Сегмент 1. 3.1. О середине детства от 5 до 7 лет

До середины детства ребенок связан тесными эмоциональными связями с родителями (или людьми, их заменяющими), он погружен в эти чувства и еще не умеет их анализировать. Через освоение речи он овладевает словом как формой анализа чувств. Формообразующая роль слова в анализе ребенком своих переживаний исследована недостаточно, но изучение, например, феномена лжи дает основания говорить о том, что образ не-Я, образ чужого человека очень рано обобщается ребенком в слове и используется для установления отношений с другими людьми.

В это время дети подвергают свое тело разным воздействиям, проверяя известные им сведения о его свойствах или устраивают эксперименты. При опросе взрослых людей выясняется, что все (или почти все) помнят, как в этом возрасте они что-нибудь специально ели или пили, чтобы посмотреть на результат: съели много меда, гороха, щавеля, выпили запрещенный напиток, глотали таблетки, пробовали специально на кус мыло и тому подобное. При этом ребенку уже были известны последствия, но хотелось их проверить. В детских вос­поминаниях есть факты и более острых экспериментов над телом - погружение в воду, прикладывание к холодному металлу языка, поднятие тяжестей и тому подобное. Один мальчик в возрасте пяти лет бросал над своей головой камни и ждал, когда они упадут на него и причинят боль (Возрастная психология. Г.С.Абрамова. – М.:Academia, 1999 г. – с.с.447 – 449). Наблюдательные родители многих детей отмечают поразительное, даже пугающее, бесстрашие детей к воздействию их же самих на собственное тело. Кстати, в этом возрасте здоровые дети много и охотно занимаются делами, связанными с физическими усилиями.

Свойство половой идентификации очерчивать границы проявления чувств (мальчики не плачут, девочки не дерутся и т.п.) возвращает ребенка к собственным переживаниям как ценности. Они упорядочиваются, приобретают (на время) защищенный вид. Не-Я конкретизируется в образе противоположного пола. Это очень важный момент постоянства, обеспечивающий относительную стабильность этого периода развития, нарушаемую присутствием взрослых людей, обусловленно относящихся к ребенку. Такими взрослыми являются соседи, присутствующие в психологическом пространстве ребенка без всякого его согласия - несогласия на это; такими взрослыми являются все учителя, по своему профессиональному статусу имеющие право воздействовать на Я-концепцию ребенка. (Достаточно в этом смысле вспомнить факт, что большинство вариантов затруднений в освоении чтения в начальной школе связаны с проявлениями Я-концепции ребенка.).

Сегодня психологи пытаются говорить о силе Я человека, выделяя параметры этой силы: ответственность, положительное мнение о себе, вера в свои силы, целеустремленность, самостоя­тельность и тому подобное. Можно опи­сать проявление силы Я детей пяти-семи лет в бытовом понятии терпения. Оно может рассматриваться как способность ребенка выдержать напряжение, связанное с изменением времени и сте­пени достижения цели. Думаю, что именно оно является в пол­ной мере отражением тех изменений, которые происходят в чувствах детей: дифференцированные чувства начинают выра­жаться в слове, амбивалентность становится существенным свойством чувств, ведь именно в этом возрасте ребенок может сформулировать с полным сознанием: «Мама, я не люблю тебя такую» или «Мама, я тебя не люблю». (Не будем пока обсуж­дать состояние мамы, услышавшей такое.)

В ходе экспериментов над собственным телом, в диалоге с не-Я ребенок осваивает свои проявления как существа живо­го, могущего самовоздействовать на разные свои качества, в том числе и на жизнь в целом. Сила Я ребенка проявляется в диапазоне этого самовоздействия. Сами дети редко могут выразить чувство космического одиночества и заброшенности, которое они испытывают в этом возрасте, разве что немногие из ни скажут об этом в стихах, большинство же удивит взрослых вопросом о любви, побегом из дома после пустякового наказания, неожиданной задумчивостью или желанием побыть одному.

