Первое правило подводной охоты 2 страница

— Не рванет, — Куст поднял взгляд. — Я малость усовершенствовал эти буйки, теперь программа имитирует рыбацкий катер, а не тяжелый танкер, причем меняет амплитуду сигнала и фазу, создавая у мины иллюзию движения цели, хотя буек стоит на месте.

— А смысл? — Жаб отпустил плечо собеседника.

— Ну, представь себя на месте мины, — фыркнул акустик. — Ты слышишь сначала один рыбацкий катер, затем второй, третий, пятый, десятый. Каждая из целей, да и все вместе, слишком скромны для взрыва, но отнимают у тебя массу вычислительных ресурсов на просчет траекторий. Все двигаются под разными углами и разными скоростями, тебе постоянно надо за ними следить, чтобы не пропустить что‑нибудь важное.

— Но у “Берты” большая вычислительная мощность.

— И все‑таки ограниченная. Слава богу, наши предки так и не раскошелились на применение в биотронике квантовых алгоритмов.

— Не нравится мне твой план, — вздохнул взводный. — Вялый он какой‑то.

— Не нравится, не кури, — улыбнулся Куст. — Все будет нормально.

Я не понял, при чем тут план и курение, но тут же до меня дошло, что план может быть производной от английского “plant”, то есть трава. Значит, охотники даже не скрывают от начальства, что курят наркотики! Это меня здорово озадачило. Снова вспомнились ящики с загадочным содержимым и цифры на скомканном листе.

— У меня есть в запасе один фокус, который на симуляторе срабатывал каждый раз, — добавил Куст. — Два буйка ложных целей у меня особенные. Чабан написал программку, которая имитирует внезапное раздвоение целей и движение их по сложным, даже физически невозможным траекториям. Мина, загруженная просчетом десятка целей, начинает считать и эти, отчего сходит с ума раньше, чем дает команду на взрыв. А тут и Краб на подхвате. Щелкнет своей хромированной клешней, и все.

— А вдруг система не зависнет? — нахмурился Жаб.

— Броня “Ксюхи” выдержит взрывную волну.

— Об этом даже не думай! Если Одессу сметет, я тебя прямо здесь утоплю.

— Тогда мой план не так уж плох.

— Ладно. Согласен. Сколько времени у тебя уйдет на запудривание мине мозгов?

— От получаса до двух часов сорока минут. Услышав это, Краб зло сплюнул в песок.

— И мне все это время надо будет болтаться под водой? — спросил он.

— Нет, — язвительно сказал Куст. — Посидишь на бережку, позагораешь. А потом, когда мина крякнет, не спеша наденешь скафандр и лениво пойдешь щелкать клешнями.

— Иди ты сам! — вспылил Краб. — Газового аппарата хватит только на сорок минут.

— А у тебя что, катетер отсох? — развеселился акустик.

Сапер не ответил, снова сплюнул и залез по лесенке к нам на броню.

— Сколько человек тебе понадобится, кроме Краба? — спросил Жаб.

— Чем больше, тем лучше. У салаг первый допуск, у кухарки, насколько я знаю, нулевой. Значит, они пусть с газовыми аппаратами запускают буйки. А Краб в это время с жидкостным снаряжением подберется к краю расщелины и там прикинется булыжником. Потом поглядим.

От такой расстановки сил боевая лихорадка вновь начала накатывать на меня волнами. Теперь уже не осталось ни малейших сомнений в том, что через несколько минут мне придется принять участие в серьезной и совсем не учебной операции.

Жаб посмотрел на нас снизу вверх, прикрыв лицо ладонью. Я уже был готов подчиняться ему, как собака.

— Всем, кроме Куста, строиться на броне! — неожиданно рявкнул он, направляясь к амфибии.

Мы с Пасом первыми вытянулись по струнке, Рипли тоже оставила в покое бинокль и встала левее нас. Краб лениво втиснулся между мной и Рипли, чтобы отделение стояло по ранжиру. Жаб загрохотал ботинками по скобам лестницы и через секунду с неожиданной легкостью взлетел на броню.

