серии процессов, в связи с чем нельзя провести знака равенства между языковым динамизмом и языковой изменчивостью.

Под языковым изменением следует понимать процесс нарушения тождества единицы самой себе и результат такого нарушения тождества. Языковое изменение есть понятие диахроническое, ибо для его обнаружения и констатации мы дол­жны сопоставить два разных временных среза. Формула измене­ния — «А > Б» — есть одновременно признание двух разных со­стояний, из которых одно предшествует другому. «Категория „изме­нение“, — пишет в данной связи советский философ Б. А. Грушин, — по-видимому, является самой абстрактной, самой общей категорией, которая отражает процессы развития объективного мира. В ней под­черкивается лишь самое общее, самое очевидное, бросающееся в гла­за, присущее всякому процессу развития: наличие различий в одном и том же элементе системы (или в самой системе), взятом (взятой) в<208> двух различных по времени точках» [53, 104]. Последнее указание особенно существенно, ибо языковые расхождения могут наблюдать­ся не только при сравнении текстов, разных по времени их создания. В принципе можно говорить также о различиях, встречающихся в географическом или социальном планах, что позволяет отличать модификации во времени и модификации между разными частями одного речевого коллектива, имея в виду территориальное, функциональное или социальное расслоение языка [43, 450—451]. Тем не менее, не все указанные типы модификаций можно считать изме­нениями в собственном смысле слова. Мы относим этот термин лишь к расхождениям во времени, то есть полагаем, что он служит для обозначения нетождеств между явлениями, обнаруживающими зависимость во временнум следовании и связанными отношениями преемственности и замещения. Все другие модифи­кации одной и той же единицы мы и обозначаем термином «варьи­рование». При таком понимании термина «изменение» последнее следует отличать от инноваций, или новообразований, в со­держании которых главное — момент появления новой еди­ницы или элемента, а не момент превращения одного явле­ния в другое.

Итак, процессы изменения — это процессы замещения в широ­ком смысле этого слова [125], начиная от вытеснения одной едини­цы другой и кончая постепенным видоизменением материального функционального или семантического тождества единицы. Процес­сы же варьирования — это процессы сосуществования и конкурен­ции гетерохронных или гетерогенных образований, объединяе­мых по какому-либо сходному признаку, чаще всего по сходству денотативного значения рассматриваемых единиц [64]. В качестве вариантов могут рассматриваться также образования, выполняю­щие в языке одну и ту же функцию и различающиеся между собой по их распределению в социальном или географическом простран­стве данного языка, или по их частотности и продуктивности. В ка­честве особых разновидностей изменения необходимо исследовать также процессы переинтеграции, которые могут, вообще говоря, выделяться и в отдельный класс модификаций формы; пе­реинтеграция представляет собой нарушение одних ассоциативных связей и возникновение других, не сопровождаемое изменением материального тождества единицы в целом, но лишь перераспре­делением ее составных частей (ср. процессы морфологического переразложения формы).

Варьирование и переинтеграция и новообразования подготав­ливают изменение, но в отличие от изменения, для которого харак­терны отношения замещения, в первых трех случаях никаких за­мен, собственно, не происходит. В случае изменения наличие одной единицы исключает одновременное существование другой; форму­ла «А > Б» означает, что А кончило свое существование, и на его месте появилось некое Б. В случаях переинтеграции и варьирова<209>ния устанавливаются принципиально иные отношения: А и Б со­существуют.

Механизм языкового изменения тесно связан с процессами варьи­рования: так, фонетическое изменение представляет собой, по мне­нию Л. Блумфилда, с исторической точки зрения «постепенное предпочтение, оказываемое одним недистинктивным вариантом в ущерб другим» [4, 399]. В иных терминах, но во многом аналогич­но описывал протекание изменения и Бодуэн. Историческое раз­витие польской флексии представляется, например, в его изложе­нии как медленный процесс колебания форм, в течение которого одни формы постепенно берут перевес над другими [5, 1, 23—24].

Языковые изменения служили предметом специальных исследо­ваний уже издавна, процессы же варьирования были вовлечены в круг лингвистической проблематики лишь сравнительно недавно (интересный обзор мнений с библиографией по теме содержится в работах Н. Н. Семенюк [64]; см. также [431 и [124]). Не остав­ляет, однако, сомнений, что и эта форма проявления языкового динамизма, во многом определяющая конкретные пути эволюции языка, тоже должна получить надлежащее освещение. Как мы уже указывали выше, это связано в первую очередь именно с тем об­стоятельством, что ключ к изучению природы языковых измене­ний лежит в синхронии: «и начальная, и конечная точка изме­нения в течение некоторого времени сосуществуют» [93, 276] (см. также [163]).

В наиболее четкой форме мысль о многообразии и разнообразии задач современной науки в области познания языка как динами­ческого объекта, проявляющего черты динамической устойчивости, выразил Делл Хаймз. В настоящее время, — подчеркивает этот американский лингвист, — одинаково важно проведение синхрон­ного анализа динамики явления и варьирования, как источника изменений, и диахронического анализа «статики» того, что истори­чески устойчиво,— параллельно исследованию синхронно инва­риантного и диахронически изменчивого [127, 451].

Итак, язык может быть определен как исторически развиваю­щееся явление, как объект, который никогда не бывает и не может быть абсолютно устойчивым, как динамическая система, находя­щаяся в каждый данный момент своего существования в состоянии относительного равновесия. Многие общие закономерности его функционирования и развития могут быть поэтому объяснены самим фактом его бытия в виде сложнодинамической системы. Об­ратимся к их краткой характеристике.<210>

Дата добавления: 2014-11-28