Где-то здесь, в этих переживаниях, истоки начального морального развития, так как именно в них сталкиваются идеальная реальность Я-концепции и концепции другого человека их бытовым проявлением, персонифицированным чужими и своими людьми. Открыв для себя относительную независимость этих реалий, ребенок становится остро чувствителен к правде и «понарошку», иногда это выглядит даже как навязчивость «по правде» или «понарошку». Решение этого вопроса вводит ребенка в мир подтекста, многозначности не игровой, жизненной. Если в игре эта искусственность (нарочитость) принимается ребенком как естественная (кукла - дочка, листики травы - салат и тому подобное), то в жизни, во «всамде лишной» жизни он очень трудно переживает потерю доверия и искренности взрослых. Относительность правды вызывает у ребенка очень сильные переживания, в острых случаях рождающие страх перед другим человеком и недоверие, которые маскируются под «заигрывание» или застенчивость, мешающие нормальному общению, деформирующие силу Я.

Сохранению целостного мира отношений с другими людьми, где подтекст находит свое действительное место, по видимому, способствует овладение ребенком нравственными и этическими категориями, особенно категориями Добра и Зла. Недаром во все времена детям рассказывали сказки, где борьба между этими метафизическими силами заканчивалась торжеством добра. Современный ребенок встречается с про­явлением этих метафизических сил в виде разных средств воз­действия: кино, театр, телевидение, видеопродукция, музыка, книги, компьютерные программы, живопись и прочее. Его собственное глобальное нравственное чувство, основанное на переживании себя как человека и других людей как людей, подвергается серьезным испытаниям при общении со взрослыми и сверстниками. Так, в исследованиях (Возрастная психология. Г.С. Абрамова. – М.: Academia, 1999 г. – с.с. 451 – 453) показано, что успех ребенка в разных видах деятельности самым тесным образом связан с признанием его сверстниками, - это проявление обусловленного отношения человека к человеку (проще говоря, любят или хорошо относятся только за что-то, а не просто так - бескорыстно).

Успех обязательно должен быть заслужен хорошим качеством выполненных заданий и замечен, оценен сверстниками и взрослыми. В регулировании взрослым успешности ребенка существует возможность создать благоприятную обстановку для полноценного развития в группе детского сада каждого ребенка. Кроме того, замечено, что симпатию и признание сверстников получают те дети, которые проявляют желание помочь, поддержать другого человека, могут выслушать другого человека, умеют радоваться успехам других. Дети же с проявлениями драчливости, с агрессивными проявлениями, плаксивые и обидчивые не вызывают симпатии сверстников.

Интересна закономерность, подтверждающая жесткое опосредование отношений между детьми: если у ребенка снижалась успешность, то сверстники уже не хотели ему подчиняться и воспринимали его как несимпатичного. В противном же случае, если успешность повышалась, увеличивалась, это приводило к признанию его лидирующей роли и сам он воспринимался как более симпатичный.

Эти факты и закономерности можно сопоставить с данными о степени детской лживости в пяти-семилетнем возрасте. Интересны, например, результаты опроса родителей (Возрастная психология. Г.С. Абрамова. – М.: Academia, 1999 г. – с.с. 452):

Возраст, лет	Количество ответов родителей и воспитателей, считавших, что дети этого возраста способны лгать
	100(!)

Почему они лгут, то есть создают фантомную реальность? Ответ может быть и такой - потому что умеют эту реальность создавать, знают ее свойства и пробуют обращаться с ними. Это не что иное как продолжение освоения не-Я, только не во внутреннем диалоге, а во внешнем - со взрослым или сверст­ником.

Среди исследованных видов лжи большое место зани­мает ложь об отношении к предметам, это самая легкая ложь, более трудной является ложь о чувствах (особенно своих). Чувства принадлежат Я, их труднее превратить в не-Я, вот в более зрелом возрасте это будет сделать значительно проще, а пока ребенок еще достаточно искренен. О предметах лгать проще - они-то уж точно не-Я, поэтому не брал, не видел, не трогал и тому подобное. Хотя все наоборот.