— Смирно! — прохрипел он. — Вольно.

Я отставил ногу и закинул руки за спину, чувствуя, как кровь все сильнее разгоняется по жилам.

— Итак, слушайте боевое задание. — Жаб принялся прохаживаться вдоль кромки крыши, заставляя нас поворачивать головы, чтобы уследить за ним. — Рипли, под твоим началом салаги должны установить сеть ложных целей. Места установки я буду называть по полярным координатам, центром координат считается моя кабина. Ясно?

— Так точно! — по‑уставному ответила наша начальница.

— Вы работаете в воздушных аппаратах. Салаг предупреждаю особо, что правом первого допуска пользоваться на время операции вам запрещается. Если кто погрузится глубже Рипли, яйца выкручу. И вообще — никакой самодеятельности. Ясно?

— Так точно! — хором ответили мы с Пасом. Мое сердце готово было выскочить через горло.

— Краб. Погружаешься с жидкостным аппаратом и по дну пробираешься к расщелине. Как только достигнешь ее, ложишься на грунт и ждешь дальнейших команд. Все свои идеи держать при себе, на связь в активном режиме не выходить. Только слушаешь, ясно?

— Так точно, — вяло выдохнул сапер.

— Все. Снаряжаетесь под командой Рипли. Затем Куст выдаст каждому ложные цели. Вперед!

Руки у меня задрожали сразу после команды, и я никаким усилием воли не мог унять эту дрожь. Рипли повернула ключ в одном из отверстий крыши, запустив механизм отпирания хранилища с аппаратами, крышка уползла в сторону, и я увидел спящие в “рассоле” туши жидкостных аппаратов “ГАЖД‑27”.

— Ну, ну! — подогнала нас Рипли. — Чего встали, как замороженные?

Мы сорвались с места и вытащили из ниши сначала груду мышц самого аппарата, затем боевой каркас с гарпунным карабином и в последнюю очередь спящий хитиновый шлем. Краб за это время скинул с себя всю одежду, без всякого стеснения оставшись обнаженным перед бывшей кухаркой. В его пояснице влажно краснел глубинный катетер. Это был искусственный паразит, питающийся кровью хозяина, но без него погружение в глубину не представлялось возможным, поскольку именно он объединял кровеносную систему человека с кровеносной системой жидкостного скафандра.

— А ну, влезай в панцирь! — приказала Рипли.

Краб протянул руку к биомеханическому устройству, и скафандр набросился на него, словно осьминог, обматывая антикомпрессионными жильными щупальцами. Затем в ход пошли мягкие мышцы и хитин, образовав саму ткань скафандра с защитными пластинами панциря. Свободным осталось только лицо Краба, все остальное скрылось под ровным слоем искусственной биоткани.

— Краб, ты как? — спросила Рипли.

— Норма, — ответил сапер, похожий на пятнистую мумию. — Катетер сработал.

— Не жмет кольчужка?

— Норма. Дышу пока.

— Как управление?

— Ощущаю, — буркнул Краб вместо уставного ответа “норма”.

По мышечному слою и суставам каркаса пробежала судорога — это сапер вошел в режим управления. Теперь он ощущал аппарат, словно собственное тело, и мог управлять им, как мышцами ног и рук. Краб сделал несколько шагов, поприседал, попрыгал. Рипли внимательно следила за каждым его движением. Я тоже — мне хотелось получше рассмотреть новую модель гарпунного карабина, прицепленного к каркасу.

— Сойдет, — кивнул сапер. — Но кормить технику надо лучше, а то медленно просыпается.

Похоже, несмотря на это замечание, он остался доволен. Рипли шлепнула его по плечу, и Краб легко, как гимнаст, спустился по лесенке на песок.

Мы с Пасом взяли кассеты с “рассолом”, а Рипли прихватила шлем. Краб ждал нас у кромки воды. Я заметил, как в районе его поясницы пульсирует мышечный слой. Жаберные крышки на ребрах тоже затрепетали — аппарат беспокоился из‑за отсутствия привычной среды.