Среди мотивов детской лжи исследователи выделяют следующие: избегание наказания, стремление добыть нечто, чего иначе не получишь, защита друзей от неприятностей, самозащита или защита другого человека, стремление завоевать признание и интерес со стороны окружающих, желание не создавать неловкую ситуацию, избегание стыда, охрана личной жизни, защита своей приватности, стремление доказать свое превосходство над тем, в чьих руках власть. Каждый мотив с точки зрения создания границ психологического пространства можно было бы проком­ментировать как вариант рефлексии на содержание отношений, как вариант осознания отношений как особой сферы, имеющей свои законы функционирования.

Именно в этом возрасте у детей появляются первые попытки собирательства, коллек­ционирования, появляются любимые вещи, место в квартире и тому подобное. Предметы как бы становятся частью Я, я бы сказала, что они обозначают и укрепляют границы Я. Если в семье несколько детей или дети объединены в группу, то борьба за мою игрушку или мое место является неотъемле­мой частью их жизни. Особый мой предмет - чашка, носочки, игрушка, стул, вилка - это очень важно в детстве, ведь именно наличие этих предметов иной раз бывает единственным под­тверждением для ребенка факта существования своего Я. Надо сказать, что предметы, в том числе и тело человека как предмет, - это единственная относительно устойчивая вели­чина в психической реальности, поэтому владение Я-предметом очень важно для осознания границ своего, для пережи­вания своей автономности от другого человека.

В литературе середина детства связывается с кризисом шести лет как периодом потери ребенком непосредственности и спонтанности в активности, а приобретения произвольности и опосредованности, то есть поведение становится многоплановым - разделяется план реальный и вымышленный, ребенок осознает их несовпадение; разделяется план предметный и отношенческий; становятся дифференцированными чувства, выделяется и осознается переход одного чувства в другое.

Ребенок уже не просто реагирует, усваивает, он уже и мно­гое делает «понарошку», «специально», применяя для воздействия на себе и на других известные ему закономерности человеческих отношений и свойства предметов. Он уже может хотеть понравиться другому человеку и стараться делать это, он уже может хотеть выглядеть умным и стараться делать это. Он (еще не всегда в изощренной взрослой форме) может оправдать ожидания близких, поведя себя так, как этого хотят они, а не он сам.

Это очень большие приобретения этого возраста, так как постепенно ребенок избавляется от эгоцентрической позиции во всех видах деятельности. Это уже не упрямец с одной един­ственной целью, это уже «большой» человек, который может осуществить и реализовать выбор целей в отношениях с дру­гими людьми (если ему не помешать, конечно) (Возрастная психология. Г.С. Абрамова. – М.: Academia, 1999 г. – с.455). При этом можно отчетливо проследить, каких усилий, затрат энергии требует от ребенка переход от одной позиции к другой в разговоре, какого сосредоточения требует осу­ществление новой позиции, он как бы осваивает новую тер­риторию, новое место в отношениях с другим человеком, ис­пытывая явное удовольствие от своего умения делать это. Он как бы серьезнеет на глазах - сосредоточивается, мимика и движения становятся определенными, это похоже немного на овладение актером рисунком роли.

«Я могу быть разным», - так можно сфор­мулировать один из главных итогов освоения разных по­зиций. Ребенок уже может сам создать в себе какое-то со­стояние или цель: «Давайте веселиться», «Подкрадемся на цыпочках», «Напугаем», «Рассержусь», «Притворюсь» и тому подобное. Материал для построения собственного Я уже практически освоен: он уже может «не бояться», «не кри­чать», «захотеть и не заплакать», «захотеть и выучить» и тому подобное. Недаром же говорят, что к пяти годам человек уже сло­жился, хотя, может быть, точнее было бы сказать, что у него есть «материал», из которого можно сложиться.

Перечислим этот «материал»: экзистенциальные переживания и возможность их выражения в слове; самовоздействие как автономность активности; сила собственного Я как диапазон его изменения под воздействием другого человека; дифференцированные чувства; половая идентификация; пси­хологическая дистанция с другим человеком и возможность воздействия на нее; дифференцированное отношение к другим людям (свои - чужие); дифференциация разных видов реальностей и правил действия в них.

Это описание фактически взрослого человека. Что же детского осталось в нем? Доверчивость и жизнерадостность, основанные на конкретном, образном мышлении. При всей его «взрослости» ребенок живет в мире тех обобщений, которые доступны именно его опыту, соответствуют именно его переживаниям и интеллектуальным возможностям, поэтому детский мир полон деталей и красок, подчас просто невидимых взрослому. Когда-то в переполненном кинозале Илюша увидел на экране лошадей (мелькнули на заднем плане). Какова была реакция зрительного зала, увлеченного сюжетом фильма, в тот момент, когда Илья громогласно спросил, заныл: «Ну когда же, ну когда же будут лошади?» - легко себе представить... Какие лошади, ко­да на экране такая любовь?!

Он не понимает очевидного для взрослых, а взрослые не понимают очевидного для него, так как мыслят по-разному.

Ребенок еще только решает задачу развития, овладевая конкретными мыслительными операциями, а его уже готовят к школе, он уже готовится к школе (или посещает ее с пяти, а то и четырех лет - в разных странах по-разному). Сегодня столько написано о проблемах готовности ребенка к школе, существует столько вариантов этой самой подготовки, что почему-то становится грустно за ребенка, на которого невольно обрушивают со всей взрослой силой требования быть готовым к ими же самими придуманным критериям и показателям. По меркам сегодняшних школ очень-очень много взрослых, которых называют известными и великими, просто не попали бы даже в первый класс.

Здоровый, любознательный ребенок, который знает себе цену, умеет строить отношения с другими людьми, - это по-настоящему готовый к обучению в школе человек. Исследователям известны десятки изуродованных «подготовкой к тестированию» детей, кото­рые механически рисуют человечка (многократно рисован­ного до этого), бессмысленно воспроизводят задания теста на готовность к школе даже еще до получения самого зада­ния (Возрастная психология. Г.С. Абрамова. – М.: Academia, 1999 г. – с.457).

Предметно воплощенный успех заслонил живую радость, жизнь стала равна «требова­ниям школы к уровню интеллектуального развития ребен­ка», а не прошедший тестирование ребенок - позором для родителей. Что же не так во взрослом обществе, если оно порождает такие картины? Здесь речь о детях, они в этом не виноваты. Они - маленькие, они еще слушаются взрослых (недолго бу­дет это время), они еще готовы верить им, что все происхо­дящее не понарошку, а по правде.

Итак, готовность к школе. Что это такое? Для более-менее внятного ответа на этот вопрос надо постараться понять, что такое школа и для чего она существует. Вот тут-то и начинаются такие сложности, такой появляется хор проти­воречивых мнений, что впору испугаться не только ребенку, но и взрослому. Понятие о таком обучении, о школе, где осуществляется такое обучение, основано на идеях об особом виде деятельно­сти - учебной деятельности. Именно к ней-то и надо быть готовым ребенку в середине детства. Дети, как известно, учат­ся в разных видах деятельности - в игре, в труде, в спортив­ных занятиях и тому подобное. Учебная же деятельность - это один из типов воспроизводящей деятельности детей, которая имеет совершенно особое содержание, - теоретические знания, которые свя­заны с теоретическим сознанием и мышлением людей. Освоение этого содержания и требует некоторой подго­товки.