— Как ты? — спросила Рипли.

— Живой, — выдохнул сапер. — Но желательно ускорить процесс.

— Шлем! — коротко приказала Рипли, протянув мне прозрачную полусферу.

Лобовое окно шлема представляло собой толстую хитиновую линзу для компенсации искажений зрения после того, как полусферу заполнит “рассол”. Я надел “горшок” Крабу на голову, шлем проснулся и врос в скафандр.

Все. С этой секунды необходимо было действовать очень быстро и очень точно, поскольку воздуха внутри шлема не хватит и на пару вдохов, а жабры начнут работать только в воде.

Я достал из кассеты картридж с “рассолом” и приставил к соску в спине Краба. Скафандр выпустил хоботок и начал толчками высасывать жидкость из картриджа. Едва один опустел, я придвинул следующий, затем еще и еще. С каждым глотком уровень голубоватой жидкости внутри шлема поднимался — сначала она дошла Крабу до подбородка, затем до носа, затем до бровей. Последний глоток залил скафандр до отказа. Именно несжимаемый “рассол” противостоял чудовищному давлению океанских глубин, не давая воде проломить хитин шлема.

— Пас! — на всякий случай окликнул я приятеля. Мы подхватили Краба под мышки и держали, пока он не перестал дергаться в судорогах от заполнившей легкие жидкости.

Наконец он поднял большой палец, что означало: “Норма”. С залитой глоткой говорить он мог только жестами Языка Охотников. Тут же к нам подскочил Куст, подвесил спереди к каркасу ящик с саперными принадлежностями и подтолкнул Краба в спину. Тот сделал несколько быстрых шагов и плюхнулся в воду.

Около двадцати секунд Краб не показывался, видимо, лежал на грунте, давая жабрам пропитаться водой. Затем из моря поднялся выставленный вверх большой палец. Мне показалось, что Пас рядом со мной вздохнул с облегчением. Гравилетчик вышел из воды и улегся под брюхом своей машины.

— Расчет работу закончил! — доложил я.

— “Банки” за собой приберите, — напомнила Рипли. — И давайте быстрее наверх. Куст, готовь ложные цели!

Мы с Пасом сложили пустые картриджи обратно в кассету и поднялись по лесенке на крышу амфибии. Рипли к этому времени уже достала три газовых аппарата. Именно с такими мы уходили в глубину на учениях. После двух лет тренировки облачиться в такой костюм — проще простого. Раздеваешься до плавок, влезаешь в силиконовый комбинезон, застегиваешься от пуза до шеи, цепляешь на бедра пояс с грузом, а на запястье “глубинный мозг”. Затем берешь шлем под мышку и ранец с дыхательными кассетами на плечо.

— Готов! — первым доложил Пас, косясь на почти голую начальницу.

Я чуть замешкался — ранец зацепился за пояс.

— Готов! — мне удалось рывком высвободить кассету.

— Тогда вперед! — Рипли тоже закинула на плечо свой ранец и первой спустилась к морю.

У меня сердце начало молотить, как мотор на холостых оборотах, Пас тоже нервничал — бледнел на глазах.

Куст выдал нам набрюшные сумки, в каждой из которых было по пять буйков.

— Знаете, как включать? — спросил он.

— Нет, — ответил я.

— Выдергиваете чеку возле донышка, затем отмыкаете гидрофон.

— Ясно.

— Готовы? — оглядела нас Рипли.

— Так точно! — хором ответили мы с Пасом.

— На связь в активном режиме не выходить, — напомнила она и перешла на общение жестами.

Ладонь вниз вдоль лица — “надеть шлемы”.

Я водрузил акриловую полусферу на плечи и стянул ее двумя боковыми защелками. Затем вогнал в специальные отверстия концы трубок вдоха и выдоха. Тут же активизировались картриджи — из соединившихся порошков начала выделяться газовая смесь для дыхания. Я несколько раз вдохнул безвкусный, очень сухой воздух, закинул ранец на спину и укрепил его на теле несколькими ремнями. Большой палец вверх — “норма”.