При очень большом объеме исследований по проблемам учебной деятельности практически открытым остается вопрос о ее мотивации. Давно известно, что очень большие трудности для самих детей и для взрослых связаны именно с нежеланием детей учиться. Заставить учиться, как известно, невозможно, если сам человек этого не захочет. Истоки мотивации учения лежат в Я-концепции ребенка, в тех ее проявлениях, которые связаны с переживанием динамичности своего Я (Возрастная психология. Г.С. Абрамова. – М.: Academia, 1999 г. – с.459).

Смелость ребенка - это та необходимая для осуществления жизни самодостаточность, которая позволяет ему ощущать, переживать, воспринимать динамичность своего Я как реаль­но существующего и живущего. Если какие-либо причины блокируют переживание дина­мичности Я, то наблюдаются картины мотивации учения, аналогичные той, которая была у маленькой Тани после неде­ли посещения школы: «Ничего не умею», «Никогда не полу­чится», «Я - глупая», «Ничего неинтересно», «Я и так уже все умею, все равно ничему не научусь».

Негативный образ себя и недоста­ток самодоверия ведут к снижению успеваемости ученика. В то же время успехи и неудачи ребенка влияют на его образ себя, самодоверие и понимание себя. Уровень его ожиданий влияет на цели, на выбор предмета взаимодействия с другим челове­ком, на выбор собственной позиции во взаимодействии. Его успехи оценят другие люди (родители, учителя). Оценка - это своего рода разрешение на содержание отношения к учебе и поведение. Каждую оценку других людей ребенок, естественно, интерпретирует сам и как-то к ней относится. Создавшееся под влиянием окружающих представление ребенка о себе, содержа­ние его Я-концепции будет определять поведение ребенка и его успехи в классе, его возможности и желание самовоздействия - то, что называют обычно самовоспитанием.

Следовательно, готовность к школе не складывается из каких-то умений или навыков действия с предметами, она включает, прежде всего, глобальное переживание собст­венной ценности, любви ребенка к себе и его же веру в возможность быть еще лучше, то есть стремиться к совершенству.

Современные взрослые, в том числе и учителя для ребенка вообще очень рано (еще в начале детства) перестают быть для детей безоговорочным авторитетом. Прямо или косвенно этом говорит и феномен лжи - ребенок может провести взрослого, проверив таким образом свою силу, победив взрослого.

Отношения с чужими взрослыми строятся по безличным правилам, предполагающим сохранение психологической дистанции с чужим взрослым, которые могут быть сформулированы следующим образом: определение дистанции, обозначение дистанции, сохранение дистанции. Определение дистанциисвязано для ребенка с восприятием позиции взрослого (кто он для меня?); обозначение дистанции - это правила воздействия (кому что можно и нельзя); сохранение дистанции - удержание границ своего психологического пространства от воздействия другого человека.

Всему этому ребенок учится в групповой игре со сверстниками. Освоение именно этого вида игры является важнейшей задачей развития в середине детства. Именно игра со сверстниками, где ошибки в определении и сохранении дистанции легко исправляются обеими сторонами, - тем самым накапливается полезный взаимный опыт переживания сопротивления границ чужого психологического пространства и своего тоже. Любое выяснение отношений между сверстниками, даже драка, более честный и справедливый способ решения проблемы места в совместной деятельности, чем соблюдение поддерживаемых внешним контролем (присутствием, например, старшего ребенка или взрослого). На первый взгляд, это очень рискованная ситуация - оставить группу детей 5-7 лет для самостоятельной совместной работы или игры, но им жизненно необходимы такие ситуации, когда взрослый находится рядом с ними, но не вместе.

Именно в игре дети учатся терпению и кооперативности - тем качествам, которые делают ребенка и учителя партнерами, людьми, способными взаимно открыть друг другу свои мысли и чувства в интересах общего дела, без страха быть непонятым или обесцененным.

В современной педагогике и психологии накоплен достаточно большой опыт социально-эмоционального обучения детей, существует целая система специально разработанных игр для создания игровых условий проявления терпимости и кооперативности.