Рипли рубанула ребром ладони в сторону моря — команда к погружению. Я зашел по колено и нырнул в прозрачную воду. Сердце на мгновение замерло от восторга — вот она какая, работа! Это вам не учения!

Глубина была небольшой, я видел под собой дюнки песка и бурые мочалки водорослей, колышущиеся в косых лучах солнца. Справа от меня плыл Пас, слева Рипли. Она повертела указательным пальцем — “включить водометы”. Я нажал кнопку на поясе, и тут же ранец упруго подтолкнул меня вперед. У Рипли и Паса за спиной тоже образовались белесые следы из пузырьков воздуха. Так мы плыли, пока начальница не дала команду “погрузиться на десять метров”. Я изогнулся дугой и начал стремительно уходить в глубину.

Восторг подводной стихии привычно овладел мной, но, достигнув нужного уровня, я вспомнил, что не на прогулке, что совсем недалеко у дна притаилась мина, способная превратить нас в окровавленный фарш.

Внутри шлема раздался голос Жаба:

— Так, охотники, слушать внимательно, за повторение мне не доплачивают. Я буду называть полярные координаты, одну за одной. Это места установки целей. Во избежание путаницы первую из указанных целей ставит Сова, вторую Пас, третью Рипли. Потом снова по кругу.

Взводный принялся называть цифры. Услышав свои координаты, я сверился с “глубинным мозгом” и включил водомет на полную мощность, чтобы скорее добраться до места. Совершенно неожиданно для себя, как только Рипли с Пасом пропали из поля зрения, я ощутил растущее беспокойство.

Раньше мне никогда не приходилось оставаться под водой в одиночестве. Всегда рядом был как минимум инструктор, а чаще еще кто‑нибудь из отделения. Здесь же — совершенно один, да еще без возможности выйти на связь. Остатки восторга с меня как рукой сняло, глубина впервые показалась мне пугающей и враждебной. Несмотря на скорость передвижения, трудно было отделаться от ощущения, что кто‑то подкрадывается со спины, а от узости доступного через шлем обзора по коже побежали мурашки. Тут же вспомнились нелепые россказни о духе черного охотника, который мстит живым коллегам за то, что его задраили в аварийном отсеке глубинной базы. “Что за бред!”

Я попытался взять себя в руки. Без особого успеха, надо признаться. Я с ужасом понял, что боюсь глубины. Той самой глубины, о которой мечтал ночами, ради которой расстался с Лесей. А ведь это всего десять метров ниже поверхности моря! Что же будет со мной в зоне сумерек океанских глубин?

Страх стиснул меня, словно давление на большой глубине, я понял, что начинается паника. Хорошо, что “глубинный мозг” запищал в наушники шлема — слишком участилось дыхание, а следовательно, увеличился расход воздуха. Это отрезвило и чуть успокоило меня.

Достигнув нужного места, я привел буй в рабочее положение и отпустил. Он взмыл вверх, пробив сверкающее, словно ртуть, зеркало поверхности моря. Жаб тут же выдал мне следующие координаты, так что о страхе пришлось на время забыть. Я решил разобраться с тревогой позже, выяснить ее причину и уничтожить без остатка любые ее проявления. Пока я думал об этом, проскочил нужное место — пришлось возвращаться.

— Где буй, Сова? — раздался в наушниках голос Жаба. — Не слышу сигнала, барракуда тебя дери! Сколько можно копаться?

Я достал ложную цель и рывком привел ее в рабочее состояние. Страх быть наказанным за медлительность пересилил во мне страх глубины.

“Не хватало, чтобы и здесь копухой назвали”, — мелькнула неприятная мысль.

Мне удалось взять себя в руки, выдавить дремучий ужас за пределы сознания. Однако он не исчез, остался серой ниточкой завтрашней бури над горизонтом. Жаб снова назвал координаты, пришлось свериться с “мозгом” и врубить водомет на полную мощность.

Четвертый и пятый буйки Жаб скомандовал установить недалеко друг от друга, поэтому я закончил раньше других и неподвижно завис под водой, ожидая дальнейших распоряжений. Дна здесь уже не было видно, подо мной сгущался зеленоватый сумрак, уходящий, казалось, в абстрактную бесконечность.

Глянув на дисплей “мозга”, я с удивлением понял что нахожусь под водой не десять минут, как мне казалось, а почти двадцать. Порошка в дыхательных картриджах было на сорок минут. Странно, что Жаб до сих пор не дал команду к возвращению. Сердце в моей груди снова забилось чаще, но теперь писк в наушниках не успокоил меня, а встревожил.

“Да что они там, умерли все? — подумал я и тут же испугался собственных мыслей. — А может, у меня рация сломалась? Рипли с Пасом уже вернулись, а я тут завис”.

Инстинкт самосохранения требовал немедленно направиться к берегу, но вернуться без приказания Жаба я тоже боялся. И проверить рацию было нельзя. Совсем некстати вспомнилась фраза Рипли, когда она говорила, что все затеи нашего взводного так или иначе заканчиваются бедой.

От частых ударов пульса у меня начала побаливать шея, воздух показался еще суше, чем раньше, он жег мои губы, и мне пришлось их облизнуть.

“Все, возвращаюсь, — созрело у меня твердое решение. — Пусть лучше под трибунал отдают”.

Я сориентировался по компасу и запустил водомет. От сердца сразу же отлегло, с губ сам собой сорвался мотив популярной песенки.

— Что за перемещения? — почти сразу проревел голос Жаба. — А ну, замри, барракуда тебя дери! Дайте же Кусту разобраться с целями!

Я вырубил водомет, готовый сгореть от стыда за свой страх и за то, что все теперь узнают о моей слабости. Внезапно в наушниках прозвучал минорный аккорд сигнала “сканирование”. Это либо Куст нащупал меня в активном режиме, что вряд ли, либо мина, что скорее всего. Душа у меня окончательно ушла в пятки.

“Что тебе надо?” — испуганно подумал я. Снова прогудел скан‑детектор.

“Вот тварь”, — я ощутил, как дрожат руки.

В третий раз сигнал гудел дольше — чем‑то я не понравился мине, она уперлась в меня ультразвуковым лучом и держала секунды три.

— Спокойно, салага, не дрейфь, — раздался в наушниках голос Куста. — Продвинься чуть на северо‑запад. Только медленно.

Я осторожно включил водомет на самую малую мощность.

— Отлично. Отклоняйся на север, три румба. Чуть прибавь скорость.

Снова провыл сигнал скан‑детектора.

— Теперь разворот на сто восемьдесят и полный вперед!

Я кувырнулся под водой и вывел сектор водомета на полную. Скан‑детектор продолжал выть, как сирена амфибии. Я рассекал глубину секунд пять и вдруг словно с ходу врубился в раскаленный песок, словно тысяча упругих бичей ударили по моей коже под силиконом.

Не сдержавшись, я вскрикнул от неожиданности и боли, но тут же голос Куста перекрыл завывания сигнала тревоги и мой собственный вопль:

— Стоп! Замри! И медленно, очень медленно двигайся к берегу. Старайся шевелиться как можно меньше.

— Сделай вид, что ты умер, — добавил Жаб.

Водомет у меня на спине тихонько вибрировал, толкая к берегу, кожа горела огнем, в глазах от боли плыли алые круги. Вскоре из зеленоватой мглы внизу показалось дно, серебристые стаи мальков шарахались от меня. Совсем рядом поперечным курсом прошла большая медуза. Я слышал, как получили команду на возвращение Рипли и Пас.

— Плыви до самой кромки прибоя, а то снова получишь, — предупредил взводный.