Парадокс состоит в том, что осуществление таких игр детьми и с детьми от взрослого человека требует осознания его собственной готовности и возможности быть терпимым и проявлять стремление к кооперативности. Нелегко приходится с этой точки зрения и учителю, ведь школьная система ценность кооперативности и терпимости рассматривает далеко не среди приоритетных. К таковым, в первую очередь, относится индивидуальная успеваемость.

Игра со сверстниками для ребенка 5-7 лет - это и своеобразная групповая психотерапия, где он может хотя бы на время освободиться от страхов, злости и печали. Дети этого возраста много и охотно играют «в войну», если им предло­жить играть «в мир», то они просто не знают, как. Дело здесь, видимо, отчасти в том, что игра в войну выполняет функцию компенсации напряжения, которое так или иначе существует у ребенка в отношениях со взрослыми из-за демонстрируемого физического и психологического превосходства их над детьми.

К середине детства ребенку уже открыты главные проявле­ния жизни: 1) реальная, где есть ограничения на активность; 2) фантомная, где ограничения очень строгие и без их соблю­дения просто невозможно существование; 3) живая, настоя­щая (может быть, лучше слово - полная), где ограничения не ощущаются, их как бы и нет, единственное ограничение - собственное тело. Он уже умеет действовать в этих проявле­ниях: умеет слушаться (это реальная жизнь); умеет бояться, ну, например Бабы Яги (это фантомная жизнь); умеет веселиться, играть (это полная жизнь).

Они, пяти-семилетние, способны на эксперименты над собственной жизнью, пусть кратковременные, не всегда результативные, но уже делают это. Так развивается воля. Не хотел идти, а пошел. Не потому, что уговорил кто-то, а сам себя заставил. Боялся темноты, не мог зайти на кухню, где был выключен свет, убедил сам себя и пошел. Сам выкопал ямку на дороге, чтобы труднее было ехать на велосипеде - пробовал свое умение. Разбив в кровь коленки, не плакал, а жалел, что придется потерять время и съездить на «необъезженном велосипеде».

Они не просят помощи у взрослых, они словно знают это сами. Действительно, знают, так как их нравственные чувства еще не рационализированы, не обесценены, не загнаны в подсознание, а экзистенциальная тоска уже знакома. Это очень важный момент в становлении самосознания, в проявлении силы Я, обеспечивающей переход от одного проявления жизни к другому.

Что же взрослый? Если он не умеет быть партнером, так лучше вообще не мешать инициативам ребенка, он сам справится с построением собственного психологического пространства. Дайте только срок.

К сожалению, середина детства - это и колыбель неврозов всех видов, то есть таких нарушений в активности ребенка, которые останавливают ее развитие. Невроз - это всегда воспроизведение какой-то формы поведения, блокирующий всю активность, это, может быть, прежде всего страх. Страх - главная причина неврозов у пяти-семилетних детей; он возникает как глобальное, парализующее все проявление психической жизни, - явление, чаще всего на фоне дефицита любви со стороны взрослых. Парализующий активность страх способен фиксировать чувство вины ребенка перед взрослыми за свое несовершенство, тогда при переживании ребенком кризиса в шесть лет можно наблюдать особую форму инфантилизма, беспомощности, зависимости, отражающей содержание вины. Вина - сложное чувство, оно связано с переживанием невозможности соответствовать ожиданиям, требованиям. Оно обращено к миру фантомному, вымышленному, бесконечно отдаленному, а поэтому и недосягаемому. Ребенок чувствует себя виноватым, что он не может быть «хорошим». Его «хорошесть» в реальной жизни не замечается, путь в полную жизнь преграждает чувство вины, если даже на время он и прорывается туда, то еще горше становится потеря после возвращения.

Итак, заканчивается середина детства, ребенок обладает достаточной силой и энергией, которая позволяет ему идти к цели более адекватным путем, он знает ценность переживания чувства собственной силы, собственной предприимчивости, он готов к экспериментированию над жизнью.

Дата добавления: 2014-12-27