Меня не надо было упрашивать. Берег уткнулся в плечо под писк опустошенных дыхательных картриджей — значит, воздуха оставалось еще на полных семь минут. Выбравшись на песок, я первым делом отстегнул шлем и лишь потом осмотрелся. Броневик и гравилет стояли метрах в двухстах от меня, оттуда бежала Рипли, на ходу сдирая с себя комбинезон. Длинные тени от небоскребов медленно подтягивались к кромке прибоя. Несмотря на боль, я не мог оторвать взгляд от бегущей в одних плавках и маечке Рипли.

— Ну, как ты? — запыхавшись, спросила она, когда наконец добралась до меня.

— Хреново, — признался я. — Что это было?

— Активная защита мины. Ультразвуковая пушка. Гробит жидкостный аппарат. Жабры от вибрации рвутся, и хана охотнику, хоть и без всякого ожога. А с “воздушкой” так — задницу пришпарит немного.

Она помогла мне освободиться от аппарата. Кожа моя покраснела и чуть припухла, но выглядела не так страшно, как мне представлялось.

— Пойдем, надо тебя противоожоговой пеной намазать.

Рипли протянула мне шлем и грузило, а сама взяла дыхательный ранец с комбезом.

— Почему мина меня ужалила? — решил спросить я напрямую, когда мы двинулись к броневику.

— Не надо было дергаться раньше времени, — не глядя на меня, ответила начальница. — Следовало дождаться команды. Куст настроил бы цели, и мине стало бы не до нас. При большой нагрузке она считает только приближающиеся объекты.

— Что‑то я не понял, — мне в душу закралось нехорошее подозрение. — Зачем же Куст заставил меня плыть на мину, да еще с атакующей скоростью?

— Чтобы она тебя шарахнула и успокоилась.

— Вот гад! — вырвалось у меня.

— Остынь, салага, — насмешливо фыркнула Рипли. — Тут выбор был невелик. С одной стороны ты, с другой Краб в жидкостном аппарате. Его жизнь в любом случае стоит больше твоей поджаренной задницы. Но главное не в этом. Хочешь знать первое правило подводной охоты?

— Да, — такая формулировка меня заинтересовала.

— Сам погибай, но товарища выручай.

Спорить было бессмысленно, и я умолк. В общем‑то, под таким углом зрения я мог считать себя в некотором смысле героем. Хоть и не по доброй воле, но я спас боевого товарища от смертельной опасности. Для первого дня охоты — нормально. Но Куст мог бы объяснить, что к чему, а не гнать меня на выстрел, как безмозглого кабана.

Когда мы добрались до “Ксении”, тень от небоскреба накрыла броневик целиком. Куст сидел возле своего ящика, делая магические движения в перчатках, гравилетчик лежал под брюхом своей машины, а Пас заканчивал сворачивать “воздушку” на крыше. Я поднялся на броню и тоже занялся снаряжением. Последней к нам присоединилась Рипли, собрав по песку разбросанные вещи.

Говорить не хотелось. В тишине из кабины доносился голос Жаба и шипение рации.

— Долго ты возишься, — рычал взводный.

— На симуляторе получалось, — хрипло оправдывалась рация голосом Куста.

— Ты бы еще бак с баллоном сравнил. Работай, работай!

Мы свернули аппараты, но в нишу укладывать не

стали — устав запрещал выводить снаряжение из боеспособного состояния, пока хоть один член команды остается на глубине. Рипли достала из аптечки пенный спрей и начала обрабатывать меня с ног до шеи. Я заметил, что у нее дрожат руки. Столь явная тревога быстро передалась и мне, Пас тоже хмурился, сидя чуть поодаль. Время тянулось медленно, тень города все больше выдвигалась в море, напоминая тянущиеся пальцы. Ветер чуть слышно свистел в антенном штыре.

— Ну? — снова донесся из кабины голос Жаба.

— Что‑то она не виснет, — ответил Куст. — Заговоренная, что ли? Или мутант.

— Что будем делать? — просипел взводный. Некоторое время в эфире царила тишина.

— Есть еще один способ оставить мину с носом, — осторожно ответил акустик. — Очень рискованный.

— Поясни.

— В качестве взрывателя у нее мощный мышечный жгут с хитиновым наконечником. Она им щелкает по нитроглицерину, и тот взрывается от удара. В общем, если тихонько подкрасться, можно пробить из елдомета нервный центр взрывателя. Обычно “Берты” подпускают к себе на десять метров, а до дна как раз столько и есть. Но стрелять можно лишь вертикально снизу, причем надо попасть в полость якорного жгута. Тут снайпер нужен, а не сапер.

— Ширина полости?

— В зависимости от возраста мины это дыра от тридцати до сорока сантиметров в диаметре. По центру идет ткань якорного жгута.

— С десяти метров можно попасть.

— С ума сошли! — Рипли отбросила пенный баллончик и нависла над люком. — Огурец, не вздумай!

— Ты можешь предложить что‑то лучше? — спросил у нее Жаб. — Обернись‑ка через плечо.

Я сам обернулся и увидел Одессу. Солнце садилось за небоскребы.

Рипли махнула рукой и уселась на край брони.

— Делайте что хотите... — обреченно шепнула она.

— Краб! — в голосе взводного появились стальные нотки. — Придется тебе пострелять. Я бы пожелал тебе ни пуха, но у тебя нет возможности послать меня к черту. Просто прицелься получше. В общем, давай.

Рипли забарабанила по броне пальцами. Пас побледнел и опустил веки.

— Как мина? — спросил Жаб.

— Пока нормально, — глухо пробубнила рация голосом Куста. — Краб уже движется, ему осталось пройти сорок метров по расщелине. Только бы он не спешил, а то сближающийся курс!..

— Не каркай!

Наступившая тишина показалась мне наэлектризованной, как перед штормом. Снова вспомнилась фраза Рипли о беде, сопутствующей всем начинаниям Жаба.

— Тридцать метров осталось, — комментировал акустик.

Я ощутил, как струйка холодного пота потекла у меня между лопатками. Порыв ветра высушил ее, но легче не стало.

— Вот барракуда! — зло прошипел Куст. — Она якорный жгут подергивает. Чует неладное, тварь. Ищет безопасную глубину.

Он умолк.

— Не молчи! — рыкнул Жаб.

— Да нет, вроде успокоилась. Сантиметров на двадцать поднялась, это мелочи.

Рипли перестала постукивать пальцами.

— Краб в пятнадцати метрах от жгута.

Мое сердце ухало в груди, полосы теней от небоскребов дотянулись до границы пирсовой зоны.

— Пять метров осталось.

Рипли не смогла усидеть на месте, встала и остановилась у кромки люка. Гравилетчик вылез из‑под брюха своей машины и подобрался ближе к амфибии, прислушиваясь к происходящему.

— Ноль. Краб точно под миной. Есть! Прошел выстрел из карабина.

В наступившей тишине мне показалось, что замерли сердца всех членов команды. Эта секунда решала все. Мина либо обезврежена, либо взорвется.

— Попал! — радостно выкрикнул Жаб. — Язычок обездвижен!

Я хотел облегченно выдохнуть, но акустик сорвался на крик:

— Она разматывает жгут! Хочет взорвать нитроглицерин резким ударом о дно!

Я вскочил на ноги, не зная, что делать.

— Она взорвется? — выговорил Пас.

— Всем в десантный отсек!!! — проревел Жаб, не вылезая из люка. — Живо!

Меня словно парализовало. Кажется, только Рипли сохранила здравость рассудка. Она двумя ударами сшибла нас с Пасом с крыши, а когда мы, оглушенные и обалдевшие, рухнули на песок, спрыгнула следом и закинула обоих в десантный отсек. К моему удивлению, там уже сидел гравилетчик.

— Куст, в машину! — крикнула наша начальница так, что зазвенела броня.

Но акустик не отозвался, и ей пришлось по плечи высунуться из люка.

Я сжался в комок, ожидая взрыва. Мне представилось, как ударная волна налетает на броневик и отрывает Рипли голову.

— На двадцать метров всплыла, — доложил Куст.

— Быстро в машину!

— На тридцать всплыла. Хочет сделать рывок помощнее. На сорок. На пятьдесят.

Рипли не выдержала и убрала голову в отсек.

— Рты раскрыть! — подала она нам команду. — Уши закрыть ладонями!

Но вместо взрыва раздался щелчок динамика и голос Жаба:

— Отбой, охотники! Взрыва не будет. До меня не сразу дошло.

— Это Краб перерезал якорный жгут, чтоб тварь не дергалась, — добавил он. — Все, мина плавает на поверхности, как дохлая рыба.

— Молодец! — радостно прошептала Рипли. — Какой же он все‑таки молодец, барракуда его дери!

Она спрыгнула в песок и бросилась к морю.

— Неудивительно, что здесь все сумасшедшие, — нервно хихикнул Пас, открывая глаза.

— Да, работенка та еще, — согласился я и вылез наружу.

Мой приятель выбрался следом. Гравилетчик как ни в чем не бывало вернулся под гравилет. Рипли сорвала с Куста шлем и звучно чмокнула в щеку.

— С боевым крещением, салажье! — высвободился из ее объятий акустик. — Считайте себя принятыми в салаги официально. Если кто наедет, скажите, что Куст принимал.

В общем‑то, это была неплохая награда за час нервотрепки. Пас ничего не понял, но я решил объяснить ему позже. Мы гурьбой вскарабкались по лесенке на крышу и собрались возле люка командирской кабины. Пас под шумок прильнул к окулярам бинокля, а то ему так и не дали попялиться в оптику.

— Краб, ты как? — донесся из кабины голос Жаба. Ответ мы слышать никак не могли, поскольку компьютер переводил знаки сапера не в звук, а в текст на экране.

— Как он? — присел возле люка Куст.

— Что‑то не отвечает, — удивленно ответил взводный. — Может, обе руки заняты?

— Вряд ли, — нахмурилась Рипли. Неожиданно подал голос Пас:

— Ничего себе! Это выстрелом из гарпунного карабина так рыбу глушануло?

— Какую рыбу?.. — презрительно скривился Куст, но тут же изменился в лице. — Рыбу?!

Рипли ничего спрашивать не стала, она оттолкнула Паса плечом и сама прильнула к окулярам бинокля.

— Огурец! — выкрикнула она. — Эта тварь успела шибануть Краба! Давай туда! Быстро!

Ее выкрик утонул в реве мотора, амфибия сорвалась с места и огромной лягушкой прыгнула в воду. Бинокль не удержался на крыше и вместе с треногой плюхнулся за борт.

Оказывается, по морю “Ксения” могла идти почти с такой же скоростью, как по суше, — две тугие струи пены из водометов погрузили заднюю часть машины и приподняли переднюю, так что она стремительно глиссировала, оставляя по бортам воронки водоворотов. Берег с гравилетом удалялся, как в ускоренной съемке. Пас распластался на броне, я ухватился за леер, а Рипли и Кусту — хоть бы что. Возможно, они бы и вальс могли станцевать на трясущейся крыше, но сейчас им было не до этого.

— Время? — спросила Рипли, перекрывая рев мотора и ветра.

— Прошло две минуты, как я без шлема, — ответил Куст.

— Значит, Краб еще жив. Эй, Огурец! Эта развалюха может двигаться чуть быстрее?

Никакого ответа мы не услышали.

— А ведь Краб сам не всплывет, — нахмурился Пас.

Понятное дело! Если жабры полопались от ультразвука, то подъем с потерей давления вышибет из тела всю кровь через открытый катетер. Тут надо ждать, когда кто‑нибудь придет на помощь, разрежет скафандр и выдернет из катетера хитиновый клапан.

Рипли, не теряя времени, открыла нишу с жидкостным аппаратом.

— У тебя допуска нет! — остановил ее Куст. — Забыла? Без сигнала “ГАЖД” на тебя не налезет!

— Значит, пойду с кислородом!

Дата добавления: 2014-11-29